Под платьицем у Малики были кружевные лифчик и трусики красного цвета. Я сглотнул от волнения. Набравшись смелости – положил руку красавице на грудь. Малика звонко рассмеялась и расстегнула лифчик. Ее обнажившиеся груди были точь-в-точь маленькие плодики или жасминовые бутоны.
Я покрыл жаркими поцелуями шею, грудь, темные пряди красавицы. Затем обнял Малику за талию и потянулся к девичьим губам – похожим на алые лепестки. Но красавица чуть отстранилась. Прижала пальчик к моим губам. Сказала, улыбаясь:
– Я не целуюсь в губы. Таковы правила ремесла.
Запрет на поцелуи в губы меня только распалил. Я с еще большим исступлением целовал затвердевшие соски Малики. Смуглые плечи. Стискивал проститутку в горячих объятиях.
– Постой. Постой, дорогой, – прошептала Малика, гладя меня по волосам.
Она нашарила на тумбочке пачку презервативов. Достала один. И ловко натянула на мой эрегированный пенис. Легла спиной на белоснежную простыню и подняла колени.
Шумно дыша – я навис над Маликой. Провел ребром ладони между ее грудями. Кровь так и грохотала у меня в висках.
– Сейчас… – Малика проворно сняла трусики и шире расставила ноги.
Мне хотелось кричать от страсти. Весь наряд красавицы состоял теперь из черных чулок – которые не закрывали ничего важного. Я – кажется – сходил с ума, глядя на треугольничек внизу живота проститутки.
Всем телом я прижал Малику к кровати. Спасибо порнофильмам: я знал, что делать дальше. Малика тихонько застонала и выгнулась, когда я проник в нее. После нескольких толчков у меня произошла бурная разрядка. Я почувствовал огромные облегчение и сладость. И одновременно – сожаление, что все случилось так быстро.
– Я… могу и дольше… – как бы оправдываясь, смущенный, сказал я.
– Я знаю, дорогой, – проворковала Малика. Она красиво потянулась, прикрыв глаза.
Сидя над Маликой – я пустился исследовать притягательное тело смуглой красавицы. Я запускал пальцы в густые длинные волосы Малики. Щупал и целовал похожие на два наливных яблочка груди. Легонько пожимал ее тоненькие нежные пальчики. Ощущая волнение – клал ладонь у нее между ног или раздвигал половые губы.
Малика благосклонно принимала мои ласки. То ли нежные прикосновения ей и правда нравились – то ли это была профессиональная реакция проститутки. Малика сейчас напоминала довольную кошку. Не хватало только монотонного мурчания.
Минут через двадцать я снова почувствовал огонь в груди и возбуждение. Мигом уловив, что к чему – Малика надела мне новый презерватив.
Она охнула и тряхнула головой. Твердым, как камень, фаллосом я вошел в Малику. Она обвила ногами мои бедра. Черные, как смоль, волосы прекрасной тюрчанки красиво разметались по белоснежной подушке. Глаза Малики были полузакрыты; ресницы трепетали. Алые губы – разомкнуты.
Я действительно «смог дольше». Я крепко сжимал Малику в объятиях – как свою добычу. Сперва я совершал поступательно-возвратные движения медленно. Но постепенно разогнался. В каком-то самозабвении я долбил, таранил Малику. Если воспользоваться выражением из «Тысяча и одной ночи»: «Как разил копьем при лихом набеге». Я чуть тигром не ревел от страсти.
Малика то горячо стонала, то протяжно вскрикивала подо мною. Восклицала:
– Да, да!.. Не останавливайся, дорогой!.. Прошу тебя: только не останавливайся!..
Я переживал неземное блаженство. Мое тело – прижимающее проститутку к кровати – двигалось как бы само по себе, без усилий с моей стороны.
О, столько дней я грезил о Малике, о моем идеале!.. Она была, как мираж в пустыне – дразнящий и неуловимый. Я думал, что, покинув ту забегаловку – потерял свою кудесницу навсегда.
Но вот теперь я стискиваю Малику в объятиях!.. Воистину: боги умеют шутить не только по-злому. Пусть все получилось не так, как в сентиментальном романе. Пусть мне пришлось заплатить за ночь с Маликой несколько тысяч червонцев. Что значат деньги по сравнению с билетом в рай?..
