Выпил полный стакан воды, глянул на градусник за окном, зачем-то сложил по-другому сковородки. Лицо – помятое со сна, брови в кучу, губы и зубы плотно сжаты, взгляд в пространстве перед собой. Я стояла в углу за холодильником и боялась спрашивать, ведь тогда можно было услышать ответ, а сомнений в том, что он не будет радостным уже не оставалось. Я просто впала в ступор и ждала, чувствуя, как сердце хаотично пропускает удары.
– Я сейчас отъеду… – он помолчал, – а ты, не знаю… тут тогда сиди, что ли. Или, если хочешь, такси тебе поймаю до дома?
– Что случилось?
Он досадливо, словно вопрос был глупый и неуместный, дёрнул щекой:
– Тебя не касается. – И тут же поднял на меня взгляд: – Правда не касается, не переживай. Это не Денис.
– Точно?
Он сурово кивнул. Я выдохнула и бессильно плюхнулась на табурет. Да сколько можно-то? Туда-сюда, туда-сюда… Никакого сердца не хватит на такое. А ведь говорят, что жёны военных, милиционеров и всяких там пожарных вот так и живут… Изо дня в день. Просто капец!
Глава 44
Шёл пятый час, за окном быстро смеркалось. Чтобы развеять тяжёлую, гробовую тишину и мрак, я повключала весь свет и сделала погромче телевизор – так чтобы слышать его даже из кухни. Под звуки «В гостях у сказки» долепила-таки пельмени. Но именно, что «под звуки» – они неслись фоном, я не понимала что там за фильм, и, погружённая в свои мысли, даже не пыталась вслушиваться. А когда последние пельмени очутились в морозилке, стало вдруг как-то невыносимо.
Если до этого, пока Медведь спал, я ждала Дениса с нетерпеливым возбуждением, то теперь каждая новая минута словно ложилась на плечи очередным кирпичом. Снова и снова я повторяла себе, что меня не касаются проблемы Медведя, тем более что он сказал, что Денис тут ни при чём. Разве у меня есть причины не верить ему, правда?
Пытаясь отвлечься, слонялась по квартире, совала нос, куда только можно, но ничего, совершенно ничего интересного не нашла.
Это могло называться только берлогой, и никак иначе. А с другой стороны – а как ещё, если учесть, что хозяйствовал в ней Медведь?
Максимально просто, прямо-таки по-спартански: одна комната с жёстким нераскладывающимся диваном, старым креслом и двумя разномастными стульями. Старенький телик на полу. Невысокий шифоньер. На потолке – лампочка без люстры. На окнах – плотные шторы. Самое ценное и интересное во всей квартире, это холодильник. Какой-то нереальный, высокий и с огромной морозилкой, я такие раньше только в зарубежных фильмах видела. Кухонный шкафчик всего один, поэтому на подоконнике целая гора сковородок и кастрюль на все случаи жизни. Неожиданно милый передничек на гвозде за дверью. В ванной, кроме самой ванны – старый табурет и зеркало. Две, считая и мою, зубные щётки, помазок с бритвой.
Посидела на кухне. Постояла перед зеркалом в ванной. Пошла в комнату, убавила звук телека, пощёлкала каналы. Но выбор, благодаря обычной комнатной антенне типа «рога», оказался до безобразия прост – «Первый канал» и «Россия». Да и то, последний показывал кое-как и почти без звука.
Взгляд упал на мою сумку с вещами, и я вдруг вспомнила, что уже второй день не появляюсь в Олимпе, и не понятно даже, когда появлюсь. А это ведь очень и очень хреново! Упускать такое место не хотелось бы. Позвонила. Представилась, спросила, на месте ли Зойка. Получив положительный ответ, уточнила, как бы мне её услышать. Переключили.
– Слушаю тебя, лапуля, – с вальяжной хрипотцой протянула хозяйка. – Какие новости?
