Дети прилива

Из дневника Клода Хестермейера

Я отступил назад, к стене. Я пытался заговорить, но слова не приходили.

– Клод, это я, – сказал Питер.

– Нет, – прошептал я. – Нет, не может быть. Питер умер. Он умер у меня на глазах.

– Да, я умер, – сказал Питер.

– Убирайся.

– Клод.

– Убирайся вон! – завопил я. – Чем бы ты ни был, УБИРАЙСЯ!

Я потянулся за первым, что подвернулось под руку, – это была чернильница. Я швырнул ею в Питера, но промазал. Чернильница будто просвистела навылет прямо сквозь него, забрызгав чернилами мои книги, мои полки, мои половицы. Но отчего-то на его крахмальной серой рубашке не было ни пятнышка.

Я смотрел на него в недоумении. Я привалился к письменному столу.

– Мне нужно… мне нужно отдохнуть. Мне уже мерещится непонятно что.

– Я настоящий, Клод, – сказал Питер. – Вполне настоящий. Подойди и позволь мне доказать тебе это.

Он протянул мне свою руку. Я заколебался, но потом взял её. Его рукопожатие было крепким и тёплым.

– Но как же чернильница? – спросил я.

– Это просто чернильница. – Он накрыл мою руку своей второй ладонью. – Мы связаны вместе, ты и я.

– Но… ты же иллюзия. Ты внутри моей головы. Ты не настоящий.

– Нет, я настоящий, и я внутри твоей головы, – сказал Питер. – Я сам вошёл туда.

– Ну, значит, выйди обратно! – вскричал я, выхватывая руку из его ладоней. Смотреть на него мне было невыносимо. Глаза у него были холодные и безразличные, тогда как глаза Питера были ласковые и сострадающие.

– И снова, боюсь, данное соглашение не позволяет подобного.

Я принялся шарить в своём столе в поисках бутылки, которую я держал в нём. Перед глазами у меня плыло.

– Не желаешь ли… не желаешь ли немного виски? – сказал я, садясь. – Или оно прольётся через тебя насквозь?

– Боюсь, я даже не смогу поднять стакан, – сказал Питер. – Если только ты не попросишь меня об этом.

Я спрятал лицо в ладонях. Моё сердце болезненно колотилось.

– Ты настоящий, но ты в моей голове. Ты в моём кабинете, но в реальности ты вовсе не здесь. Ты можешь передвигать предметы, но только если я прикажу тебе.

Питер кивнул.

– Ты знаешь, что это означает, верно?

Я знал. Я знал признаки лучше кого-либо – до того как настал этот роковой день, моя научная работа была посвящена изучению истории Врага.

Я пригубил виски и не сводил глаз с мужчины, который некогда был моим другом.

– Это значит, что я – Сосуд.

5
Мастерская Элли

Элли выросла в мастерской матери в зажиточном верхнем квартале Города. Когда ей было восемь лет, мать умерла, и Элли с братом перебралась в приют на Сиротской улице. Когда ей было десять, умер брат, и Элли перебралась в пустующую кузню напротив приюта, чтобы устроить в ней свою собственную мастерскую.

Это была идея Кастиона. Городу нужен был кто-то, кто мог бы продолжить дело Эллиной матери. Ханна Ланкастер была гением, и своими изобретениями она преобразила Город; ко времени её смерти Город полагался на её машины в отлове китов, сборе устриц, фильтрации морской воды и во многом другом. Элли мало что знала об изобретениях матери, и всё же она знала больше других, и Кастион сумел убедить Городской совет выплачивать ей небольшое содержание за то, чтобы она поддерживала аппараты в рабочем состоянии, а также создавала свои собственные изобретения. Первым творением Элли была небольшая ракета, приводившаяся в движение порохом; девочка с гордостью запустила её в мастерской в присутствии Кастиона и Анны, нацелив в открытое окно. Вторым изобретением Элли была поливочная система.

