Мама купила большую упаковку «Чаппи», который Джой радостно поглощал, разбрызгивая слюни по всей моей комнате. На этом участие мамы в жизни собаки закончилось. Каждое утро я ходил с Джоем гулять в пойму Сходненский ковш, находившуюся через дорогу. После школы я бросал рюкзак и вновь шёл выгуливать пса, а затем гулял с ним вечером, перед сном.
Иногда – примерно каждую ночь – он начинал выть, чем несказанно бесил Игоря, однако он выговаривал это мне, лишь когда мы с ним встречались на кухне: в мою комнату, где сидел Джой, он не заходил никогда.
Так продолжалось примерно две недели – до тех пор, пока я не задержался в школе (не помню, по какой именно причине), и вернулся домой на полтора часа позже обычного. Войдя в комнату, я слегка охренел: наличники по обе стороны дверей были содраны – на них остались глубокие следы боксёрских зубов; сами двери также были изуродованы зубами и когтями животного, которое явно приложило немало усилий, чтобы выйти наружу. Посреди комнаты разлилась янтарная лужа размером с Байкал, а рядом лежало полтора килограмма собачьего дерьма. Сам Джой сидел на своём месте в углу комнаты и невозмутимо смотрел на меня.
– Джой, ты что, совсем охренел?! – заорал я. – Ты, твою мать, что натворил?! Посмотри, что ты наделал!
Я орал на пса, а он продолжал спокойно смотреть на меня. Я думал, он прижмёт уши, покажет, что ему стыдно, как это делают воспитанные собаки, но он сохранял невозмутимое спокойствие.
– Ну-ка пойдём! – в бешенстве от такого поведения закричал я.
Джой поднялся со своего места и пошёл к выходу.
– Джой, ты поступил отвратительно! Как ты мог так поступить? Мы взяли тебя на улице, приютили тебя, и чем ты за это нам отплатил? Ты что, твою мать, думаешь, тебе позволят так себя вести? Хрена с два! – отчитывал я боксёра, пока мы с ним ехали в лифте.
Выйдя на улицу, я посмотрел на собаку и ледяным тоном произнёс:
– Оставляю тебя там, где я тебя встретил. Убирайся и не возвращайся сюда никогда!
Сказав это, я вернулся в подъезд, закрыв за собой дверь.
Вернувшись в квартиру, я встретил Игоря.
– А где собака?
– На улице, – произнёс я, снимая ботинки.
Игорь кивнул. Я направился в свою комнату и остановился на пороге, ещё раз оценивая ущерб.
– Он достаточно долго скулил и лаял, пока тебя не было, – сказал Игорь, заглядывая в мою комнату.
– Я сейчас всё уберу, – ответил я, направляясь в ванную.
Через двадцать минут, закончив убирать свою комнату, я вышел на балкон в кухне, находившийся аккурат над дверью подъезда, чтобы посмотреть, сидит ли по-прежнему там собака. Джой сидел у входа в подъезд – в той же самой позе, что и в тот день, когда мы с ним встретились в первый раз. Он ждал, когда я вернусь и заберу его обратно домой.
– Ну ладно, поиграли, и хватит, – решил я и пошёл надевать ботинки.
Через несколько минут я уже открывал дверь подъезда, чтобы радостно позвать пса, которому я преподал очень ясный урок, но собаки там не оказалось. Выйдя из подъезда, я позвал пса по имени, ожидая, что сейчас он выбежит из-за угла дома и бросится ко мне, а я обниму его и попрошу у него прощения. Но из-за угла дома никто не выбежал.
– Джой! – крикнул я ещё раз.
Он не выходил.
Понимая, что он не мог уйти далеко, я обошёл вокруг дома, а затем принялся исследовать окрестности, постоянно повторяя имя собаки. Я прошёл всеми маршрутами, где мы обычно гуляли, обошёл весь микрорайон, но так и не смог найти пса. В какой-то момент я увидел боксёра и с радостным криком «Джой» бросился к нему, но, подбежав ближе, понял, что это не он: этот пёс был меньше, и его хозяин вопросительно уставился на меня.