Кипучая кровь быстро текла – мчалась – по моим венам. Я взял под конец бешеный темп – в несколько раз усилив и без того могучий натиск на Малику.
– О боже!.. – громко застонала красавица, царапая мне спину ногтями. – Я кончаю, кончаю!..
В этот момент и я почувствовал неотвратимость финала. Досчитав до двух – я излил семя. И тоже застонал – от невероятной сладости.
Я отвалился от Малики – и распластался на постели, охваченный приятной усталостью. Малика и я – мы оба учащенно дышали.
– Это было чудесно, – сказал я, немного придя в себя.
Малика потянулась и томно вздохнула:
– Хорошо было бы сейчас глотнуть вина.
Я отметил про себя: если Маша «не пьет на работе» – то моя ненаглядная Малика не прочь пропустить с клиентом бокальчик. Возможно, нежной тюрчанке так проще раскрепоститься в постели. Надо запомнить. Ведь я – конечно – не в последний раз «снимаю» Малику.
Пару минут мы лежали молча. Моя левая рука покоилась на чуть трепещущей груди Малики.
– Ты… живешь в этой квартире? – задал я не самый умный вопрос.
Я хотел поговорить с Маликой. Показать, что приехал не только «сношать» ее. Что она – хотите верьте, хотите нет – интересна мне и как человек. То, что значит для меня Малика – невозможно конвертировать ни в какую валюту.
– Что?.. – Малика ленивой кошкой повернула голову. – Квартира?.. Нет – я ее арендую по часам. Специально для встреч с клиентами. – И добавила, проглотив смешок: – Жить в такой роскошной однушке не по карману даже востребованной популярной проститутке.
Мне стало неловко от слов Малики. (Хотя какая уж тут неловкость?.. Мы голые лежим на смятой постели – и только что занимались сексом). Несмело я задал новый вопрос:
– Ты… ты долго искала работу после того, как… как этот пень Османович выгнал тебя из бистро?..
Малика посмотрела на меня внимательно, прищурив один глаз:
– Давай честно, дружок. Тебе интересно, как я докатилась до такой жизни, что сплю с мужчинами за деньги?..
Она засмеялась нервическим смехом. А я почувствовал, что краснею.
– Хех. Ну слушай, – Малика села на постели, скрестив ноги по-восточному.
Должно быть, у Малики была потребность выговориться. И в качестве друга, которому можно поплакаться в жилетку, красавица выбрала меня. У меня – наверное – даже уши от гордости порозовели. Вряд ли Малика перед каждым клиентом изливает душу…
– Я родом из Восточного Туркестана, – начала Малика. – Из аула Байткурган, отмеченного не на каждой карте. Отец рано умер. Мы с матерью остались одни. Впрочем, мама все сделала для того, чтобы я не чувствовала себя бедной-разнесчастной сироткой. Все детство я играла в куклы и листала книжки с цветными картинками. А мать ходила по богатым домам. Мыла там посуду, стряпала. Подметала дворы. Ухаживала за скотиной. Лишь бы перепала какая-никакая копеечка…
Малика вздохнула. Поправила черную густую прядь волос.
– В школе я была не очень прилежной ученицей. На переменках скакала, как козочка. Подбивала других детей на разные шалости… Мама никогда меня не ругала за тройки или двойки. Она только качала головой и грустно улыбалась. Поверишь ли?.. Мне от этого становилось запредельно стыдно. Я плакала и клялась: «Мама, мамочка!.. Прости, прости!.. Я брошу проказничать и буду старательно учиться!..». Но через пару дней я забывала свои горячие уверения. Снова запускала сложенные из тетрадных листочков самолетики. Била мальчишек портфелем по голове. Рисовала на парте…
Малика невесело ухмыльнулась.
