Волошский укроп

Помолчали, думая каждый о своем. Мите не давала покоя мысль, что прошли они только половину парка и до трактира еще ковылять преизрядно. Мармеладов же вспоминал забавные случаи из путешествия, которые могли бы повеселить приятеля и скрасить долгую дорогу.

– А ведь есть еще более неожиданные сочинители, – улыбнулся он. – Пока гостил в Вене, успел ознакомиться с изумительной статьей юного г-на Фрейда о выявлении половых различий у речных угрей. Наделал шуму этот студент, должен признать. У него светлая голова и много дельных мыслей, уверен, мы о нем еще услышим… Очень забавные проводит параллели, даже позабористее г-на Дарвина. Вот ты, Митя, даже не подозреваешь, что людей и животных роднит один важнейший инстинкт – влечение самцов к самкам. И наоборот. Как утверждает г-н Фрейд, чем лучше человек это влечение использует, тем более гармоничной личностью себя проявляет…

– С чего бы у человека появились столь низменные инстинкты, как у угря какого?

– Так ведь сказано в одном из псалмов: «Аз есмь червь»… Митя, возьми-ка мою трость, что-то ты тяжело плетешься… Так вот, этот юноша выдвигает смелую гипотезу о том, что не деньги правят миром. А исключительно влечение к барышням!

– Бред какой-то! Когда-то Европа была светлым солнышком, а теперь, похоже, приходит время заката. Как бы они там, в темноте-то, не перепутали, где барышня, а где…

– Угорь? – усмехнулся Мармеладов. – Ладно, что мы все о скользких тварях. Есть более достойные особи. Вот, скажем, тот кавалергард. Смотри, как он идет – ни одной скамейки не пропускает вниманием, во все беседки заглядывает. Влечение, мой друг, оно по весне особенно сильно чувствуется…

Высокий статный брюнет в белом мундире двигался по парку каким-то нелепым зигзагом. Шел он навстречу приятелям, и легко было предсказать, что вскоре их пути неизбежно пересекутся. Митя пробормотал пару замысловатых ругательств.

– За что ты так строг к кавалергардам? – искренне удивился Мармеладов. – Сам же служил в гусарском эскадроне.

– Видишь ли, братец, сперва-то я хотел как раз к белым мундирам, да не взяли. Они там все как на подбор, великаны удалые, а я росту чуть выше среднего. С тех пор недолюбливаю. И потом, гусары в таких боях побывали, страшно вспомнить: в одной только битве на Кавказе подо мной трех коней убили… А эти цацы лишь покои государевы охраняют да на парадах вышагивают.

Незнакомец выглядел так, будто действительно только что прибыл с парада. Посеребренная каска с двуглавым орлом сверкала, привлекая внимание всех дам и девиц, гуляющих в парке. Белые лосины, – узкие, Митя знал это по опыту, надевать их следовало исключительно мокрыми, чтобы сохли уже на ногах, – были заправлены в щегольские ботфорты. Широкий пояс-кушак и красные отвороты на рукавах мундира кавалергард старался выставить напоказ, подчеркивал каждым движением. Подобное позерство свойственно юношам, едва достигшим восемнадцати лет.

– У-у-у, фанфарон, – проворчал почтмейстер с плохо скрываемой ревностью.

Они почти поравнялись с кавалергардом и услышали, как он задал вопрос сидящему на скамейке мужчине с выдающимися бакенбардами.

– Господин Мармеладов? Не вы ли господин Мармеладов?

Ответное покачивание бакенбардов из стороны в сторону ничуть не умерило пылкого напора юноши. Он повернулся, встретился глазами с литературным критиком.

– Мармеладов – это я. Зачем искали?

Кавалергард в два шага оказался рядом.

– Платон Ершов, адъютант по особым поручениям! – отрекомендовался он. – Наконец-то я нашел вас, Родион Романович. Заезжал на квартиру, но там сказали, что вы отправились в сад Эрмитаж на promenade^[1].

Митя презрительно фыркнул. Юноша вспыхнул, хотел было сказать что-то резкое, но сдержался.

– Господин Мармеладов, нужна ваша помощь. Дело в том, что сегодня утром, – тут он понизил голос, практически до шепота, чтобы не привлекать внимание зевак, – похитили единственную дочь обер-полицмейстера Москвы!

IV

– …тогда-то г-н Арапов обнаружил, что дочки в вагоне нет. Только смятый веночек валяется под сиденьем.