Я хотел было сказать, что у меня убежала собака, но язык не повернулся произнести столь кощунственную ложь: ведь это не Джой от меня убежал, а я сам велел ему убираться и никогда больше не возвращаться.
А что он, в сущности, сделал? Он же просто хотел в туалет. Игорь сказал, что он долго скулил и лаял, просил выпустить его. Ему просто-напросто хотелось писать и какать. И когда он понял, что ему никто не откроет, он пытался вырваться из моей комнаты, чтобы не нагадить там, где мы с ним живём. У меня перед глазами стояла картина, как Джой судорожно скребётся в двери как он наваливается на них лапами (открывались они внутрь), как он пытается когтями и зубами прорваться наружу, но никто ему не открывает, хотя я уже давно должен был вернуться и пойти с ним гулять, и как он, не в силах больше сдерживаться, позорно ссытся и обсирается посреди комнаты, потому что больше не может терпеть.
Нет! Неужели после того, что собака вытерпела, я не упал перед ней на колени, не умолял меня простить, а посмел безбожно вытолкать её на улицу и велел убираться.
– Джой! – громко, почти в отчаянии позвал я. Прохожие изумлённо оглядывались на меня, но собаки не было видно.
Я видел, как, оказавшись один, Джой сел перед подъездом, ожидая, что я сжалюсь над ним, что я пойму, что был не прав, что вернусь и заберу его обратно домой. Я видел, как он сидит у входа в подъезд и с надеждой смотрит на дверь, как он встаёт и начинает размахивать обрубком хвоста всякий раз, как входная дверь открывается, и как сконфуженно вновь садится, понимая, что это не я.
– Джой! – кричал я. – Джой!
Я видел, как с каждой минутой гаснет надежда пса на возвращение вновь обретённого хозяина, с которым он вместе спал на одной кровати, который его кормил, который гулял с ним, который его любил. Но почему же, – думал, наверно, он, – хозяин не возвращается? А я в это время, неторопливо и методично убираюсь у себя в комнате, где – какой ужас! – насрала собака. Вместо того, чтобы спускаться, бежать к этому чудесному псу, который просто не смог справиться с физиологией, я драил пол в своей комнате. Но он ждал меня. Когда я закончил, он всё ещё сидел у входа в подъезд и с надеждой смотрел на дверь. А я так и не появился.
– Джой! Джой! Джой! – прохожие смотрели на меня, как на сумасшедшего, но мне уже было наплевать на это.
Только бы он вернулся.
Он сидел у подъезда достаточно долго, чтобы я мог передумать, спуститься и забрать его. И когда он понял, что этого не произойдёт, он ушёл. Он утратил надежду, потому что решил, что хозяин его больше не любит. Он больше не нужен хозяину. Хозяин велел ему убираться.
– ДЖОЙ! – что было мочи закричал я в полном отчаянии.
Но Джой так и не появился.
Спустя полтора часа бесплодных поисков, я вернулся домой.
Втайне, подходя к подъезду, я надеялся, что у подъезда снова увижу его. Но его там не было.
Поднявшись в квартиру, я каждые десять минут выглядывал с балкона, чтобы проверить, не вернулся ли туда мой пёс. Он не вернулся ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю.
С того момента, как я посмотрел на него с окна балкона, когда он ждал меня, я больше ни разу его не видел.
Я поделился с Игорем своими мыслями, на что он сказал:
– Подожди, ты говоришь, что ты выгнал собаку, но ты просто оставил её на том самом месте, где встретил две недели назад. Она была одна, хотела есть. Мы её приютили, накормили, две недели за ней ухаживали. Мы свою миссию выполнили.
Такой ответ меня не устроил. Когда мама вернулась домой, я рассказал ей обо всём, что случилось.
– Да ты что? Как ты мог его выгнать? – в шоке спрашивала она, – Собака осталась без хозяина. Неизвестно, сколько она бродила одна. Она так хотела найти свой дом, и вот, когда её, наконец, приняли, когда с ней начали по-человечески обращаться, когда она только поверила в своё счастье, ты просто взял и вышвырнул её на помойку!
Позиция мамы была намного жёстче позиции Игоря, но я был полностью с ней согласен. Вместе с ней мы пошли на улицу искать Джоя, но, как и в первый раз, поиски не увенчались успехом.