– Зоя Андреевна, вы знаете… А, здравствуйте, да… – спохватилась я и глупо хихикнула. – Ээ… я не приходила два дня, но просто обстоятельства… Но я занимаюсь по программе дома и, вы знаете… – Сумбурно и неправдоподобно, чёрт! Даже стрёмно как-то. Взяли с улицы, оказали доверие, просили не сливаться, а я теперь мозг канифолю… – Но я обязательно приду на открытие! А скажите, какого числа оно вообще будет?
– Ой, Милусь, ну о чём речь! Я всё прекрасно понимаю, не забивай себе голову! Только действительно программку гоняй, лады? Что ещё… – Немного нервно рассмеялась: – Слушай, у меня от твоего звонка даже мысли разбежались… Ээ… А! Открытие через неделю, десятого, и хотелось бы тебя видеть, конечно, но ты смотри по обстоятельствам. А вообще, как оно там? Терпимо?
– Ээ… ну да, нормально всё. Просто обстоятельства так сложились и… – И замолчала, не зная, что «и».
– Ну и отлично, – выдохнула Зойка. – А то у меня Панин извёлся весь. Ну всё, приветики там! Не пропадай!
Ну вот есть же на свете нормальные люди, да? У меня после этого разговора даже настроение поднялось. Постояла рядом с телефоном, борясь с желанием… Но не выдержала, снова набрала.
– А Айшулат Амангалиевну можно?
– О, привет… – хихикнула Ленка. – Жива-здорова? А то Барбашина сказала, что тебя похитили.
– Дура она и вообще… Не знаю даже, морду ей набить, что ли? Сколько она уже сплетен про меня распустила, а я всё терплю.
– Да в чём проблема, набей! Или боишься, что Лёшка тебе за неё пальчиком погрозит? – засмеялась.
– Чего-о-о? Нашла тоже, заступника… – Но нутро распирало совсем другими разговорами… – Лен, а я снова с Денисом!
– Не поняла. Это с тем, который…
– Угу.
Она помолчала.
– … Ну не знаю. Дура ты, Кобыркова, на те же самые грабли прыгаешь. Нахрена, спрашивается?
Я от неожиданности не нашлась, что сказать, и Ленка, после небольшой паузы, продолжила:
– Где ты его взяла-то? Снова подснял где-то?
Неприятно кольнуло. Да даже не неприятно, а сразу до кипучего бешенства!
– Лен! Хватит, а?
– Да причём же тут я? Ты вспомни, когда месяц назад рыдала в сортире, что ты мне рассказывала? Что для него бабу снять, как воды напиться, что куча детей. Хотя, это всё фигня, конечно… – Пауза. – Но не забывай, что ты же ещё и засветилась на его базе, и не в лучшем виде, прямо скажем… Подумай, просто, что если ты с теми козлами встретишься? Нехилая очная ставка, да?
– Не встречусь.
– Угу, святая наивность… Люд, без обид, но дело-то сейчас не только тебя касается, а ещё и меня… А мне это нафиг не надо, вот правда.
– Ты-то тут причём? Я тебе тогда ещё сказала, что на счёт тебя ни словом.
– Ну знаешь… Ситуации разные бывают. И ещё подумай, а если он тебя в криминал какой-нибудь втянет? Или вообще – того?
– Чего – того?
– Того… На прошлой неделе «Человек и закон» не смотрела? А зря. Слышала, может, про Юлю Полозову из Ухты?
– Нет.
– И не услышишь больше. Разве что из сводок. Была девочка-припевочка, мисс Ухта, дружила с плохим мальчиком мистером «Толстый Лопатник»… А когда его пришли убивать, случайно под руку подвернулась. И всё.
– Что, всё?
– Новую мисс Ухта теперь выбирать придётся, непонятно что ли! Восемнадцать лет всего было. Красивая, перспективная. Ничего плохого не сделала, просто за-од-но! Да ещё и пол лица выстрелом разворотило. Оно тебе надо, вот так?
Я не знала что сказать. Остро захотелось послать её, да так далеко, чтобы… Вот сучка, вечно всё испоганит!
– Аллё-ё-ё? – вклинилась в моё молчание Ленка. – А ты, вообще, откуда звонишь? Может, сходим куда-нибудь, проветримся, и обсудим всё при встрече?
Но я просто бросила трубку. Всё настроение обосрала, овца.