Мастерская находилась на одном уровне с улицей, на антресолях располагалась библиотека, а небольшая слесарная мастерская занимала подвальное помещение. Напоминая внутренность деятельного, но совершенно безалаберного ума, она ускользала от понимания и вызывала головокружение. Это была высокая комната неправильной формы, вдоль стен поднимались аж до самых стропил ряды полок. Пол и стены были обшиты деревом, но посетителю было простительно и не заметить этого, поскольку ни на стенах, ни на полу не было ни единого, ничем не заставленного или не завешанного пятачка. Несмотря на внушительные размеры мастерской, воздух был затхлый и спёртый, пахло сыростью, краской и старыми книгами. Мастерская скрипела и стонала под собственным весом.

Похоже было, что здесь не прибирались ещё ни разу. Заброшенные проекты скапливались по углам, сметённые переменившимся настроением изобретательницы, ожидая, что она подберёт их по прошествии месяцев затем лишь, чтобы снова отбросить в сторону. Словно волнорезы из россыпи металлических обрезков, оброненных банок с краской и раскрытых книг поднимались верстаки. Хрупкие инструменты для составления погодных карт были беспечно брошены и валялись где попало. Стеклянные банки выстроились рядами на грубо оструганных полках, внутри плавали в жёлтой жидкости мёртвые штуковины: скрученные внутренности гигантского морского окуня, шипастый хвост ската. Кипы заляпанных чернилами бумаг, заполненных зарисовками тел, лиц, рук, китов, айсбергов и кораблей, оползали со стен до самого пола. Это были порождения снов Элли, изобретения, которые она сконструировала, почти сконструировала или собиралась однажды сконструировать.

Широкий проход на улицу перекрывала составленная из дубовых панелей дверь-«гармошка». Над ней было приделано чучело луны-рыбы с навечно раззявленным в бессмысленном «О» ртом и слегка выпадающим из глазницы стеклянным глазом. С потолка свисал скелет гигантской черепахи, подвешенный на железных цепях к толстым латунным трубам водного резервуара. В правом дальнем углу спиральная лестница вела вверх на антресоль: на полуэтаже Элли устроила библиотеку, вмещавшую многочисленные тома, оставленные ей матерью. Коллекция разрослась вдвое от первоначального своего размера, и книги едва умещались на полках.

На нижнем этаже, возлежа на центральном верстаке, почётное место занимало большое гарпунное ружьё. На другом верстаке был латунный телескоп, химическая лаборатория и прибор, который мог вырабатывать электричество. Тем временем на полу лежали открытый ящик с фейерверками, рабочая модель Солнечной системы и (во всяком случае, сегодня) Элли – скрутившись калачиком, она спала на стопке географических карт.

Когда раздался стук в дверь, она резко пробудилась и выплюнула прядь собственных волос. Поскольку она так и не просушила их как следует после падения в морскую воду, они превратились в спутанную мочалку, царапающую лицо и с треском осыпающуюся морской солью.

– Секундочку! – крикнула девочка. Она провалилась в сон, полностью одетая, когда изучала план городской канализации. Неловко ковыляя к двери, она ругмя ругала себя за то, что заснула, тогда как тот мальчик нуждается в её помощи. За окном было уже темно.

Стук раздался снова, на этот раз громче, казалось, что в дверь стучат даже не кулаком, а головой.

– Я иду, Анна!

Элли принялась отпирать многочисленные засовы на выходившей на улицу двери, а затем сдвинула её в одну сторону на дребезжащих металлических колёсиках. Зазвенел смех, и три небольшие фигурки вбежали из темноты. За ними шла Анна, она лениво кивнула Элли и расхлябанно прошествовала внутрь.

– Привет! – сказала она.

Трое малолетних сирот – Фрай, Ибнет и Сара – круглыми глазами вытаращились на верстаки. В следующее мгновение что-то хрустнуло и сломалось под чьей-то ногой.

– Смотрите, куда наступаете! – отчитала их Элли.