В ту ночь я засыпал один в своей кровати, где всё ещё пахло псом. В ту ночь, впервые за две недели, в квартире никто не выл, но всю ночь напролёт я проплакал навзрыд, понимая, какое свинство я совершил.
Как и все дети моего поколения, я был большим поклонником компьютерных игр. Когда я переехал к маме с Игорем, для меня было дивом, что компьютер может стоять прямо дома. В первые месяцы на Светлогорском проезде я проводил в кабинете Игоря целые вечера, наблюдая, как он играет в «Героев меча и Магии» или Counter-Strike. Разумеется, я надеялся, что он скажет мне: «Вась, а что это всё сидишь и смотришь, как я играю? Не хочешь сыграть сам?»
И я с удовольствием бы согласился.
Пару месяцев спустя так и произошло.
В какой-то момент Игорю надоело играть, и он предложил поиграть мне. Сев за компьютер, я провёл за ним несколько часов, испытав удивительное наслаждение, что я играю в компьютер! Я делаю это так, как это делает Игорь, и у меня получается. Помню, я всё время боялся, что компьютер перегреется и сломается. Спустя пару часов я решил не злоупотреблять любезностью Игоря, вышел из игры и выключил компьютер, нажав на большую кнопку процессора.
Сделав это, я радостно побежал к Игорю сообщить о том, что я поиграл, всё выиграл и даже сам выключил компьютер.
– А как ты его выключил?
– Нажал на кнопку.
– На какую кнопку? На синюю – на процессоре?
– Да.
– Блядь! – вкрадчиво произнёс отчим. – Ну и зачем ты это сделал?
– Хотел выключить компьютер.
– Выключил?
– Да.
– А ты понимаешь, что он от этого мог сломаться?
– Нет, я не знал.
– Ну а если ты не знал, зачем ты тогда вообще полез его выключать?
– Я хотел сделать, как лучше.
– В итоге я утратил кучу важных документов, которые были открыты на рабочем столе.
Я не понимал, как можно утратить документы, если они лежат на столе, но судя по всему, это было так: на столе за исключением монитора, мышки и клавиатуры ничего не было. Я не очень хорошо осознавал, что именно я сделал не так, но я понимал, что провинился.
– Простите, – сказал я. – Я не хотел.
В этот момент в комнату вошла мама.
– Ну он же не знал, что этого делать нельзя, – примирительно сказала она Игорю. – Ты бы мог ему об этом сказать.
– Я не думал, что он полезет выключать компьютер, – ответил он.
– Он не хотел сделать ничего плохого, – спокойным голосом произнесла мама. – И он так больше не будет, правда, Вась?
– Я больше не буду этого делать, – пообещал я.
– Не будешь, – согласился Игорь.
И он оказался прав. Больше ни разу мне не довелось сесть за его компьютер.
Мама тоже умела быстро привить манеры, но её методы были более убедительны.
Когда я жил с бабушкой, у нас дома было не принято закрывать двери в комнаты, а потому стучать, прежде чем войти, меня не научили.
На Светлогорском проезде я быстро научился стучаться.
Я как-то вошёл без стука в спальню, где мама красила ногти. Она объяснила мне, что так поступать не следует. Я всё понял, но привычка не возникает в один момент. По крайней мере, мне так казалось. Когда я через пару дней захотел арбуз и пошёл в спальню к маме с Игорем спросить, можно ли мне отрезать себе кусок, они ещё спали (была суббота). Я открыл в дверь и увидел… Как вы думаете, что я мог увидеть ранним субботним утром в спальне родителей? Правильно – два спящих тела под одеялом. И всё. Когда я вошёл, мама проснулась. Она пришла в бешенство от того, что я не постучал, и начала орать на меня так громко, что проснулся не только Игорь, но и младенец. Мама пришла от этого ещё в большее бешенство и решила раз и навсегда отучить меня от ужасной привычки. Она отвела меня в комнату и велела мне лечь. Я подчинился. Она достала из моего шкафа ремень дяди Гриши, который он мне отдал, потому что ремень был старый и к тому же со здоровенной пряжкой Harley-Davidson, а дядя к тому времени уже перестал ездить на мотоцикле.
