Za darmo

Я наблюдал за тобой

Tekst
5
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 25

ДАША

Вместе с вечерними сумерками на землю крупными хлопьями опускался снег. Вернувшись домой, я первым делом скинула дурацкий горнолыжный костюм, который в один миг вдруг стал казаться тесным и неудобным. Герман же сразу отправился на кухню: зашумел чайник, что-то загремело в холодильнике.

За время нашей лесной вылазки я порядком продрогла, поэтому, с удовольствием укутавшись в мягкий плед Германа, легла на диван и свернулась калачиком. Этот дом был уютным, тёплым, он даже стал казаться мне почти родным, но сейчас все это не имело значения. Я видела лишь черно-белые краски и безысходную пустоту. Вся жизнь казалась именно такой. Меня бросил парень. Потом он умер. После чего кто-то стал не только присылать записки от его имени, но и делать действительно ужасные вещи. Он порвал мою любимую игрушку. Убил мою кошку. А на десерт – оказывается, вполне вероятно, что этот «кто-то» – мой лучший друг. Никому не пожелаю такого «счастья».

– Ты совсем замёрзла, – констатировал Герман, присаживаясь рядом и нежно поглаживая разметавшиеся по подушке волосы. – Чайник скоро закипит.

– Как думаешь, это действительно Ромыч? Я имею ввиду…делает все это?

– Я не знаю, Даша. Честно не знаю. Это может быть он, но точно с такой же вероятностью может быть и не он. Вся эта история с мамой и клюквой звучит как бред. К тому же, аноним действительно много о тебе знает. Столько, сколько может знать только близкий человек. Такой как Ромыч. Но… Не знаю, в то же время я не верю, что он вообще на такое способен.

– Вика сказала, что Ромыч влюблён в меня. Он мог ревновать к Туре.

– Время покажет. Если это Рома, то вряд ли он скоро как-то проявит себя.

– Но он может наоборот сделать это специально, чтобы отвести подозрения!

– Это глупо. Он понимает, что сейчас мы будем особенно внимательны.

– Черт, не могу больше думать об этом! Ненавижу!

От злости я пнула лежащую в ногах подушку.

– Чайник закипел, – с тёплом в голосе сообщил Герман. – Я приготовил заварку твоего любимого имбирного чая. И у меня есть для тебя еще кое-что.

Пришлось все-таки покинуть свой уютный домик из пледа и проследовать за ним на кухню, где царил приятный аромат имбиря, а на тумбе стояла гигантская банка «Нутеллы».

– Папа всегда давал мне шоколадную пасту, когда я грустил. Разрешал есть хоть столовыми ложками или даже прямо руками. Ты не поверишь, но так действительно вкуснее! Мама, конечно же, всегда ругалась. А он тайно подзывал меня к себе и вручал целую банку. Эта «Нутелла» вся твоя. И если она сделает твоё настроение лучше хоть на самую малость, значит, все не зря.

И хотя прежде улыбаться мне совершенно не хотелось, сейчас я просто не могла сдержаться. Я обожала шоколадную пасту. И, когда ваша жизнь катится не пойми куда, но у вас есть гигантская банка «Нутеллы» – в этом мире еще не все потеряно.

– Герман, – я с удовольствием облизала палец, которым зачерпнула большую порцию пасты, и тут же посерьёзнела, – ты объезжал адреса, которые мы нашли?

Мне вдруг захотелось сменить тему и хотя бы ненадолго перестать думать об анониме и том факте, что им мог оказаться Ромыч. Но Герман лишь отрицательно покачал головой.

– Но почему?

– Я…я не знаю. Я боюсь. Не знаю, что делать, когда туда приеду. Что я ему скажу? Здравствуй, папа, я твой блудный сын? Может быть, он вообще не хочет меня видеть? Или уже давно умер?

– Нет. Он жив, я это чувствую. И определённо будет только рад увидеть тебя.

– Все это так сложно, – тяжело вздохнув, Герман закрыл лицо руками.

– Это проще, чем кажется, – с этими словами я спрыгнула с кухонной тумбы, на которой сидела все это время, и подошла к нему. Нас разделяли считанные сантиметры. – Мы поедем вместе. Я буду рядом. Если, конечно, тебе это будет нужно. Только не сдавайся, слышишь меня, Герман? Не сдавайся!