– Небось, если бы ты хоть иногда прибиралась, у тебя не было бы таких проблем, – заметила Анна.

– Только ты не начинай! Я видела, на что похожа твоя спальня, – сказала Элли и кинулась к Ибнету, который пытался расчесать волосы чучелом ежа. – Неплохо было бы, если бы ты предупреждала меня, когда приводишь посетителей. – Она выхватила ежа из рук мальчика. – Ты чего-нибудь разузнала в доках?

– Ага, мне встретился этот моряк по имени Даррий, он научит меня, как можно убить чайку, просто…

– Я имела в виду, о Сифе, – начав в полный голос, Элли произнесла имя шёпотом.

– Ах, о нём. Нет, ничего. Не трогай это, Сара.

Сироты, встав на цыпочки, разглядывали склянки, дивясь мёртвым штуковинам, плавающим внутри. Элли многозначительно зыркнула на Анну.

– Не могла же я разочаровать их, – сказала Анна, подбирая лежавшее на одном из верстаков яблоко. – Они сказали, что хотят поглядеть, что там поделывает «чокнутая старушка Элли».

– Старушка?! Да мы с тобой одних лет! Эй, поосторожнее с этим! – вдруг прикрикнула она – Фрай подняла с пола толстую трубку из чёрной глины с вырезанным с одного бока китом. Девчушка приложила трубку к губам и дунула. Жуткий свист грянул с другого конца. Двое других детей зажали уши.

– Слушайте, я сейчас занята, – сказала Элли, выхватывая трубку из рук Фрай. – Мне надо работать.

– А ты знаешь, что у тебя в волосах носок? – спросила Анна, сдёргивая его с макушки Элли. – Значит, ты придумала, как спасти Сифа?

– Да кто говорит, что я собираюсь его спасать?

– Это и так очевидно, – заявила Анна, надкусывая яблоко. – У тебя в глазах такое безумное выражение. Так бывает всякий раз, когда ты начинаешь работу над новым изобретением.

Элли оглянулась на сирот, чтобы убедиться, что они не подслушивают.

– Я думала об этом. – Она указала на разложенные на полу карты. – Туннели канализации проходят прямо под площадью Св. Ефрема, а, по словам Харграта, именно там состоится казнь. Можно попробовать подлезть под костёр и стащить с него Сифа.

Анна уставилась на Элли, а затем выплюнула яблочное семечко.

– Ты просто чокнулась. Тебе такое никак не провернуть. И вообще, почему ты так хочешь его спасти? Он не показался мне настолько уж интересным.

– Он же появился из кита! Куда уж интереснее тебе нужно? И они собираются убить его! Если бы один из сирот тонул, ты бы прыгнула в воду, чтобы спасти его, верно?

– Ну да, – сказала Анна, – но они же мои сироты. А ты за него не в ответе, и не твоя вина, что он попался.

– Нет, моя! – воскликнула Элли. Анна наградила её огорошенным и обозлённым взглядом. – Я должна была сделать что-то ещё, чтобы спасти его.

– Что ещё ты могла сделать? – вопросила Анна. – Харграт швырнул тебя в море. Не глупи.

Но Элли не слушала. Из головы не шёл Сиф, она всё представляла его запертым в камере, где его пинают и бьют инквизиторы. У неё заныло в груди.

– Без моей помощи он умрёт.

– Я слышала, что он Сосуд, – сказала Фрай, гордо выставив грудь колесом.

– Я слышала, что его собираются убить! – прибавила Сара.

Ибнет захихикал.

– Ага! Убить Сосуд! Убить Сосуд!

– Чур, ты Сосуд! – пронзительно закричала Фрай, указав на Ибнета, и обе девчонки погнались за ним через всю мастерскую и загнали в угол между двух книжных шкафов.

– Отойдите! – завопил Ибнет. – Сейчас из меня вырвется Враг!

Он разыграл зловещую пантомиму, с жутким булькающим звуком рухнул на колени, царапая себе грудь, словно рёбра вот-вот распахнутся настежь. Сара и Фрай покатились со смеху.

