Я наблюдал за тобой

Я была в квартире Ника уже через полчаса. На этот раз долго ждать такси не пришлось. И стоило только зайти, подруга оценила меня таким взглядом, каким обычно оценивают музейные экспонаты с мировой известностью. Будто я не человек, а ожившая статуя Венеры.

– Ну чего ты пялишься? – не выдержала я. – Это я, твоя подруга, и я не приведение.

– Да нет, – хмыкнула Вика, – я просто немного в шоке.

– Отстань от человека, Вика, – в коридоре показался взъерошенный Ник. Спал, что ли? – Дай ей хотя бы раздеться. Даш, давай пальто.

– И с каких пор ты стал таким джентельменом? – надула губки подруга. – Я думала, мы все вместе сходим до магазина.

– Отправим Ромыча. Должен же он приносить хоть какую-то пользу этому обществу.

– Боюсь, что когда Ромыч увидит Дашу, то он как уйдёт за пивом, так больше и не вернётся, – хмыкнула Вика. – Я сказала ему, что мы хотим собраться скромной компанией и немного выпить, – добавила она шепотом. – Но о том, что ты тоже придёшь – не сказала.

Даже не представляю, как отреагирует Рома на мое появление. Если психанет и сбежит – что ж, я не буду его винить. На его месте я бы тоже сбежала. Но по крайней мере моя совесть будет чиста.

– Где он?

– У себя в комнате в CS играет, – не знаю, отчего, но Ник посерьёзнел. – Уже несколько дней почти безвылазно. Когда вы его это…того, он вообще почти перестал с нами разговаривать. Ходит хмурый, на все отвечает односложно.

Что ж, я могу понять и это. А тот факт, что несколько дней друг просидел за компьютером, свидетельствует в пользу его невиновности. Не может же он быть в двух местах одновременно.

Оставив друзей планировать наше сегодняшнее меню, я переместилась в другой конец коридора и тихо, стараясь не создавать лишнего шума, подкралась к дальней комнате. Из нее доносились едва различимые звуки игры. Шум, удары, выстрелы. Тихонько приоткрыла дверь, но увлечённый игрой Ромыч ничего не заметил, продолжая бродить с оружием и прятаться за какими-то непонятными зданиями.

– Ром, – робко произнесла я.

Кажется, в этот момент друг, если он, конечно, все еще считал меня другом, потерпел поражение. Вздрогнув и едва ли не подпрыгнув на стуле, Рома обернулся.

Я видела его взгляд и, клянусь, это было далеко не самое лучшее зрелище в моей жизни. Злость, обида, отвращение – все эти чувства перемешались в его серо-зелёных глазах.

– Прости меня, – только и смогла выдавить я, но прозвучало это жалко.

А Рома просто отвернулся и продолжил игру. Теперь уже я почувствовала острый укол обиды. В конце концов, в чем я виновата? Любой на моем месте подумал бы то же самое!

– Рома! – сейчас прозвучало уже настойчивее. Смелее.

Но он и не думал откликаться. И тогда я разозлилась уже всерьёз. Метнулась к компьютеру и выдернула вилку провода, питающего всю систему. Сверкнув маленькой искоркой, компьютер погас.

– Ты с ума сошла?! – Ромыч наконец-то выдал хоть что-то. Что ж, он хотя бы не разучился разговаривать.

– Поговори со мной, Рома! Мне жаль! Правда! Мне не хотелось, чтобы так вышло, но ты не оставил нам выбора!

Друг снова молчал, но я чувствовала: еще секунда – и он взорвется.

– Мы специально придумали ловушку для этого шпиона, подстроили все так, чтобы он наверняка знал, где мы встречаемся. И тут в лесу появился ты. Ну что бы ты подумал на моем месте?

Рома стиснул зубы. По лицу ходили желваки, ладони были сжаты в кулаки, руки дрожали. Дежавю. Я уже видела это совсем недавно. Точно так же выглядел Герман перед тем, как уйти.

А потом друг произнёс:

– Если бы я был на твоём месте, то сначала бы спросил обо всем тебя.

– Но мы спросили… – растерянно пробормотала я.