Я отодвинула его руки от лица и заставила посмотреть мне в глаза. И, казалось, в тот момент я увидела в них все: боль, тоску, одиночество и…что-то еще. Что-то тёплое, сокровенное, как огонёк маленькой свечи. В его глазах горел свет. В них теплилась жизнь.

– Знаешь, что я понял, Даша? – тихо, почти шёпотом произнёс он.

– Что? – еще тише спросила я.

– Не знаю, как я жил все эти годы. Когда в твоей жизни нет любви, нужна ли она тебе вообще, такая жизнь? Ты просыпаешься, завариваешь себе кофе, идёшь на работу, вечером возвращаешься домой, но совершенно не понимаешь, для чего это. Ты просто делаешь это, потому что так надо. Но это не жизнь. У меня есть работа, есть деньги, гигантский особняк, дорогая машина, но это никогда не приносило долгой радости. Это воспринималось как должное, как правильное. Я считал, что это круто – думать только о карьере и не знал, что бывает по-другому. Забыл, как оно – по-другому? Я всегда был в этом доме один. И если бы жил один в однокомнатной квартире, думаю, ничего бы не поменялось. Без любви это все не нужно. Все бессмысленно. Когда у тебя нет любви, то и жизни тоже нет. А сейчас…впервые за долгие годы я наконец-то почувствовал, что живу.

– Что ты хочешь этим сказать?

Сердце бешено стучало.

Он молчал, точно слова вдруг стали тяжёлым, почти неподъёмным грузом. А потом наконец сказал:

– Я люблю тебя, Даша. Кажется, я влюбился в тебя с того самого дня, когда ты вихрем влетела в мой кабинет.

В доме стало настолько тихо, что было слышно, как тикают часы над камином в соседней комнате. Пытаясь обуздать вихрь, что бушевал внутри, я не могла вымолвить и слова.

– Прости, – выдохнул он и, отстраняясь, шагнул в темную бездну гостиной.

– Герман! Постой!

Он остановился, но не обернулся.

– Не уходи, – отчаянно прохрипела я. – Ты нужен мне!

Герман не двигался. Тогда я сама сделала шаг в его сторону. Настолько близко, что чувствовала его запах – кардамон, нотки кедра и сандал. Этот аромат сводил с ума. Я осторожно опустила руки на его плечи. Он был напряжен. Я чувствовала это каждым сантиметром своего тела.

Пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха:

– Ты очень-очень сильно мне нужен, – прошептала я. – Я без тебя не могу.

Напряжение не сходило. Герман смотрел куда-то вдаль. Хоть я и не видела его глаз, но знала это. Именно в эту секунду в его душе происходила борьба. Но за что он боролся? С чем? Он казался мне таким открытым, но в то же время таким далёким и загадочным.

– Не молчи, пожалуйста, – я обняла его за спину, – скажи хоть что-нибудь, иначе я сойду с ума.

Все, что происходило дальше, точно было не со мной.

Резким движением он вырвался из моих объятий, и я даже не поняла, каким образом в следующую секунду оказалась на барной стойке, отделяющей гостиную от кухни. Он больше не стоял ко мне спиной. Лицо к лицу. Губы к губам. Он целовал меня с такой страстью и отчаянием, точно я только что умерла и воскресла. Точно мы были на грани, на краю гигантской бездны, и своим поцелуем он пытался спасти меня от падения.

Внутри разгорался пожар. Гигантский костёр, потушить который могли лишь его руки, его холодные руки, пробравшиеся под пламя моей одежды. Они исследовали каждый сантиметр спины, гладили шею, спускались ниже, так осторожно, и в то же время – так нетерпеливо.

Я скинула его толстовку, вслед за ней на пол полетела футболка. Я хотела видеть его таким, какой он есть – с обнаженным торсом и обнаженной душой, открытым и откровенным, смелым и уязвимым. И в эту секунду он был именно таким. Через призму его тела я видела самые далекие уголки его души. Он слишком долго закрывался от мира, слишком долго жил в себе и я чувствовала, как отчаянно желал открыться. И это было мое. Мое и ничьё больше. Здесь и сейчас, в эту самую минуту, он открывал это только мне, свою душу и свое тело.