– Не знаю отчего – но мне хорошо давался только русский язык, который факультативно преподавал старенький учитель в клетчатом пиджаке. Знала бы я, что русский язык мне действительно пригодится!.. Мне было семнадцать лет, когда я – с грехом пополам – закончила школу. Работы в нашем глухом углу не было. Учеба в ВУЗе мне тоже – разумеется – не светила. В самом третьесортном институте для дураков – надо заплатить восемнадцать тысяч дирхемов за допуск к вступительным экзаменам… Мама ходила к одному баю доить верблюдицу. А я торчала дома. Играла с кошкой. Зависала в интернете – общалась с виртуальными подружками. Да читала книжки… Конечно: меня грызла совесть, что я – такая взрослая девочка – сижу на шее у мамы. Я, как могла, старалась облегчить маме жизнь. Взяла на себя домашние заботы: стирала, убирала. Готовила обед… Да, обед… Часто на обед и ужин у нас были только лепешки. Потому что в шкафчике на кухне ничего не было, кроме муки и масла…
Затаив дыхание, я слушал Малику – стараясь понять, что должна была чувствовать полуголодная деревенская девочка. Уж мое-то детство – в течение которого я играл с радиоуправляемым вертолетиком, заводным танком и плюшевыми тиграми – было сытым. Сколько себя помню – я до икоты объедался бабушкиными супами, пирогами, ватрушками да своим любимым абрикосовым вареньем.
Малика рассказывала:
– …Долго так продолжаться не могло. Моя мама – моя бедная мамочка!.. – сломалась. Все чаще мама жаловалась на шумы в голове. От одного шага мама уставала так, как будто с набитым камнями мешком отмахала километр. Она перестала нормально спать. Все ворочалась, металась по постели ночи напролет. А к утру чувствовала себя совершенно разбитой… Знакомый доктор диагностировал у мамы опасную болезнь. Прописал дорогущие – точно из золота отлитые – таблетки. Маме не по силам было и дальше доить верблюдов и подметать дворы. Она слегла. Пришел мой черед зарабатывать нам на пропитание. Да и на мамино лекарство… В поисках местечка получше, с приличной зарплатой – подалась я в город…
Малика снова задрожала от нервного смеха. Я смотрел на нее широко распахнутыми глазами. Было так… необычно, так странно слушать нерадостные откровения девушки, которую ты только что – пыхтя – сжимал в объятиях; и чьи затвердевшие соски щекотал языком.
– Вообрази себе, – сказала Малика, – избалованную восемнадцатилетнюю девчонку с ветром в голове, не приученную к труду – которой срочно пришлось хвататься за любую работу. За три месяца я сменила четыре места: официантки, билетерши в кино, раздатчицы рекламных листовок и продавщицы одежды в бутике. И везде я показала себя нерасторопной и неуклюжей. Да вдобавок любительницей поспорить с начальством: дисциплине-то меня никто не научил…
Малика покачала головой – как бы удивляясь самой себе. Сидя напротив красавицы – я жадно слушал. «Исповедь проститутки», – как у истинного поэта родилось у меня название для печальной повести Малики.
– Моя карьера официантки закончилась тем, что я разлила горячий суп, – вернулась Малика к своему рассказу. – В ресторане тогда справлялась свадьба. Я умудрилась забрызгать жениха и невесту… За кассой в кинотеатре я тоже надолго не задержалась. Когда я продавала билет на очередной американский блокбастер, покупатель – нарочно ли, случайно ли – не доплатил сколько-то дирхемов. Старший менеджер – обнаружив недостачу – обругал меня тыквоголовой и объявил, что недостающая сумма будет вычтена из моей зарплаты. Я вскипела и послала господина менеджера – что называется – в длительную пешую прогулку… Хех!.. Так я и вылетела ласточкой из славных рядов кассирш… А с работой в бутике и того интереснее получилось… Но ты – я смотрю – уже наготове, богатырь?..
В самом деле: я снова был возбужден.
Малика жарко мне улыбнулась – доставая из упаковки очередной презерватив.
– Попробуешь сзади?.. – предложила Малика, укладываясь на живот.
Не с первой попытки – но я проник в Малику. Проститутка лежала, подняв голову. Черные волосы Малики красиво вились по смуглой спине. Малика казалась сейчас такой слабой, беззащитной, покорной – что у меня срывало крышу.
Я провел рукою вдоль позвоночника Малики. Немного поиграл с атласными локонами путаны. Потом пристроил ладони на ее упругие ягодицы – и задвигался, потихоньку наращивая темп.
Малика постанывала в такт. Мои толчки становились быстрее и резче, вздохи проститутки – горячее. Я долбил ее в каком-то диком исступлении. Малика уткнулась лицом в подушку – а руками вцепилась в простыню.
