Роза Марена

Иди сюда, девочка. Нам надо поговорить. Очень серьезно поговорить.

И так – четырнадцать лет. Сто шестьдесят восемь месяцев, начиная со дня их свадьбы, когда муж оттаскал ее за волосы и укусил в плечо только за то, что в их брачную ночь она нечаянно хлопнула дверью. Один выкидыш. Одно почти прорванное легкое. Эта ужасная мерзость, которую он с ней проделал теннисной ракеткой. Старые отметины у нее на теле. В тех местах, где тело закрыто одеждой. По большей части следы от укусов. Норман любит кусаться. Поначалу она пыталась себя убедить, что он это делает как бы в порыве страсти. Теперь ей даже не верилось, что когда-то она была такой молодой и наивной. Но ведь, наверное, была.

Иди сюда. Нам надо поговорить. Очень серьезно поговорить.

И вдруг что-то как будто сместилось у нее в голове, и она поняла, что́ это был за зуд, который теперь охватил ее всю. Раздражение. Ярость. Да, именно ярость. И как только она это поняла, ее мысли приняли совсем уже странное направление.

Беги отсюда, явственно прозвучало у нее в голове. Беги. Прямо сейчас. Сию же минуту. Даже не переодевайся. Иди в том, в чем есть. Уходи.

– Но это же просто смешно, – произнесла она вслух, раскачиваясь в винни-пухском кресле. Все быстрее и быстрее. Ее взгляд зацепился за пятнышко крови на простыне. С этого ракурса оно казалось жирной точкой под восклицательным знаком. – Это просто смешно. Куда мне идти?

Куда угодно. Туда, где не будет его, подсказал тот же голос, идущий откуда-то изнутри. Только если ты хочешь уйти, то уходи прямо сейчас. Пока…

Пока – что?

Ответ простой. Пока она не заснула снова.

Ей вдруг стало страшно. Это в ней заговорило все то, что в ней было забитого, и запуганного, и погрязшего в многолетних привычках. Она с неподдельным ужасом осознала, что на полном серьезе задумывается над этой крамольной мыслью. Уйти из дома? Где она прожила четырнадцать лет? Где у нее есть все, что ей нужно? Уйти от мужа, который хоть и чересчур вспыльчив и бьет ее смертным боем, но все же приносит в дом деньги, и, надо сказать, неплохие деньги? Что за нелепая мысль. И придет же такое в голову… И даже думать об этом забудь.

И она бы, наверное, забыла. То есть наверняка бы забыла, если бы не капелька крови на простыне. Одна-единственная капля крови.

Тогда не смотри на нее, и всё, нервно твердила та Рози, которая считала себя практичной и рассудительной женщиной. Не смотри на нее, ради Бога. Иначе она доведет тебя до беды.

Вот только Рози уже не могла не смотреть. Не могла оторвать взгляд от этого темно-красного пятнышка на простыне. Она смотрела на каплю крови, раскачиваясь в кресле. Все быстрее и быстрее. Ее ноги в белых домашних туфлях скользили по полу в нарастающем ритме качаний (зуд ярости теперь сосредоточился в голове, будоражил мозги, распалял ее, подогревая решимость). И вот о чем она думала: Четырнадцать лет. Четырнадцать лет он со мной говорит серьезно. «Иди сюда. Нам надо поговорить». Выкидыш. Теннисная ракетка. Три выбитых зуба. Один из них я проглотила. Сломанное ребро. Побои. Щипки. И укусы, конечно. Укусы вообще без счета. И еще столько всего…

Прекрати! Зачем об этом думать?! Все равно это бессмысленно, потому что ты никуда не уйдешь. Даже если решишься уйти, все равно далеко не уйдешь. Он разыщет тебя и вернет домой. Можешь даже не сомневаться. Он полицейский. Розыск пропавших людей – это его работа. А свою работу он делает хорошо…

