Остров предательства

5. Гнусный дуб

Улыбка Сифа дрогнула.

Глаза его расфокусировались. Элли бросилась, чтобы подхватить его, и он осел на неё как мешок с картошкой.

– Сиф? Ты в порядке? – Элли с трудом удерживала его в вертикальном положении.

– Он довольно воды пил? – спросил Янссен, трясясь над Сифом так, будто он был призовым боевым тюленем. – ХАНДИЛ! – проревел он, повернувшись к концу причала. – ВОДЫ!

– Я в порядке. – Сиф с усилием разлепил глаза. – Просто устал.

Янссен энергично закивал и шлёпнул позвякивающий кошель в руку Виолы.

– Сними ему комнату в «Дубе».

Виола махнула Сифу и Элли, чтобы они следовали за ней.

– Я в порядке, – повторил Сиф, когда Элли повела его по причалу. – Я сам справлюсь.

– Что случилось? – она понизила голос. – Тебе пришлось прибегнуть к своим силам?

– Нет… но я что-то видел. – Он поморщился. – Кажется, я снова был китом. И там была девочка…

– Ты на мгновение заснул?

– Нет. Я не засыпал, – окрысился Сиф.

– Эй! – крикнула Виола, ушедшая вперёд по улице. – Ты идёшь или ты снова падаешь в обморок?

– Я не падал в обморок! – возмутился Сиф.

– Вы там на внешних островах такие неженки, – бросила Виола. – А я-то думала, что тебя можно завербовать на революционную борьбу.

Сиф и Элли встретились глазами.

– Э-э-э, а что это? – спросила Элли.

– Это когда народ поднимается и возвращает себе контроль над островом, узурпированный Её Королевской Бесполезностью, – провозгласила Виола, нацелив обвиняющий палец на Ковчег.

– И кого ты уже завербовала? – уточнил Сиф, когда они загромыхали вверх по деревянной лестнице.

– Себя и Арчибальда, – призналась она, почёсывая котишку за ухом. – Народ слегка кипятится, когда я заговариваю об этом. Но если хотите знать моё мнение, не нужно нам иметь бога в правительстве. Богам дела нет до нас, простых людей.

– Ты этого не знаешь, – проговорил задетый Сиф.

Виола зацокала языком.

– Ещё один фанат Королевы. – Она протяжно вздохнула. – А я питала на твой счёт большие надежды.

Она ущипнула его за руку и унеслась вперёд, ехидно улыбаясь. Элли ожгло изнутри.

– Сиф, послушай, – сказала она, отчасти затем, чтобы вернуть его внимание. – Знаешь, я кое-что узнала о Королеве. Она не божество. Она Сосуд.

Сиф посмотрел на неё долгим взглядом.

– Судя по всему, до неё были другие Короли и Королевы, – продолжила Элли. – Но они определённо заключали в себе того же бога, переходящего от человека к человеку. Другой Сосуд, Сиф! Как я!

Сиф нахмурился, но промолчал.

– Что? – вопросила Элли. Сиф изучающе смотрел ей в лицо, но взгляд его был такой далёкий, как если бы он производил в уме сложные вычисления. – Ты разве не взволнован?

– Она не такая, как ты. Она Королева.

– Но внутри неё божество – кто-то из твоих братьев и сестёр.

– Элли, единственный из моих братьев и сестёр раз за разом пытается тебя убить. Может, Виола права, не доверяя Королеве.

– Но есть ещё кое-что, – торопливо проговорила она. – Враг боится её. Она самый могущественный человек на острове! А может, во всём мире! Что, если она сможет нам помочь?

Сиф посмотрел на неё со смешанным выражением жалости и тёплой привязанности.

– Элли, ты ничего о ней не знаешь. И что, по-твоему, она сделает, если ты вдруг объявишься и скажешь: «Привет, я тоже Сосуд, и да, кстати говоря, вот этот мой друг – бог»?

– Ну, само собой разумеется, я ничего такого не скажу, – отозвалась Элли.

– Могущественные люди опасны, Элли, – сказал Сиф. – Ты что, забыла об Инквизиции?

Элли скрестила руки на груди.

– Если она Сосуд, это ещё не значит, что она опасна. Ну а потом, ты могуществен. И ты не опасен.

Сиф опять посмотрел на неё долгим взглядом.

