– Держи. Я не хочу, чтобы ты считал меня грабителем. Алабель на это начхать, мне же – нет. Был договор, которого я честно придерживаюсь, и впредь жду от тебя того же.
Думаю, Энрико все понял. Он приободрился и принялся помешивать нашу почти готовую стряпню.
– Ты уж извини, Фосто. Я эти деньги воспринял как свою награду за исцеление лорда. Глупо, конечно.
– Глупо, – согласился я. – Все дело в ковре. Без него придраться мне было бы не к чему. Тем не менее, мы должны радоваться – торговля началась успешно. Это хороший знак.
– И погоня пошла по другому следу, – усмехаясь, пробормотал Энрико.
– Ошибаешься! – вдруг раздался громкий голос из темноты.
Мой меч лежал рядом. Я выхватил его из ножен и вскочил на ноги. В двадцати метрах от меня, уверенно сжимая клинок, стоял Хавьер из Патса. Стоял не один, а в окружении целого воинства, каким-то образом подкравшегося к нам. Видимо, не стоило мне затевать с Энрико спор. В свете пламени суровые лица врагов походили на демонические. А лицо Хавьера и без световых эффектов я считал таковым, ибо его неутомимость и способность находить иголку в стоге сена просто поражала. Он в очередной раз выследил меня. Только теперь ввязываться в драку не имело смысла. На этот раз нам не победить, будь Энрико даже лучшим мечником в мире. А он им не являлся вовсе. Кроме того, в нас целились семь лучников. Зря я не набросил на себя подарок Альберта.
Хавьер сделал несколько шагов вперед.
– Время пришло, Фосто, – угрожающе произнес он. – Не дергайся и не пытайся сбежать. Это бессмысленно.
– Хавьер, старый друг! Как же ты нашел нас?
– Я нашел вас еще во владениях лживого Альберта Стора. Думаешь, ты один такой хитрец? Со мной подобных хитрецов шестнадцать человек. Есть следопыты, охотники за головами и просто славные воины. Конечно же, есть разведчики. Повторяю вновь: ты зря связался с Алабелью. Кстати, пусть она покинет свое хлипкое укрытие и взглянет на то, что уготовала ей судьба. Выходи, тварь, иначе мы нашпигуем твоих дружков стрелами!
Алабель не заставила себя долго ждать. Она выпрыгнула из повозки, держа в руках взведенный арбалет, направленный на Хавьера.
– Для тебя хватит и одной стрелы, негодяй, – процедила она. – Убирайся отсюда, иначе я проткну твое вонючее сердце.
Хавьер засмеялся, оглядываясь на своих наемников. Постучал кулаком по груди. Под его накидкой раздался звон металла.
– Я быстро учусь на своих ошибках. Кольчуга с прочнейшим зерцалом. Твои угрозы не стоят ничего.
– А перед твоими яйцами тоже есть зерцало? – Алабель прицелилась чуть ниже.
Хавьер сморщил лицо от злости.
– Я бы с радостью посмотрел, как ты извиваешься над пламенем, визжа во все горло. Как твои обугленные останки скармливают собакам, но, видимо, придется поступить более гуманно. Буду надеяться, что стрелы и мечи не сразу заберут твою жизнь, чтобы я хоть несколько мгновений смог понаблюдать за твоей агонией.
После этих слов каждый вражеский лучник натянул тетиву. Все остальные изготовились для нападения. Бежать в лес или прыгать в реку было чертовски поздно. Капкан захлопнулся.
Глава 19
Два берега
История, переломившая хребет моей рассудительности и железной выдержке, моему беспечному прожиганию жизни, которое чередовалось с участием в кровопролитных и порой бессмысленных битвах, произошла сравнительно недавно. Так было на самом деле, но сейчас мне отчего-то казалось, что прошло не меньше десятка лет. Что эта история также далека от меня, как неведомая земля за бескрайним океаном, которую удавалось посетить лишь нескольким кораблям из Эллас-Амина. Земля, полная той же людской ненависти, подлости и жажды власти, что процветают и здесь.