– Четырнадцать лет, – пробормотала она. И теперь она думала не о прошедших четырнадцати годах, а о тех, которые ждут ее впереди. Потому что тот другой голос, прозвучавший в самых глубинах ее существа, был прав. Ведь вполне может так получиться, что Норман ее не убьет. И на что она будет похожа после еще четырнадцати лет безжалостных избиений, которые он называет серьезными разговорами?! Сможет она согнуть спину? Будет у нее хотя бы час в день – да пусть хоть пятнадцать минут, – когда ее почки не будут жечь, как раскаленные камни, застрявшие где-то в спине? А если когда-нибудь он ударит ее по какому-то жизненно важному органу и у нее что-то внутри «отключится»? Скажем, рука перестанет сгибаться или нога отнимется. Или нерв на лице защемит, и ее перекосит, и будет она ходить с одной половиной лица живой, а другой омертвевшей, как бедная миссис Даймонд, которая работает в магазине «Лавка 24» у подножия холма…

Она резко поднялась на ноги, оттолкнув кресло так, что его гнутая спинка ударилась о стену. Пару секунд она просто стояла, тяжело дыша и сверля взглядом темно-бордовое пятнышко на простыне, а потом вдруг сорвалась с места и направилась к двери в гостиную.

Ну и куда ты идешь? – вопила у нее в голосе миссис Сама Рассудительность. Та Рози, которая готова была согласиться на то, чтобы ее искалечили или даже убили, лишь бы и дальше иметь сомнительную привилегию всегда точно знать, на какой именно полке в кухонном шкафу лежат пакетики с чаем и где под раковиной стоят моющие средства. Куда ты идешь? Неужели ты думаешь…

Она выкинула из сознания этот предательский голос. И сама поразилась тому, что у нее это получилось. До теперешнего момента она и понятия не имела, что способна на что-то подобное. Она взяла свою сумку со столика у дивана и направилась к входной двери. Гостиная вдруг показалась ей очень большой, а несколько шагов до двери – невыносимо долгими.

Я буду действовать поэтапно. По шагу зараз. Если я буду продумывать все шаги заранее, я боюсь струсить.

Вообще-то Рози не думала, что у нее может возникнуть такая проблема. Во-первых, то, что она сейчас делала, больше всего походило на бредовую галлюцинацию. Не может же женщина, в самом деле, просто так уйти из дома и бросить мужа, поддавшись минутному порыву… Такое только во сне бывает, правильно? А во-вторых, Рози давно привыкла ничего не загадывать на будущее. Эту привычку она развивала в себе с той памятной ночи – их первой брачной ночи, – когда муж укусил ее, как собака, за то, что она нечаянно хлопнула дверью.

Ты все равно никуда не уйдешь. Тебе запала не хватит и до конца квартала, снова возник в голове голос миссис Сама Рассудительность. Ты хотя бы переоделась, что ли. А то в этих джинсах у тебя задница поперек себя шире. И причесаться бы не мешало.

Рози замерла на месте. Сейчас она была очень близка к тому, чтобы вообще отказаться от своей безумной идеи. Еще прежде, чем выйти на улицу. Но тут она поняла, что́ пытается с ней сотворить этот предательский голос. Он отчаянно пытается удержать ее в доме. И действует, надо сказать, очень хитро. Сколько времени уйдет на то, чтобы переодеться и причесаться? Минуты две-три… Но для человека в ее положении даже пара минут – это слишком много.

Этих двух-трех минут вполне хватит… На что? На то, чтобы снова заснуть. Когда она переоденется и застегнет молнию на юбке, ее уже будут мучить сомнения. А когда она закончит с прической, она решит, что у нее было временное помутнение мозгов – острый приступ умопомешательства, связанный с ежемесячным женским недомоганием.

А потом она вернется в спальню и перестелит постель.

– Нет, – сказала она себе. – Нет, ни за что.

Но уже взявшись за ручку двери, она снова помедлила.

Она проявила-таки здравомыслие, воскликнула миссис Сама Рассудительность. Но сквозь облегчение и торжество в ее голосе сквозило и легкое разочарование, если такое вообще возможно. Аллилуйя, девочка проявила-таки здравомыслие. Лучше поздно, чем никогда!

Но облегчение и торжество тут же сменились безмолвным ужасом, когда Рози решительно направилась к полке над газовым камином, который Норман поставил в гостиной два года назад. Того, что ей нужно, вполне могло там и не быть. Обычно муж оставлял ее там, на полке, лишь за несколько дней до зарплаты (чтобы не соблазняться, как он говорил). Но проверить не помешает. Рози знала его пин-код. Это был номер их домашнего телефона с переставленными первой и последней цифрами.