– А ну заткнитесь! – заорала Элли. – Это не шутка – мальчик может умереть!

– Мы слышали, ты его поцеловала, Элли, – встряла Фрай, схватив с полки книгу анатомических рисунков и перелистывая картинки. – Надеюсь, Враг тебя не растлил.

– Это был вовсе не поцелуй, а искусственное дыхание рот в рот, – устало проговорила Элли. – И потом, это совсем не так происходит – единовременно Враг может находиться внутри одного только Сосуда. Оный не может по собственному желанию перемещаться между людьми. Когда оный выбрал себе Сосуд, оному уже никуда не деться, пока этого человека не казнят или пока Враг не примет свою собственную материальную форму.

– Мы это и сами знаем, – сказала Фрай, закатывая глаза.

– Элли, а это правда, что ты построила лодку, которая может плавать под водой, как рыба? – спросил Ибнет, тряся латунным телескопом у одного уха.

– Она должна плавать под водой, – пробормотала Элли. – Только она вроде как… ну, тонет.

– А можно нам на ней поплавать? Мы ничего не сломаем, – затараторил он и так сильно затряс телескопом, что тот выскользнул у него из рук.

В дверь снова постучали. Элли застонала. Ей было не по себе, когда в мастерской было чересчур много народу.

– И кого ещё ты пригласила? – поинтересовалась она, гневно уставившись на Анну, которая расчистила место на одном из верстаков и теперь лежала поперёк стола.

– Я тут ни при чём, – сказала она с набитым яблоком ртом.

Элли откатила дверь в сторону, и внутрь из темноты, прихрамывая, вошёл Кастион с усеянной дождевыми каплями бородой.

– Вечер добрый, Элли, – проговорил он с поклоном. – И Анна также, я вижу! А кто эти могучие герои? – прибавил он, улыбаясь трём сиротам помладше, которые, притихнув, смотрели на Кастиона круглыми глазами.

– Проблемы с ногой? – спросила Элли.

– Да, – вздохнул Кастион.

Левая нога властителя Кастиона была вершиной инженерного мастерства Эллиной матери. Всякий раз, как Элли приходилось её чинить, она преклонялась и сокрушалась над её многосложностью. Внутренность ноги составляли крохотные шестерёнки, противовесы и шатуны, собранные в механизм настолько сложный, что ей хотелось плакать. Она из кожи вон лезла, чтобы починить его, но всякий раз со спорным результатом; с тех пор как мать Элли умерла, Кастион больше не ходил с прежней лёгкостью.

Он стянул сапог и закатал штанину, обнажив латунный корпус ноги и ступни, внешне сходный с частью латного доспеха. Он отстегнул ремни, без церемоний сдёрнул ногу и забегал глазами, ища свободное место на верстаке, куда её можно пристроить. Элли согнала Анну со стола, на котором она разлеглась, и бережно приняла ногу из рук Кастиона.

Приютская малышня подобралась поближе, в почтительном молчании глядя на Кастиона. Элли задумалась, а приходилось ли им прежде видеть кого-то из властителей китов так близко. Сара разглядывала волчью голову на его плече и даже дотронулась до носа зверя. Кастион вынул из кармана камзола зуб косатки и опустил его в подставленную ладонь девочки.

– Это подарок, – сказал он, и троица сирот вытаращилась на зуб, будто на мощи святого.

– Сэр? – выпалила Сара, не в силах сдерживаться. – А вы когда-нибудь тонули?

Ибнет оттолкнул её в сторону.

– Вы когда-нибудь плыли на корабле через шторм?

Фрай оттёрла его в сторону.

– А это правда, что вы голыми руками удавили спрута?

Кастион воздел руки, призывая их к молчанию. Затем он подался вперёд и наградил детей неспешной и сверкающей улыбкой.

– Ну конечно, – сказал он. – Как, по-вашему, я потерял свою ногу?