– Нам не стоит привлекать к себе внимание. Нам нужно быть осторожными на случай, если человек с того корабля вправду последовал сюда за нами.

Элли пожала плечами.

– Ну а если так, ему лучше держать ухо востро – оказывается, здесь и раньше казнили людей из Города.

Сиф выпучил глаза.

– Тогда нам точно нужно быть осторожными.

Они вывернули с улицы и очутились в тени от днища Ковчега. С этой стороны остров казался почти вертикальным – отвесный склон поднимался к основанию Ковчега, облепленный уютными яркими домишками.

– Эта часть острова называется Врассыпки, – с явной приязнью сказала Виола. Элли подумала, что это весьма подходящее имя. Дома стеной карабкались улица над улицей, прилаженные один на другой, как плохо подогнанные кусочки головоломки, причём так круто, что, вздумай кто-то с разбегу выскочить из дома, он бы непременно сорвался и разбился насмерть.

Они взобрались по узким лесенкам, вдоль сложенной насухо^[3] стены, где вышагивали куры, выклёвывая переливчатых жуков. Здесь росли уже не пальмы, а большие кряжистые дубы, которые выглядели намного старше всего на острове, за исключением, возможно, самого Ковчега. Из какого-то злополучного здания выросло дерево, хотя, пожалуй, правильнее было бы сказать, что это вокруг дерева наросли куски дома. Это был редкостно мощный и устрашающий дуб: он сжимал в своих ветвях фрагменты здания, словно ребёнок, разломавший любимую игрушку. Самая крупная часть строения, втиснутая в расселину ствола, была на одном уровне с улицей, и от неё разбегалось множество лестниц, поднимающихся вдоль и сквозь дерево, от ветви к ветви, туда, где другие ветхие домишки сидели будто птичьи гнёзда.

На одной из ветвей повисла металлическая табличка с надписью «… дуб» – первое слово было съедено ржавчиной.

– Гнусный дуб! – с гордостью объявила Виола.

– Неудачное название для гостиницы, – заметил Сиф.

– По-настоящему она называется «Королевский дуб», но так её никто не называет, кроме Молворта, трактирщика. Вот уж он злится, если вы назовёте её неправильным названием.

Где-то звякнули колокольчики, когда они открыли входную дверь в просторную комнату, пропахшую застарелым пивом и апельсинами. В нескольких местах стены были взломаны деревом, запустившим в проёмы ветви. За полированной барной стойкой стоял маленький мальчик, его бледное круглое личико едва виднелось за прилавком.

– Здесь… мило, – проговорила Элли. – А где трактирщик?

Виола нахмурилась:

– Здесь.

– Где?

– Здесь, – сказал мальчик. Он приподнялся над стойкой, зыркнув на них глазами, тёмными как омуты. У него были слегка волнистые чёрные волосы, один завиток прилип к бледному лбу. Он был одет в чёрный камзол с серебряными пуговицами, определённо дорогой, и обтрёпанные штаны, определённо грошовые.

– Это Молворт, – представила его Виола. – Он владелец этой гостиницы.

– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Элли.

– Двенадцать, – ответил Молворт. Голос у него оказался на удивление низкий. – А тебе сколько лет?

– Тринадцать. С каких это пор двенадцатилетние дети владеют гостиницами?

– С каких это пор тринадцатилетние дети задают глупые вопросы? И почему вы оба без башмаков? Виола, зачем ты привела ко мне идиотку и немого без башмаков? И вообще, разве я не изгнал тебя?

– Я не немой, – пробормотал Сиф.

– Я выиграл эту гостиницу, – заявил Молворт, скрестив руки на груди. – В карты.

Виола закатила глаза.

– А вот и нет. Твой папа отписал её тебе в своём завещании.

– Только потому, что я обыграл его в карты. Так-так, уж если вам не по карману башмаки, сомневаюсь, что вам по карману комнаты. И я не продаю пиво детям. – Он помолчал. – Больше не продаю.

– Мой папа как раз нанял здорового, – Виола позвенела кошелём Янссена. – Одна из комнат наверху им по карману.

– Здорового? – повторила Элли.

Молворт испустил долгий стон.

– Ладно. – Он поклонился. – Позвольте мне принести ключ, и я сопровожу вас в вашу комнату, верные подданные.