– Связать человека – это теперь так называется?

– Рома, мне жаль. Правда жаль, что так вышло. Ты просто оказался не в то время и не в том месте. Но пойми меня, Рома, этот аноним совсем измотал нас. Я уже не знаю, кому и чему верить, где правда, а где ложь. Он преследует меня. Постоянно, понимаешь? У него нет ничего святого, он вложил записку прямо в руку трупа! Он подкинул мне мертвую ворону, разодрал мою любимую игрушку, убил, блин, мою кошку! А вчера пообещал убить мою семью, если я попытаюсь сбежать.

– И ты правда подумала, что я мог сделать все это? – устало вздохнул Ромыч. В его голосе сквозило разочарование.

– Нет, – прошептала я, – я верила, что это не ты.

Рома молчал, но на этот раз молчание перестало быть таким напряжённым и гнетущим. Наверное, чтобы простить меня, ему потребуется какое-то время, но сейчас я почувствовала: кажется, наша дружба еще не летит в огромную бездонную пропасть, у нее еще есть шанс на выживание.

– Мой круг друзей не так уж и велик, и ты всегда входил в число близких. Ничего не изменилось, Рома. Иногда мы совершаем ошибки, но ты по-прежнему очень дорог мне. Прости, если сможешь.

Обычно откровения давались мне не очень легко, но в этот раз слова лились сами.

– Кажется, Ник с Викой планировали устраивать какую-то вечеринку сегодня. С тебя банка пива в качестве извинений. Хотя стоп, какая банка? Нет, с тебя целый ящик.

Я громко рассмеялась. Передо мной снова сидел мой друг, мой старый добрый Ромыч. Теперь это снова был он, а не огромное каменное изваяние, готовое взорваться в любую секунду. И от этого я была готова купить ему хоть ящик, хоть целых десять ящиков этого гребанного пива. Лишь бы только не смотрел на меня такими разочарованными глазами.

Одногруппников мы звать не стали. Слишком много всего накопилось между нами. Того, что не предназначено для чужих ушей, чем можно поделиться только с самыми близкими друзьями.

Мы вместе сходили в магазин, как это было в старые добрые времена тусовок на первом курсе. Купили алкоголь, заказали пиццу и уселись на кухне, наперебой рассказывая все новости, которые произошли с нами за это время.

Первой на очереди, конечно же, была я. И я поведала им обо всем: как мы пытались вычислить анонима, как нам в голову пришла эта безумная идея – уехать на Камчатку. И о том, как она с треском провалилась.

– Да вы чокнутые на всю голову, – вынесла вердикт Вика. – А этот чел…он еще больше чокнутый! Как он вообще нашёл вас?! Нет, ну я понимаю, здесь – здесь не надо быть семи пядей во лбу, чтобы подкинуть записку тебе под дверь. Но на заправку в тысяче километров отсюда… Как?

– Послушай, Даш, – нахмурился Ник, попивая холодное пиво из банки, – а ты не думала, что…

– Что?

– Ну, что это Герман и творит всю эту дичь.

Я бросила косой взгляд на Ромыча, но он молчал, опустив глаза. Наверняка тоже предполагал такой вариант, но высказать его не осмелился.

– Да ты с ума сошёл, что ли?

– Нет, ну просто предположим. Как только он появился в твоей жизни, этот аноним стал атаковывать тебя еще больше. Начиная с презентации и заканчивая этой дурацкой заправкой. Ну подумай, кто еще мог нагнать вас черт пойми где? Как бы этот кто-то узнал, что вы остановитесь именно в том мотеле, пойдёте именно в то кафе. Да ты могла бы вообще не пойти в этот туалет!

– Все то время Герман был рядом со мной! – возразила я.

– Даже когда ты спала? – ухмыльнулся Ник.

– Да, – вышло как-то слишком неуверенно. Ну а чего он хотел, когда я сплю, то вообще-то не вижу, что происходит вокруг!

– А в том клубе, когда бармен передал тебе коктейль с запиской, – напомнила Вика, – ведь он тоже там был. Как часто ты встречала своих преподов в барах и клубах? Слишком странное совпадение, вам не кажется?