То было неспокойное время, хоть я и понимаю, что такое определение весьма туманно. Спокойного времени не было никогда и нигде, если только не считать таковым счастливую жизнь вельмож в защищенном стенами и войсками дворце. Но если на одной стороне света кто-то купается в роскоши, то на другой – умирает от голода и болезней, выжигающих, как пламя, целые города. Умирает от раны, нанесенной безжалостным завоевателем. Да и вельможи редко знают покой, погибая от яда, царской немилости и кинжала заговорщиков.
Странное время перемен, в которых я принял непосредственное участие, имело значение не только для того клочка суши, где развивались самые значительные события. Множество городов на северо-западном побережье, образованные правителями Нардарской империи, обрели свободу вместе с ее распадом. Бывшие наместники стали полноправными властителями своих вотчин, что доказывали далеко не всегда простым словом. Чаще всего – огнем и мечом. В конечном счете, сформировались те города-государства, что и сейчас на равных могли соперничать не только друг с другом, но и с обширными королевствами, с империями и ордами чужеземных врагов. Менее удачливые города либо становились подданными новых государств, либо после неоднократных разорений превращались в пустырь. Если повезет, то в маленькую деревню. Тогдашние правители влиятельных городов, в конце концов, поняли важность мира, торговых союзов и договоров о разделении зон влияния. Свои силы они могли направить в другое русло: корабли вольных городов бороздили прибрежные воды не только своей земли. Поселения и крепости возводились даже на северном континенте, отделенном от нашего лишь довольно узким морем. Пансега – так называли эту землю еще нардарцы.
С ростом колоний росли и амбиции отдельных городов. Войны вновь стали довольно распространенным явлением, но они никогда не отличались ни масштабностью, ни разрушительностью. А потом заморские колонии захлестнуло настоящее нашествие: союзы племен южной Пансеги забыли свои разногласия и принялись методично завоевывать владения вольных городов. Терялись плодородные поля и рудники, рабы и деньги. Некоторые предприимчивые правители пытались договориться с завоевателями, обещаниями и дарами направляли их бесчисленные войска на конкурентов. Но вслед за своими торговыми противниками сами подвергались внезапной атаке и вскоре разделяли их печальную участь. Пансега была потеряна для вольных городов, но настоящие проблемы только назревали.
Одно из самых сильных варварских племен – сальгуры – смогли пересечь море, покоряя колонии, располагающиеся в непосредственной близости от вольных городов. Теперь враг угрожал самому существованию этих государств. Это отрезвило бывших конкурентов – они смогли объединить достаточно своих сил, чтобы остановить натиск захватчиков. Но, несмотря на несколько громких побед, полностью разгромить сальгуров не удалось – они надежно закрепились на полуострове Балдагор. Если бы правители вольных городов проявили чуть больше упорства и самоотверженности, они смогли бы сбросить в море ненавистных врагов. Но случилось иначе. Первоначальный успех затмил им глаза. Навязанный сальгурам мир они восприняли как полную победу и принялись вырывать друг у друга из зубов остатки былого величия. Прежние союзы оказались забыты. Кто-то отчаянно пытался сохранить свои последние земли на Балдагоре, кто-то начал искать новые торговые пути. А кое-кто решил, что республики и советы старейшин просто не способны противостоять могучим врагам. Не способны создать единую армию и действовать на благо всего побережья. Всей Фристии. Следовательно, с ними надо покончить.
В ту пору, когда мой отец Конрад – потомок первых наместников города Ярва – смог добиться власти, мне было около семи лет. Борьба за власть не прошла для него бесследно – моя мать выпила отравленное вино, предназначавшееся отцу. Виновных Конрад найти сумел, и я вряд ли ошибусь, если скажу, что личная потеря придала ему еще больше решимости. Его взлет получился стремительным, и так же стремительно он рухнул вниз.