Наконец – сделав особенно сильный толчок – я достиг разрядки. Малика вскрикнула, изгибаясь.
Я отвалился от нее – и распластался по постели, успокаивая дыхание. Малика перевернулась на спину, поправила волосы и тоже старалась отдышаться. Как древнеиндийский бог, пригубивший золотой кубок с напитком бессмертия амритой – я чувствовал себя наверху блаженства. Через пару минут мы затихли.
Я тронул Малику за плечо. «Любимая!» – хотелось назвать мне ее. Но я боялся: проститутка меня не поймет.
– Что было с тобой дальше?.. Расскажи, – попросил я. – Вот ты устроилась в бутик…
Малика зевнула – изящно прикрыв ротик маленькой ладошкой.
– Тебе в самом деле хочется знать, дорогой?..
– Очень!.. – отчего-то смущаясь, признался я.
Как я мог донести до прекрасной девушки – делящей со мной постель – что я не просто энный грубый клиент, явившийся слить сперму?.. Что меня волнуют не только волосы, улыбка и грудь – но и сокровища души нежной тюрчанки?..
– Хо-ро-шо, – протянула Малика. – Я расскажу. В бутике я продавала одежду. Оттуда я тоже быстро вылетела, как пробка от бутылки шампанского. Пришла как-то в бутик бабушка – божий одуванчик. Она присмотрела подарок сыну – полосатый пиджак. Но не решалась расстаться с пятью тысячами дирхемов. Тогда я подобрала для бабушки эконом-вариант: точно такой пиджак – но на две тысячи дирхемов дешевле. Сделала доброе дело… Старушечка меня чуть не расцеловала: «Внученька моя, внученька!..». Администратор магазина наблюдал эту сцену. Когда бабуся ушла – подозвал меня (корча такую рожу, будто зуб мудрости у дурака болит) и принялся мне выговаривать. Если все цветастые словеса администратора перевести на человеческий язык, получалось следующее: «Неразумная ты птица, Малика!.. Ты воображаешь, что поставлена здесь для того, чтобы помочь покупателю сохранить деньги в кошельке?.. Нет!.. Твой прямой долг – заботиться о прибылях компании. Из двух пиджаков ты должна была всучить бабке более дорогой!.. А ты, ты…». И – знаешь, милый – меня это так взбесило, так взбесило!.. Я набрала полный рот слюны – да и плюнула от души в господина начальничка. В морду сеньора администратора я не попала. Зато забрызгала уродцу модный брендовый свитер. Хех!.. Ты бы видел, как подпрыгнул администратор. Как перекосилось у него лицо!.. Само собой: это был мой последний день работы в бутике…
Малика потянулась.
– Вот так, милый, я жила в большом городе – как маленькая рыбка в бескрайнем море. Денежных крох – которые мне с грехом пополам удавалось заработать – едва хватало на еду и на оплату койко-места. Какое уж тут отправить деньги маме в аул!.. И тогда… тогда, дружок, меня поманила мечта о Расее. Я слышала вокруг жужжащие разговоры. Мол, в Расее много работы – всем хватит – и хорошо платят… Знаешь, я сама удивляюсь тому, насколько я безбашенная. По туристической визе подалась я к вам в Расею. И первым делом убедилась: ваша республика – далеко не рай. Особенно для девушки-иностранки со смуглой кожей и черными волосами…
Малика села на постели. Выпятила губку и театрально развела руками:
– Догадываешься, о чем я?.. Стоит мне пройти по улице – вслед будто гадюки шипят: «Азиатка. Нерусская. Понаехали тут!..». А как в метро или автобусе на меня косятся?.. Прямо режут глазами!.. Вот такой добрый у вас народ…
Малика хмыкнула. А по губам ее змеилась напряженная ухмылка.