– Сейчас я научу тебя стучать! – разъярённо сказала мама. – Восемьдесят ударов ремнём.
«Ого!» – прикинул я. За всю мою жизнь ремнём (по иронии судьбы, этим же самым) меня хлестали лишь однажды: дядя Гриша не выдержал, когда я при гостях рыгнул за столом, после чего сразу же смачно пёрнул. Но дядя сделал это скорее для проформы, не сильно и всего пару раз.
А вот мама проявила настоящее рвение. Восемьдесят самоотверженных честных удара пришлись на мою изнеженную девятилетнюю задницу (слава Богу, я хоть был в брюках). После восьмого удара жопа начала гореть, словно её раскалили черти в аду. После пятнадцатого удара жар сделался нестерпимым, однако всё только начиналось. Удар за ударом, раз за разом, на меня обрушивался широкий кожаный байкерский ремень, но я не смел сопротивляться. После двадцати пяти ударов мой зад перестал гореть; на смену жару пришла ноющая боль, которая с каждым ударом усиливалась в несколько раз. Где-то после пятидесяти ударов я взмолился, чтобы мама остановилась, но она была непреклонна.
Удар! Удар! Ещё удар!
Я пытался думать о чём-нибудь, о чём угодно, только не об этой боли. Я пытался считать удары, и после каждого вычислять, сколько ещё мне осталось терпеть.
Каждый раз, когда ремень опускался на меня, я готов был заорать, но я не хотел вытащить из постели ещё и Игоря, боясь навлечь на себя ещё больший гнев.
Я не знаю, где в тот момент было мамино милосердие, но она с необъяснимым рвением полосовала ремнём мой многострадальных зад, до тех пор, пока не воскликнула:
– Восемьдесят!
«Слава Богу, это закончилось!» – подумал я в этот момент. Но тут мама вновь занесла руку с ремнём надо мной. Я весь сжался от ужаса, что мне придётся терпеть ещё и ещё удары из-за того, что я извивался и около пяти ударов пришлись на спину, и ещё столько же почти вообще меня не задели. Но мама лишь с яростью отшвырнула ремень в стену и произнесла:
– Ещё раз ворвёшься без стука – ударов будет в два раза больше!
Должен признать, очень действенный метод воспитания хороших манер.
Ни разу после этого не случилось так, чтобы я вошёл куда-то, не постучав.
Между тем я находил «бурые мины» в лифтах примерно раз в две недели. Через несколько месяцев после увлекательного поиска сокровищницы гномов я узнал, что в нашем подъезде – на одиннадцатом этаже – живёт сумасшедший дед. На вид ему было лет сто, ну или около того, – может, восемьдесят. Он не разговаривал, только мычал, словно бы хотел что-то объяснить, но никто не понимал, что именно. У деда была сестра, она иногда приезжала к нему. Она выглядела моложе, хотя применимо ли слово «моложе» к людям, кому за семьдесят? Зато она вполне нормально разговаривала.
Иногда она сдавала деда в психушку, где он обычно лежал около полугода, а потом возвращался, – говно в лифте красноречивее любых герольдов гласило о его появлении.
Сначала меня это несколько удивляло, но потом я привык. В конце концов, много ли надо – просто не наступить в колбаску в углу? Вообще, я был благодарен деду, что он всегда делал это в дальнем углу, не у входа, не в центре, а так, чтобы внутри могли ехать даже два человека (втроём уже трудно было не задеть кучку). Да и потом я стал реже попадаться на эти кучки – не чаще, чем пять-шесть раз за полгода (другие полгода дед лежал в дурдоме).
Как-то я спросил маму: почему, если дед совсем неадекватен, его не оставят в психушке совсем.
– Ну а как иначе? – сказала она. – Что ему – всё время сидеть там в обществе Наполеонов и агрессивных маньяков? Он же не опасен. Почему его должны всё время держать в психушке?
– Но он же гадит в подъезде! – возмутился я.
– Ну гадит он – и что? В конце концов, он же тоже живой, ему тоже хочется погулять, посмотреть телевизор, на лавочке у дома посидеть.