Ярв тогда был ближе всех к землям сальгуров, но сумел сохранить перед полуостровом довольно обширные территории, богатые на металлы и минералы. Это богатство мой отец использовал для наращивания военных сил, привлекая на службу и гелетианцев, и сальгуров, и горцев Альгелага. Собрав внушительное войско, он напал на ближайший вольный город – Ристарию. Обедневшее, истощенное войнами государство не смогло ничего противопоставить завоевателю. Лишь неимоверными усилиями мой отец смог уберечь Ристарию от ужасной резни, которую хотело учинить разношерстное воинство. Все они жаждали добычи, жаждали золота. Следующие города на их пути оказались не столь везучи. Слишком поздно мой отец понял, что не завоевывает, а опустошает землю, которую желал объединить. Хольн, Соро и несколько других крупных городов выступили против него единым фронтом.
Одна из самых страшных битв произошла на поле, которое сейчас называется Костяным из-за частого обнаружения там земледельцами человеческих останков, закопанных на скорую руку. Мой отец мог бы праздновать победу. Но потеря половины войска являлась победой лишь условно – сил продолжать войну было недостаточно. И тогда Конрад совершил свою самую ужасную ошибку: вместо того чтобы добиваться перемирия, он призвал на службу большую армию сальгуров, обещая им в случае победы земли у Дикого Берега. С новыми силами он смог осадить Хольн, но союзные войска не собирались долго сидеть без дела. Они выжигали все в пределах своей досягаемости, надолго посеяв ужас в сердцах простых жителей. Отец уже не мог контролировать разбушевавшихся наемников. Когда же к Хольну подошла вражеская армия, стремящаяся снять осаду, сальгуры попросту не вступили в бой и отошли к Ярву. Мой отец потерпел полное поражение и пал в бою.
Сальгуры взяли Ярв наскоком – им некому было оказать сопротивления. Но долго праздновать успех у них не получилось, поскольку вольные города понимали опасность потери столь обширных земель и собрали максимально возможные силы. Неосмотрительно оставшиеся в Ярве захватчики были взяты в кольцо и с моря, и с суши. Им пришлось сдать город, но щадить их никто не стал. Ярв был освобожден.
Уроков из этого тяжелого периода никто не извлек. Передел земель закончился полной размолвкой некогда союзных городов. Консул Хольна сумел поставить в Ярве преданных себе людей, но это вызвало возмущение со стороны других городов, увидевших в этом угрозу своим интересам. Напряжение росло день ото дня. Начались опаснейшие политические игры. Чем они закончились, можно понять по той профессии, что я сам себе избрал. Но мой путь до принятия этого решения был довольно долог.
Незадолго до гибели отец понял, чем обернется для него вся эта безумная авантюра. Он отправил меня в сопровождении своего лучшего телохранителя в одно из самых глухих мест, что можно найти в вольных городах. В деревеньку, расположенную в отрогах великих гор, разделяющих Фристию и Гелетию. Впрочем, телохранитель по имени Сандер хорошо знал эти места. Эти земли были родиной его предков. Теперь он вернулся сюда, потому что знал: победители не будут милостивы к проигравшим. Так и оказалось. Семейство Конрада Кровавого, или Яростного, как называли его чаще, пытались уничтожить полностью. Да только единственного сына его найти так и не сумели. Отыгрались на его сестрах и племянниках. В конце концов решили, что я погиб в последней битве. Телу ребенка легко затеряться среди тел тысяч погибших мужей. Так для меня началась новая жизнь.
Я не скажу, что плохо помнил то время, что испытывал сострадание к убитым родственникам. Терпел какие-то лишения. Нет, это было не так. Поселение, в котором я провел детство, превратилось для меня в настоящее убежище, спокойное и красивое. До ближайшего крупного города была пара недель пути, а отсутствие в этих местах рудного дела обезопасило меня от любопытных исследователей и прозорливых чиновников.