Адъютант Ершов закончил изложение всей истории в дороге, под стук копыт: у выхода из Эрмитажа поджидала большая карета, вся черная и с черными же занавесками в окнах. Митя нырнул внутрь без вопросов – настолько обрадовался, что дальше не придется идти пешком. Мармеладов же осмотрел экипаж придирчивым взглядом, встретился глазами с кучером, который не ответил на улыбку. Отметил отсутствие гербов на дверцах и фонарей в углах. Сделал для себя некие открытия, явно успокоившие его любопытство. Хотел было тут же поделиться ими с кавалергардом, но тот как раз пересказывал утренние события, а потому критик решил повременить со своими выводами.

История похищения Анастасии, часть которой уже известна нашему читателю, миновала самый драматический момент. Безутешный отец пал на колени, призывая все кары небесные на голову преступников, а выбежавшая из церкви мать девочки прижала венок к губам и беззвучно заплакала.

Конка так и не тронулась с места. Полицейские, коих моментально набежало три десятка, допросили кучера, форейторов и кондуктора Фуфырева, – те ничего не видели, – поскольку хлопотали вокруг вздыбленной лошади, – а также пассажиров злополучного рейса. Таковых было четверо. Показания каждого из них записали в протокол настолько скрупулезно, что с казенного листа будто бы звучали сбивчивые голоса.

Доктор Быковский рассказал, что сидел напротив, через один ряд. Потому подробнее других видел картину произошедшего. Девочка… Для следствия нужно называть правильно, да, да… Анастасия Николаевна сидела все время ровно и строго, по сторонам не смотрела. Потом к ней подошел молодой человек, судя по одежде – гувернер. Нет, не заметил откуда появился. Спустился с империала, а может зашел с улицы – мы же тогда как раз стояли возле Трубной площади. Сказал несколько слов дев… Да, да, простите, Анастасии Николаевне. Та встала и пошла вслед за ним, прочь из вагона. Нет, о чем именно говорили не услышал, но ушла Анастасия Николаевна по доброй воле. Если б гувернер ее силой тащил, разумеется, я бы вмешался и безобразие прекратил! Молодца этого запомнил, безусловно, я ведь достаточно его разглядел. Описать? Извольте. Так-с… Среднего роста, волосы русые, без бороды и усов. Глаза? Темные, пожалуй, что карие. Нос прямой, европейский. Более ничего особенного не разглядел. Возраст? Немного за двадцать, я бы дал двадцать три. Вряд ли старше. Если чем еще могу помочь – всегда к вашим услугам, господа полицейские.

Вдова купца Паланина, почтенная Агриппина Саввична, сидела слева от доктора. В показаниях она путалась, поскольку призналась, что плохо спала давешней ночью. Однако в протоколе указано, что свидетельница была слегка выпивши. Рассказ купчихи совпал с изложением событий г-ном Быковским. Добавила важную деталь: гувернер, прежде чем вывести юную барышню… Да пишите, как хотите, мне до ее имени-отчества дела нет. Пишите, пока вспомнила: прежде чем вывести юную барышню из вагона, гувернер снял с ее головы венок и бросил под сиденье. Ясное дело, знак оставлял. Над родителями безутешными куражился… Но это я теперь понимаю, а прежде думала, воспитанницу забирает на моцион. Что значит, как выводил? А-а-а, нет, не силком. За плечо придерживал, чтоб не оступилась. Галантный молодой человек. Насколько молодой? Около двадцати двух лет. Видно что не из простых. Благородный, хоть и разбойник.

Гувернантка Аксенова сидела спиной к происходящему, но так часто отворачивалась от навязчивого кондуктора, что краем глаза разглядела и похитителя. Да, соглашусь – лет ему не более двадцати трех. Может быть лишь чуть выше среднего роста. Девочка… Не смейте указывать, как мне ее называть! Так вот, девочка доставала ему только до локтя. Волосы светлые, глаза карие и весьма красивые. Лицо приятное, но такое… Обыкновенное. Ничего особенного.