– Да вы издеваетесь, что ли?! – вспыхнула я. – Его избили, вообще-то. И наверняка к этому причастен этот же человек.

– Это еще надо доказать, – хмыкнула подруга.

– Он написал заявление в полицию, когда мы приехали! Вы думаете, он бы стал писать заявление на самого себя? Это бред чистой воды, ребят!

Не умолчала я и о том, как я просила его этого не делать, но Герман все равно настоял на своём. Как мы поругались из-за этого и как в ночи я умчала домой на такси, которое прождала так долго в темноте, холоде и одиночестве.

– Вообще-то, это единственная здравая мысль из всех его сумасшедших идей, – отметил Ник.

– Это бессмысленная мысль! Этот безликий урод не устоит ни перед чем – ни перед полицией, ни перед самим дьяволом.

– Послушай, Даш, может тебе пожить с нами какое-то время? – предложил друг.

Как оказалось, за то время, пока я отсутствовала, пытаясь сбежать от своей же судьбы, в квартире парней успело произойти пополнение: к ним переехала Вика, успешно разделив комнату с Ником, своим теперь уже парнем. В доме подруги было слишком много народу, чтобы родители пытались остановить ее. То-то я удивилась, что в жилище наконец-то воцарился порядок! А всего-то нужно было, чтобы в этом доме появилась женщина.

– Не хватало еще вас в это втягивать.

– Нет, серьезно. Он не сунется в квартиру, где живут четыре человека и подъезд дома которой с пола и до потолка весь утыкан камерами, – поддержала идею Вика.

– Копи тоже все утыканы камерами, но это не мешает ему оставаться незамеченным!

– В посёлке можно найти какую-то лазейку, что он наверняка и сделал, – возразила подруга. – Получше рассмотри окрестные заборы, и ты наверняка найдёшь в них дыру, которой пользуется наш любезный друг. Но в многоквартирном доме это невозможно, только если он не умеет проходить сквозь стены или телепортироваться.

– Это почти как крепость, – впервые подал голос Ромыч.

– Спасибо, ребят, но…я справлюсь. Правда, спасибо.

– Послушайте, давайте лучше выпьем за… Да неважно за что! Просто выпьем! – предложил Ник. – Надоел этот мрак, мне его и в универе хватает. Давайте веселиться!

И мы пили, пели, танцевали, играли в «Правду или действие», рассказывали какие-то детские страшилки почти до самого утра. И я давно не чувствовала себя такой беззаботной и живой.

Ближе к утру, когда Ник и Вика, забыв, что они в компании друзей, слишком увлеклись обществом друг друга, Ромыч предложил:

– Покурим?

И я с радостью приняла это предложение даже несмотря на всю мою ненависть к табачному дыму. Это был в первую очередь шаг мне навстречу, и, если честно, я не рассчитывала, что он вообще обратится ко мне сам в ближайшие лет сто. Отказываться от такого было преступно.

Ромыч даже любезно протянул мне какую-то тёплую куртку. Мы вновь оказались на общем балконе, прямо как в ту роковую ночь, когда впервые узнали, что Туре больше нет.

– Уже столько месяцев прошло, – горько ухмыльнулся друг.

– Да.

Между нами повисло молчание. Рома так и не прикурил приготовленную сигарету.

– Рома… – я наконец решилась прояснить еще одну вещь, которая не давала покоя все это время. – Когда Герман ушёл, он сделал это так, как будто… В общем, так делают, когда уходят навсегда.

– Почему ты говоришь мне это?

– Не знаю… Наверное, ты заслуживаешь знать. Тебе всегда были неприятны наши отношения, я понимаю. И я не хотела ранить тебя.

– Ты никогда не смогла бы принадлежать мне, Даша. Это невозможно, и я не дурак, чтобы это понять. Сначала был Туре, потом Герман. Ты всегда смотрела на них…по-другому. Я бы никогда не смог занять это место.

Ромыч замолчал. Послышался щелчок зажигалки, и темноту ночи нарушил крохотный огонёк.