Я хорошо знал историю земли, права на которую потерял. Хорошо знал и другие науки: Сандер был очень просвещенным человеком, имевшим в своем владении немало книг. Они являлись его главным сокровищем, и он часто твердил, что буквы могут быть ценнее золота. Это я запомнил навсегда.
Сандер мастерски владел мечом, обучив в Ярве не один десяток гвардейцев. Он хотел передать свои удивительные навыки и мне. Он содрогался, рассказывая о правилах строевого боя, так как свято верил в индивидуальное мастерство настоящих воинов, заключающееся не в том, чтобы долбить по щитам. Истинным мастерством он считал полное единение воина и его оружия. «Это искусство – и поэзия, и танец. Каждое движение должно быть красиво. А красота, сочетающаяся с храбростью, хладнокровием и полной уверенностью в собственном превосходстве, – это уже победа», – говаривал Сандер.
Я не сразу понял ценность его уроков, принимая это как вынужденную работу. Впрочем, к некоторым наукам я относился так же, чем нередко вызывал его справедливое негодование. Но все же это не приносило мне проблем, если я через силу усваивал урок. Если же нет – меня ждали изнурительные, казавшиеся бесконечными тренировки. Ну, и розги, если я пытался от тренировок улизнуть.
И все-таки я был счастлив. Пусть в тренировках я сполна чувствовал на себе повышенную требовательность Сандера, но при обучении грамматике, философии и другим наукам не был одинок. Сандер не имел в то время ни жены, ни детей, но принял на воспитание дочь умершей от тифа сестры – маленькую темноволосую Юдит. Это произошло буквально через полгода после нашего бегства. Юдит осталась полной сиротой, так как отец ее погиб еще на Костяном поле. Мы сразу сдружились, поскольку мои отношения с другими деревенскими мальчишками всегда были довольно сложными. Они считали меня зазнавшимся, высокомерным ублюдком, что я часто и демонстрировал, но справиться со мной удавалось только наиболее старшим – уроки Сандера возымели действие. Позже, конечно, склоки между нами стали редки. Я даже пытался обучать мальчишек фехтованию. В бытность свою наемником, вступая в схватку с отрядом врага, иногда задумывался, не попадется ли мне случайно противник из той деревни. Вдруг кто-то из тех мальчишек, подросши, решил зарабатывать на хлеб мечом. Хвала Первозданному, этого не произошло. Мне хотелось думать так.
С Юдит мы часто прятались от Сандера, бегая по окружающим лесам и полям, чем порой доводили его до исступления. Он искал нас, кричал во все горло, грозя скормить наши тела драконам и гоблинам, если мы не выйдем из укрытия. А мы сидели на верхушке дуба и пытались сдержать смех, а заодно и не шлепнуться вниз. То было прекрасное время.
В подростковом возрасте опрометчивых поступков мы совершали гораздо больше. Об одном из них не знал даже Сандер. Наверное, думал, раз мы хорошо образованны, значит, ума у нас через край. Не подозревал, что порой этот ум выплескивался полностью, оставляя в голове лишь пустоту. Дело в том, что во время очередного исследования леса я и Юдит наткнулись на двух прибившихся к старому разломанному пню волчат. Совсем крохотных. Признаюсь, я сразу почувствовал, что дело пахнет жареным: в моих руках не было даже маленького ножа. Юдит, однако, пребывала в умилении. Она взяла обоих детенышей на руки и поднесла ко мне – показать, насколько они милы. Я с нею согласился, но посоветовал как можно быстрее вернуть их на место. Чего доброго, внезапно придет разъяренная волчица.
– Давай возьмем их домой, – восхищенно оглядывая волчат, произнесла черноокая девчонка. – Вырастим. Представь: у всех собаки, а у нас будут волки!