Не стоит этого делать! – истошно вопила миссис Сама Рассудительность. Представляешь, что будет, когда он узнает, что ты взяла его вещь?! Будет ТАКОЕ, что лучше уж сразу повеситься, чтобы долго не мучиться.

– Ее все равно там нет.

Но она была там. Зеленая кредитная карточка «Мерчантс-банка» с выдавленным на ней именем мужа.

Нет, не трогай ее! Не смей!

Но она поняла, что посмеет. Очень даже посмеет – всего-то и нужно, что вспомнить про капельку крови. Ту самую капельку крови. Тем более что это была и ее карточка тоже. Ее деньги тоже. У мужа с женой все должно быть общим. Кажется, так говорится в клятве, которую произносят перед алтарем?

И дело было даже не в деньгах. Просто Рози сейчас было нужно как-то заткнуть этот предательский голос миссис Сама Рассудительность. Ей было нужно сделать что-то такое, что превратило бы ее внезапный и безотчетный порыв к свободе в осознанную необходимость и осознанный выбор. В глубине души она знала, что если она сейчас не совершит хоть какой-то поступок, то она вряд ли дойдет даже и до конца квартала – ее захватят тревожные мысли о неясном и неопределенном будущем, которое представится ей полосой слепого тумана, и она повернет обратно, и вернется домой, и примется в спешке перестилать постель, чтобы успеть до полудня вымыть полы на первом этаже… теперь в это трудно поверить, но, проснувшись сегодня утром, Рози думала только о том, что ей надо вымыть полы.

Не обращая внимания на голос, возмущенно вопящий в ее сознании, Рози взяла кредитку, бросила ее себе в сумку и поспешно направилась к двери на улицу.

Не делай этого, остановись! – взвыла миссис Сама Рассудительность. Ты сама знаешь, Рози, что за ТАКОЕ он не просто тебя изобьет. Он тебя искалечит, так что ты загремишь в больницу. Или вообще убьет.

Да, она это знала. Но она все равно шла к двери, наклонив голову и выставив плечи вперед, как человек, который идет против сильного ветра. Он, конечно, ее изобьет или вообще убьет… но сначала ему придется ее найти.

На этот раз Рози не стала медлить у двери. Она повернула ручку, открыла дверь и вышла на улицу. Ярко светило солнце. Была середина апреля. На деревьях уже набухали почки. Рози на мгновение замерла на пороге. Ее тень легла на ступеньки крыльца и на бледно-зеленую молодую траву, как силуэт, вырезанный из плотной черной бумаги острыми ножницами. Она стояла, полной грудью вдыхая свежий весенний воздух. Пахло влажной землей, которую промочил (и, может быть, оживил) ливень, прошедший ночью, когда Рози спала и не знала о том, что у нее из носа вытекла капля крови и засохла на простыне.

Весь мир пробуждается ото сна, вдруг подумалось ей. Не только я, но весь мир.

Когда она закрывала за собой дверь, она увидела, что по тротуару бежит мужчина в спортивном костюме. Он помахал ей рукой, и она помахала в ответ. Она прислушалась к себе, не завопит ли опять этот предательский внутренний голос. Но голос молчал. То ли заткнулся от потрясения, когда она слямзила с полки кредитку мужа, то ли его успокоила мирная тишина апрельского утра.

– Я ухожу, – пробормотала она. – Я действительно ухожу.

Но она все же помедлила на крыльце. Как зверек, которого долго держали в клетке и который никак не может поверить в то, что его выпускают на свободу. Она протянула руку назад и прикоснулась к ручке на входной двери – на двери, что вела в ее клетку.

– Все, с меня хватит, – прошептала она. Потом сунула сумку под мышку и сделала первые десять – двенадцать шагов в полосу тумана, которым теперь обернулось ее будущее.

4

Эти десять – двенадцать шагов привели ее к тому месту, где бетонная дорожка выходила на тротуар, – к тому самому месту, где минуту назад пробежал мужчина в спортивном костюме. Она повернула налево, но тут же остановилась. Норман как-то ей говорил, что люди, которые думают, будто они выбирают направление произвольно – например, если ты заблудился в лесу и пытаешься выйти куда-нибудь наугад, – на самом деле почти всегда поворачивают в направлении своей «рабочей» руки. То есть правши идут вправо, а левши – влево. Скорее всего это было не так уж и важно. Но Рози вдруг поняла, что ей просто не хочется, чтобы он догадался, куда она повернула на Вестморленд-стрит, когда ушла из дома.