Его глаза горели, когда он прошептал:

– Я ждал тебя. Ждал многие годы, просто раньше этого не знал.

– Теперь неважно, что было раньше, – я пыталась успокоить сбившееся дыхание.

Его палец нежно заскользил по моей шее от яремной ямки до подбородка. Добравшись до цели, Герман несколько секунд молча смотрел мне в глаза, прикусывая губу (и это было, черт подери, до безумия сексуально!), а затем ловким и быстрым движением запрокинул мою голову.

Я следила за тем, как отсвет фар проезжавшего по темной улице автомобиля перемешивался со слабым светом кухонной лампы, когда он покрывал поцелуями шею. Герман. Лишь он существовал для меня в эту минуту. Только он и этот вечерний свет.

Герман смотрел на меня безумными глазами. Это сводило с ума. Не прерывая зрительного контакта, я положила руку на плечо и медленно спустила лямку бюстгальтера.

– Ты снова играешь с огнём, Даша, – прохрипел он. – Я не железный. И не смогу держать себя в руках.

– Тебе и не нужно.

– Но я не могу не спросить…

– Молчи. Молчи и ничего не спрашивай, – с этими словами я резко сползла к краю стойки, вплотную прижимаясь к нему. Тело к телу. Я чувствовала каждый его изгиб, и мне это нравилось. Я хотела взять инициативу в свои руки. Поэтому, не задумываясь, спустила вторую лямку. Кружевной бюстгальтер медленно пополз вниз, и я расстегнула застёжку, помогая телу окончательно избавиться от этого лишнего предмета одежды.

– Ты совершенна, – прошептал Герман.

Он подхватил меня на руки. Ноги машинально обвили его спину. Мы не переставали целоваться, когда я опустилась на мягкую ткань дивана. Не переставали целоваться, когда он наконец снял с себя спортивные штаны. Не переставали целоваться, когда моя рука проскользнула в его боксеры, в ответ на что он издал стон, полный желания и мучения от того, что не может получить желаемое в сию же секунду.

Второй рукой я непроизвольно вцепилась в его спину (завтра там наверняка останутся царапины от моих ногтей!). Если бы не сделала этого, разорвалась бы на крошечные кусочки от переполнявших чувств.

Герман сжал мою грудь, и его поцелуи стали еще требовательнее, еще напористее. По мере того, как руки опускались ниже, он запустил палец под резинку моих трусиков и стянул их, небрежно откидывая куда-то в темноту комнаты. Было совершенно удивительно, что именно сегодня я надела свой любимый комплект белья, ведь направляясь выслеживать анонима, я даже подумать не могла, во что это может вылиться.

 

Это была последняя деталь, разделявшая наши тела. Я предстала перед ним полностью обнаженной и ни капли об этом не жалела.

– Ты уверена, что хочешь этого?

– Прекрати задать глупые вопросы, зная, что сводишь меня с ума.

Его пальцы гуляли между моих ног.

– Хочу услышать это от тебя.

– Я люблю тебя, – выдохнула я. – И хочу быть с тобой.

– О черт, Даша.

Это была бомба замедленного действия. Триггер. Слова, которых было достаточно, чтобы он сорвался с цепи, потерял контроль.

Когда он вошёл в меня, я ощутила то же самое. Вместе мы были одним гигантским безумием, сумасшествием, комком чувств и эмоций. Я чувствовала, что нахожусь на грани, едва сдерживалась, чтобы не закричать. Сейчас, в эту минуту он был как никогда уязвим, да и я тоже.

Его эйфория заводила меня еще сильнее. Мне нравилось видеть волну удовольствия на его лице, и я хотела, чтобы он это знал. Осторожно отстраняясь, я заставила его перекатиться на спину. Теперь я была сверху. Управляла всем процессом, погружая нас в еще большее сумасшествие.

Я была на исходе, когда он шумно выдохнул. Чувствовала, как пульсируют артерии в его теле, и это позволило мне окончательно потерять голову. Выдыхая в унисон, я медленно опустила голову на его грудь.

– Моя невероятная, – с тёплом в голосе прошептал он.

Вместо ответа я осторожно и легко коснулась губами его кожи. Рука Германа нежно погладила мои волосы.

– Если бы мне на первом занятии по оперативной хирургии сказали, что однажды произойдёт между нами, я бы просто покрутила пальцем у виска.