Он неловко покачнулся и исчез. За барной стойкой, как вдруг заметила Элли, стояла очередная высокая статуя Королевы – так досконально и мастерски сработанной она ещё не видела. Другие королевишны стояли вдоль стен в нишах стеллажей в обществе пыльных бутылок, а к полкам были пришпилены десятки изображений прекрасного лица с жёлтыми глазами и пурпурными волосами. В углу одного рисунка было выведено: «Молворт, девять с половиной».

– А ты действительно любишь Королеву, – заметил Сиф.

Голова Молворта снова появилась, глаза – подозрительные щёлочки.

– А кто её не любит?

– Я, – брякнула Виола.

– Вот поэтому я тебя и изгнал! – рявкнул Молворт. – Только дурачки вроде Виолы не любят Королеву… Она наша возлюбленная кормилица и защитница. – Он взобрался на прилавок и воздел руки над головой, живо напомнив Элли проповедников в далёком Городе. – Она Сосуд! – возгласил он. – Материальное вместилище нашего благого и великодушного божества, того, что приносит урожай и рыбу! Она смотрительница горизонта и источник самой жизни, и мы недостойны Её благодати! Она божественна и прекрасна, и через шесть недель Она вернёт острову величие на Празднестве Жизни!

– Пожалуйста, замолкни, Молворт, – попросила Виола.

Молворт злобно уставился на неё.

– И не подумаю, – отрезал он. – И вот ещё что: прекрати оставлять на моих столах эти свои листовки. Никому нет дела до твоей дурацкой революции. Ты неблагодарная безбожница, и однажды я возьму эту кошку…

Виола подлетела к нему и принялась щекотать под мышками.

– Нет, не надо! – запротестовал Молворт, заходясь смехом.

– В жизни, знаешь ли, есть и другие вещи, помимо Королевы, – фыркнула Виола, выдёргивая ключ, зажатый у Молворта в кулаке, и, оставив поверженного паренька у стойки, повела Сифа и Элли из бара.

– Ерунда, недостойная моего времени, – изрёк он отрешённым голосом.

Элли и Сиф последовали за Виолой по узкой витой лестнице вверх по дубу, сквозь мерцание листвы, к толстой, будто кит, ветке, которая была гладко отшлифована, чтобы стать опорой для длинной деревянной хижины. Внутри был коридор, где пахло сыростью.

– Вы в самом дальнем конце, – указала Виола, отдавая Сифу ключ. – Мне пора возвращаться к папе. Увидимся завтра, Сиф. Будь в доках на рассвете – мы отплываем с приливом! О, и я принесу тебе почитать несколько моих листовок. Пока, Дженнифер, – прибавила она, обращаясь к Элли.

Пахнувшая сосной и табаком комнатка выглядела как каюта корабля, потолок был такой низкий, что Сифу приходилось пригибаться. Элли повесила свой бушлат на единственный крюк на стене, и тот немедленно отвалился, брякнув об пол вместе с пальто. Из карманов растеклась чёрная лужица.

– Элли, постарайся хоть эту комнату держать в порядке, – сказал Сиф.

– Это не моя вина! – огрызнулась она, а затем заметила, что Сиф улыбается.

– И никаких экспериментов, – прибавил он насмешливо.

Элли фыркнула и принялась разглядывать красующийся на полке аляповатый рисунок лошади с нацарапанным в углу именем «Молворт». Подобрав свой бушлат, она поискала по карманам и достала плоский свёрток из высушенной кишки тюленя, в котором лежал подмоченный водой рисунок лодки, сделанный цветными карандашами. В лодке сидели рыжеволосая девочка, девочка со светлыми волосами и зеленоглазый мальчик. Элли поставила рисунок на полку и довольно кивнула, но при мысли об Анне её охватила грусть, и она принялась искать, на что отвлечься.

– У нас есть дверь! – провозгласила она с улыбкой, указывая на трухлявую деревяшку, косо установленную в стену.

– И окно, – Сиф открыл его и услышал в ответ негодующий возглас чайки, гнездившейся снаружи. Мальчик уселся на одну из двух кроватей, лицо его плыло в тёплом медовом солнечном свете. – Так странно, что я могу тут жить и не таиться.

Элли улыбнулась – радостно было видеть его счастливым.