– Ну и конечно: господа полицейские не обделили меня вниманием. Сколько раз какой-нибудь сторожевой пес – лейтенант с золотыми погонами – вертел в толстых пальцах мои паспорт и визу. И с тупой – похожей на булыжник – физиономией спрашивал скрипучим голосом: «Нерусская?.. Поди мусульманка?.. Свинину не ешь?». Бывало, меня затаскивали и в участок. Но – промурыжив часок – отпускали. А то!.. Кроме того, что я туранской внешности – сиятельным полицаям предъявить мне нечего!.. Я не дурочка какая-нибудь: проявила изобретательность – обезопасила себя. Через одну мошенническую контору получила фальшивую рабочую визу и такую же липовую справку о том, что якобы работаю на птицефабрике в двенадцати километрах от расейской столицы… Головы курицам рублю. (Хех!.. На самом деле я не переношу вида крови). С такими документами я могу оставаться на территории Расеи пять лет. Перед миграционными властями я чиста, как стеклышко. Как такое очень мутное стеклышко…
Малика тихонько рассмеялась над собственным сравнением.
– …Заплатить жуликам за поддельные бумаги денег у меня не было. Так что мне пришлось переспать с директором той конторы. К слову: так я лишилась девственности…
Когда Малика с олимпийским спокойствием и даже благодушием рассказала о потере невинности – я закусил губу. Меня аж трясло. Как будто Малика – моя жена, которую у меня на глазах изнасиловала толпа отморозков.
– Красавчик, ну ты чего?.. – ласково поинтересовалась Малика, кладя ладошку мне на грудь.
– Все… все в порядке, – прохрипел я, взъерошив себе волосы.
Как я мог объяснить не привыкшей к поэтическим излияниям проститутке, что она безмерно дорога мне, как скупцу – жемчужина?.. Что мне непереносимо больно слышать о том, как какой-то потный урод с кустами волос в подмышках порвал девственную плеву моей ненаглядной Малики?..
– Мне не продолжать, солнце?.. – нежно спросила Малика, заглядывая мне в глаза.
– Н-нет… Я слушаю… слушаю тебя… – отозвался я.
– Да что тут слушать?.. – улыбнулась Малика. – Помыкалась я, помыкалась. Месяц пахала работницей торгового зала в гипермаркете. Месяц – уборщицей; мыла полы в офисном центре. Еще месяц – оператором на телефоне. Но всегда так получалось, что я слетала с рабочего места из-за конфликта с клиентом или начальством. Наверное, я совсем не умею угождать и подчиняться. Такая я анархистка… – (Малика рассмеялась) – А потом… потом меня подобрал этот шайтан Османович. Я проработала в бистро два месяца, две недели и два дня. Мой рекорд!.. – (Малика снова засмеялась) – Надо сказать: платил Османович неплохо. Может, даже больше, чем в среднем по рынку. Впервые мне удалось отправить какую-никакую денежку милой маме – при этом особо не голодая. Я обрадовалась: жизнь налаживается. Но… но ты видел: из-за той усатой крысы в плаще и очках Османович вышвырнул меня вон, как драную кошку. Даже расчет не дал – змей подколодный. Но я не опустила руки…
– И?.. – у меня задергалось веко над правым глазом. Малика должна была перейти к самой неприятной части рассказа.
– А как ты думаешь, заюшка?.. – Малика игриво потрепала мне волосы. – Дальше я вспомнила, как телом расплатилась с директором той конторы – где мне на цветном принтере распечатали липовую визу со всеми подписями и печатями. Я подумала: как это просто – пятнадцать минут потерпеть на себе чей-то потный живот, а взамен получить червонцы…
Я слушал, плотно сжав губы. Мне хотелось скрежетать зубами. А Малика – с улыбкой – беспощадно продолжала:
– Ну подалась я в салон. Салон – как ты понимаешь – это толерантное наименование борделя. Ха-ха!.. Время работы в салоны было временем моего ученичества. Я усваивала несложные хитрости, с помощью которых делаешь мужчине хорошо. Разнообразные позы Камасутры… Скажу без ложной скромности: я ведь молода, красива – плюс проявила к «этому делу» способности. В салоне я была нарасхват. Тогда-то я и подумала: не слишком ли большую долю заработанных денег я отдаю мадам – хозяйке салона?.. Ты пойми: я не жадная. Просто я с трудом терпела диктат наглой, грубой и ворчливой мадам – неизвестно за какие заслуги забирающей половину тех денег, что я получала от мужчин. Я по духу – вольная птица. Не переношу, когда какой-нибудь умник командует мне: то – делай, это – не делай. Кроме того – мне хотелось максимально крупную сумму отсылать маме. Мамочке же нужны лекарства… Вот мне и пришло в голову: почему бы мне не сделаться так называемой «индивидуалкой»?.. Самой находить клиентов?.. И самой же распоряжаться – до копейки – своим заработком. Ой!.. А что ты такой бледный?..