Ей не хотелось, чтобы он оказался прав.

Пусть даже в такой незначительной мелочи.

Вот почему вместо того, чтобы свернуть налево, она повернула направо – в направлении ее «нерабочей» руки – и пошла вниз по склону холма. Когда она проходила мимо «Лавки 24», она едва подавила в себе безотчетное побуждение прикрыть рукой половину лица. Она уже чувствовала себя преступницей, которая скрывается от правосудия. Ужасная мысль вгрызлась ей в мозг, точно крыса – в головку сыра. А вдруг он вернется с работы пораньше и увидит ее на улице? Вдруг он увидит, как она идет по тротуару: вся растрепанная, непричесанная, в старых джинсах и белых домашних туфлях, с сумкой под мышкой? И он, конечно же, призадумается: а какого черта она разгуливает по улицам, когда ей положено сидеть дома и драить полы на первом этаже? И он ее спросит, какого черта. И велит подойти поближе. Да. Он ей велит подойти поближе. А потом он с ней поговорит. Очень серьезно поговорит.

Не будь идиоткой. С чего бы ему возвращаться домой? Он ушел только час назад. Это же полный бред.

Да… но иногда люди делают вещи, которые можно определить исключительно одним словом – «бред». Вот она, например… то, что она сейчас делает, это вообще не укладывается ни в какие рамки. А вдруг у него сработает его пресловутая интуиция? Он же не раз говорил, что, когда начинаешь работать в полиции, через какое-то время у тебя развивается нечто вроде шестого чувства, которое предупреждает тебя заранее, что с тобой может случиться какая-то гадость. Как будто что-то внутри свербит. Шило в заднице, называется, сказал он однажды. Не знаю, как еще можно определить. Наверное, это звучит смешно, но если ты спросишь у копа, он уж точно смеяться не будет. И это самое шило в заднице мне уже пару раз жизнь спасало. Вот так-то, милая.

А вдруг последние минут двадцать у него это шило как раз и свербит? Вдруг ему клюкнет, что надо бы съездить домой? Причем домой он поедет именно по этой дороге. Рози уже пожалела, что не повернула налево, как собиралась вначале. И тут ей в голову пришла совсем уже жуткая мысль, причем очень правдоподобная мысль… не говоря уж о том, что, если бы все действительно получилось так, как представилось Рози, это была бы величайшая ирония судьбы. А что, если Норман остановился у банкомата – что в двух кварталах от их полицейского отделения, – чтобы снять на обед баксов десять – двадцать, с удивлением обнаружил, что забыл карточку дома, и решил по-быстрому съездить за ней?

Успокойся. Чего ты себя пугаешь? Ничего подобного не случится. Ничего не случится.

Из-за ближайшего поворота на Вестморленд-стрит вырулила машина. Красная машина. И это было то еще совпадение, потому что их собственная машина была именно красной… то есть не их, а его машина. И кредитная карточка тоже была его. И деньги, которые можно снять по кредитке. Так вот, у них была новая красная «сентра». И машина, которая сейчас ехала прямо навстречу Рози… это была как раз «сентра». Не слишком ли много совпадений для одного раза?

Погоди, это же «хонда»!

Только это была никакая не «хонда». Рози просто выдавала желаемое за действительность. Это была «сентра». Новенькая ярко-красная «сентра». Его красная «сентра». Ее самый жуткий кошмар воплотился в реальность – почти в ту же секунду, как только она об этом подумала.

На мгновение ей показалось, что ее почки сейчас взорвутся от боли. Они вдруг переполнились и сделались невероятно тяжелыми, и она испугалась, что не утерпит и обмочится прямо в штаны. Неужели она и вправду решила, что сумеет отделаться от него? Она, наверное, сошла с ума.