Вернулась в комнату, машинально вытащила из сумки «Спортивную травматологию», порассматривала картинки, совершенно не понимая что на них изображено, снова и снова читая пояснение, но не врубаясь ни в единое слово. «Машкова, с-сучка… А может, Камар Камаром, а и Денис на джипе тоже был?.. Уж больно она резво отговаривать начала. Тоже мне, святая невинность, бля. С кем только не якшается, а туда же, советики даёт…» Тревожно взвыли скрипки заставки очередной телепередачи. Я вздрогнула – «Человек и закон»…
Показывали историю мужика, из какой-то Тмутаракани типа нашего городишки, которого вот уже полтора года без состава преступления держат СИЗО. Как я поняла, обвинялся он в коррупции – будучи некрупным сотрудником администрации рынка, якобы продал место в мясном ряду какой-то тётке, взяв за это пять тысяч рублей налом. Но доказательств нет, ведётся следствие… Двадцать четыре суда, на который ни разу не явились ни свидетели, ни потерпевшая! Ввиду этого, разбирательства раз за разом переносятся на потом. А у мужика жена и ребёнок двух… а нет, уже трёх-с-половиной лет… Потом судья, тот самый, что под прицелом видеокамеры вынес решение об очередном переносе очередного слушанья, давал интервью, красиво распинаясь о том, что необходимо менять законы, что сейчас судебная система повязана по руками и ногам и, понимая, что дело принимает форму абсурда, судьи всё-таки вынуждены следовать букве закона… В самом конце передачи выдали небольшой сюжет из Москвы, рассказав о кровавой разборке предположительно между «председателями» гаражных кооперативов из соседних районов города. Показали четыре трупа, накрытых бежевыми полотнами с цветочной каймой, пояснили, что один из них – случайный прохожий. Средь бела дня, возле ресторана. Капец.
Перед глазами стояли эти снятые издалека тела и кадры с щедро пропитанным кровью снегом, доснятые уже позже, когда труповозки уехали. В мыслях – онемение. Просто распирающий мозг шок. Хотя, казалось бы, я же частенько смотрела эту передачу и периодически попадала на подобные сюжеты. Обычно в такие моменты я мимоходом мотала на ус обстановочку в стране и какое-то недолгое время ходила с лёгкой тошнотой… А потом отвлекалась на жизнь, происходящую со мной здесь и сейчас, и все эти сюжеты из телека становились не более, чем параллельной жизнью «где-то там». Сейчас же мне казалось, что тот случайный прохожий, прикрытый тряпкой – это я. Чуть поодаль, допустим, Медведь… или водила Саня. Да хрен с ним – даже Костик. Не было деления на свой-чужой, плохой или хороший… Просто оглушающее ощущение безысходности и равенства перед лицом вечности. И теперь уже каждая минутка-кирпич на моих плечах весила вдвое больше прежнего.
Началось «Поле чудес». Интересная, похожая на яркий праздник передача, немногое из развлекалок, что я всегда смотрела с удовольствием… Но сейчас бодрый голос Якубовича раздражал, раздражали игроки, которые «пользуясь случаем» предавали путанные приветы всем своим родичам и родичам родичей. «Рекламная пауза», оглушающая перепадом громкости вещания… Я не выдержала, сделала тише, так, что стало слышно, как тикают, осыпая меня минутами-кирпичами, часы над креслом в котором я сидела.