– Н-ниче-го… Продолжай… – выдавил я. Хотя каждое слово Малики каплей кислоты прожигало мне сердце.
Меня убивала мысль, что через постель ангела – вызывающего во мне сладкий трепет – прошли десятки любителей «клубнички». В список входят усатые отцы семейств, пожелавшие гульнуть налево от жены. Прыщавые юнцы – только так и избавившиеся от девственности. Убежденные холостяки – которые неделю не могут прожить без того, чтобы развлечься с новой дамой…
Чего удивляться, если я стал бледным – как простыня?..
Но – не знаю почему – мне хотелось выпить кубок с горьким настоем до дна. До конца дослушать историю Малики. Назовите это моральным мазохизмом.
– П-п-родолжай, – снова попросил я, нервно сглатывая.
Малика пожала плечами:
– Да я все рассказала. Два месяца, как я стала индивидуалкой. За неделю у меня бывает по пять-шесть клиентов. Я хорошо зарабатываю. Раньше я снимала койко-место. И могла отгородиться от буйных соседей только ширмой. А теперь – как барыня – занимаю целую комнату в коммуналке. Я бы потянула и малогабаритную однушку в непрестижном районе. Но я экономлю денежку. Хочется же и мамочке не гроши какие-нибудь перевести. Чтобы она могла не только лекарства себе позволить. Но и мясную похлебку. И кофе с молоком и сахаром. И за электричество заплатить…
– Ты любишь свою маму, – заметил я.
– Конечно люблю. Она меня родила и воспитала.
Пару минут мы молчали.
Малика остановила лениво блуждающий взгляд на розах в вазе. И сказала:
– А все-таки какие шикарные цветы ты мне подарил!.. Они похожи на жгучее пламя. Точь-в-точь, как я люблю. Спасибо тебе, милый.
И Малика чмокнула меня в щечку. Затем вздохнула:
– А на день рождения мне никто не подарит ни розы, ни гвоздики. Закажу, наверное, роллы – так и отпраздную.
Я оживился:
– У тебя скоро день рождения?..
– Четырнадцатого апреля. Девятнадцать годков мне исполнится.
Я посмотрел – часто моргая – в лицо Малики. И – опустив глаза – запинаясь, предложил:
– На твой день рождения… сходим в кафе… если… если хочешь. Как парень с девушкой… А не как клиент… с проституткой.
На последнем слове я поперхнулся. Как горько и больно было произнести: про-сти-тут-ка. Как будто на теле Малики сразу вспыхнуло клеймо – которое я сначала не заметил.
Малика казалась мне цветком. Но цветок этот распустился у края канавы. Гадкие запахи отбросов – пропитали нежные лепестки, заглушив аромат цветка.
Я подумал: Малика – которую профессия проститутки сделала циничной – только посмеется надо мною. Над наивным дураком – приглашающим в кафешку продажную девушку. Малика умна и опытна не по годам. Жизнь ее била. А я?.. Я инфантильный птенец-переросток.
Но Малика не посмеялась. Она только улыбнулась краешками губ. И спросила:
– Серьезно?.. Ты зовешь меня на свидание?..
– Д-да… – подтвердил я, чувствуя, что заливаюсь краской. Пульс у меня зашкаливал. Я все еще боялся, что Малика поднимет меня на смех.
Красавица посмотрела на меня долгим взглядом. Сказала раздумчиво:
– А ты, заюшка, не такой, как большинство моих клиентов.
Мне захотелось плакать. «Заюшка, не такой, как большинство клиентов»!.. По-моему, это было самое трогательное и нежное, что я слышал за свои девятнадцать лет.
Я глядел и глядел на Малику, не в силах оторваться. «Тук-тук-тук», – громко отбивало ритм мое сердце.
– Я согласна, – с сияющим лицом сказала Малика. – Позвони мне тринадцатого апреля вечерком. Четырнадцатого я весь день буду свободна.