Я ничего не успел представить – из кустов можжевельника появилась мать наших несостоявшихся питомцев. Она была столь огромна, что сердце мое забилось, как колокол. Серая волчица была крайне недовольна увиденным. Она зарычала и, медленно переставляя лапу за лапой, начала приближаться к нам. Я думал, что Юдит завизжит и бросится наутек, оставив волчат на земле. Но она лишь молчала, глядя на грозного хищника. Я видел ее испуганные глаза и разделял ее страх. Крайне осторожно поднял лежащий рядом с деревом небольшой камень.
– Сейчас она бросится на нас, Юдит, – упавшим голосом произнес я. – Беги и найди дерево. Я задержу ее.
– Нет, – шепнула она мне, прижимая волчат к груди. – Мы уйдем вместе.
– В наших руках ее щенята. Она будет мстить. Догонит и убьет нас. Очень быстро.
Юдит лишь едва покачала головой. Она думала иначе и вместо бегства пошла навстречу волчице, чем поразила меня до крайности. Я лишь протянул руку и открыл рот, желая ее остановить. Но не сделал этого. Волчица замерла на месте. Девчонка подошла к ней очень близко. Аккуратно опустила на траву перед хищницей ее детенышей. Юдит приподнялась во весь рост, а волчица продолжала сверлить ее взглядом своих немигающих глаз. Но я мог бы поклясться, что волчица прекратила рычать. Буквально через несколько секунд она повернулась и, в сопровождении своих неуклюжих волчат, исчезла за теми же кустами, из которых появилась. Я не сразу поверил в наше спасение. А Юдит верила изначально. «Я не разглядела в ее глазах злости, – позже сказала мне подруга. – Лишь страх, что был сродни нашему. Я дала ей понять, что не собиралась причинять ее детям вреда». Такой храбрый поступок невозможно забыть.
В шестнадцать лет я смотрел на Юдит, что была младше меня почти на два года, уже совсем не по-дружески, чувствуя, как крепнет между нами невидимая связь. Как преображаются наши глаза, когда пересекаются взгляды. Наш опекун Сандер к тому времени взял в жены молодую незнатную девушку из деревни неподалеку. Но, строя свои новые отношения, он не мог не заметить перемены во мне и Юдит. Однако Сандер боялся собственного прошлого так же сильно, как и моего. Тогда я не думал об этом, но теперь знал точно: мой воспитатель не хотел подставлять Юдит под удар. В моей крови он ощущал жажду приключений и славы, которая может вылиться в то, что я провозглашу себя истинным властителем Ярва и попытаюсь захватить власть. На деле же эта попытка была обречена на провал – меня и моих близких ждала бы смерть после столь откровенных признаний. Я сам говорил Сандеру, что ощущаю здесь себя не на своем месте, что горы и леса, словно прутья клетки, окружают меня и сдерживают, но я не собирался открывать миру свою прошлую жизнь. Я просто хотел на него поглазеть.
Сандер нашел выход. Он снабдил меня припасами, вручил мне простенький меч и отправил в Хольн, где мне предстояло найти кое-каких людей, что могли бы помочь мне вступить в орден Тридцати, который готовит лучших бойцов в гвардию консула. Надо ли говорить, что искомые люди давным-давно почили. Я узнал это только после продолжительных поисков. В Хольне я ощущал себя изгоем. Часто прозябал в таверне, что не могло закончиться добром.
Грабители подошли ко мне так же, как я подошел к Энрико в Дирейме в момент его печали. Только намерения этих отщепенцев не были добрыми. Моя одежда показалась им достаточно приличной, а сам я – несмышленым юнцом, что позволяло попробовать на мне нажиться. Они сходу заявили, что я не заплатил за вход в таверну и должен им несколько серебряных. Я не был наивен, но наглость этих двоих меня озадачила.
– Мне кажется, такая плата за вход более подобает другим заведениям, – ответил я, нервно постукивая пальцами по столу.
– Здесь я устанавливаю правила, – угрожающе сморщившись, пробормотал грязный тип с гнилыми зубами. Он вытащил из-за пояса нож и воткнул его в центр стола, не отпуская рукоятки. – Больше повторять не буду – гони деньги, – добавил он.