Он рассмеялся, так легко и непринуждённо.

Мы лежали на диване и смотрели на глубокое синее ночное небо, проглядывающее через панорамные окна его гостиной. Сегодня на нем не было ни облачка, лишь россыпь серебряных звезд.

– Видишь эти яркие звёзды, образующие трапецию? А за ними хвостик? Почти как «ковш» большой медведицы, только перевёрнутый, и хвостик более витиеватый?

– Мне кажется, что на этом небе сплошные трапеции и хвостики, – пожала плечами я.

Герман рассмеялся.

– А что ты смеёшься, – надула губки я, – астрономия – не мой конёк.

– Это созвездие льва, – прошептал Герман, касаясь губами макушки моей головы. – Обычно его видно весной, в марте-апреле, но сейчас…эти яркие звезды…это точно лев! Видишь, он улыбается тебе?

– Ох, Герман, ты такой балабол, – рассмеялась я в ответ, – это всего лишь трапеция с хвостиком. Она не может улыбаться. Хотя, скажу тебе по секрету, я не вижу даже трапецию.

– Ты такая не романтичная, – усмехнулся он. – Пойдём пить имбирный чай?

– В таком случае, придется кипятить воду вновь – чайник наверняка уже давным-давно остыл. А пока я совсем не хочу отпускать тебя, – я зарылась лицом в плед, который покрывал наши тела.

Через час мы все-таки выбрались из нашего диванного домика и переместились на кухню. Вода в чайнике и правда остыла, но согреваться больше не было необходимости – нам обоим было горячо и без чая. Но Герман все равно настоял на том, чтобы мы выпили его, прежде чем пойти спать. По его словам, чай отлично успокаивал.

Правда, не смотря на это, заснули мы все равно ближе к утру. Я отправила маме СМС, что останусь ночевать у Вики, и молилась всем богам, чтобы подруга случайным образом меня не выдала. Конечно, стоило позвонить ей и предупредить, что на сегодняшнюю ночь она служит моим «прикрытием», но Вика стала бы непременно задавать вопросы (пожалуй, даже целую кучу вопросов), отвечать на которые мне не хотелось. Не сейчас, не в этой волшебной атмосфере уютного вечера.

Утром я проснулась от стойкого ощущения, что на меня кто-то смотрит. Оно не подвело – оперевшись на локоть, Герман разглядывал мое лицо без всякого зазрения совести.

– Который час? – сонно пробормотала я, на что он лишь пожал плечами.

– Счастливые часов не наблюдают.

Выбравшись из плена тёплого одеяла, я потянулась за лежащим на тумбочке телефоном. Одиннадцать утра и пять пропущенных от мамы.

– И давно ты не спишь? Черт, мама звонила.

– Не знаю, может быть, полчаса или больше.

– И почему ты не разбудил меня?

– Зачем мне было тебя будить? – непонимающе спросил Герман. – Ты так сладко спала. И была так красива. Мне кажется, я готов смотреть на это вечно.

Я лениво протерла глаза и поцеловала его в щеку, чуть шероховатую от легкой щетины.

– Нужно ответить маме, – пробормотала я. Помимо пропущенных, она еще и писала мне в мессенджере:

«Ты где??»

«Даша?»

«???»

Я набрала мамин номер. Она взяла трубку после двух гудков. Сердце бешено стучало: больше всего я боялась, что Вика успела что-нибудь написать ей или, того хуже, заявиться к нам домой. Тогда мне точно конец.

– Даша, где тебя носит? Ты почему на телефон не отвечаешь?

– Как это где? У Вики! – с невозмутимым видом ответила я, молясь, чтобы она не сказала: «Как это у Вики? Она сейчас сидит у нас на кухне!»

– А телефон почему не брала?

Фух, кажется, пронесло.

– Мам, Вика спала. А телефон в прихожей остался. Не хотела будить ее. Она всегда по выходным так долго спит, пусть высыпается, – хотя бы это в водовороте моей лжи было правдой.

– Ты меня напугала. Когда домой?

– Не знаю, – так же невозмутимо ответила я.

– Мы с папой скоро уедем. Будем поздно вечером.

«Как обычно!» – пробурчала я, закрывая микрофон мобильника рукой, чтобы этого не услышала мама.