Приказчик Мисимов зашел в вагон аккурат на Трубе… Да, ваше благородие, на Трубной площади. Называть полностью? Эт» как прикажете! Зашел в вагон, сразу его и увидел. Упыря этого. Стоит, руки в боки, лицом чист… Без бороды, ваше благородие. Проще говорить? Эт» как прикажете. Глаза – два каштана, вот ровно такого цвета. Сюртук черный, на шее повязан галстух. Ничего больше не приметил. Анастасия Николаевна? Не знаю такой, ваше благородие… Ах, девочка похищенная. Да я вообще ее не углядел. Закашлялся сильно, как раз, когда они выходили из вагона. Болезный я, лечиться мне надо. Ну как сразу не сказал, да вы же не о том спрашивали. Пошел прочь, зараза? Эт» как прикажете…

Последним на допрос явился городовой Милорад. Узнав о преступлении, служивый поспешил доложить, что видел похитителя! Уводил девочку по Петровскому бульвару. Что-с? Нет, сама шла рядом, тот ее даже не держал. Описание по всем правилам к делу прилагаю: от роду двадцать три года, роста среднего, бороду бреет, глаза имеет карие, волосы русые, нос прямой. Приметы особые: таковых не оказалось.

– Таковых не оказалось, – повторил вслух последнюю строчку Мармеладов.

Каждый прочитанный лист он передавал Мите, хотя кавалергард был не слишком доволен присутствием почтмейстера. Но возражения придерживал – пусть начальство разбирается, а его задача сообщить подробности и доставить по назначению.

– Отрядили все наличные силы, прочесали бульвары, вплоть до Арбата. Заглянули в каждый переулок, опросили прохожих, но таинственный гувернер исчез, словно его и не было вовсе.

Окончив сообщение, адъютант Ершов откинулся на подушки и замолчал. Хотя посматривал на критика исподволь, как бы намекая: следующий ход за вами, Родион Романович. Поглядим, насколько преувеличены слухи о вашей наблюдательности и сыскном таланте.

Мармеладов принял вызов, улыбнувшись одними лишь глазами. Сказал же серьезным тоном:

– Давайте теперь изучим письмо от похитителя, которое доставили обер-полицмейстеру в десять часов утра.

Митя, привыкший к неожиданным озарениям приятеля, с нескрываемым злорадством наблюдал, как дернулась голова кавалергарда. Того словно ударили по лицу наотмашь. Ошеломленный и подавленный, он молча достал из внутреннего кармана конверт, но прежде, чем протянуть его, сумел выдавить:

– Дьявольщина! Откуда вы узнали?

– Это же очевидно, – Мармеладов взял конверт в руки, однако не спешил его открыть. – В восемь утра полсотни городовых бегает по всему околотку, а три различных следователя, если судить по почерку в протоколах, допросы проводят. Дело движется. И вдруг ближе к полудню, вы находите меня со словами: «Едем, срочно!» Учитывая время ваших разъездов – от дома г-на Арапова ко мне, на Пречистенку, а оттуда к Эрмитажу. Так я вычислил время доставки сообщения от похитителя. Что касается его содержания, то и тут мое предположение соотносится с уже упомянутыми фактами. Рискну утверждать, что злодей потребовал не обращаться в полицию, иначе девочку он убьет.

– Полно, братец, как можно это утверждать, – не выдержал уже и Митя. – Ты ведь даже в конверт не заглядывал, откуда можешь знать содержание письма?

– Только эта угроза могла подействовать на отца. Полагаю, именно поэтому официальное расследование свернули, но решили обратиться за помощью к частному лицу – стало быть, как раз ко мне. Прав ли я? Так сам и проверь.

Резким жестом он перебросил письмо приятелю. Почтмейстер моментально выхватил листок желтоватой бумаги и прочел вслух:

– Г-н Арапов, в ваших интересах не привлекать полицию к расследованию похищения Анастасии. Иначе ваша дочь сгинет без следа. О выкупе условимся отдельно.

Он перевернул записку, оглядел со всех сторон и добавил:

– Подписи нет и кого разыскивать – непонятно.

Платон Ершов закивал, соглашаясь сразу и с тем, что Мармеладов угадал содержание письма, и с тем, что дальнейших зацепок нет.

– Только на первый взгляд, – произнес частный сыщик после минутной паузы.

Он принял из рук приятеля записку, но не стал читать, вместо этого поднес бумагу к носу и понюхал.

– Знаете, сударь, меня часто сравнивают с ищейкой, – ответил он на возглас кавалергарда, изумленного до крайней уже степени. – Обычно для того, чтобы обидеть, хотя не понимаю, что может быть унизительного в подобном сравнении. Но меня действительно увлекают загадки и тайны, расследование которых занимает ум и наполняет азартом обыденную жизнь. В этом смысле я, безусловно, ищейка и мне интересно идти по следу. А здесь он ощущается вполне явственно. Не желаете ли понюхать?