Сейчас уже поздно об этом думать, прозвучал в голове голос миссис Сама Рассудительность. Только теперь он уже не дрожал в истерике. Теперь это был просто голос той части сознания, которая еще не утратила способности связанно рассуждать – холодный, расчетливый голос того существа, которое превыше всего остального ставит стремление выжить. Лучше подумай о том, что ты ему скажешь, когда он остановится рядом и спросит, что ты здесь делаешь. И постарайся придумать что-нибудь действительно убедительное. Ты же знаешь, какой он умный и проницательный.

– Цветы, – пробормотала она. – Я вышла немного пройтись и посмотреть, у кого из соседей уже распустились цветы. – Она стояла теперь на месте, плотно сжимая бедра, чтобы, как говорится, ее не «прорвало». Поверит он ей или нет? Оставалось только надеяться. Потому что ничего другого в голову не приходило. – Я собиралась дойти только до угла Сент-Марк-авеню, а потом сразу вернуться домой и начать мыть…

Она умолкла на полуслове и ошалело уставилась на машину – все-таки «хонда», причем далеко не новая и вовсе не красная, а скорее морковного цвета, – которая медленно проехала мимо. Женщина, сидевшая за рулем, с нескрываемым любопытством взглянула на Рози, и Рози подумала: Если бы это был он, он не купился бы ни на какую историю, пусть даже самую правдоподобную. Он бы все понял по твоему лицу. На нем все написано крупными буквами, да еще и подсвеченными, как неоновая реклама. Ну что, теперь ты вернешься домой? По-моему, самое время выкинуть из головы всю дурь и вернуться домой.

Но она не могла вернуться. Всепоглощающее желание срочно сходить в туалет прошло, но мочевой пузырь оставался таким же тяжелым и перегруженным, почки по-прежнему дергало от боли, ноги подкашивались, а сердце так бешено колотилось, что ей стало страшно. Ей никогда не подняться обратно на вершину холма, пусть даже подъем был совсем не крутым. Она просто не может, не выдержит…

Да можешь ты, можешь. А то ты не знаешь. Ты еще и не такое выдерживала в своей распрекрасной семейной жизни… и ничего, жива.

Ладно. Может, она и сумеет подняться на холм. Но теперь она думала о другом. Иногда он звонил. Обычно раз пять-шесть в месяц, но иногда чаще. Просто «привет, как дела, купить чего-нибудь по дороге, может, печенья или мороженого, ну все, пока». Только в этих звонках не было ни внимания, ни заботы. Он просто ее проверял, вот и все. И если Рози не брала трубку, телефон просто звонил. Автоответчика у них не было. Она однажды спросила, а не купить ли им автоответчик на всякий случай. Он вполне дружелюбно пихнул ее кулаком в бок и сказал, чтобы она слушала и запоминала. «Ты у нас автоответчик» – вот что он ей сказал.

А вдруг он позвонит, и никто не ответит?

Ничего страшного. Он подумает, что я пошла в магазин пораньше.

Только этот номер не пройдет. Вот в чем дело. Утром – полы. Магазин – после обеда. Так было всегда и так, по мнению мужа, должно продолжаться и впредь. Потому что такой порядок. В доме номер 908 по Вестморленд-стрит не поощрялись никакие внезапные порывы. Если он позвонит…

Она снова пошла вперед. Она понимала, что ей надо свернуть с Вестморленд-стрит на ближайшем же перекрестке, хотя очень слабо себе представляла, куда ведет Тремонт-стрит и в ту, и в другую сторону. Впрочем, сейчас это было не важно. Сейчас было важно другое: как можно скорее убраться подальше от этой дороги, по которой муж всегда возвращался с работы домой, если ехал из города по шоссе I-295. Как можно скорее убраться отсюда, чтобы не чувствовать себя яблочком на стрелковой мишени.

На Тремонт-стрит она повернула налево и попала в совсем уже тихий квартал городского предместья. Она пошла мимо маленьких и аккуратных домиков, отделенных друг от друга невысокими живыми изгородями или рядами декоративных деревьев. Похоже, в этом квартале особенной популярностью пользовался лох узколистый. В садике перед одним из домов поливал клумбу мужчина, очень похожий на Вуди Аллена: веснушчатый, в очках в роговой оправе и бесформенной синей шляпе, лихо сдвинутой на затылок. Он на мгновение оторвался от своего занятия и помахал Рози рукой. Похоже, сегодня на всех снизошло добрососедское настроение. Наверное, из-за прекрасной погоды. Но Рози вполне обошлась бы без этих маленьких знаков внимания. Ей даже не надо было напрягаться, чтобы представить, как он потом пойдет по ее следу с терпеливым упорством хорошей ищейки, как он будет расспрашивать всех и каждого, применяя свои хитрые полицейские штучки для стимуляции памяти и размахивая ее фотографией.