– Я смирился с этим. Наверное, еще в самый первый день, как увидел тебя в универе. Да, я влюбился в тебя еще в тот самый день и об этом, блин, походу знает весь наш гребанный ВУЗ. Но также в тот день я понял, что ты никогда не будешь со мной. У тебя был Туре, вы были самой яркой парой университета, и я всегда знал, что ты не та девчонка, которая просто возьмет и оставит любимого человека.

– Рома… – вздохнула я, не зная, что еще ему сказать.

– Не надо. Ничего не говори и не извиняйся. Нет твоей вины в том, что мое сердце такое глупое и израненное. Да, я злился, очень злился, когда узнал, что теперь ты с Германом. Но разве можно любить человека и одновременно желать ему зла? Вы помиритесь, Даша, я верю в это. Вам обоим нужно остыть. И я надеюсь, что это произойдёт как можно скорее. Ты будешь счастлива с ним.

– А ты?

– А что я? Я всегда буду твоим лучшим другом Ромычем и ты по-прежнему можешь на меня положиться. Только не куксись, клянусь, до конца универа я обязательно найду себе какую-нибудь жгучую блондинку и буду делиться с тобой, какая она потрясная…как с лучшей подругой. Да не куксись же ты, братан, да, жизнь сложная штука, но это жизнь, и будь она простой – не было бы так весело!

Но вместо веселья в голосе Ромы звучала горечь. Даже сейчас он пытался поддержать меня. Никогда прежде не слышала от него таких глубоких и искренних речей. Вот только хотелось не кукситься, а плакать.

Глава 32

ДАША

Время шло, и я вновь училась жить без близкого человека. Это чувство было не впервой: однажды я уже потеряла того, кто мне дорог. И вот теперь опять. Да, Герман не умер, не отравился угарным газом и не сгорел заживо, но он ушёл. И жизнь снова стала пустой. Я глядела на мир, но видела лишь черно-белые тона. Точно мне удалили глаза и взамен вставили орган зрения брошенной собаки. Помню, в какой-то научной передаче говорили, что эти животные видят мир в черно-белом цвете.

Я скучала, и не было ни дня, когда бы мне не хотелось лезть на стенку и выть белугой от накрывающей тоски. Новогодние каникулы закончились, началась учеба. Каждый день ходила в университет, виделась с друзьями, но не было ни секунды, когда бы мыслями я не была вместе с ним.

Особенно накрывало, когда вместе с одногруппниками мы проходили мимо кафедры топографической анатомии. Герман написал заявление на увольнение и на работу так и не вернулся. Где он сейчас? Устроился ли в больницу? Стал ли практикующим врачом, как всегда хотел? Ответов на эти вопросы у меня не было. Бывали вечера, когда до боли, до ужаса хотелось написать ему. Несколько раз открывала диалог и набирала: «Привет. Как ты? Я не могу без тебя», но нажать «отправить» духу так и не хватило.

А однажды Вика спросила:

– Ты в курсе, кто такая наша Алена?

– Кто? – равнодушно спросила я. Жизнь казалась настолько серой и отвратительной, что меньше всего меня волновали вещи, связанные с универом. После того, как в зимнюю сессию мы сдали экзамен по топографической анатомии и оперативной хирургии, я не хотела думать ни об этом предмете, ни о его преподавателях.

– Бывшая Германа.

Я чуть было не поперхнулась чаем, который пила в тот момент.

– Кто-кто?

– Наш любезный Герасим тебе не рассказывал?

– Ты-то откуда знаешь?

– В нашем ВУЗе слухи распространяются со скоростью ракеты.

– Может быть, это неправда, – сквозь зубы процедила я. До этого дня мне казалось, что между нами не было секретов.

– на ее странице нашла их старые совместные фото. Ну а знающие люди лишь подтвердили мои догадки.

– Зачем она пришла работать в наш университет? – не могла не спросить я, хоть и знала, что ответа на этот вопрос не найду никогда. Я тут же прогнала от себя мысли о том, что все это может быть как-то связано с тем, что происходит сейчас.

– Из-за чего они расстались?