Больше повторять и не пришлось: я вскочил из-за стола, выхватил меч и отсек негодяю руку. Он ничего не успел понять, только, быстро моргая, глядел на кисть, которая перестала быть частью его тела. Пальцы по-прежнему крепко сжимали нож. Моргал грабитель секунд пять, после чего дико заорал и упал на пол, обильно поливая его кровью. Дружок его исчез со скоростью молнии. Я с грустью поглядел на первого поверженного мной противника и вновь, как ни в чем не бывало, сел за свой стол.
В покое меня не оставили. Тут же к столу подошел внушительных размеров мужчина. В кольчуге и с топориком на поясе. Настоящий воин. Он присел рядом со мной.
– Дай угадаю: я должен заплатить за вход? – поинтересовался я.
– Не угадал. Все как раз наоборот – я хочу предложить тебе деньги.
– Предлагайте, они мне не помешают.
– Ты вроде очень молод, но уверенно держишь меч, – указал он на корчащегося бандита, который отполз в угол. – Я – вербовщик. Собираю новый отряд по заказу своего командира. Наместник Хольна хочет наказать зарвавшихся торгашей из Дорлага. Деньги обещаны хорошие.
– А что случилось со старым отрядом?
Вербовщик вздохнул:
– Его перекупили торгаши из Дорлага.
«Занятно», – подумал я и ответил:
– Предложение интересное, но не сочтите за невежливость или трусость, мне не очень-то хочется погибнуть в первом же бою. Этот лишенец – одно, а вот мясорубка в плотном строю – совсем другое.
– Ты ведешь речь не как простолюдин. Может, грамотой владеешь, или еще какими навыками? В отряде найдется место не только отчаянным рубакам.
– Владею грамотой, хорошо стреляю из арбалета. Моя охота с ним часто заканчивалась удачно.
Вербовщик заулыбался. Он нашел того, кого искал.
– А зовут-то тебя как?
– Фосто. Фосто, сын Сандера.
Так началась моя новая жизнь. На землях Дорлага наш отряд имел некоторые успехи, так что уже скоро я почувствовал на своей ладони вес золотых монет. Я ощутил себя свободным, но не забывал тех, кто помог мне встать на ноги.
Спустя год я на короткое время вернулся к Сандеру и Юдит. Я не соблюдал особых мер предосторожности, не запутывал своего следа, поскольку никто и никогда не подозревал во мне прямого потомка Конрада Яростного. Для всех я представлялся вторым сыном мелкого землевладельца из предгорий. Десять лет – это не шутки. Никто, наверное, уже и не помнил, что у безумного завоевателя из Ярва был сын.
Сандер крайне удивился моему прибытию. Не скрывал своей радости. Столь же тепло меня встретила и Юдит. Из непоседливой девчонки она за столь короткое время превратилась в статную и прелестную девушку, один взгляд которой заставлял мое сердце стучать сильнее. Мы провели за разговорами не один вечер, а в последний день перед моим отбытием мы стали друг другу еще ближе. Провожая уставшее от дневных скитаний солнце на живописной скале, Юдит вдруг прижалась ко мне всем телом. Я увидел в ее глазах бескрайнюю нежность, и чувства, подзабытые мной за целый год опасных приключений, разгорелись с новой силой. Я жадно целовал ее губы и чувствовал непреодолимое желание овладеть ею. Но, упав с ней на траву, смог взять себя в руки и постарался быть максимально чутким и неторопливым. Мы наслаждались друг другом до самого утра. Я тогда сказал ей, что вернусь через год. Навсегда. Как я ошибался!