Помаши ему тоже, если не хочешь, чтобы он запомнил тебя как угрюмую недружелюбную тетку. Неприятные впечатления держатся в памяти дольше. Поэтому помаши ему и иди себе дальше.

Она помахала ему и пошла себе дальше. Ей опять захотелось в туалет, но она уже поняла, что придется терпеть. В округе не было ничего, что могло бы решить эту маленькую проблему, – только дома, изгороди, зеленые лужайки и ряды декоративных деревьев.

Она услышала за спиной шум машины и поняла, что это он. Она в ужасе обернулась – глаза широко распахнулись и потемнели от страха – и увидела ржавый «шевроле», который полз посередине улицы со скоростью утомленного пешехода. За рулем сидел старик в соломенной шляпе, и вид у него был решительный и перепуганный одновременно. Рози быстро отвернулась, пока старик не заметил, что она тоже вся из себя перепуганная. Она сдвинулась с места, споткнулась, а потом решительно зашагала вперед, слегка склонив голову. Почки опять разболелись. Казалось, что переполненный мочевой пузырь сейчас просто лопнет. Не было никаких сил терпеть. Еще пара минут – и всё. Случится непоправимое. И тогда можно будет распрощаться с надеждами уйти незамеченной. Возможно, никто не запомнит бледную брюнетку, которая шла по улице погожим весенним утром, но бледную брюнетку, которая ходит по улицам с расплывшимся мокрым пятном на джинсах, запомнят все. И забудут не скоро. Так что проблему надо решать. И как можно скорее.

Через два дома впереди на той же стороне улицы стоял небольшой одноэтажный домик шоколадного цвета. Все его окна были наглухо задернуты шторами. На крыльце лежали три газеты. Четвертая газета валялась прямо на дорожке у нижней ступеньки крыльца. Рози быстро огляделась, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, торопливо прошла через двор и свернула за дом. На заднем дворе было пусто. На ручке двери, закрытой алюминиевой сеткой, висела записка. Рози подошла поближе – ей уже приходилось семенить, сжимая ноги, – и прочла отпечатанное сообщение: «Привет, я Энн Корас. Я представляю местное отделение фирмы «Эйвон». На этот раз не застала вас дома, но я обязательно загляну еще раз. Спасибо! И если вас интересует продукция фирмы «Эйвон», позвоните мне по телефону 555–1731». Снизу, уже от руки, была проставлена дата. 17 апреля. Два дня назад.

Рози еще раз огляделась. С одной стороны ее закрывала густая живая изгородь, с другой – плотный ряд декоративных деревьев, все тех же лохов узколистых. Она быстренько расстегнула ремень и молнию на джинсах и присела в закутке между задним крыльцом и уложенными друг на друга плоскими бензиновыми канистрами. Только теперь она сообразила, что ее было прекрасно видно с верхних этажей двух соседних домов. Но теперь уже было поздно об этом тревожиться. И потом, по сравнению с тем облегчением, которое Рози испытывала сейчас, все остальное казалось настолько пустым и мелким… по крайней мере на данный момент.

Ты, похоже, совсем рехнулась.

Да, рехнулась. А то она не понимает… Но сейчас, когда ее переполненный мочевой пузырь все-таки освободился от болезненного давления и горячая струйка растеклась зигзагообразными ручейками по кирпичам в закутке между задним крыльцом и канистрами, все ее существо вдруг переполнилось странной безумной радостью. В это мгновение она поняла, что должен чувствовать человек, который только что перешел мост через реку, и оказался в чужой незнакомой стране, и сам поджег мост у себя за спиной… и теперь стоит на берегу и, вдыхая воздух полной грудью, смотрит на то, как превращается в пепел его единственный путь к отступлению.