Лучше бы дома осталась, честное слово! Знать бы не знала сейчас, что Медведь куда-то рванул, и про эту Юлю из Ухты, про этих председателей кооперативов… Ну ждала бы, конечно, слонялась бы из угла в угол, но со светлым чувством, с мечтой… Интересно, кстати, что сказали матери в милиции. Вот уж и правда, Потапычу только таких проблем не хватало. А ещё интересно, кто он? Ну, в смысле, понятно, что боевой товарищ, но что за человек? Трое взрослых сыновей, понятия о семье такие крепкие, как и он сам. Жена моет голову «Зелёным яблоком» – это что? Денег нет на что-то покруче? Цепочка такая милая и тоже, с виду простенькая, но всё-таки золото и явно от души… Такие, как он, разве бывают бандитами?.. Бандитами? С чего я взяла? Это тогда получается, что и Денис бандит, а этого просто не может быть… Это всё Ленка, овца, лишь бы насвистеть, а сама стопудово завидует: ни хрена себе, база-то оказалась Дениса, а Денис – мой! Мой… н-да-а-а, уж… В Ухте вон, новую мисс выбирать теперь придётся, да и этот прохожий просто шёл мимо ресторана. Скатерти с цветочной каймой, кстати, теперь выкидывать придётся, хотя… если кровь в белизне замочить, то может и отойдёт… А ведь он так и сказал тогда, на кухне: «Если я сейчас уйду, то возможно с концами», а я не услышала этого… Самого главного. Милаха. Хм, Мила-а-аха… Непривычно, но тепло и никто до него не называл так. Милаха… Ми…
Слух внезапно уцепился за невнятное бормотание из телевизора и выдернул меня из полудрёма. Тут же вернулось ощущение тела, зябкое скольжение воздуха по рукам и…
– Мила-а-аха-а-а… – тихо-тихо, как сквознячок.
Я распахнула глаза и вздрогнула от неожиданности. И тут же всхлипнула и, соскользнув на колени, бросилась ему на шею. Денис был холодный с мороза, щёки пахли свежим снегом и немного табаком и парфюмом… Прижал меня к себе одной рукой, чуть дыханье не выжал из груди.
– Милаха… Девочка моя…
Губы, как давний сон, который вдруг видишь снова. Особый вкус, особое тепло, особая страсть. Не поспешный больничный поцелуйчик, а омут затягивающий на самое дно… Туда, в него – и можно больше не дышать, не думать, не помнить себя… Каждая клеточка его кожи, каждое движение языка, каждый порыв – поймать, принять, прорасти в него, в долгожданного, так, чтобы не оторвал уже никогда…
– Ну чего ты, ну… перестань…
Я, оказывается, плакала. Он поймал слёзу губами, хотел было отстраниться, чтобы заглянуть мне в глаза, но притяжение оказалось сильнее. Мы не смогли разорвать поцелуй дольше, чем на пару секунд. Тонули в нём вместе, с каждым мгновением всё больше теряя контроль… И вот Денис не выдержал, обхватил меня и второй рукой тоже, скользнул ею по спине, к затылку, под волосы. И вдруг дёрнулся, ткнулся лбом в моё плечо, сдавленно выдохнул, ослабил вторую руку. И я отшатнулась, поражённая поздней догадкой – рана!
Денис тряхнул головой, сжав зубы так, что на скулах выступили белёсые пятна, переждал немного, сосредоточенно трепеща ноздрями. С меня словно кожу содрали – каждый нерв откликнулся на его боль так, что аж голова закружилась.
– Денис…
– Нормально, нормально. Там… ерунда. Так, слегка чиркануло… Просто место такое поганое – мышца, через которую практически любое движение рукой происходит.
Я растерянно улыбнулась.
– Я знаю, что такое дельта… – и невольно глянула на «Спортивную травматологию».
Он тоже улыбнулся – кривенько так, невесело, и свободной рукой потянул меня к себе. Но я не далась. Осторожно упёрлась в его грудь ладонью.
– Медведь сказал, ты просто в плечо ранен. Что фигня всё, а ты…
Он был одет в светлую рубашку и тёмно-синий пиджак со стальным отливом и золотыми пуговицами и такие же брюки. Галстук приглушённого бордового цвета. Что-то запредельно крутое, представительское, такое, от чего в другое время мне захотелось бы встать по стойке «смирно»… Но не сейчас! Зелёнку с лица он, конечно, оттёр, но множественные ссадины разного размера и кровоподтёки никуда не делись. Денис понял мой взгляд, обречённо усмехнулся, повернулся немного, показывая мне затылок. Там, почти на темени, но немного ближе к левому уху, красовалась большая пластырная повязка.
