Философия, порно и котики

Пожарный выход

10 ноября 2014

Он был высоким. У него была зажигалка и настолько примечательная внешность, что я не сразу заметила бороду. Наш первый зрительный контакт был похож на слабый разряд тока от игрушки для электростимуляции – словно тонкая резинка, с щелчком бьющая по коже. Укол любопытства длиной в секунду… или четыре.

Мы быстро обменялись легкомысленными любезностями. Диалог незаметно свернул в сторону взаимных утешений: выяснилось, что у нас обоих недавно закончились отношения. «Ты такой высокий, – проницательно изрекла я, держа у рта незажженную сигарету. Он поднес зажигалку. – И у тебя есть зажигалка».

Когда я пьяная, я становлюсь удивительно неостроумной. Флиртовать я тоже никогда толком не умела. Если не считать секс по графику и за гонорар, последние два года он у меня был только с моим бывшим. И уже несколько месяцев секс меня особо не интересовал.

Но в тот вечер во мне взыграло любопытство: а что, если этот мужчина меня трахнет? Я уточнила у хозяйки вечеринки, должно ли меня что-то удержать от того, чтобы переспать с этим приятным мужчиной, чье имя я пока не приноровилась произносить. Она переадресовала этот вопрос другу, который его привел. Этакая игра в испорченный телефон.

Никаких причин не было, разве что смутно зарождающееся понимание, что, скорее всего, я причиню ему секс, но в этом не будет ничего личного. Он показался мне слишком милым, слишком открытым, чтобы так с ним поступать. Я нырнула обратно в круговерть вечеринки – уцепившись за какой-то мелкий, дурацкий повод слиться.

Тем не менее я дала ему свой мейл. Первую его попытку назначить встречу я саботировала, но на второй раз согласилась выпить кофе неподалеку от книжного магазина, куда собиралась на следующий день. Я стояла на тротуаре, прислонившись к стене кофейни, куда более шумной, чем мне помнилось. Глядя поверх страниц свежекупленной книги, я наблюдала, как он подходит.

При свете дня и на трезвую голову он все равно впечатлял. У него был очаровательный британский акцент, с которым он извинился за незначительное опоздание. Я возрадовалась, что перед следующей запланированной встречей у меня был свободный час и еще 45 минут. Этот мужчина заслуживал моего полного внимания – даже больше, чем, как мне казалось, я могла дать. Я пожалела, что не принарядилась и пришла в обычных легинсах и худи.

Мы посидели в парке, а потом побродили по району. Он оказался интересным. Отменил ради меня деловую встречу. Я была так польщена, что даже слегка покраснела. В конце мы скомканно обнялись – такая попытка удержать дистанцию, чтобы справиться с влечением друг к другу.

Поток новых писем, и вот мы уже договорились поужинать. Он предоставил мне выбрать место, и я умудрилась найти заведение, где алкоголя было кот наплакал. Зато на стенах висели иллюстрации в рамках и вроде оно даже было каким-то знаменитым. Впрочем, я так и не смогла вспомнить, чем именно, а гуглить мы не стали. После ужина мы заблудились, пытаясь найти бар в Вест-Виллидже ^[15] (за это он тоже извинился). Я не стала ему говорить, но мне это было не важно. Мы могли просто сесть на тротуар и болтать – и я все равно была бы страшно довольна. Бар мы в конце концов нашли, и там, как он и говорил, все еще можно было курить. Мы сидели друг напротив друга и вдруг надолго встретились взглядом; у меня перехватило дыхание. Я прищурилась и отвела глаза, уставившись в пол.

«Ты такой высокий. И у тебя есть зажигалка… и… ты мне очень нравишься». Еще один долгий взгляд, у обоих чуть дрожат уголки губ, и он говорит, что я очень красивая и смущаю его. Я тогда вовсе не чувствовала себя супергероиней, поэтому начала что-то несвязно нести о том, что человек, в которого проникают, подчас испытывает более жгучее чувство близости, чем тот, кто проникает. Я пыталась сказать, что хочу его, но не уверена, что готова.

Впрочем, на этом мы покончили с теорией и перешли к самому неловкому на свете поцелую через стол.

Я поняла, что хочу провести так остаток ночи, целоваться часами, до утра, вплоть до его отлета, и предложила поехать ко мне в отель. На заднем сиденье такси мы переплелись ногами, я положила голову ему на грудь, слушала, как бьется его сердце, и вдыхала его запах.

Мы выкурили еще по одной сигарете перед тем, как подняться в номер. Я обвила его руку своей, он крепко сжал мою ладонь и сказал, что очень скучал по прикосновениям. Я ответила, что больше всего скучала по тому, какими искренними и настоящими бывают прикосновения, пока в отношениях не появятся боль, стены и расстояния. Эта неподдельная близость порой исчезает из жизни пары задолго до окончательного разрыва, сигнализируя о конце отношений. Еле слышное «да» выдало его удивление.