Я не стал спорить. Действительно, несколько раз в году перебиться и задержать дыхание – ничтожная цена за свободу одного человека и его право оставаться в обществе самим собой.
Поначалу у меня почти не было друзей на Светлогорском проезде, и я гулял вместе с мамой: она каждый день ходила с коляской, в которой лежал Егор. Иногда к нам присоединялась Катя – это была хорошая женщина девятнадцати лет. У неё была дочка Маша, ровесница Егора.
Часто мы втроём шли в Братцевский парк: мама с Катей с колясками о чём-то разговаривали, а я убегал вперёд и играл с деревьями и воображаемыми союзниками и врагами.
Катя жила с нами в одном подъезде, у них даже квартира была такая же, как у нас, – прямо над нами, только мы жили на девятнадцатом этаже, а она на двадцать первом. У Кати был муж Коля – отличный дядька двадцати двух лет, он продавал компьютеры, и я часто спрашивал у него разные вещи про компьютерные новинки. А ещё с ними жила Катина мама, Зинаида Петровна, прямо как в анекдотах.
Зинаида Петровна мне совсем не нравилась – это была очень угрюмая женщина, взглядом чем-то схожая с Медузой-Горгоной. Но в присутствии Коли она обычно молчала и вымученно улыбалась.
Мне всегда, с самого детства, хотелось иметь компьютер. Я не очень понимал, что я буду делать с его помощью, но в одном я был уверен: за этой странной машиной будущее и именно её развитие определит, каким будет двадцать первый век, – что-то подобное я пару раз обронил вскользь в разговоре с мамой. Если мне чего-то хотелось, мне всегда было очень неловко попросить об этом. Так было с самого детства: я мог делать какие-то намёки или проявлять заинтересованность в чём-либо, но попросить о том, что мне хочется, казалось мне ужасно невежливым. Особенно после того случая, когда я без спроса выключил компьютер.
Я мог часами наблюдать за тем, как Игорь играет в компьютерные игры (он иногда рассказывал мне, зачем и почему делает те или иные действия в «Героях меча и магии»). Я был благодарен его вниманию и тому, что он не держит на меня зла за тот случай.
Вскоре после того, как я переехал на Светлогорский проезд, мама купила мне компьютерный стол и обещала, что вскоре у меня появится и компьютер. И действительно, как-то в пятницу я пришёл из школы, а у меня в комнате стояли старый монитор и процессор Игоря. Дома никого не было, и я решил ничего не трогать до прихода взрослых.
Когда вечером Игорь и мама пришли домой, я всё ждал, когда же они наконец скажут мне что-то о компьютере. Но они ничего не сказали. Вечером я попросил маму зайти ко мне в комнату и послушать, как я читаю.
– Давай, только недолго, – сказала она.
Когда она пришла ко мне в комнату, её взгляд упал на компьютер, и я думал, что сейчас-то уж точно она скажет мне хоть что-то. Но она ничего не сказала. Я полчаса читал ей «Волшебника Земноморья», потом устал, и она начала читать сама. Прочитав полторы главы, она пожелала мне спокойной ночи, выключила свет и вышла из комнаты.
На следующий день взрослые уехали, а я остался дома один. Мне хотелось включить компьютер, но вместе с тем я боялся сделать что-то не так. С девяти утра до обеда я придумывал себе различные занятия, и наконец, любопытство взяло верх: я нажал на большую синюю кнопку: просто проверить, работает ли компьютер. Я услышал, как заурчал процессор, на экране появилось изображение: компьютер работал! Я пошёл в кабинет, взял одну из модных в то время компьютерных игр и следующие несколько часов убивал монтировкой монстров в амплуа обаятельного учёного с аккуратной бородкой.
Часов в шесть я сохранился в игре, вышел из неё, выключил компьютер (к тому моменту я уже знал, как правильно это делать) и отнёс диск с игрой обратно в кабинет.
Я не мог поверить в произошедшее. Неужели это действительно случилось? Неужели действительно было правдой? У меня наконец-то появился компьютер!
Вечером, когда мама и Игорь вернулись, я радостно пошёл их встречать.
– Добрый вечер! – поздоровался я.