– Рассёк до самого черепа. Но это мелочи. Всё зашили, сказали, жить буду. Чего ещё надо-то, правда? Ну, шрамы, конечно, останутся, но это уже не важно… – повернулся ко мне. – Успокоилась теперь?
– Так что случилось-то?
– А Мишка не сказал?
– От него добьёшся, ага.
Денис прижал свободной рукой раненое плечо.
– В аварию попал.
– В смысле? То есть, огнестрела не было?
– Ну почему… – поднялся с корточек, всё так же зажимая плечо поверх пиджака. – Пуля, а потом авария. Но там ерунда, машину больше жалко – мордой прям в дерево. Хорошо скорость больше сотни набрать не успел, иначе могло бы быть хуже. Слушай… – ощупал раненую руку, – помоги-ка мне…
Я аккуратно стащила с него пиджак и обмерла – на левом плече, быстро пропитывая светлую рубашку, расплывалось кровавое пятно.
– Твою мать, – приглушённо буркнул Денис, – похоже шов разошёлся. Только в обморок не падай, ладно? – Улыбнулся. Шутник, блин. – Там в шифоньере, внизу, посмотри, у Медведя аптечка должна быть.
Пока я копалась в ворохе запасных одеял из колючей шерсти, Денис расстегнулся. Я поставила перед ним ящик, похожий на тот памятный контейнер для анализов, помогла снять рубашку. Крови было прилично, и из-под неожиданно лёгкой повязки вниз по руке уже даже поползли извилистые бордовые дорожки. Моя бы воля, я б загипсовала, наверное, чтобы наверняка… А тут – на честном слове всё.
– Давай, открывай.
Я открыла ящик и обалдела – он был почти доверху наполнен рулонами стерильной ваты и бинтов.
– Ножницы тоже там. На дне, наверное.
А ещё, куча одноразовых шприцев, какие-то ампулы перевязанные в пучок резинками для денег. Флакон спирта. Пузырьки с перекисью. Нашатырь. Пакетики «сухой лёд», парочка резиновых жгутов… Стерильные перчатки. Упаковка «Нить хирургическая»… Упаковка «Иглы хирургические»… Одноразовые скальпели и пинцеты в стерильных упаковках. Нифига себе – аптечка… Целая мини-операционная, как будто специально на такие случаи собранная. Наконец, нашла ножницы.
– Ты же не хочешь сказать, что я должна зашить… – под коленками противно зачесалось и я, пожалуй, наконец-то поняла его шутку про «не падай в обморок» Но Денис только рассмеялся:
– Нет, конечно. Медведь бы заштопал, у него это ловко выходит, правда некрасиво… Где он кстати? – Я пожала плечами, и Денис кивнул: – Тогда давай заматывай: вата – бинт, вата – бинт… И поплотнее, прям от души. Как трубу водопроводную, помнишь, да?
Я глянула на него – улыбается. И сразу как-то легче стало. Как заправский хирург плеснула на ладони спирта, растёрла его по пальцам, по лезвиям ножниц. Выдохнула.
– Ну-с, больной, приступим…
Вскрыла бинт, вату и сходу взялась было вспарывать старую, промокшую от крови повязку.
– Тю-тю-тю… – Денис поспешно отстранился. – Ты чего творишь? Военной подготовки у вас в школе не было что ли?
Я растерялась.
– Нет. Только ОБЖ.
– И что, не проходили перевязку?
– Не помню уже…
– Ясно. Тогда учись, боец: если не собираешься оперировать на месте или хотя бы зашивать – останавливай кровотечение поверх старой повязки. Ясно?
Морщился, терпел и без конца понукал: «Туже. Туже!» А когда я наконец закончила, велел всё прибрать, и пошёл в коридор – к телефону.
Когда вернулся, мне в глаза бросилась его бледность. Хотя, может он и сразу такой был, просто не до того нам было? Ещё я увидела длинную пластырную повязку на другой руке и выползающий из—под ворота майки жуткий кровоподтёк по центру груди. На его фоне золотой крест смотрелся безмятежным солнышком на грозовом небе. Денис сунул руки в карманы брюк, встал посреди комнаты.
– Ну вот, скоро медика привезут… А что Медведь-то сказал, куда рванул?