Она доковыляла до второй кровати. Она была рассчитана на ребёнка, из подушки лезли перья, металлический каркас запёкся оранжевой ржавчиной. Она была прекрасна.

– Кровать, – сказала она. – Настоящая кровать. Разве не здорово, Сиф? Сиф?

Глаза Сифа были закрыты, а рот вяло приоткрыт. Элли подоткнула вокруг него простыню и зевнула. Её собственная кровать влекла её как морское течение, голова её упала на подушку.

БАХ.

Элли и Сиф в ужасе вскочили на ноги.

Янссен стоял в дверях с широченной улыбкой на лице и пугающим огоньком в глазах, Молворт торчал у него из-под мышки. Он указал на Сифа.

– Вот он! Мой спаситель. Пойдём, мальчик, мы празднуем!

– Пожалуйста, отпусти меня, – вымолвил Молворт, голос его звучал глухо, сдавленный Янссеновой подмышкой.

– Им надо поспать, папа, – сказала Виола, появившись за спиной у Янссена. – Ты посмотри, они на ногах не стоят.

Но Янссен подхватил Сифа и трусцой припустил из комнаты, зажав Сифа под одной мышкой, Молворта под другой. Дверь захлопнулась, и Элли осталась одна.

Тишина придавила её, оглушающая, неожиданная, словно бы Элли просто привиделось, будто остальные были здесь. Она посмотрела на пустую кровать Сифа, нахмурилась, а затем натянула свой бушлат и, крадучись, поплелась следом.

Бар как будто сделался вдвое меньше, чем прежде, под завязку полный пения, криков и запаха рыбы. Пятьдесят мужчин и женщин в кожаных колетах и рваных штанах поочерёдно представлялись Сифу. А он проводил рукой по волосам, смущённо улыбался и изредка что-то говорил, и тогда все смеялись. Элли прежде не замечала, как легко Сиф сходится с людьми, хотя надо признать, что там, в Городе, все только и жаждали убить его. Даже Анна.

У Элли защемило сердце, когда она вспомнила, как Анна угрожала подсыпать Сифу ядовитых травок в завтрак. Она одиноко стояла в углу, боясь, что кто-то бросит на неё взгляд и заметит её неприкаянность. Она остро ощущала собственные руки и не знала, куда их девать – они казались огромными, так и бросающимися в глаза. Она увидела Виолу: прислонившись к барной стойке, она держала блюдечко молока, чтобы Арчибальд мог попить.

– Привет, я Элли, – сказала она, торопливо подойдя к ней.

Глаза Виолы растерянно сузились:

– Я знаю. Мы… мы встречались.

– А, да. Я просто… ну знаешь, а вдруг ты забыла.

Виола посмотрела на Элли, и Элли сглотнула, чувствуя, что в голове не осталось ни одной мысли. Анна как-то раз сказала, что отличный способ подружиться – это пошутить или обнаружить, что у вас есть что-то общее. Но шутки никогда не удавались Элли – она вечно исхитрялась перемудрить с ними. Она почесала голову, открыла рот и снова его закрыла. Ком в горле стал, наверное, размером с пушечное ядро.

– Так… тебе нравится… ловить рыбу?

Виола нахмурилась.

– Вот, угощайся, – она протянула Элли тарелку с засахаренными булочками. – Моя мама такие пекла. Папа до сих пор путается в рецепте.

Элли с благодарностью взяла булочку.

– Так… почему твоя мама не делает их больше?

– Она умерла.

– Ой, здорово!

Глаза у Виолы стали совсем круглые.

– Ну, то есть. – Элли скривилась. – Моя мама тоже умерла. И брат тоже, – прибавила она, как будто от этого у них делалось ещё больше общего.

Виола наградила Элли долгим взглядом:

– Постой, я думала, что Сиф твой брат?

– А, да, да, правильно. Он и есть мой брат. Мой другой брат. У меня два брата. То есть… у меня было два брата. Нет, постой…

Виола продолжала смотреть на неё.

– Эм… мне нужно пойти и проверить, как дела у Сифа, – поспешно проговорила Элли.