5

Почти два часа она шла пешком по незнакомым улицам и кварталам и в конце концов вышла на широкую аллею где-то в западной части города. Перед входом в большой магазин «Мир красок и ковров» Рози увидела телефон-автомат и решила вызвать такси. Она позвонила, заказала машину и с удивлением узнала, где она сейчас находится – уже не в городе, а в предместье Мэплтон. Она стерла в кровь обе пятки. Но это и неудивительно: она прошла пешком более семи миль.

Такси подъехало через пятнадцать минут. За это время Рози успела сходить в маленький магазинчик в дальнем конце аллеи. Там она купила себе дешевенькие темные очки и ярко-красный шарфик из искусственного шелка. Она вспомнила, как Норман однажды сказал ей, что, если ты хочешь отвлечь внимание от своего лица, нужно надеть что-то яркое – что-то такое, что сразу «цепляет» взгляд.

Таксист оказался неопрятным толстяком с всклокоченными волосами, воспаленными красными глазами и дурным запахом изо рта. На его мешковатой вылинявшей футболке красовалась карта Южного Вьетнама, а снизу шла надпись: «ПОСЛЕ СМЕРТИ Я ПОПАДУ В РАЙ, ПОТОМУ ЧТО УЖЕ ОТСЛУЖИЛ СРОК В АДУ. ЖЕЛЕЗНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК, 1969». Первым делом толстяк быстро окинул Рози оценивающим взглядом. Его красные глазки-бусинки на миг задержались на ее губах, потом на груди, а потом на бедрах. После чего он потерял к пассажирке всяческий интерес.

– Куда едем, красавица? – спросил он.

– На автовокзал, пожалуйста.

– В Портсайд, что ли?

– Это автовокзал?

– Ага. – Он поднял глаза и поймал ее взгляд в зеркальце заднего вида. – Только это в другой конец города надо пилить. За двадцать баксов доедем легко. У тебя есть двадцать баксов?

– Конечно, – сказала Рози. Потом поглубже вдохнула и выпалила: – А можно будет проехать так, чтобы где-нибудь по пути остановиться у банкомата «Мерчантс-банка»?

– Эх, мне бы твои проблемы, – отозвался таксист и включил счетчик. На экране зажглось: ПОСАДКА $ 2,5.

Так у нее началась новая жизнь. Причем за начало отсчета Рози приняла то мгновение, когда надпись ПОСАДКА пропала и цифры на счетчике с тихим щелчком сменились с $ 2,5 на $ 2,75. Всё. Начиная с этого мгновения, она никогда больше не назовет себя Рози Дэниэльс, разве что только в тех случаях, когда без этого будет не обойтись. И не только потому, что Дэниэльс – это его фамилия и называться его фамилией просто опасно, но еще и потому, что теперь в ее жизни его не будет. Теперь она снова станет собой, Рози Макклендон, той девочкой, которая в восемнадцать лет оказалась в аду и пропала. Конечно, она понимала, что раз она носит фамилию мужа, иногда ей так или иначе придется называться этой фамилией, но в душе – для себя – она все равно будет оставаться Рози Макклендон.

На самом деле, я Рози, подумалось ей, когда таксист выехал на мост Транкатоуни. Она улыбнулась словам Мориса Сендака и голосу Кэрол Кинг, которые плыли в ее сознании, точно бесплотные призраки. Настоящая Рози, вот так.

Но так ли это на самом деле?

Настоящая она или нет?

Вот и проверим, сказала она себе. И проверка уже начинается. Прямо здесь и сейчас.

6

На Ирокез-сквер таксист остановился и указал пальцем на ряд банкоматов, установленных прямо на площади, где еще был фонтан и какая-то блестящая хромированная скульптура, непонятно что изображавшая. Крайний слева банкомат был ярко-зеленого цвета.

– Этот сойдет? – спросил таксист.

– Да, большое спасибо. Я ненадолго, на пару минут.