Они в изумлении пялились на него, глаза их сверкали. Но мгновение тишины было кратким – с дикими воплями они набросились друг на друга, сражаясь за зуб косатки.

– Я думала, вам акула ногу откусила, – пробурчала Элли, раскручивая винты на внешнем корпусе механической ноги. Она до сих пор была зла на Кастиона за то, что он не помог ей утром.

Он придвинул табурет с протяжным скрипом дерева по дереву.

– Слушай, ты меня прости, что я так строг был с тобой там, на площади, – промолвил он. – С тобой всё в порядке?

– Они же убьют этого мальчишку, – сказала она.

Кастион скривился.

– Быть может, они решат, что он невиновен, – сказал он. – Элли, ты же не знала его до сегодняшнего дня, так?

– Нет.

– Тогда почему ты так переживаешь из-за него?

– Я считаю, что она в него втюрилась, – брякнула Анна, которая теперь растянулась на полу. Элли схватила одеяло и швырнула его Анне в лицо.

– Это потому, что он всего лишь мальчик, – сказала она Кастиону. – Он ни в чём не виноват, это несправедливо.

Анна смеялась, лёжа под одеялом, от чего оно колыхалось и ходило ходуном.

– Перестань! Я в него не втюрилась! – закричала Элли и отвесила Анне лёгкого пинка.

– Дети! – прикрикнул Кастион, стукнув кулаком в столешницу.

Элли и остальные сироты разом замолчали. Анна стянула с лица одеяло и кротко прижала его к груди. Широко распахнутые глаза Кастиона поблёскивали в свете лампы.

– Ты должна понять, насколько это серьёзно. Если он действительно Сосуд, тебе необходимо забыть о том, что была с ним знакома, и ты не должна ему помогать. Инквизиция крайне неблагосклонно смотрит на тех, кто знается с Сосудом. – Он глубоко вздохнул. – После того как двенадцатый Сосуд был казнён, были повешены все члены его семьи, потому что они укрывали его в подвале собственного дома. Вся его семья, Элли. Кроме его восьмилетней дочери.

– Из-за того, что она была так молода? – спросила Анна.

Кастион опустил глаза к полу.

– Нет, потому что именно она сообщила Инквизиции, где его искать.

У Элли защемило сердце. Анна поглядела на младших сироток.

– Это ужасно, – проговорила она.

– Нет, это необходимо, – сказал Кастион. – Вы не знаете силы Врага. Вам не приходилось её видеть.

Он повертел в руках свою трость. Очень долго он не произносил больше ни слова.

Элли робко шагнула к нему.

– Сэр… а вы… вам доводилось её видеть?

Но Кастион по-прежнему не сводил глаз со своей нарваловой трости. Элли заметила, что пальцы его подрагивают. Но вот он сел прямо и посмотрел на дверь.

– Что это за шум? – спросил он.

Элли тоже услышала крики. Снаружи кричали люди. Вся похолодев, она бросилась к двери и раздвинула её. Ликующие возгласы звенели в морозном ночном воздухе.

– Это он!

Девчонки и мальчишки носились по Сиротской улице, пытаясь докричаться до окон и балконов у себя над головами. Где-то вдали звучно забили колокола.

– Это он! Это он!

Одна девчушка скакала по мостовой, приотстав от друзей, несущихся впереди с горящими глазами. Когда она пробегала мимо, Элли схватила её за руку.

– Что происходит? – настойчиво спросила она.

– Тот мальчик, которого нашли внутри кита. Он Сосуд! Так сказал Верховный Инквизитор. Теперь они могут убить его, и мы снова будем в безопасности на долгие-долгие годы.

У Элли так сильно скрутило живот, что она испугалась, что её стошнит. Сиф умрёт. Он умрёт, и это всё её вина. Ей необходимо что-то сделать… необходимо успеть спасти его, даже если его казнят уже следующим утром.

– И когда это произойдёт? – спросила Элли. – Когда будет казнь?

Девчушка счастливо улыбнулась при свете масляных ламп.