Но у Сифа дела шли вполне неплохо – и даже ещё лучше. Моряки гудели вокруг него и травили байки, непременно с театральными жестами и раскатистым хохотом. Сиф же просто тихо слушал, пока они наперебой пытались поразить его – каким-то образом они уже считали его своим. Тем временем Молворт мельтешил с тряпкой, выныривая то тут то там на уровне пояса с выражением паники на лице, подтирая пролитое и подхватывая пустые стаканы, пока чья-нибудь беспечная рука не смахнула их.

– Сознавайся, парень, в чём твой секрет? – спросил какой-то мужчина у Сифа.

– Ох, – промолвил Сиф, потирая затылок и улыбаясь всё той же смущённой улыбкой. – Ну, сами знаете. Я просто прошу рыбу очень-очень ласково.

Взвыв хохота грянул так громко, что Элли пришлось зажать уши, а Молворт упустил стакан и лишь чудом поймал его мыском башмака. Элли нахмурилась – это даже не была удачная шутка! Она призадумалась, значит ли, что если ты красивый, люди всегда будут смеяться твоим шуткам, даже если они не смешные.

Виола присоединилась к общему кругу.

– А ты рассказал им о той большой белой акуле, которую мы видели?

– Ах да, – кивнул Сиф. – Она была громадная. Зубы как разделочные ножи, и всплыла прямо рядом с кораблём.

Элли опять ожгло сердце. Почему Сиф не упомянул в разговоре с ней, что они видели большую белую акулу?

– Сиф швырнул рыбу прямо ей в пасть, – сказала Виола, делая соответствующий жест. – Думала, она ему руку начисто откусит – прямо в её громадную глотку можно было заглянуть.

Народ слушал во все уши, а Сиф и Виола говорили так, будто они были единственными людьми в баре.

– Как думаешь, какой она была длины? – спросил Сиф. – Как эта комната?

– И у неё были такие мёртвые безжизненные глаза, – продолжала Виола. – Чуть не прыгнула в воду, просто чтобы поглядеть, что она станет делать. Всегда воображала себя акулоборцем. И вот что я бы сделала: я бы врезала ей прямо по голове, а затем…

– Я один раз видела большую белую акулу, – выпалила Элли.

Виола заморгала на полуслове:

– Да ну?

– Ага, – сказала Элли. Все моряки повернулись и уставились на неё. Она прочистила горло. – Она была дохлая.

– О, – улыбка Виолы приугасла. Сиф почесал голову. Остальные матросы зашептались между собой.

– Ага, – повторила Элли. Горло у неё сжалось, ни слова не протолкнуть. – И пахла она дурно вдобавок.

На мгновение повисла тишина, и будь в баре большая белая акула, Элли точно прыгнула бы ей прямо в пасть.

– Извините, – промямлила она и заковыляла к входной двери. – Я… эм… нужно проверить… как там дерево. – Она замялась с дверной ручкой. – Оно снаружи.

– Твоя сестра, она странная, верно? – заметил Янссен. Дверь закрылась за ней, заглушая гул хохота. Элли вышла на жаркое солнце и посмотрела вниз на море и громадный новый остров, раскинувшийся перед ней.

И услышала, как где-то в глубинах разума, выползая из какого-то склизкого сокрытого уголка, нечто иное рассмеялось.

6. Соглядатай

Элли не знала, куда направляется, знала только, что не хочет оставаться в гостинице. Она свернула в первый попавшийся переулок и пошла прочь от Врассыпок к другой части острова.

– Тебе будет совсем уж жарко в этом пальто, девочка, – сказал мужчина, восседавший на куче соломы со свернувшейся на коленях кошкой.

Элли нахмурилась и упрямо замоталась в бушлат. Она вдруг с пронзительной ясностью почувствовала, что ненавидит этот остров с его удушающей жарой, от которой пот затекает в глаза, и его людьми, обожающе толпящимися вокруг Сифа и совершенно не замечающими её саму.

Она прошла не одну улицу, пока сообразила, что ноги ведут её всё выше, к вершине острова. К Ковчегу. Она остановилась, с раздражением обнаружив на щеке слезу. Она посмотрела вверх на Ковчег, вонзившийся носом в небо. Несомненно, если кто-то на этом острове и способен понять её, так это Королева. Королева, которая была мудра и желала защитить свой народ. Королева, которая была Сосудом.