Я в который раз пожала плечами.
– Чует, видать, косолапый, что жареным запахло, – усмехнулся Денис. – Твою мать, догадался, кого втянуть! И ты тоже, – он говорил, но на меня не смотрел, разглядывая стены, пол, потолок, – чем думала, когда соглашалась?
– Да я особо и не думала.
– Во-во… Вот это-то меня и пугает. И в горящую избу войдёшь и коня на скаку остановишь, да?
– Если будет нужно.
Он наконец глянул на меня, и от этого взгляда всё внутри сразу связалось тёплым тугим узлом.
– А если бы с тобой что-то случилось? – Говорил спокойно, но чувство было такое, что проводит профилактическую беседу с дитём.
…А мне так хотелось прижаться к нему, хотя бы просто прикоснуться!
– А если бы тебя остановили, нашли оружие, вызвали ментов? Я уж не говорю о том, что ты могла бы попасть к Филиппковским.
– А если бы я не согласилась? Об этом ты не задумывался?
Он усмехнулся.
– Мне туда-сюда и полтос. И даже если бы всё повернулось совсем уж хреново – я уже нормально пожил. А ты… – вздохнул, мотнул головой. – Давай договоримся, что больше ты в такие дела не суёшься, лады? Во всяком случае, я точно не готов расплачиваться тобой. Вообще никак. Ни единой слезой.
Щёки мои пылали, сердце зашкаливало от страха и даже стыда, но слова жгли изнутри, и невозможно было их удержать:
– А я… я не готова потерять тебя! Поэтому, если будет нужно, то и конь, и горящая изба. И не запретишь, понял?
Он как-то вдруг оказался рядом, скользнул ладонью по щеке, зарылся пальцами в волосы. Впервые с момента знакомства мы смотрели друг другу в глаза вот так – долго, изучающе. Не знаю, что он видел в моих, а я в его – каждую зеленоватую прожилку, каждую крапинку чайного цвета по краю стальной радужки. А ещё, глубокую усталость, прикрытую непробиваемым упрямством. И… растерянность? Вот тебе и Батя-Стройбат! Человек из плоти и крови, который вот прямо сейчас разрывается на части… Между чем и чем? Он прижал меня к себе крепко-крепко потёрся щекой об макушку.
– Я и правда дурак, и ты даже не представляешь какой… Просто катастрофический. Но если тогда, осенью, да и потом, под новый год это было теоретически, то уж после того, как собрал о тебе информацию… Надо было просто оставить тебя в покое тогда и всё. Но я не просто дурак – настоящая скотина. И ты была права, когда отшила. Как второй шанс нам обоим. И если бы только всё осталось так, как сложилось… А теперь даже не знаю, как быть. Двадцать шесть лет, Милах. Двадцать шесть! Ты-то понятно – оперишься и улетишь… А вот что мне тогда делать? – Зарылся лицом в волосы, усмехнулся. – Лебединая песня какая-то. Угораздило же.
Я обвила его руками, вдохнула тёплый, лишающий воли аромат его кожи. Едва заметно мотнула головой:
– Не улечу.
– Улети-и-ишь. Никакая клетка не удержит, даже золотая. Не того ты полёта птица, чтобы на золото размениваться, а больше я тебе ничего дать не могу. Перезрел и засох уже для такого. Да и если бы только это…
– Не улечу, правда. Ты только сам не прогоняй больше.
Сказала и замерла в страхе. Щекотливая тема. И, как ни крути, не исчерпанная. Денис отстранил меня немного, посмотрел в глаза. И в его взгляде больше не было растерянности.
– Убью за тебя, запомни. Порву голыми руками, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Поэтому, – помолчал, сощурился, – поэтому впредь думай куда суёшься. – Отвёл взгляд, но тут же поднял его снова. – А за тот раз прости. Психанул, так, что только через пару дней отошёл. И потом только понял, что ты для меня, когда услышал, как плачешь…
Из коридора вдруг раздался грохот – такой, словно кто-то ломал входную железную дверь. Денис замер на мгновенье и тут же потащил меня за собой.
– Спроси кто.