– Поезжай домой, надо присмотреть за Максом.

– Ну ма-ам, – протянула я, – Макс уже большой. Он может сам за собой присмотреть, не пять лет.

Где-то на заднем плане тихо засмеялся Герман.

– Совсем уже дома не бываешь!

– Мам, вы сами-то дома совсем не бываете. А мы с Викой будем вместе домашку делать. Вдвоём быстрее получается! И вообще, вы Макса для себя или для меня рожали?

– Все с тобой понятно! – вздохнула мама и повесила трубку.

Ясно, обиделась. Ну ничего, сейчас съездят с папой в какой-нибудь коттедж к его друзьям и очередным партнёрам по бизнесу – сразу настроение улучшится. К ночи она и забудет, о чем мы говорили утром. Знаем, проходили.

– Мама? – спросил Герман, когда я отложила телефон обратно на тумбочку.

– Ага, – недовольно буркнула я.

– Ну чего ты, Даша, она же беспокоится.

– Вот только не надо вот этого вот, – проворчала я. Больше всего было стыдно перед Германом: он-то взрослый мужчина с работой, машиной, собственным домом и полной свободой. А я – маленькая девочка, которая почти по каждому зову мамы должна бежать домой, хотя мне давно за двадцать. И наверняка я выгляжу глупо в его глазах.

– Я бы все отдал, чтобы мои родители позвонили мне и спросили, как я там, где нахожусь и когда буду дома. Вот только я и так дома, а родителей нет. Ни здесь, ни в другом городе, ни вообще где-то на этой планете.

– Ладно, – вздохнула я, решив сменить тему, – надо еще Вике позвонить, предупредить, где нахожусь. А то она и не знает даже, что я якобы ночевала у нее.

– Я пока приготовлю нам завтрак, – Герман поцеловал меня в лоб, выбрался из-под одеяла и исчез в кабинете. Оттуда он выходил в белой льняной рубашке с закатанными рукавами и песочного цвета джинсах. Даже в домашней обстановке умудрялся оставаться чертовски красивым и элегантным!

Герман исчез, оставляя меня в комнате одну. Я позвонила подруге, и та долго не отвечала. Я уже собиралась сбросить вызов и отправить сообщение с просьбой перезвонить, как освободится, когда Вика наконец взяла трубку. Да еще как – по видеосвязи! На экране телефона крупным планом возникло ее лицо. Подруга что-то настраивала в телефоне, после чего отошла от камеры, и моему взору предстала кухня и Вика в фартуке.

– Профти, фто долго не отфечала, – сказала она, что-то жуя. – Мы тут ф мамой пирог готовим. Скоро гости придут.

Я тоже включила видео, прикрываясь одеялом.

– Так, стоп, – подруга наконец прожевала еду и вновь возникла на экране крупным планом, пристально что-то разглядывая. Впрочем, известно, что – меня! – А ты где вообще находишься?

– Ничего не спрашивай, – отмахнулась я.

– Можно было и вправду не спрашивать. У Германа, понятно.

– Вик, я маме сказала, что у тебя ночую, – молящими глазами я посмотрела на подругу, пытаясь через камеру передать всю важность положения дел.

– Да без проблем. Кстати, Даша, слушай, мне тут Ромыч звонил… Вы там что с Германом учудили?

Вот черт, только не это. Я не была готова говорить о Роме прямо сейчас. Но если не расколюсь, подруга не отстанет, знаю ее как облупленную. Поэтому пришлось рассказать. Все, начиная с того, как вдруг эта идея вообще пришла Герману в голову, и заканчивая тем, кто попался в нашу ловушку.

После моего рассказа подруга какое-то время молчала, и если бы не видео, я бы решила, что она уснула.

– И…ты думаешь, что это Ромыч? – наконец произнесла Вика.

– Вик, я, если честно, вообще не знаю, что думать.

– Нет, чушь, исключено. Ромыч на такое не способен. Как минимум, он втюрился в тебя по уши. А способен ли влюблённый человек на такие ужасные поступки? Да и вообще, этот аноним явно не глуп, он знает, как просчитать каждый твой шаг и при этом остаться незамеченным. Не удивлюсь, если он какой-нибудь профессиональный киллер, мафиози, или кого там обычно нанимают для подобных дел. А Ромыч у нас особым умом не отличается. Его интеллект едва перерос уровень интеллекта тумбочки.