Элли торопливо пошла вперёд, не заботясь о ноющей ноге. Циркачи выделывались на высоких ходулях в ворохе переливчатых пурпурных перьев, шатко вышагивая на потеху маленьким детям. Она прошла мимо (по всей видимости) стражников или, быть может, солдат – мужчин и женщин в полированных серебряных доспехах и витиевато орнаментированных конических шлемах; перья, торчавшие из наверший, были насыщенного цвета красного лука. И везде она оглядывала проулки, ища глазами высокую фигуру с пляжа.

Она не сомневалась, что оказалась в более богатой части острова. Здания здесь, наверху, были менее кривобокими, но не менее красочными, а уж жители обставили бы в щегольстве даже властителей китов. Они носили похожие на церковные колокола платья цвета шафрана и пшеницы, цвета панциря зелёной черепахи и цвета оперения лазурного травяного попугайчика. Они носили громадные, утыканные самоцветами шляпы, которые определённо грозили им в будущем проблемами с шеей.

Как ни странно, поднявшись по склону острова, Элли далеко не всегда могла видеть Ковчег, поскольку улицы были застроены очень высоко. Мельком, на ходу она выхватывала его между крышами, но лишь когда взбиралась, кажется добрый час, она вывернула на длинную широкую улицу, открывшую его полностью.

Ковчег царственно указывал в небеса, словно готовясь вознестись в последнее своё плавание. Он был размером как сотня китобойных кораблей, вместе взятых. Некогда он был выстроен полностью из дерева, но с тех пор части его были заложены камнем, будто бы он со временем закаменел, превратившись из корабля во дворец.

То, что некогда было верхней палубой, теперь стало фасадом, расписанным необъятной стенописью: сотни людей среди пышных, увешанных плодами кущ. Нарисованная листва была настолько яркой, что Элли невольно показалось, что деревья продолжают расти у неё на глазах. На самом верху картины, прямо под носом корабля, была выписана сияющая ангелоподобная фигура, любовно оглядывающая сад. Ни мужская, ни женская, фигура расправила необъятные лебединые крылья, ниспадавшие по обе стороны росписи, меняя перья на листья, на побеги, на корни, обвивающие землю, и в их объятии были укрыты люди.

Элли направилась к паре громадных дверей, заключённых в арку в нижней части стенописи, от них, словно язык, выпросталась лестница. Перед ступенями высились железные врата, а возле них стоял закованный в доспех мужчина и выстукивал латной перчаткой ритм, мурлыча себе под нос.

– Эм… можно мне войти? – спросила Элли.

Привратник даже не посмотрел на неё:

– У тебя официальное дело?

– Эм, я бы хотела поговорить с Королевой, это считается?

– Нет.

Элли заворчала. Она схватилась за ворота обеими руками и слегка протиснула голову в промежуток, пялясь на массивные запертые двери в самом низу стенописи.

– Пожалуйста, не делай так, – сказал привратник. – Ты не поверишь, сколько детей мне пришлось вытаскивать из этих ворот.

– А она когда-нибудь выходит? – спросила Элли.

– Да.

– Если я останусь здесь, я её увижу?

Привратник пожал плечами:

– Может быть. Только она вряд ли увидит тебя.

Элли вздохнула, пытаясь силой воли заставить двери отвориться. Однако вместо этого открылась совсем маленькая дверца сбоку, и показалась вереница из восьми девушек, каждая точь-в-точь как предыдущая. Длинные пурпурные платья с чёрными цветами на плечах, лица покрыты серебряной краской.

– Кто это? – спросила Элли у привратника.

– Если я тебе скажу, ты перестанешь задавать вопросы?

Элли кивнула.

– Это горничные Королевы. Они служат Её Божественному Величеству во всех Её делах.

– Каких делах?

– Мне кажется, что это ещё один вопрос.

Горничные поднялись по ступеням к главному входу с безупречной синхронностью, и двери были распахнуты двумя другими стражами в серебряных доспехах.

Элли так и ахнула, заглянув внутрь. Белые мраморные стены. Сияющая чёрная плитка. Переливающиеся хрустальные люстры. Она и вообразить не могла, какую роскошную жизнь ведут, должно быть, горничные в качестве прислужниц Королевы, женщины, что правит этим островом, превосходящим по размеру даже Город, несмотря на то что она Сосуд. Элли вообразила: вот она идёт по дворцу с высоко поднятой головой, оказывая Королеве помощь и поражая её своими познаниями. Волоски у неё на шее встали дыбом.