– Герман говорил, что она изменила ему с его лучшим другом. Думаешь…

– Честно, я не знаю, что думать, но что они до сих пор общаются, знаю точно. Мое осведомленное лицо видело, как однажды ночью он приезжал к ней домой.

Сердце совершило скачок. Боже, что еще нового я узнаю за этот день?

– И кто же это твое осведомленное лицо? И почему ты раньше мне этого не говорила? Вика, ты моя лучшая подруга!

– Сначала мне нужно было все проверить. Я не хотела вставать между вами, если бы оказалась неправа. А осведомленное лицо – Ленка, староста шестой группы. По иронии судьбы она живет прямо напротив этой Алены. Ленка случайно увидела Германа: встала ночью в туалет и услышала шум в подъезде. Ну и сама понимаешь, кто вылетел из Алениной квартиры.

– Когда это было?

– Ну…еще до нового года. Не помню точно, сейчас посмотрю, – с этими словами подруга достала телефон и довольно долго что-то листала. – Нашла. Первого декабря.

Первое декабря… День, когда мы поймали Ромыча. Когда мы были вместе. Я запомнила это, потому что в тот день был день рождения нашей бабушки. Я слышала, как ночью Герман разговаривал по телефону, но была слишком сонная, чтобы выяснять, что происходит. Потом он на какое-то время исчез. Сказал, что во дворе сработала сигнализация. Неужели на самом деле он и ездил к этой девушке? Но зачем? Ведь в ту ночь…мы были так счастливы. Он говорил мне слова, от которых к горлу ком подступал. Смотрел на меня восхищенными глазами. Он любил меня, я была в этом уверена. Неужели это все было неправдой? Разве он смог простить эту мерзкую Алену?

Я с силой впилась ногтями в ладони, пытаясь не разреветься в ту же секунду. К черту Германа. К черту мои порывы написать ему. Как же хорошо, что я этого не сделала.

***

Аноним дал о себе знать уже на следующий день, когда я, усталая, разбитая и с ужасной головной болью от похмелья, вернулась домой.

«Молодец, ты все правильно сделала, хорошая девочка!»

Я представила его образ: без глаз, губ и щёк, лишь неопределённая высокого роста мужская фигура, и мысленно плюнула фигуре в ее скрытое тьмой лицо.

С тех пор, как мама узнала правду, она спрашивала о нем почти каждый день. Я показала ей новую записку, и она тут же позвонила в полицию. Полиция была у нас дома несколько раз. Брали показания, даже опрашивали соседей, но никто как всегда ничего не видел и не слышал, а камеры в очередной раз не показали ничего подозрительного. Наверное, друзья были правы, и мой преследователь просто соорудил какой-то лаз в заборе. Мне очень хотелось найти его, но отправиться на поиски духу не хватило: теперь на этой войне я осталась одна.

Когда после возвращения из нашей неудавшейся поездки аноним объявился во второй раз, я чуть было не испустила дух.

Это был поздний вечер, я возвращалась после дружеских посиделок с Викой и решила сократить путь через парк. В тот день ударили морозы, поэтому мамочки с детьми прятались по квартирам и парк был почти пуст. Послание прикололи к дереву перочинным ножом, и оно было настолько гигантским, что не заметить его было невозможно. А текст было выведен чем-то красным. Только не говорите, что это…

Этакий плакат смерти.

Все, что произошло после того, как я нашла ужасающее послание, было как в тумане. Помню лишь, как кричала. Орала, пока не сорвала голос. Вопила изо всех сил, пока на мой крик не прибежал какой-то дорожный рабочий. Помню полицейский участок, махровый плед и горячий чай, но все это слилось в большом калейдоскопе ужаса.

Когда я пришла в себя, была уже дома. Кажется, я спала, а когда проснулась – увидела маму, ходящую из угла в угол по моей комнате. На ней лица не было. Теперь мама знала, что я чувствовала каждый раз, когда этот больной идиот решал, что ему нужно появиться в моей жизни. И это осознание привело ее в ужас, вопиющий, кошмарный ужас.