Я ожидала увидеть на его руках и ногах жесткие черные волосы, но они неожиданно оказались светлыми. Его кожа была нежнее, чем положено мужчине, – настолько нежная, что я с готовностью променяла на нее свою роскошную кровать, в которой не спала уже несколько месяцев. От него пахло теплой кожей и чистотой – но не стерильностью. Никакие невыносимые отдушки не забивали запах его феромонов, и он был что надо.

Пока мы предмет за предметом снимали друг с друга одежду, жаркие поцелуи и судорожные движения вошли в единый ритм. Его губы будто знали, где касаться моего тела. Я обвила ногами мощные мускулы его правого бедра, внезапно испытала оргазм и сказала ему «спасибо».

Он отреагировал с недоверием; я расстроилась. Мне очень хотелось вызвать у него хоть капельку доверия – проявление близости, на которое глупо рассчитывать, но все же.

Я подумала, что, возможно, мы все же займемся сексом. Он начал стягивать с меня стринги, и я уточнила, что он задумал. Да, он тоже хотел заняться сексом. К этому моменту я уже взобралась на него; он был намного крупнее меня, и то, что я была сверху, делало меня совсем маленькой, но могущественной – худеньким полновластным тираном. Я принялась рассуждать вслух о том, что чувствую – прямо сейчас, в разгар этой отдельно взятой беспорядочной связи. Казалось, секс на одну ночь был создан ради этого высокого, темноволосого и привлекательного военного корреспондента, который на следующее утро должен был улететь на Ближний Восток. Просто верх гламурной романтики.

В третий раз слово «прости» прозвучало, когда что-то пошло не так с презервативом. Он не спросил, можно ли без него, не начал ныть о том, как это неудобно, – просто извинился в своей славной британской манере. «Прости» за то, что не оправдал каких-то там моих – как он решил – высоких ожиданий.

Лежа у него на груди и упираясь подбородком ему в ребра, я сказала, что хорошо бы это обсудить. И добавила: «Что такое секс?» Секс – это когда двое людей доставляют друг другу удовольствие. «Хорошо, а что такое удовольствие?» – парировала я, опустившись ниже и прижав щеку к его животу – между ребрами и бедром. Он хмыкнул. А я сделала все, чтобы на его члене не осталось привкуса латекса.

Потом, уже ближе к рассвету, он уснул, держа меня в объятиях. Его руки рефлекторно сжимались и разжимались – то нежно ограждая меня, будто какую-то хрупкую драгоценность, то стискивая так, что я чуть не теряла сознание. Послевкусие его спермы у меня в глотке казалось смутно знакомым. Я лежала, слушая его легкое похрапывание и стараясь не слишком усердно гладить его руку.

И тут я поняла, что это за вкус.

Мой любимый скотч – тот самый, торфяной, маскулинный, со сложным букетом, который я бы описала как «запах приятной мошонки летом». Так редко встречающийся, с экзотической историей. Тот, в поисках которого я готова пройти весь город в неудобных туфлях. Это было уже слишком, к тому же в голову лезли мысли «какого черта» и «почему именно здесь и сейчас», так что я тоже решила поспать. А потом он уехал.

Что мы можем узнать о приватности от порнозвезд?

8 марта 2014

(Опубликовано в The New York Times)

Я не думала становиться порнозвездой – да и редко кто это планирует. Когда мне было 19, моему соседу-фотографу заказали эротическую фотосессию для какого-то сайта. Мы сделали съемку и решили подождать пару недель – вдруг меня накроет ужас от того, что мои обнаженные фотографии станут достоянием общественности. Но этого не случилось, и я начала заполнять договор. Там был пункт «сценический псевдоним (если имеется)».

Сценические псевдонимы – обычное дело в индустрии развлечений, будь то рэп, Голливуд или порно, и используют их по самым разным причинам. В наши дни люди могут изображать из себя в интернете кого угодно, в зависимости от ситуации. Но когда под вымышленным именем выступают женщины, чей род занятий связан с фантазиями, это почему-то сводит людей с ума.

Вспомним хотя бы недавнюю истерику по поводу студентки Университета Дьюка, которая, как выяснилось, подрабатывает съемками в порно. Стоило новости разлететься, как ее однокурсники, а потом и совершенно незнакомые люди стали с восторгом постить ее настоящее имя. «Порнозвезда из Дьюка», как дружно окрестили ее СМИ от Forbes до The Guardian, попыталась как-то взять ситуацию под контроль. Например, давала интервью от имени некой Лорен и в тех же интервью утверждала, что снимается в порно под псевдонимом Аврора. Наконец, на этой неделе она призналась, что ее сценический псевдоним – Бель Нокс.