Но она все-таки провозилась гораздо дольше. Сначала ей никак не удавалось набрать правильную комбинацию цифр пин-кода, хотя клавиши были такими большими, что не попасть по ним можно было только при сильном желании. Когда же Рози с грехом пополам справилась с набором пин-кода, она надолго задумалась, сколько снять денег. В конце концов остановилась на семидесяти пяти долларах. Набрала семь-пять-запятая-ноль-ноль, нерешительно положила палец на клавишу ВЫПОЛНИТЬ ОПЕРАЦИЮ и тут же отдернула руку. Если Норман ее разыщет, он ее изобьет смертным боем. Это за то, что она убежала из дома. Но когда он узнает, что она украла его кредитку… и осмелилась снять с нее деньги, он ее измордует так, что она очень надолго заляжет в больницу. (Измордует – вопросов нет. Если вообще не убьет, явственно прозвучало в сознании. Он же запросто может тебя убить. И если ты, Рози, об этом забыла, то ты просто дура.) Тогда стоит ли рисковать жизнью ради каких-то паршивых семидесяти пяти долларов? Не маловато ли будет?

– Да, – пробормотала она и опять протянула руку к клавишам с цифрами. На этот раз она набрала три-пять-ноль-запятая-ноль-ноль… и вновь замерла в нерешительности. Она понятия не имела, сколько денег – «наличности», как любил говорить Норман, – лежит на счету на карточке. Но триста пятьдесят долларов – это уже очень приличная сумма. Когда Норман узнает, он просто взбесится…

Ее рука уже потянулась к клавише СБРОС/ПОВТОР, но тут Рози снова задумалась: а не все ли равно. Он в любом случае взбесится. Отступать уже поздно. Пути назад нет.

– Вы еще долго, мэм? – раздался у нее за спиной раздраженный голос. – А то у меня обеденный перерыв закончится.

– Ой, простите, пожалуйста. – Рози даже подпрыгнула от неожиданности. – Просто я тут… задумалась.

Она нажала на клавишу ВЫПОЛНИТЬ ОПЕРАЦИЮ. На экране банкомата зажглась надпись ПОЖАЛУЙСТА, ЖДИТЕ. Ждать надо было недолго, но и за эти несколько секунд в воображении Рози успела возникнуть такая картина: сейчас банкомат разразится пронзительным воплем сирены и синтезированный механический голос заорет на всю площадь «ЭТА ЖЕНЩИНА ВОРОВКА! ЗАДЕРЖИТЕ ЕЕ! ЭТА ЖЕНЩИНА ВОРОВКА!»

Но вместо того, чтобы изобличить ее в воровстве, банкомат высветил на экране «спасибо», пожелал ей приятного дня и выдал семнадцать двадцаток и одну десятку. Рози робко, не поднимая глаз, улыбнулась молодому человеку, который дожидался своей очереди у банкомата, и едва ли не бегом вернулась к такси.

7

Автовокзал представлял собой низкое просторное здание, выкрашенное в унылый песчаный цвет. Автобусы самых разных компаний – не только «Грейхаунда», но и «Трейлуэйз», «Американ пасфайндерс», «Истерн хайвейз» и «Континентал экспресс» – окружали его по периметру. Они стояли, уткнувшись мордами в посадочные платформы, и были похожи на откормленных хромированных поросят, присосавшихся к невообразимо уродливой свиноматке.

Рози остановилась у главного входа и заглянула внутрь. Там было вовсе не так многолюдно, как она и надеялась, и боялась (в толпе она бы чувствовала себя безопаснее, но с другой стороны, за четырнадцать лет, в течение которых она не общалась почти ни с кем, кроме собственного мужа и его сослуживцев, которых он изредка приглашал к ним на обед, у нее развилась хроническая агорафобия, боязнь открытого пространства). Народу было действительно маловато. Скорее всего потому что была середина недели: не выходной и не праздник. И все же на первый взгляд человек двести там было. Одни слонялись без дела по залу, другие просто сидели на старомодных деревянных скамейках с высокими спинками, кто-то мучил игровые автоматы, кто-то пил кофе в закусочной, кто-то стоял в очереди за билетом. Маленькие детишки ревели, как испуганные потерявшиеся телята, цеплялись за руки матерей и, запрокинув голову, разглядывали выцветшие узоры на потолке. Громкий раскатистый голос, отдающийся гулким эхом, как глас Божий в библейско-эпических фильмах Сесила Б. ДеМилля^[1], объявлял по радио маршруты ближайших автобусов: Эри, Пенсильвания; Нашвилл, Теннесси; Джексон, Миссисипи; Майами, Флорида (бестелесный раскатистый голос произнес «Майама»); Денвер, Колорадо.