Так у меня появилась машина. Мама решила, что я больше не буду ездить на учебу на общественном транспорте и тем более – ходить туда пешком. Поскольку отвозить меня в университет самой у нее не было времени, а нанять личного водителя было слишком роскошным вариантом, не оставалось ничего кроме как наконец купить мне собственный автомобиль. На следующий день на пары я не пошла, мама взяла отгул на работе, и весь день мы, усевшись с ноутбуком прямо на мягкий ковёр в гостиной, приглядывали подходящие варианты.

Перспектива ездить на личном транспорте меня радовала и угнетала одновременно. Радовала потому, что наконец-то не придется больше трястись в полных, потных и вонючих автобусах, водители которых порой устраивают настоящую «Формулу-1». А угнетала – потому что я по-прежнему была никудышным водителем и езды по дорогам с мощным движением боялась просто до чертиков.

Но родители были непреклонны, да и я спорить не стала, и уже на следующий день в нашем дворе появилась еще одна машина. Маленькая серебристая Сузуки, купленная с рук у какого-то мужчины преклонного возраста, она должна была стать оплотом моей безопасности на ближайшие неизвестно-сколько-лет. Зато этот помешанный больше не сможет повесить плакат на какое-нибудь дерево. Потому что теперь я не появляюсь в безлюдных местах, да и вообще почти всегда передвигаюсь на машине. Единственный вред, который он может нанести мне – проколоть колёса или разбить стекла, и это, пожалуй, станет действительно проблемой. Но за две недели, которые я успела проездить на машине, его голову подобная идея все еще не посещала. А я ни за что не стану думать о ней – вдруг он умеет читать мысли?

Жизнь налаживалась. Если не учесть, что в ней больше не было Германа и меня порядком достала бесконечная учеба, все было очень даже неплохо. Я по-прежнему злилась на Германа, мысли о том, что он обманул и предал меня, не оставляли ни на секунду. Именно поэтому мне было легче: когда ты на кого-то в обиде, то тоска по этому человеку отходит на второй план.

Мы часто гуляли с друзьями, пару раз даже выбирались на природу покататься на горных лыжах и пожарить шашлыки в уютных беседках. Днями я отвлекалась, как могла, а ночами приходила домой, ложилась на кровать и плакала. Все казалось отличным лишь до ночи. А ночью на землю опускалась невыносимая грусть.

Ночью, когда зима официально сменилась весной, я впервые за много дней осталась дома одна – родители уехали на юбилей к какой-то дальней родственнице по папиной линии. Они настаивали на том, чтобы я поехала с ними, но путешествие в соседний город на все выходные было непозволительной роскошью: в понедельник предстоял очередной зачет по фармакологии. Когда я преуспешно сообщила об этом родителям, они тут же решили, что никуда не поедут, но я настояла на обратном. В конце концов, не могла же я привязать их к себе навечно. Прекрасно видела, как работа изматывает маму круглые сутки на пролет, как дёргается глаз папы от очередных деловых переговоров. Им нужно было отдохнуть и расслабиться, и держать родителей на привязи было бы слишком нагло и эгоистично.

– Мам, мой прекрасный невидимый друг уже больше двух недель не объявлялся, – успокаивала я. – Не думаю, что решит объявиться именно в тот день, когда вы уедете.

– Именно в тот-то день он наверняка и решит это сделать! – парировала мама.

Вообще-то, по всем законам логики она была права. Аноним всегда появлялся, когда его не ждали. Всегда приходил в те моменты, когда я была наиболее уязвима. Но еще никогда прежде не оставлял меня одну так надолго. Это могло значить только два варианта: либо его целью было рассорить нас с Германом (чего он и добился), и в таком случае вряд ли когда-нибудь он объявится вновь. Либо я встретилась с очередным затишьем перед бурей. Но, как бы там ни было, родителей на праздник я все равно сбагрила.

– В холодильнике стоит плов. Там целая кастрюля, должно хватить. Если вдруг не хватит, свари макароны или закажи себе что-нибудь. А может быть, Вику позовёшь?

– Мам, вы уезжаете всего лишь на ночь, а не на вечность, – устало вздохнула я. – И у Вики там свои дела.