Люди думают, что за всей этой чехардой с псевдонимами обязательно скрывается какая-то драма, но это не так. Лично я взяла сценический псевдоним не для того, чтобы скрыть свою личность (особенно учитывая, что в том же договоре я указала свой номер социального страхования) ^[16]. Это было больше похоже на выбор юзернейма для онлайн-сервиса или форума.

«Стоя» лежала прямо на поверхности. Это сокращенный вариант девичьей фамилии моей бабушки, и моя мама даже думала меня так назвать – правда, потом решила дать мне имя в честь телеведущей Джессики Савич ^[17]. Имя Стоя звучит одновременно женственно и сурово. У меня было полное право его взять, потому что это часть моей семейной истории. Правда, домен stoya.com был уже занят каким-то страховым агентством, но я подумала, что мне вряд ли когда-то понадобится собственный сайт.

Я не была ни роскошной секс-бомбой, ни экзотической красоткой модельной внешности. И сильно сомневалась, что кого-то особенно заинтересует бледная молодая девица со странным вкусом в одежде и жилистыми конечностями. Да, я была готова к тому, что любой, у кого есть интернет, сможет рассмотреть все мои потайные места в большом разрешении. Но я не предполагала, что сделаю карьеру в порно и уж тем более что мои фотографии будут на обложках журналов, а меня начнут узнавать на улице. Было бы крайне самонадеянно полагать, что на меня в твиттере подпишутся 150 тысяч человек только потому, что я порноактриса. Но прошло восемь лет – и вот, пожалуйста.

Далеко не у всех, кто снимается в фильмах для взрослых, есть псевдонимы. Например, Тера Патрик официально поменяла имя в паспорте – на то, под которым снимается. Некоторые используют свои настоящие имя и фамилию, другие – только имя, добавляя к нему что-нибудь экзотическое или двусмысленное. Правда, у большинства до сих пор хватает фантазии лишь на Стар или Лав, да еще и с каким-нибудь причудливым написанием, но за это, я считаю, нужно банить на десять лет.

В основном актерами движет желание выделиться среди коллег, выбрать имя попроще или создать определенный образ, но некоторые действительно берут псевдоним, чтобы скрыть свою личность. Возможно, в 70-е это и правда работало, но сейчас в интернете куча взрослого контента, и найти пикантные подробности чужого прошлого не составляет никакого труда, так что я не вижу в этом особого смысла.

Я вхожу в совет Комитета по защите прав работников порноиндустрии ^[18] – эта организация поддерживает актеров и следит за соблюдением их прав. У них есть видеоролик Porn 101, где мои коллеги объясняют, что, скорее всего, фильмы с вашим участием рано или поздно увидят все ваши знакомые – или хотя бы прослышат об их существовании. «Не стоит рассчитывать, что ваше реальное имя останется тайной, а если вас узнают в лицо, то псевдоним уж точно никак не поможет».

Псевдоним нужен мне не для того, чтобы что-то скрыть или сохранить приватность. Это скорее символический знак, способ продемонстрировать, что моя работа или какие-то другие детали моей биографии – лишь часть моей личности.

Есть отдельный тип незнакомцев, которые на публичных мероприятиях подходят впритык и обращаются ко мне «Джессика». Они шипят это с таким заговорщицким видом, будто это сверхсекретная информация. На самом деле это говорит лишь о том, что у них было 30 секунд погуглить, но при этом нет ни малейшего представления о приличиях. Может, это и странно звучит от женщины, которая сама грубо нарушает границы пристойности. Эти же люди, говоря о моих гениталиях, употребляют выражения вроде «туда» или «там», будто части моего тела пасутся на свободном выгуле, в отрыве от человека, у которого есть своя жизнь, независимость и свобода воли.

Да, это звучит парадоксально, но я охотно работаю в сфере, которая низводит меня до набора сексуальных характеристик, и при этом жду, что все остальное время окружающие будут видеть во мне многогранную личность. Я поддерживаю иллюзию доступности, и, надо сказать, некоторые сопутствующие товары – например, видеоролики с моим участием или силиконовые копии моих половых органов (вы не поверите, они достаточно популярны и приносят солидную часть моего дохода) – и правда существуют сами по себе, без какой-либо привязки к человеку со своей жизнью, независимостью и свободой воли.

В ситуацию, когда что-то вырывают из контекста, может попасть каждый. Один опрометчивый твит или дурацкая фотография в фейсбуке – и вот вы уже стали мемом. Десять лет назад я делала выводы о человеке лишь после нескольких разговоров, но теперь мне достаточно пары-тройки постов в социальных сетях. У каждого теперь есть личный бренд, не важно, какой образ вы продаете – профессионального секс-символа или высокоморального члена Ассоциации родителей и учителей ^[19].

Возможно, лавировать между личным и публичным (а границы между ними все больше размываются) было бы проще, если бы у всех было по несколько имен на разные случаи жизни. Но лучше помнить, что не стоит судить о людях по первому мимолетному впечатлению.