– Привет, Василий! – ответил Игорь. – Как день прошёл.
– Спасибо, отлично! – сказал я.
– Чем занимался?
– Да так… – я замялся. Мне было неловко первым заводить разговор о компьютере.
– Ну ладно, – улыбнулся Игорь.
Никто и слова не сказал о компьютере – словно он стоял в моей комнате с первого дня моей жизни на Светлогорском проезде. О нём не говорили и в воскресенье, и всю следующую неделю.
Потом, в пятницу, меня отвезли к бабушке, а когда я вернулся в воскресенье вечером, компьютера в моей комнате больше не было.
Я никак не мог понять, что я сделал не так, в чём провинился. В конце концов я спросил об этом у мамы:
– У меня в комнате стоял компьютер, а потом его у меня забрали. Почему?
– Компьютер стоял у тебя в комнате, но это ведь был компьютер Игоря, – сказала она.
– Ну да, конечно, – согласился я. – Так его просто на время туда поставили и подключили?
– А ты сказал Игорю «спасибо»? – спросила мама.
– Нет.
– Когда тебе делают хорошие вещи, всегда надо благодарить. Иначе хороших вещей может не быть, – сказала она.
И я на всю жизнь усвоил этот урок.
В новой школе у меня был лучший друг Филипп. Мы с ним часто занимались всякими глупостями, гуляли по округе и говорили о школе, уроках, музыке и, конечно же, о девчонках.
Когда нам было лет по двенадцать, мы долго гуляли: ноябрьскими вечерами Тушино особенно прекрасно, раскрываясь в полном соцветии своего неповторимого колорита промзоны, бомжей, одинаковых зданий и подвыпившего пролетариата.
Половину нашей прогулки в тот вечер мы обсуждали вопрос смелости: где она возникает и где заканчивается. С высоты своих лет мы констатировали, что каждый человек оказывается перед ситуацией, когда ему предстоит сделать шаг вперёд, либо отступить назад. И каждая ситуация ставит человека перед выбором: посмеет он или испугается, а если проще: слабо ему или нет. Слабо ли начать драться, когда гопники начинают выкрикивать оскорбления? Слабо ли заступиться за девушку, которая просит о помощи, а с ней здоровенный бугай? И так далее.
Чтобы несколько отогреть замёрзшие пальцы, мы с Филиппом зашли в торговый центр «Гвоздь», который находился в некотором отдалении от нашего микрорайона, – нас туда занесли ноги и беспечная отроческая страсть к бесцельным прогулкам.
На четвёртом этаже торгового центра, как и полагалось в начале двухтысячных, располагались магазины, где продавались кино и музыка. Здесь можно было найти всё, что душе угодно: от порнографии до последнего альбома группы «Король и шут», которая в то время была флагманом в определении музыкальных предпочтений нашего класса. Единственным моим одноклассником, который не слишком почитал «КиШ» и предпочитал ему Bon Jovi, был мой друг Филипп. Но об этих его предпочтениях знал только я и, возможно, другой наш одноклассник – Яшка Алфеев.
Поскольку мы периодически наведывались в «Гвоздь», у нас обоих были с собой деньги на случай, если какой-то диск особенно приглянется. У меня было сто рублей, и в отделе уценённых товаров я мог взять три диска. А Филипп на полторы сотни мог купить целых пять.
Но мы пришли туда не за покупками.
– Ну что, слабо украсть пару дисков? – спросил Филипп, когда мы поднялись на четвёртый этаж.
– Да не вопрос, – сказал я.
Мы зашли в один из павильонов и долго осматривали диски. Сначала самые дорогие – это были самые последние фильмы на DVD (на них я даже не замахивался, поскольку мы всё ещё пользовались кассетным видеомагнитофоном). Затем мы с Филиппом стали рассматривать компакт-диски с альбомами разных групп и наконец дошли до дисконтных товаров. Здесь всё было вперемешку: старые фильмы, альбомы различных групп, пособия по Microsoft Office и прочая трижды никому не нужная ерунда. Мне не хотелось совершать кражу просто так: если уж идти на дело, то нужно было сделать это с какой-то пользой. Поэтому мы с Филиппом долго искали наиболее подходящие диски. Он достаточно быстро выбрал из всего многообразия пару концертных альбомов Bon Jovi, а я в нерешительности осматривал бесчисленный ассортимент. Наконец мой взгляд зацепил фильм «Лига выдающихся джентльменов», я не знал, о чём он, но там играл Шон Коннери, и вместе с названием этого было мне вполне достаточно. Я вытащил коробку из плотной стопки и сделал вид, что рассматриваю её.