Я испугался, что сейчас сто процентов не совладаю с эмоциями – и разревусь в два кипучих ручья. Малика не посмеялась надо мной. Она согласна увидеться со мной «не по работе». О, боги!.. Спасибо вам!.. Спасибо!..
– Можно обнять тебя?.. – шепотом спросил я.
После того, как Малика рассказала мне свою жизнь и ответила «да» на мое робкое приглашение – я не мог просто сгрести красавицу в охапку, как обошелся бы с проституткой любой другой клиент. Я смотрел на Малику как на свою новоиспеченную девушку.
– Обними, – с милой улыбкой пожала плечами Малика.
Я прижал нежную тюрчанку к себе и горячо задышал.
– Готов к новому бою, рыцарь?.. – спросила Малика, обжигая меня взглядом блестящих черных глаз.
– Готов…
– Тогда ложись. Ложись на спину.
Я послушно распластался на постели. Надев мне на эрегированный пенис презерватив – Малика села на меня, приняв позу «наездницы». Уперла ладошки мне в грудь. И начала двигаться вверх-вниз. Оба мы страстно стонали от удовольствия.
Запрокинув голову, с полуоткрытыми алыми губами – Малика ускорялась и ускорялась. Я смотрел на чуть колыхающиеся груди проститутки. На ее растрепавшиеся волосы. Достигнув пика наслаждения – я тихонько закричал и закрыл глаза.
Малика слезла с меня.
– Ложись теперь на живот, дорогой. Я сделаю тебе массаж.
Я повиновался. Умелые руки Малики пустились гулять по моей спине. Я почувствовал, как размягчаются мои мышцы. Приятная расслабленность разлилась по всему телу. Потянуло в сон.
Я снова перевернулся на спину и провалился головой в подушку. Малика – с доверчивостью котенка – пристроила свою хорошенькую головку у меня на груди. Одной рукой я обнял Малику. Сладко зевнул. Глаза у меня слиплись…
…Очнулся я оттого, что Малика тормошила меня за плечо.
– Вставай, вставай, мой принц!..
Малика стояла возле кровати. Уже не обнаженная – а в своем коротеньком платьице. Я продрал глаза – и сел на постели.
Малика ненадолго покинула комнату – и вернулась с чашкой кофе, распространяющего щекочущий ноздри аромат. Протянула мне:
– Попей, дорогой.
– Спасибо… – поблагодарил я, принимая чашку.
– Я тебя обслужила, как vip-клиента. Секс в разных позах. Задушевный разговор. Массаж. И чашечка кофе утром, – рассмеялась Малика.
– А что, уже утро?.. – рассеяно поинтересовался я.
В голове слегка гудело. События минувшей ночи казались волшебным сном.
Я в самом деле сплетался на мягкой перине с моей гурией?.. Запускал пальцы в густые волосы Малики?.. Целовал ее грудь?.. О, как жаль, что ночь не длилась вечно!..
Полными обожания глазами я смотрел на Малику. А она сказала с улыбкой:
– Пей кофе, дружок – и собирайся. Мне надо искупаться и накраситься.
Эти слова всадили ледяную иглу мне в сердце. Я будто спустился с небес на землю. Малика – конечно – ждет следующего клиента!.. А я-то вообразил: у меня с ней особая связь. Как грешница перед священником – Малика открыла передо мною свою нежную душу… Полно, братец!.. Полно!.. Малика – проститука. Объятия, ласки, откровенные признания твоей возлюбленной – имеют цену в червонцах.
Я устало ссутулился – и чуть не расплескал кофе.
– Все в порядке, золотой?.. – игриво потрепав меня за волосы, спросила Малика.
– Да. Все в порядке, – подавив вздох, ответил я.
Допив кофе – я довольно шустро оделся. Малика проводила меня до двери квартиры. Сказала, прежде чем я переступил порог:
– Значит – тринадцатого апреля созвонимся?..
– Ага, – кисло улыбнулся я.
Малика одарила меня жгучим взглядом:
– И вообще, милый. Если вдруг заскучаешь – пиши мне или звони.
Я задержался на пороге – и глянул на Малику с восхищением и изумлением.
«Заскучаешь – пиши мне или звони»!.. Вряд ли Малика говорит это каждому, с кем переспала. Значит, я для нее – хотя бы чуть-чуть – особенный?..