Я хмыкнула.

– Но кто-то же это делает! А у Ромы есть идеальный мотив: он знал о нас с Германом и наверняка ревновал меня к нему.

– Он узнал о вас с Германом совсем недавно, а этот особо одарённый терроризирует тебя уже больше месяца, – заметила подруга.

– Но до Германа был Туре. Он мог ревновать меня к нему.

– Даш, – перебила меня Вика, – это бред. Вот уж кто точно меньше всего подходит на роль анонимного сталкера, так это Ромыч. Даю не только зуб, но и почку – это не он.

– Но что за бредовая отмазка про клюкву? – не сдавалась я. – Неужели нельзя собирать ее где-нибудь в другом месте? Почему именно у нас? Он даже живет почти в другом конце города. И разве вообще что-то растёт в такое время? На улице почти зима!

– Клюкву можно собирать до первого декабря, дурында. А про то, что у вас клюквенные места, твоя мама сама нам всем рассказала! Помнишь, на первом курсе, когда мы праздновали твой день рождения у вас дома? Подумай сама, Ромыч не местный, ну куда еще ему пойти, как не в те самые клюквенные места, о которых он знает?

– В магазин, куда-куда, – проворчала я. – Если бы у меня заболела мама, я бы пошла за клюквой в магазин.

– В общем, Даша, я не верю, что это он.

– Хотелось бы и мне в это верить.

Мы еще немного поговорили на эту тему, после чего Вику позвала мама – настало время доставать пирог из духовки. Я накинула футболку Германа, в которой он был вчера, и спустилась вниз. Из кухни доносился приятный аромат еды. Кажется, сегодня и у нас на завтрак будет что-то вкусненькое.

– А вы болтушки, – улыбнулся Герман, заметив меня около барной стойки. – Присаживайся за стол, панкейки почти готовы.

– Слушай, а ты точно выбрал правильную профессию? Может, стоило стать поваром? Кажется, на этой кухне создаются настоящие кулинарные шедевры!

– Надеюсь, хирург из меня вышел все-таки не хуже, чем повар, – усмехнулся он.

Панкейки, испечённые Германом, оказались и вправду нереально вкусными. А в сочетании с жидкой карамелью и ягодами голубики и вовсе были божественными.

– Что говорит Вика?

– Не верит, что это Ромыч, – ответила я, с аппетитом уплетая очередной блинчик.

– Послушай, Даша, пока ты спала, я долго думал…

Я бросила на него вопросительный взгляд.

– Давай сбежим? Просто уедем. Навсегда. Далеко, туда, где нас никто не найдёт. Я серьезно, если что.

ГЕРМАН

Рука с чашкой чая, которую в тот момент Даша как раз подносила ко рту, чтобы сделать глоток, так и зависла в воздухе.

– То есть как это – уедем?

– Просто возьмём и уедем, – я был невозмутим. – Если мы не можем одолеть врага, то просто спрячемся. Далеко, туда, где нас никто не найдёт. Его возможности не безграничны. Он не последует за нами на край света, это просто смешно. Кем бы ни был этот аноним, он человек, а не сверхсущество. Как минимум у него есть дом, наверняка имеется и работа, ведь нужно ему на что-то жить. Он не сможет так легко и быстро от этого отказаться.

– А мы? Мы сможем? Ведь у тебя тоже есть работа, дом, за который надо платить счета. А я вообще учусь! Вот уж кто не сможет отказаться от этого всего, так это точно не аноним.

 

– У нас будет фора. Три недели. За это время я напишу заявление на увольнение и отработаю положенные по закону четырнадцать дней. Ты закончишь семестр, так что в дальнейшем у тебя не будет долгов. Сможешь продолжить уже с нового, не закрывая пробелы старого. Это может произойти когда и где угодно – можно взять академический отпуск, отчислиться, перевестись. Мы разберёмся с этим. Но прежде – исчезнем.