Затем двери с грохотом захлопнулись.

Элли сузила глаза.

– Я вернусь, – пообещала она привратнику.

– Буду ждать с нетерпением, – отозвался он. – Хотя, пожалуй, в следующий раз лучше надень башмаки.

Элли поплелась прочь, чувствуя себя даже более одинокой, чем прежде. Ноги вынесли её вниз по улице, и она мешком рухнула перед ювелирной лавкой. Биение сердца отдавалось во всём теле, будто часы тикали внутри пустого собора.

Она думала о Сифе, на лице которого была улыбка – для всех, кроме неё. Она застонала и сползла по стене, пока не легла практически навзничь. Мимо прошла девочка с копной рыжих кудряшек, и Элли всей душой захотелось, чтобы было возможно, чтобы Анна прямо сейчас оказалась рядом, подняла её на ноги и потащила воплощать свой очередной дурно продуманный и опасный замысел.

Но Анна была в тысяче миль отсюда. В Городе, который полагал Элли погибшей – и желал ей смерти. Она пыталась напомнить себе, что в каком-то смысле Анна и теперь была с ней. Их дружба выдержала и время, и превратности жизни. И смерть. Анна научила её этому, и это спасло Эллину жизнь. Она попробовала представить, что Анна рядом. Попыталась представить себе её лицо.

Но это было так трудно.

Она протяжно выдохнула, и вместе со вздохом ушла часть боли, и она медленно поднялась, опираясь на трость. Она посмотрела вниз, затем прищурилась.

Что-то блестело на камнях мостовой. И не одно что-то, честно говоря.

На земле были кровавые отпечатки ног, поблёскивающие белыми искорками на солнце.

Детских ног.

Элли поставила свою босую ступню рядом с одним из них. Отпечаток был примерно такого же размера, как её нога. Следы тянулись по улице, и Элли испугалась, что где-то рядом раненый ребёнок. Она пошла по следам за угол, вниз по улице, в тупик, где следы исчезли возле груды ящиков.

Элли нахмурилась, недоумевая, куда мог деться ребёнок. Затем она подняла голову и увидела на самом высоком ящике стоявшую на коленях девочку.

У неё была смуглая кожа и длинные растрёпанные тёмные волосы. На ней был видавший виды синий плащ, чёрные туфли и носки, и она за чем-то наблюдала через окно.

– Извини, – сказала Элли, – но ты не видела раненого ребёнка?

Голова девочки хлёстко повернулась к Элли. Внезапным появлением Элли она, похоже, нисколько не была удивлена, только раздосадована.

– Заткнись, – беззвучно проговорила она и снова принялась смотреть в окно.

– Ты что, не видишь все эти следы?

Девочка сердито махнула в воздухе рукой. Она была хорошенькая, примерно одних с Элли лет или немного постарше. Когда начала жестикулировать, плащ её разошёлся, и под ним мелькнуло что-то светло-сиреневое. Элли ахнула.

– Ты одна из горничных Королевы! – зашептала она, заметив разводы серебряной пудры у правого уха девочки. – Ты здесь по королевскому поручению?

– Тсс! – зашипела девочка.

Элли заползла на ящик. Вблизи девочка пахла мёдом и лавандой. Элли заглянула через окно в уютную кухню. На стене висели детские рисунки, полки были уставлены пряностями и травами, деревянный рабочий стол завален скорлупой кокосовых орехов, помидорными семечками и рыбными скелетами.

Мать, отец и три дочери сидели за кухонным столом. Отец вручил младшей дочери игрушечного дельфина, сшитого из фетра, и девочка крепко прижала его к груди. На ней была шляпка в цветах, и Элли решила, что это её день рождения. Мужчина откинулся на стуле, довольно наблюдая за дочерью. У него было ласковое лицо и добрые глаза, которые вдруг скользнули к окну, заметив Элли и другую девочку.

– ТЫ! – Он взревел так, что стекло задрожало. Он подскочил с места и метнулся куда-то с глаз. Ткань мазнула Элли по лицу, когда горничная спрыгнула с ящика и понеслась прочь по переулку к улице.

Возникшая громадная тень преградила ей путь.

– Я говорил, что сдам тебя Смотрителям, если опять поймаю тебя за подглядыванием! – громыхал отец.