– Эге, да прямо сейчас.

6
Ликование на казни

Капли дождя стекали по лицу Элли. Вокруг носились дети, а она смотрела и не верила, что это действительно происходит.

Кастион сжал её плечо.

– Мне очень жаль, Элли, – сказал он, – но это должно случиться. Сосуд необходимо убить до того, как Враг сможет использовать его для того, чтобы воплотиться в свою материальную форму. Когда это случится, могут пройти десятилетия, прежде чем оный захватит другой Сосуд. Годы спокойствия и безопасности.

– Мне нужно идти! – спохватилась Элли и бросилась бежать.

– Элли, – крикнул Кастион. – Тебе не стоит видеть этого!

Элли неслась по Сиротской улице, а в дверях появлялись другие горожане, застёгивая пальто и заматывая шарфы. Все улыбались. Над головой в затянутом облаками ночном небе разрывались фейерверки. Элли, огорошенная, смотрела на них – это её фейерверки взрывались водоворотами и фонтанами кружащих искр, золотых и серебряных, те самые фейерверки, что она создавала.

– Эй! Подожди меня!

Анна грохотала за ней.

– Надень-ка это, – сказала она, накидывая Эллин бушлат ей на плечи. Он почти высох, провисев весь день рядом с котлом отопления.

– Что мне делать, Анна? – проговорила Элли. – Они собираются его убить. – Она охлопала карманы своих штанов. – Ой, нет, я забыла свои ключи!

Звякнул металл.

– Вот они, – сказала Анна.

– Где они были? – с облегчением поинтересовалась Элли.

– В твоих штанах. Ну, во всяком случае, пять минут тому назад.

– Анна! Сколько раз я тебе говорила, прекрати щипать мои карманы! И перестань ухмыляться, это вовсе не смешно – невиновный мальчик может умереть!

Она прибавила ходу. Тёмные улицы казались более угрожающими, чем когда-либо, угловатые шпили и трубы напоминали обломки костей. Дети скакали и приплясывали под моросящим дождём. Удушающие клубы дыма наполняли переулки, когда лоточники кидали рыбу в чаны с горящим маслом, готовясь сорвать куш. Чем ближе Элли и Анна подходили к площади Св. Ефрема, тем гуще толпился народ. Пытаясь протиснуться вперёд, Элли то и дело наступала кому-то на ноги.

– Эй, смотри, куда идёшь!

– Поосторожней!

Элли встала на цыпочки, но ничего не смогла увидеть за плечами окружавших её людей. Она и представить себе не могла, сколько же их собралось – она совершенно затерялась в бескрайнем океане праздношатающихся и торжествующих. От них пахло табаком и вином, дыхание влажными клубами поднималось над их головами. Наконец Элли протолкалась на площадь, где на высоком помосте был сложен шалаш из брёвен.

Костёр.

У Элли зашумело в ушах; она не соображала, что станет делать, когда пробьётся к костру. Она продолжала пробираться вперёд, проскальзывая между зычногласными моряками, улыбающимися старухами, родителями с ёрзающими на плечах детьми.

– Элли! – кричала Анна. – Элли, погоди!

Она была больше Элли, и, похоже, ей было сложнее пробираться сквозь толпу. К тому же она была менее безрассудной – у Элли уже горела щека там, где ей прилетел удар локтем. Она пихалась, подныривала, и груда веток и брёвен вырастала всё выше и выше у неё над головой.

– Привет.

Финн стоял рядом с ней. На лице его был мазок сажи, а в руках он держал гаечный ключ. Щёки у него разрумянились, и он выглядел даже более довольным собой, чем обычно.

– Что ты делаешь? – прошептала Элли.

– Помогаю! – жизнерадостно сообщил Финн. – У меня всё спланировано, как видишь. Ого, ты только посмотри, как все кругом счастливы! Даже обидно испортить им всё веселье.

– Я говорила тебе, Финн, мне не нужна твоя помощь.

– Почему нет?