Наш отряд поступил на службу в вольный город Соро. Город, который имел большое влияние в морской торговле с империей Эллас-Амин, перевозя товары даже за великую пустыню. Привилегии, полученные вольным городом, возмутили население одной из имперских провинций. Скоро весь юг охватили волнения, мятежи и погромы. Воспользовавшись неразберихой, провозгласил независимость остров Пармед. У империи не хватало сил справляться с новыми вызовами, поэтому она прибегла к помощи чужеземцев. Город Соро не мог не откликнуться на этот призыв. Меня ждали песок, жара и море крови. На пять лет затянулось это кошмарное путешествие. Большая часть моего отряда погибла не от оружия, а от болезней, однако золота я получил с избытком, хоть и не был уверен в том, что все эти испытания его стоили.
Я вновь вернулся в предгорья, но добрался лишь до городка, лежащего неподалеку. Там я встретил Сандера, везущего с помощниками свой товар на большую ярмарку. Эта встреча предопределила всю мою дальнейшую судьбу.
Сандер, волосы которого уже начали приобретать серебристый цвет, изумленно глядел на меня. Но проскочила в его взгляде и другая особенность. Сожаление – его я заметил сразу. Он был рад, что я жив, но не радовался моему возвращению.
– Юдит ждала тебя, Фосто, – говорил он, разводя руками, – но в конце концов мы решили, что нить твоей жизни оборвалась. Утекло слишком много времени.
– Что ты имеешь в виду? Мою жизнь держит не нить, а прочнейший канат, – попытался я улыбнуться, но у меня это не получилось. Голос выдавал мою растерянность.
– Она вышла замуж, Фосто. Совсем недавно, но ты не должен бередить прошлое. Его уже нет. Ты сам говорил так, когда обещал мне не влезать в политику Ярва. Забудь о Юдит.
Для меня эти слова стали потрясением, но я ни словом, ни действием не выказал этого. Я переварил услышанное и согласился со словами моего учителя. Попросил лишь об одном: клочок бумаги и чернила. Я знал, что Сандер имел все это при себе. Послание, адресованное Юдит, я велел передать ей через несколько лет, когда связь между нами ослабнет окончательно. Уверенности в том, что Сандер выполнит мою просьбу, не было, но я посчитал важным, так или иначе, оправдаться перед Юдит. Здесь я совершил свою главную ошибку.
У меня не осталось иного выхода, кроме как вернуться к военному ремеслу. Там не нужны ни глупые чувства, ни пустые метания. Лишь меч, превращающий чужую кровь в золото. Похлеще, чем магические эксперименты свихнувшегося алхимика. Погрязшие в междоусобицах города нуждались в людях, подобных мне.
Ситуация могла бы измениться, когда с новой силой возобновились атаки захватчиков-сальгуров, но поражение в этой войне перевернуло все с ног на голову. Вкус пепла на своих губах ощутил каждый правитель побережья. А неприятности только начинались.
Говорят, что старые сказки часто переделывают на новый лад. Это не относится к истории вольных городов. Их сказки походили на замкнутый круг.
В решающем столкновении с сальгурами погиб, среди прочих, наместник Ярва. Погибли его ближайшие сподвижники. Тогдашний консул Хольна потерял многие ниточки, связывающие его с самым северным из вольных городов. В этот момент и поднял свою голову Аттор Каствиль, бывший советник Конрада Яростного. Он не только сохранил жизнь после поражения моего отца, но и был причастен к предательству сальгуров, как утверждали некоторые. Этим слухам я склонен верить, потому что иначе его везения не объяснить. Аттор давно ждал своего часа и не высовывался, пока не набрал достаточно сторонников. Это позволило ему расправиться с враждебными партиями внутри города. Поражение в борьбе с варварскими княжествами стало началом его триумфа. Решительность и хитрость новоиспеченного правителя возымели действие – народу Ярва недоставало сильной руки. Аттор не стал особо полагаться на наемнические армии, создав свою, регулярную. Но главным его успехом стала дипломатия. Он сумел заключить прочный союз с правящим домом Ристарии, и сообща они смогли отторгнуть от Хольна значительные куски территории. Смогли успешно противостоять его контратакам. Но Аттор оказался не только изобретательным дипломатом, но и осторожным полководцем: дальнейшая война была непредсказуема, поскольку осада Хольна могла спровоцировать все прочие вольные города, пока еще безучастно наблюдающие за развитием ситуации. Да и республика Хольн была лишь надколотым орешком – ее многочисленный флот смог нанести существенное поражение противникам. И если для Ярва это не являлось катастрофой, то правители Ристарии пребывали в ужасе – их, по сути, единственный источник дохода был потерян. Теперь они целиком и полностью зависели от милости Аттора.