– Вам подсказать что-нибудь? – любезно поинтересовался продавец магазина, который уже несколько минут наблюдал за нами.
«Чёрт, он, наверно, что-то подозревает!» – подумал я, глубоко вдохнул, выдохнул и ответил:
– Вы знаете, мы пока просто смотрим.
Продавец пожал плечами и вернулся на своё место перед большим телевизором, по которому показывали фильм «Открытый простор». Мне безумно хотелось посмотреть этот вестерн, но, судя по происходящему на экране, это была уже середина, а DVD находился прямо у продавца.
Я посмотрел на «Лигу выдающихся джентльменов». Он был в формате MPEG-4, такой можно было посмотреть разве что на компьютере, которого у меня не было.
«Да, в целом, какая разница?» – подумал я и снова взял коробку с диском в руки.
Филипп подошёл ко мне и незаметно протянул два облюбованных диска. Я уже хотел было взять их, но в последний момент увидел, что охранник смотрит прямо на меня. Посмотрев на него около секунды (чтобы он не подумал, что я отвожу взгляд, и чтобы не думал, что я на него пялюсь), я снова начал рассматривать коробку «Лиги выдающихся джентльменов». Затем я понял, что мне нужен ещё какой-то диск, чтобы отвлечь внимание. Я положил «Лигу» на прилавок и достал из стопки первый попавшийся фильм – это был «Рокки-3». Делая вид, будто я внимательно пытаюсь вникнуть в запутанный сюжет этого шедевра мирового кинематографа, я периодически отрывался от созерцания обложки и поглядывал на охранника, – тот что-то обсуждал с продавцом.
Я незаметно взял у Филиппа его два диска и положил их на «Лигу».
Охранник по-прежнему разговаривал с продавцом. В тот момент, когда я уже хотел взять диски, они оба как по команде повернули головы в мою сторону.
«Они всё знают!» – понял я.
Я посмотрел на Филиппа. Тот с невинным видом разглядывал коробку какой-то порнухи.
– Ну что? – шепнул он. – Зассал?
– Ещё чего, – сквозь зубы ответил я. – Просто за нами следят.
– Да расслабься ты, – сказал он. – Никто на тебя не смотрит. Хватай диски и пойдём отсюда.
– Нельзя ли потише? – предложил я.
– Да у тебя паранойя, – улыбнулся он.
Я ещё раз посмотрел на продавца. Он внимательно следил за сюжетом фильма или делал вид, что следит, а охранник, напротив, встал у выхода, сцепил руки и пристально следил за посетителями, которых в магазине было всего три человека: я, Филипп и какой-то мужик лет двадцати – он рассматривал DVD.
– Вам что-нибудь подсказать? – наконец спросил его продавец, когда Кевин Костнер на экране сказал очередную крутую фразу.
– Да, у вас «Гладиатор» есть? – ответил мужик.
– Да, вот здесь, – показал продавец.
Охранник перевёл взгляд на них, я быстро взял с прилавка диски и убрал их под куртку.
«Ещё не поздно всё сделать иначе, – подумал я. – Можно просто достать диски и положить их на место».
Я представил, как мы с Филиппом будем выходить, как охранник начнёт нас обыскивать, как он найдёт у меня диски, как мы побежим: Филиппу удастся скрыться, а меня как главного вора будут крепко держать до приезда милиции.
Я подумал: а может, всё-таки, в жопу?
Но потом посмотрел на школьного друга: он ждал от меня поступка. Неужели я должен был просто положить диски на место и сбежать, поджав хвост, как побитый пёс?
Я подвернул куртку так, чтобы диски не упали из-под куртки, даже если бы я поднял обе руки. Отпустив руки от куртки, я проверил, насколько надёжно они лежат.