– Потому что за твою помощь всегда приходится платить!

– Однако, похоже, у тебя нет выбора. Если только… – Он приподнял одну бровь. – Если только ты не хочешь, чтобы он умер? Теперь слушай: я наблюдал за тем, как они возводили этот помост… – он покрутил в руке гаечный ключ, – и я всё рассчитал. Вспомни самый лучший фокус, который ты только видела – так вот, это будет ещё лучше.

– Финн, я уже тебе говорила, мне…

– Не нужна твоя помощь, – передразнил он её детский голос. – Свят-свят, Нелли, какая же ты скучная. Хорошо, просто сообщи мне, когда передумаешь.

И он развернулся и нырнул в толпу. Элли проводила его глазами и настолько забылась, что не заметила двух мужчин, которые, обхватив друг друга, прыгали с таким задором, что налетели на неё и сбили с ног. Она упала на четвереньки, а падая, стукнулась головой о чьё-то колено.

– Элли!

Тёплые руки подняли её, и сердце её дрогнуло, когда она почувствовала знакомый запах Анниного синего свитера.

– Ты смерть свою так найдёшь, – сказала Анна и крепко обняла Элли, чтобы помешать ей снова убежать.

– Нам нужно что-то сделать!

– Мы не можем ничего сделать!

Вдруг со всех сторон прокатился оглушительно-ликующий рёв, который мог означать только одно – вывели Сифа.

– Анна, мне нужно влезть тебе на плечи! – сказала Элли.

Анна зароптала, но присела на корточки, и Элли неловко вскарабкалась ей на спину.

– Ой, ты дёргаешь меня за волосы! – пожаловалась Анна. Она выпрямилась, и Элли поднялась над головами толпы; ледяной ветер тотчас ожёг ей щёки. Всполох фейерверка осветил всю площадь, и стало ясно, как же много людей – по меньшей мере, десять тысяч – расплеснулось по всей площади, куда ни глянь, и по прилегающим улицам. Элли замутило при виде толпы, словно она открыла буфет и обнаружила там гнездо мокриц.

Затем Элли увидела, как распахнулись двери Цитадели Инквизиции. Появилась процессия.

Во главе шёл барабанщик, дюжий детина с пристёгнутым к животу барабаном, в каждой руке барабанные палочки размером в кузнечный молот. Затем вышел Главный Инквизитор – старик в длинной чёрной шинели, а за ним тьма других инквизиторов, включая и Харграта. Затем показалась клетка, её несли четыре стражника. Толпа радостно закричала и зашикала, брызги слюны наполнили воздух.

Внутри клетки был Сиф.

Элли закусила свой сжатый кулак. Сиф был весь в синяках и порезах. Его руки были привязаны к железному шесту, и они смыли с него шлангом китовую кровь и надели на него драные штаны. Он был в сознании, но едва-едва – глаза его были полуприкрыты, и он смотрел на толпу, как сквозь дрёму. Двадцать арбалетов были нацелены на него.

Клетку втащили по ступеням на помост, к вершине сложенного пирамидой костра. Барабан продолжал греметь. Толпа затихла.

Сиф моргнул. Казалось, он очнулся, выпрямился в полный рост внутри клетки и напрягся, как загнанный в угол зверь. В свете факелов Элли видела, что по щекам его несдерживаемым потоком текут слёзы. Должно быть, он понял, что его окружают безумцы. Должно быть, он понял, что он совершенно один.

Он рванулся вперёд, обнажив зубы, и сотни людей в толпе заорали. Харграт хладнокровно вынул из кармана свой пистолет с дротиками. Он выстрелил, и Сиф крякнул. Голова его повисла, и толпа облегчённо вздохнула.

Верховный Инквизитор взобрался на помост и встал у кострища. Он был настолько стар, что казалось, не кожа, а маска натянута на его череп. Он отдышался и заговорил прерывающимся голосом, эхом прокатившимся над площадью.