Глава 26

ГЕРМАН

В то утро (или ночь?) я проснулся от звонка намного раньше, чем думала Даша. Часы показывали пять. Девушка спала настолько крепко, что ничего не услышала. А вот я услышал. Звонил незнакомый номер. Спросонья я плохо соображал, поэтому тут же поднял трубку, и на другом конце провода раздался смутно знакомый голос. Около минуты я пытался сообразить, кто это, прежде чем до меня наконец дошло, что голос принадлежит Алене. Черт, она раздобыла мой номер телефона. Она говорила что-то о том, что ей жаль, умоляла поговорить с ней. Скорее всего, девушка напилась, но это совсем не отменяло того, что разговаривать с ней я не хотел. Тем более в пять утра.

Я прослушал ее монолог молча, а когда голос на противоположном конце провода наконец затих, не раздумывая нажал кнопку «сброс» и откинулся на подушки, грезя о том, как снова провалюсь в объятия Морфея.

Но прежде чем это успело произойти, телефон зазвонил вновь.

– Черт, у тебя вообще осталась хоть капля совести? – я прикрыл рот рукой, чтобы не разбудить Дашу, и свесил ноги с постели. – Я блокирую твой номер, так что можешь больше сюда не звонить.

– Стой. Подожди, – перебила Алена. Ее слащавый голос перешел на плач. – Выслушай меня. Если ты не сделаешь этого, я убью себя. Клянусь, я сделаю это, я не шучу.

Господи, только этого не хватало.

– Алена, мне неинтересны твои провокации. Мы друг другу уже давно чужие люди. Поэтому, блин, не звони сюда больше, – я вышел в коридор, осторожно прикрывая дверь спальни.

– Я напишу предсмертную записку! Напишу, что это ты во всем виноват! У тебя будут проблемы!

Глубокий вдох. Медленный выдох. Это по-прежнему провокация, а я слишком взрослый, чтобы вестись на этот бред.

– У твоей Рыбниковой тоже будут проблемы! Я расскажу всем, что ты спишь с ней. Ведь это правда? Да? Ну, что ты молчишь? Молчание – знак согласия.

Сердце совершило скачок. Я не хотел, чтобы кто-то узнал о нас с Дашей. Разумеется, я не стыдился наших отношений, но раскрыть их – значит наречь на нас косые взгляды и шепотки со всех сторон. И это, конечно же, в лучшем случае. Но даже не смотря на это, я был готов к любому исходу. Но только не к тому, что во все это вмешается Алена. Что она вообще еще когда-то появится в моей жизни. Черт, у нас было и так слишком много проблем.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы ты приехал ко мне.

Проклятье, с каждой секундой этот разговор становится все хуже. Во что я вообще ввязываюсь? Нужно было положить трубку и отключить телефон еще в самом начале.

– Если я сделаю это, ты наконец оставишь меня в покое?

– Московская, дом тридцать два, квартира шесть.

Когда я приехал по указанному адресу, то просидел в машине минут десять, прежде чем наконец-то решился позвонить в домофон. Отвратительная тошнота подступала к самому горлу. Я не желал принимать участие в этом спектакле, но выбора мне не предоставили. Меньше всего сейчас хотелось видеть Алену, слушать ее, разговаривать с ней. За время нашей разлуки она стала совершенно другим человеком. И если этот человек был способен опуститься до того, чтобы заманить меня к себе угрозами, я не знал, каким бы мог стать ее следующий шаг. Я не мог так рисковать.

Она открыла дверь в шелковом бордовом халате. Невольно вспомнились времена, когда на последних курсах мы вместе снимали квартиру. Тогда она носила похожий. Воспоминания спровоцировали новый приступ тошноты. Все происходящее не вызывало ничего кроме отвращения.

– Герман! – она бросилась ко мне прямо за порог квартиры и, обвив шею, буквально повисла на ней. В первые секунды я опешил. Когда же оцепенение наконец-то сменилось здравым смыслом, то как можно деликатнее отодвинул девушку от себя.

– Давай пройдем в квартиру.

Она предприняла еще одну попытку наладить телесный контакт и взяла меня за руку, но я резко одернул ее. Терпение утекало.

Квартирка была небольшой, но отделанной по последнему писку моды. Алена всегда любила роскошь. Расположившаяся в элитном жилом комплексе, квартира наверняка стоила немалых денег. Я не знал, откуда они у нее появились, но, если честно, меня это и не интересовало.

– Что ты хочешь от меня, Алена? – спросил я, устало опустившись на кожаный диван с небрежно наброшенным пледом.