– Может, мы все-таки останемся? – не унималась мама. – Посмотрим фильм все вместе, а лучше – сходим в кино.

– Мама, ну хватит. Мы ведь все уже решили.

Уезжали родители не в самом довольном настроении. Смотрели на меня так, будто я вновь стала той маленькой девочкой из детства, за которой нужен глаз да глаз и комендантский час впридачу. Кажется, даже из-за Макса они никогда не тряслись так сильно, как из-за меня сейчас. Не зря просила Германа не писать заявление и не втягивать их во все это дерьмо. Ведь полиция как всегда не нашла никаких зацепок, а мама каждый вечер глотала валерьянку и пила корвалол.

Я просидела за фармакологией почти весь вечер, так что беспокоиться о моем досуге не пришлось. Часы пролетели незаметно. Разобрала три темы из пяти, оставив две самые сложные на завтра, прежде чем мой мозг вскипел окончательно. Препараты, группы, дозировки – от обилия информации можно было сойти с ума. Поэтому, дописав очередной рецепт, я захлопнула тетрадь и откинула ее в дальний угол стола. Пожалуй, на сегодня хватит.

Часы показывали девять минут одиннадцатого; я ужасно хотела есть. Немудрено! Я провела за учебниками несколько часов, даже не вставая. «Что ж, одиннадцатый час – лучшее время для маминого плова», – подумала я, а желудок подтвердил эту мысль голодным урчанием.

После ужина налила себе полный бокал вина. Одной бутылкой в нашем погребе больше, одной меньше – какая разница? Мне всегда претила мысль остаться дома одной, медленно распить бутылку дорого вина и много думать о жизни.

Спустя несколько глотков стало легко. Когда кончился бокал – весело. Со вторым бокалом я отправилась в ванну, решив продолжить своё блаженное романтическое уединение. Налила любимую лавандовую пену, отсыпала полпачки какой-то дорогой гималайской соли, которой обычно пользовалась мама, зажгла свечи. Горько пожалела о том, что во всем этом великолепии романтики я была одна.

Я пила вино и считала крупинки на потолочной плитке. На середине бокала настигла новая стадия – страдания. Вдруг очень некстати вспомнились все счастливые моменты, произошедшие со мной за эти полгода. А потом пришло осознание того, что как было раньше – уже никогда не будет. Крепко зажмурилась, чтоб отогнать от себя непрошеные мысли, но вместо этого из сомкнутых глаз просочились слёзы. Упали, смешиваясь с и без того соленой водой. И вот тогда-то началось. Боль пронзила тело насквозь. Я рыдала, била воду, расплескивая брызги пены по всей ванной, сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони и оставляя небольшие полуовальные кровоподтеки.

С трудом вспоминаю, как вылезла из тёплой ванны, закуталась в мягкий махровый халат и добралась до своей комнаты. Голова кружилась, все вокруг плыло, хотелось плакать, смеяться, говорить, кричать. И я делала все это, выплескивая накопившиеся эмоции, пока силы окончательно не покинули тело. Я рухнула на кровать прямо так, в халате, даже не расправляя покрывала.

Не знаю сколько я проспала, прежде чем проснуться от невыносимой головной боли. В комнате царила кромешная тьма, а значит, утро еще не наступило. Я протерла глаза и села на кровати. Что ж, вино было хорошим, но несколько бокалов в купе с пролитыми слезами сделали своё дело. От боли хотелось умереть.

Вслепую нащупала тапки где-то под кроватью, откинула плед, и только собралась встать, чтобы пойти на кухню за водой и таблеткой, расправить кровать и переодеться, как голову посетила ужасная мысль. Я засыпала без пледа. Осознав это, почувствовала, как тело обдаёт волной жара.

– Так, Даша, стоп, – сказала я самой себе, – ты выпила достаточно вина и, вообще-то, не очень хорошо помнишь, что происходило после того, как ты покинула ванну. Ты вполне могла прихватить плед где-нибудь по дороге в спальню и благополучно забыть об этом.

Но в душе я понимала, что это невозможно. Этот плед был из гостиной, куда я абсолютно точно не могла спуститься и забыть об этом.