Все эти события завершились шатким перемирием, существующим и по сей день. Вражда не забыта, и кровь, до того лившаяся рекой, была готова в любой момент прорвать плотину навязанных договоров и лживых заявлений. Трещины на этой плотине существовали изначально. За всем происходящим в те годы я наблюдал как простой зритель, сидящий в амфитеатре на последнем ряду. Какой-то период времени я просто не мог воевать, получив серьезные раны в сальгурском походе. Думал, что с опасной профессией стоит завязать, но для этого одного желания было недостаточно. Я вновь взялся за меч.
Я провел немало времени в раздумьях о былом и грядущем. О моем злополучном письме Юдит, повлекшем трагические события. О том, как меня смогли обнаружить лазутчики Аттора, – ведь посещение Ярва было по большей части случайным. На развалинах деревеньки, лежащей на равнине к северо-востоку от города, мною в давние времена был закопан тайник с золотом и драгоценностями. С его помощью я надеялся начать совершенно иную жизнь и какое-то время перед этим решил провести в Ярве. Но я не догадывался, что уже стал знаменитостью, за которой шпионы Аттора наблюдали вовсе не по причине богатой родословной. Возглавляя отряд из головорезов, я напал и сжег замок лорда Клерносского близ Дорлага. Сжег вместе с лордом, но погибший сукин сын оказался личностью, близкой к Аттору, что не могло не волновать последнего. Так на меня и вышли его шпионы – в этом у меня не было никаких сомнений. И в это же время в городе меня увидела одна из жительниц деревни, в которой я провел детство и юность. Уже немолодая и чрезвычайно словоохотливая женщина легко узнала меня среди многочисленных прохожих, чему я удивился до крайности. Сам я вспомнил ее лицо далеко не сразу. Мое удивление сменилось полной растерянностью, стоило только начаться нашей беседе.
– Силы всемогущие, это просто невероятно! Как же ты изменился, Фосто! Не помнишь меня? Я Паулина. Мой муж был фермером, работал на твоего отчима Сандера, пока не умер. Я решила все оставить и перебраться в Ярв.
Воспоминания носились в голове, но я не пытался их перехватить. Вместо этого осторожно спросил:
– Пока кто не умер?
– Мой муж. Ты подумал, что я говорю про твоего отчима? – женщина засмеялась. – Не переживай, он в порядке. И Юдит тоже. Она до сих пор тебя ждет.
– Что значит «ждет»? У нее теперь семья, дети.
Паулина махнула рукой:
– Какая семья? Вся деревня была в курсе того письма, которое она смогла найти у Сандера. Твоего письма, запамятовал? Если у нее и были какие-то мысли о замужестве, они сразу же испарились. Бедный Сандер. Он и так и сяк пытался найти ей мужа, но все попусту. Она ведь просила меня, и не только меня, сказать тебе это, если судьбе будет угодно нас столкнуть. И вот это произошло!
Я испытывал целую мешанину из противоречивых чувств и мыслей. Схватил Паулину под локоть и повел в ближайшую харчевню. Я должен был узнать все до мелочей, расставить все по полочкам.
Много лет назад Сандер солгал мне. А я принял все за чистую монету. В том городке у предгорий моя жизнь могла идти так, как я тогда и планировал, а вместо этого она совершила крутой поворот, заставив меня без ропота лезть в котел войны. Вновь и вновь. Я был жутко зол на Сандера, но одновременно с этим испытывал сильнейший душевный подъем. Теперь я мог все исправить и не собирался с этим медлить. Оставалось только переночевать.