Девочка застыла на месте, руки её дрожали. Элли перевела взгляд с неё на огромного мужчину, затем обратно, а потом сунула руку в карман бушлата. Она извлекла небольшую металлическую сферу, молясь, чтобы она сработала после всех этих месяцев, проведённых в море, и швырнула её под ноги мужчине.

Шар немедленно взорвался, испуская необъятное облако дыма, заполнившее переулок. Элли бросилась вперёд, протянула руку и отыскала тонкое предплечье и ладонь, которая ухватила Эллину с неожиданной силой. Массивная тёмная тень металась над ними, но они прокрались мимо, а затем вылетели из дыма, и всё вокруг залил солнечный свет.

Они поспешили пересечь улицу и свернули в другой переулок, слыша позади вопли мужчины. Элли, сжав зубы, пыталась поспевать за девочкой, но её правая нога яростно болела. Повернув за угол, она зацепила ногой ящик с пустыми цветочными горшками, споткнулась, гвозди и отвёртки посыпались у неё из карманов, трость задребезжала, отлетая по камням мостовой.

Элли услышала отзвук низкого выкрика совсем рядом: мужчина гнался за ними. Она подняла голову и увидела, как горничная улепётывает по переулку. Элли застонала – её единственный шанс встретиться с Королевой ускользал от неё.

Затем девочка обернулась через плечо.

Она увидела, что Элли упала, поколебалась, затем, закатив глаза, припустила обратно и подобрала Эллину трость. Она потащила Элли прочь из переулка, по другому проулку, сквозь обескураживающее многоцветье вывешенного на просушку белья и вялящейся рыбы, напяленной на деревянные рамы. Наконец они остановились в прохладной тени, падавшей от статуи Королевы. Девочка села, с подозрением оглядывая Элли. Щёки её окрасились румянцем, но в остальном она была вполне собранна. Элли же кашляла, навалившись на свою трость.

– Сп-пасибо, – едва выпалила она. – Что вернулась за мной.

– Как ты сделала это тёмное облако?

– Ох, – выдохнула Элли, едва переводя дух. – Это была… была одна из этих. – Она вытащила из кармана ещё одну металлическую сферу. – Я называю их дымовыми шарами. Они содержат… сахар, селитру и соду. – Она сделала паузу, ожидая, что девочка будет впечатлена, но та просто продолжала смотреть. Глаза у девочки были большие, карие с золотыми искрами. – Я сама их сделала, – прибавила Элли.

Но девочка по-прежнему ничего не говорила, просто смотрела.

– Я, знаешь ли, изобретатель, – у Элли совсем пересохло во рту.

Девчонка даже глазом не повела.

– Меня зовут Элли.

Уши девочки слегка дрогнули. Всё остальное было так же бездвижно, как и статуя, высящаяся над ней.

– Эм… а как твоё имя? – спросила Элли.

– Кейт, – ответила она. – Можно посмотреть?

Элли передала ей дымовую шашку. Девочка повертела её пальцами, изучая.

– Э… Кейт? – сказала Элли. – Ты ведь работаешь на Королеву, правда?

Кейт подняла глаза, в них что-то опасно блеснуло. Предчувствие неминуемой расправы.

– Я просто, эм… – запиналась Элли. – Дело в том, что я тоже хотела бы на неё работать.

И наконец Кейт моргнула, медленно и осознанно.

– Что ты можешь сделать для Королевы?

– Ну, как я сказала… я изобретатель. Я создаю вещи. Я сделала лодку, которая может плавать под водой. Как думаешь, ты не могла бы спросить у неё, а что, если я… понимаешь…

– Для чего Ей можешь быть нужна ты?

– Ну, я думаю, что могла бы быть полезной, – проговорила Элли. – И я хочу быть частью чего-то хорошего. Ты работаешь на Королеву, ты же должна понимать, что я имею в виду?

Кейт изучала Элли всё тем же опасным взглядом.

– Ты не хочешь работать на Королеву, Элли, – сказала она. – Королеве нельзя доверять.

Она бросила дымовой шар оземь.

Дым метнулся Элли в нос. Она закашлялась и выставила руки, потянувшись в серую завесу перед собой. Но пальцы её коснулись голой стены, а когда дым рассеялся, Элли обнаружила, что стоит в пустом переулке.