– Во имя Двадцати Шести Святых и Святейшей Инквизиции я объявляю тебя Сосудом, нечистым и дьявольским вместилищем Великого Врага Человеческого Рода и приговариваю тебя к смерти.

Элли обхватила живот руками, пальцы её дрожали. Отчаянный порыв завладел ею, мысли полыхали, словно молнии. Она хотела избавиться от этого чувства. Она поглядела по сторонам и вскоре увидела Финна, легко опознаваемого благодаря сияющим золотым волосам. Он повис на статуе ангела на краю площади.

Он смотрел прямо на неё.

Элли ковыряла дыру в рукаве своего бушлата, в смятении просовывая в неё большой палец. Она глубоко вздохнула и отбросила последние сомнения.

Затем она кивнула.

Финн ухмыльнулся, соскочил со статуи и вприпрыжку исчез в толпе. Элли ждала, отсчитывая мгновения по болезненно гулким ударам сердца.

Но ничего не происходило. Один из стражников шагнул к костру, держа в руках горящий факел, и поднёс его к растопке, сложенной у края костра. Она занялась, оранжевые языки пламени заплясали по дереву, испуская тонкие вертушки дыма. Элли вонзила ногти себе в ладони. Толпа в предвкушении затаила дыхание.

Затем раздалось шипение и, словно пушечные выстрелы, зарябили взрывы. Фейерверки взмыли в воздух вокруг клетки Сифа, заплёвывая толпу фонтанами искр с шипением хлынувшей в брешь воды. Шум сделался оглушительным, а громыхающий поток искр стал таким ярким, что казался колонной слепящего света, словно бы в центре толпы зародилась звезда.

Сквозь весь этот свет Элли уже не могла разглядеть клетку Сифа. Каким-то образом Финн умудрился подложить фейерверки внутрь костра. Молодой парень ринулся мимо Анны, спеша сделать ноги, и Элли пришлось соскользнуть с её плеч, пока обе они не упали.

Без малейшего предупреждения свет разом исчез, оставив густую завесу дыма, накатившуюся на толпу и заполнившую площадь кашлем и испуганными криками.

– Охраняйте клетку! – взревел Харграт где-то неподалёку. Глаза у Элли слезились, и она пыталась разогнать дым вокруг себя.

«Пожалуйста, пожалуйста, пусть его там не будет».

– Поберегись! – закричал кто-то.

Фейерверки подожгли брёвна, и пламя уже поднималось и разгоралось. Харграт вскочил на костёр сбоку и полез вверх. Элли стиснула зубы. Харграт подтянулся и поднялся на вершину как раз тот момент, когда развеялись последние клубы дыма.

Клетка стояла с распахнутой дверью.

Она была пуста.

Элли благодарно осела возле Анны. На неё вдруг накатило изнеможение, словно все силы разом вытекли из неё.

– Он сбежал! – заорал голос.

– НЕТ! – возопил другой.

Женщина рядом с Анной подхватила на руки своего ревущего ребёнка и взмолилась к стоявшим позади неё морякам, чтобы те пропустили её. С возгласами и воплями охваченная паникой толпа хлынула, как стадо перепуганных овец.

Анна прижалась к Элли, напуганная неожиданной переменой в настроении толпы. Элли схватила её руку и крепко сжала.

– Всё в порядке, – сказала она, собравшись с силами, чтобы начать шагать. – С нами всё будет хорошо. Давай пойдём отсюда.

Вокруг со всех сторон плакали дети, зовя своих родителей. Какой-то старик споткнулся и исчез под напором тел. Три бледных инквизитора пробежали мимо, даже не попытавшись помочь. Элли подтолкнула Анну прочь с площади в какой-то проулок, такой узкий, что обе руки задевали о стены по сторонам. Они протиснулись мимо проповедника, бессмысленно, словно лунатик, уставившегося на костёр. Он запустил руки себе в волосы, глаза его наплывали ужасом.

– Враг! – вскричал он. – ВРАГ ХОДИТ СРЕДИ НАС!