Взяв в правую руку «Рокки-3» (левой я придерживал диски под курткой) я подошёл к продавцу.
– Извините, – сказал я. – А у вас есть «Рокки-4»?
– Я занят, – ответил он.
В этот момент они с тем мужиком как раз торговались за диск.
– Ну вы скажите просто, есть или нет, – продолжил я.
– Вроде нет.
– Ну и ладно.
– Брать что-то будете? – спросил продавец, увидев, что мы с Филиппом уходим.
– Это старьё брать точно не будем, – ответил я, положив «Рокки-3» на прилавок.
Продавец тут же забыл о моём существовании. Я сделал шаг в сторону выхода. Охранник сделал полшага в бок, как бы пропуская меня.
Я сделал ещё шаг. Потом ещё шаг. Уже на выходе я посмотрел на охранника, но он так и не рванулся меня обыскивать. Он поймал мой взгляд, и я со всей непринуждённостью, на которую был способен, сказал ему:
– До свидания!
– До свиданья, – бросил он мне в ответ и отвернулся.
Мы с Филиппом вышли из магазина и не спеша спустились по лестнице.
Всю дорогу до выхода из торгового центра меня преследовало ощущение, что они сейчас заметят пропажу и устремятся за нами в погоню, но никакой погони так и не было.
Когда мы дошли до подземного перехода, я отдал Филиппу два концертника Bon Jovi.
– Офигенно всё обстряпали! – сказал он.
– Да, неплохо, – ответил я.
– Как ощущения?
– Круто! – сказал я. – Я думал, они нас поймают и ментов вызовут.
– Видишь, как просто это на самом деле, – сказал Филипп. – Просто понимаешь, что тебе не слабо, и всё.
Да, действительно, сделать всё это было элементарно. А вот решиться на это было намного сложнее. Я чувствовал гордость. Не за то, что совершил первую и единственную кражу в своей жизни, но потому, что оказался способен на поступок, на настоящий смелый поступок, который определяет, кто ты на самом деле.
Мне не терпелось скорее поделиться этой новостью, но мама укладывала Егора спать, а когда я зашёл в кабинет, Игорь сказал мне, что занят.
Тогда я взял телефон и позвонил дяде Грише.
– Привет! – сказал я ему. – У меня для тебя есть подарок.
– Подарок? Ничего себе? И какой же?
– Это фильм «Лига выдающихся джентльменов» с Шоном Коннери, – с гордостью ответил я. – Я только что его для тебя украл.
– В каком смысле украл?
– Ну как? Пришёл в магазин, взял диск и не заплатил за него, – рассказал я. – Представляешь?
– Да вполне представляю, – сказал дядя. – И что, дорогой был диск, что пришлось его украсть?
Что-то в тоне дяди насторожило меня.
– Да не в том дело, сколько он стоил, – сказал я. – Дело в том, что я его украл!
– В целом верно, – согласился дядя. – И зачем ты это сделал?
– Ну как, – я несколько замялся. Я ожидал похвалы, ожидал, что он отметит мою смелость, но вместо этого я слышал упрёк в его голосе. – Я хотел проверить, способен ли я на поступок.
– Ты думаешь, что кража диска из магазина – это поступок?
– Нужно было собраться с духом, чтобы это сделать.
– Давай я предложу тебе поступок, для которого нужно на самом деле собраться с духом, – сказал дядя. – Завтра утром ты пойдёшь в тот магазин (это было в пятницу) и скажешь, что забыл заплатить за диск. Ты заплатишь за него и вот тогда ты его мне подаришь. Что скажешь?
Я согласился.
Чтобы не вызвать у дяди больше вопросов, я не стал рассказывать ему, что ещё два диска я украл для Филиппа. Вместо этого я позвонил Филиппу и сказал, что собираюсь завтра пойти в магазин и заплатить за диски.
– Пойдём со мной. Тебе ведь тоже надо это сделать, – предложил я.
– Почему это «надо»? – ответил он. – Мне ничего не надо.
– Но ты не понимаешь, – сказал я. – Это же краденое!
– Именно, чувак! В этом-то и весь кайф.
– Ты не пойдёшь со мной?