– Я не знаю, что мне делать, Герман. Я запуталась. Я…я беременна. А Антон бросил меня.

Снова глубокий вдох и медленный выдох.

– В тебе растет ребенок человека, который был моим лучшим другом, а я здесь при чем? Какого черта ты хочешь от меня? Зачем ты вообще вызвала меня сюда?

– Я ошиблась тогда на выпускном… Мне правда жаль.

– Ошиблась на выпускном? Ты обманывала меня два месяца, Алена!

– Все было не так, я…

– Ты хочешь поговорить об этом?

На ее зареванном лице отразилась улыбка. Девушка протянула руку к моему запястью, сжимая его так, словно моя рука – динамометр, а ей нужно продемонстрировать максимальную силу на медкомиссии. Третий раз. Третий раз она пыталась коснуться меня!

Я резко подскочил, точно диван вдруг превратился в пылающий огнем костер.

– Тогда где ты была, когда я обивал пороги твоего дома? Ты ни разу не открыла мне дверь! Ты не хотела сказать мне ни слова! Так почему ты решила, что это нужно мне теперь? Я не хочу говорить с тобой! Господи, зачем я вообще сюда приехал?!

Быстрыми шагами я направился в сторону входной двери.

– Герман, постой!

– В своем унижении ты отвратительна!

– Все, что я сказала тебе по телефону, попрежнему актуально! – выкрикнула она.

– Мне плевать! Делай, что хочешь. Ты все равно этого не сделаешь. Самоубийство – удел сильных людей, а ты никогда не была сильной. Ты жалкая, Алена. Можешь делать, что хочешь. Рассказывать что угодно кому угодно. Меня это не трогает.

– Тебя уволят из универа, если узнают, что ты встречаешься со студенткой!

– Что ж, если тебе так будет легче. Но я очень в этом сомневаюсь, ведь иначе ты бы не принесла свою задницу в этот чертов универ! Если бы не хотела видеть там меня!

– У вас все равно ничего не получится!

– Пошла ты к черту, Алена!

Она еще что-то кричала, но я больше не хотел слушать этот бред. Просто отключил звук в своей голове.

Я не стал дожидаться лифта, ведь задержаться на лестничной площадке означало ввязаться в очередную перепалку. А я устал. Устал от этого бессмысленного цирка.

– Я не хочу так жить! – раздался приглушенный крик, когда я вылетел из подъезда и подошел к машине. Наверное, Алена вышла на балкон. Я не стал поднимать голову, чтобы проверить. Приехать сюда и так было большой ошибкой. Даша наверняка заметила мое отсутствие, а я так не хотел, чтобы из-за этой жалкой ситуации между нами возникло недопонимание. Особенно сейчас, когда наши отношения вышли на новый уровень. Когда мы наконец-то стали хоть немного счастливыми, когда я придумал этот переезд. Я не хотел морочить Даше голову прошлым, которое больше ничего для меня не значило.

Но когда я вернулся домой, Даша спала. Я отсутствовал не больше часа. Учитывая ранее время, отсутствие пробок и бессмысленность моего визита к бывшей, я отделался довольно быстро.

Я разделся в коридоре, чтобы случайно не разбудить девушку, и закинул вещи в стиральную машину. Хотелось избавиться от запаха Алены, от ее отвратительных прикосновений. Я чувствовал себя грязным. И больше всего жалел, что вообще повелся на эту провокацию.

Осторожно юркнул под одеяло. Даша зашевелилась, поворачиваясь ко мне лицом.

– Где ты был? – пробормотала девушка, не открывая глаз.

– Сигнализация сработала. Нужно было проверить, что случилось. Спи, любимая, – с этими словами я коснулся губами ее лба, но, кажется, Даша уже видела сны.

А вот я так и не смог уснуть. В голову одна за другой лезли навязчивые мысли. Что, если я был слишком груб с Аленой? Что, если она и вправду решит сигануть из окна? «Ты не виноват. Ты не имеешь к этому никакого отношения», – говорил себе я. Но периодически то и дело проверял ее соцсети, в надежде увидеть признаки того, что девушка жива. Я не хотел брать на себя такой груз. Но Алена заходила в сеть как минимум трижды, поэтому я все-таки понадеялся на частичку оставшегося у нее благоразумия.