«Мало ли, куда плед мог мигрировать из гостиной. Может быть, его утащил оттуда еще Макс», – вторил голос в голове, и я предпочла согласиться с ним. Сделав глубокий вдох, за которым тут же последовал выдох, я наконец собралась с силами и встала с кровати. Подошла к двери и на секунду замерла. Я почувствовала на спине чей-то тяжёлый взгляд. Буквально каждой клеточкой тела ощущала, как глаза сверлят меня в глубокой темноте.

Сжав руки в кулаки, я обернулась. Немой крик застрял где-то глубоко в горле. Передо мной стоял Туре.

Глава 33

ДАША

Я пыталась кричать, но лишь глотала ртом воздух. Кажется, я окончательно сошла с ума. Этого не могло быть, просто не могло! Но Туре стоял передо мной, здесь и сейчас, такой материальный и реальный, что на секунду я подумала: это действительно мог быть он.

Но это невозможно. Туре умер несколько месяцев назад. Сгорел в пожаре. Это его тело вынесли из пепелища квартиры. На нем были обрывки его любимой чёрной толстовки, которая, скорее всего, загорелась первой, и серебряное кольцо, которое он никогда не снимал – подарок покойной бабушки. Единственное место, где он мог быть – на том свете. Но никак не в моей комнате.

Времени на рассуждения не было. Из комнаты я вылетела молнией, включая каждую лампу на своём пути. Вот-вот уйдёт темнота, а вместе с ней – все страхи и видения. Сердце бешено колотилось. Вбежав в гостиную, я схватила первое оружие, попавшееся мне под руку – кочергу из камина. От кого я собралась обороняться – даже не думала, но эта штука точно пригодится.

Испуганно огляделась по сторонам: в доме пусто и тихо. Но я видела его, так четко и по-настоящему, что принять мысль о том, что передо мной возникла всего лишь галлюцинация, была не в состоянии. В тот момент я вообще утратила способность рассуждать здраво.

Нужно было срочно позвонить в полицию, и я начала судорожно шарить по карманам халата, прежде чем осознала, что телефон остался в комнате наверху. В моей комнате, в которую я не вернусь ни за что на свете.

– Черт, черт, черт, соображай, – бубнила самой себе, но соображать выходило плохо. Поэтому единственное решение, которое пришло мне в голову – покинуть дом.

Правда и у этой идеи имелись серьезные препятствия. Например, на улице был лютый мороз, а вся моя одежда также осталась наверху. Но выход из ситуации я нашла быстро: залетела в прачечную (не забывая держать кочергу начеку!) и достала из корзины с грязным бельём первые попавшиеся спортивные штаны и тёплые вязаные носки. Около входа прямо на халат накинула мамин пуховик и вылетела из дома.

Снег хрустел под ботинками. Уже через минуту я почувствовала, как начинают мерзнуть ноги. Никогда прежде не ходила без колготок зимой. Но я все равно бежала, не замечая ничего и никого вокруг.

На этой планете было лишь одно место, куда я могла побежать, увидев призрак прошлого в своей спальне. Да, мы были в ссоре и не разговаривали уже больше месяца, но сейчас это казалось мне таким мелочным и неважным. Я почувствовала, как смерть ходит со мной по одному канату. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Ощущала ее дыхание на своей шее. И мне было абсолютно плевать на все разногласия, произошедшие между мной и Германом. Даже плевать на то, что когда-то ночью он ездил к бывшей.

Я позвонила в звонок, наверное, раз сто. Била дверь калитки кулаками. Но он не открывал мне.

– Герман! Герман, открой, пожалуйста, я знаю, ты меня слышишь! – кричала я, будучи совсем неуверенной в последнем.

Но он не подошёл к калитке ни через пять минут, ни через десять. Свет в окнах не горел и, скорее всего, хозяина даже не было дома. Где он? У Алены? Я набрала охапку снега в ладони и, слепив из него снежок, со злостью швырнула его через забор. Остатки снега таяли на покрасневшей от холода ладони, и ледяная вода стекала между пальцев, а вместе с ней уплывала и моя надежда на спасение.