Сперва Малика порезала мне сердце, намекнув, что ждет другого клиента. А потом капнула на кровоточащую рану немного целительного бальзама.
В лифте я спускался в сметенных чувствах. Я то смеялся – то плакал. Я поверить не мог, что провел ночь в объятиях лучшей в мире девушки. Той самой, от взгляда на которую у меня снесло крышу еще в сентябре – в занюханном бистро «Закуски от дяди Вани».
Подумать только!.. Дважды встретить одного человека в безбрежном мегаполисе – редкостная удача. Как если бы прилив два раза вынес бы к твоим ногам одну и ту же ракушку. Как тут не сказать, что нас с Маликой свела сама капризная тетка-судьба?..
Мы не просто трахались, как животные. Нет!.. Малика рассказала мне о себе, о своей любимой маме. О том, как намучилась, пока пыталась найти работу.
Но только мне стоило, расслабившись, поплыть по морю таких упоительных мыслей – как сердце мое раскалывалось, точно фарфоровая чашка под ударом кувалды. Малика – проститутка!.. Проститутка!.. Проститутка!.. Пока ты отдаешься сладким мечтам – твоя возлюбленная причесывает волосы, красит губы и перестилает постель в ожидании нового клиента.
А чего ты хотел?.. Малика не клялась тебе в верности: «Навеки и до смерти твоя». Ты приехал к Малике для того, чтобы заняться сексом за деньги. Так на что ты смеешь претендовать?..
Меня выворачивало наизнанку, а сердце нестерпимо ныло – когда я представлял, как какой-нибудь сорокалетний пузач толстыми – похожими на червей – пальцами щупает грудь Малики.
Я вызвал такси. Водитель хмыкнул – увидев у меня на губах кривую улыбку, а на глазах слезы.
– Элеваторная тридцать два, молодой человек?..
– Что?.. Да, да.
Мы домчались минут за сорок. И вот я – на подгибающихся ногах – ступил в родную квартиру. Хорошо, что бабушки не было дома. Она бы непременно заметила мое ненормальное состояние.
Шатаясь, как пьяный – я дошел до дивана. Мне хотелось то ли петь, то ли рыдать в голос, то ли забыться. Кое-как раздевшись – я плюхнулся на диван. Но не пролежал и пяти минут.
Я вскочил. Достал свой блокнот и ручку. Из меня полились стихи:
Куплю розы алые –
Поеду в желтом такси.
Тоска глухая достала –
Терпеть нету сил.
Промчусь по спящему городу.
Переступлю твой порог.
Ты утолишь мой голод –
Ты душистый цветок.
Я подарю тебе розы.
Потом – давай обнимать.
Попробуем разные позы –
Чтобы скрипела кровать.
Мне с тобою уютно,
Как у огня.
Но только ты – проститутка,
Ты не любишь меня.
Рассвет в окне зажжется –
Домой надо мне.
И по швам сердце рвется –
Мне тоскливо вдвойне.
Эти тонические строки не были похожи на газели и касыды Низами или Саади – восточных мастеров пера, которым я всегда стремился подражать. Но это были стихи, родившиеся в недрах моего сердца. Передающие сладкую боль, которую я испытал на свидании с Маликой. Казалось: с кончика шариковой ручки на бумагу вытекает моя душа.
Записав стихотворение – я спрятал блокнот. Сел на диван – и заплакал. Кусая губы и утыкаясь лицом в ладони – я плакал о том, что не могу быть с Маликой. Что она всего лишь проститутка – переспавшая со мной за несколько тысяч червонцев.
Вот уж правда: Малика – цветок у зловонной канавы. Забрызганный грязью – но все равно цветок!.. Малика – несмотря на ремесло, которым зарабатывала себе на косметику и маме на лекарства – была для меня прекраснее райской девы и сказочной пери.
Как бы мне хотелось сказать: «Любимая!.. Тебе незачем продавать свое тело. Я буду работать и содержать нас обоих!..». Накинуть на нее белую фату – и за руку отвести в ЗАГС. Но моей зарплаты смотрителя кошачьего отеля хватало разве что на «вертолет» и «отвертку» – да на потрепанные издания стихов персидско-таджикских и тюркских классиков. Даже на то, чтобы снять проститутку – я расходовал деньги, подаренные бабушкой.