Адъютант втянул воздух жадно, нахраписто. Поразмыслил немного и покачал головой.

– На духи не похоже. На кельнскую воду тоже. Пахнет, как в кондитерской.

Митя тоже пожелал ознакомиться с таинственным ароматом, но и он не признал.

– Что-то неуловимое, родом из детства. Как будто трава какая, душистая…

– Верно! – Мармеладов хлопнул почтмейстера по плечу. – Мне тоже кажется, что в этот листок была завернута некая трава. Достаточно дорогая, иначе зачем вообще ее в бумагу заворачивать? Скорее всего, это пряность и похититель любит добавлять ее в чай либо в какое блюдо заморское. Мне почему-то кажется, что в турецкое. Ведь не зря же этим делом заинтересовались в министерстве по иностранным делам, куда нас с тобой, Митя, сейчас и везут. Стало быть, придется нам турецкого шпиона ловить!

Кавалергард, совершенно уже раздавленный, схватился за горло, захрипел, но не смог произнести ни слова.

Почтмейстер же блаженно улыбался в усы, дважды удовлетворенный – ведь не только угадал про траву душистую, так еще и увидел, как заносчивого юнца в несколько минут довели до состояния полной растерянности.

– Учтите на будущее, если выпадет вам надобность скрыть место собственной службы, для начала переоденьтесь, – пояснил Мармеладов, без всякой, впрочем, надменности и почти дружелюбно. – Даже я, далекий от воинской службы человек, сразу понимаю – это ваш парадный мундир, а такие в мирное время надевают лишь для появления в высших сферах. Император в последние месяцы Москву не жалует визитами. Балы вот уже неделю нигде не дают, все благородные семьи по дачам и усадьбам разъехались. Остаются министерства – куда еще наряжаться?! Которое из них вы представляете, угадать не составило труда. Тут вас подвела карета. Она слишком заметная. Да, не удивляйтесь, черная кошка в темной комнате неуловима, но при свете дня все только на нее внимание и обращают. При этом экипаж отделан вызывающе богато, а кучер разряжен в бархат и кружева, на гишпанский манер. Для обычного министра это чересчур дорого. Стало быть, хозяин кареты – министр необычный. Князь Александр Михайлович Горчаков. Он уже не первый год руководит министерством иностранных дел, а кроме того занимает пост канцлера Российской империи. Выше только сам государь и горние ангелы.

Теперь уже сыщик откинулся на подушки, показывая всем видом, что партию выиграл именно он. Кавалергард смотрел недоверием, к которому, однако же, примешан был самый настоящий ужас. Митя же, быстро повторив про себя аргументы, обратился к триумфатору.

– Но с чего ты взял, что за этим похищением стоит иностранец?

Мармеладов постучал в потолок кареты, подавая знак кучеру остановиться.

– Ни один душегуб, бандит или убийца в городе не станет похищать дочку главного полицейского чина. Это бессмысленно. Риск слишком высок, пересилит любую выгоду. Случится что с девочкой, отец из-под земли достанет и жестоко отомстит. Вернут живой-здоровой за выкуп – та же ситуация. Неужто г-н Арапов даст им после всего спокойно тратить деньги? Чтобы другие отважились на подобное преступление? Нет, он и в этом случае найдет, пусть даже через год или через пять. Единственный, кто не побоится пойти на такую подлость – шпион. Он разыграет девочку как козырную карту, получит от обер-полицмейстера в качестве выкупа, скорее всего, даже не деньги, а некие секретные сведения и поминай, как звали.

– Все верно, Родион Романович, все верно, – шептал Ершов, чье лицо уже давно и непрерывно горело пурпурными пятнами. – Но как вы поняли, что этот негодяй – турок?

– Здесь, признаюсь, угодил пальцем в небо, а попал сразу в полумесяц, – развел руками Мармеладов. – Просто подумалось, что в святой день ни православные, ни католики на такое не сподобятся. А басурманина это не смутит. Потому нам никак нельзя медлить – кто не побоялся украсть ребенка, тот и убьет не задумываясь.

– Тогда зачем же вы карету остановили? – адъютант только было выкарабкался по отвесному склону к вершинам логических выводов сыщика, как тут же снова рухнул вниз.

– Потому что случайно, а лучше сказать – волею судеб, мы проезжали мимо того места, где сумеем найти подсказку: что же это за трава такая, к которой похититель склонность имеет.

Мармеладов вышел из кареты, давая знак остальным последовать за ним.

– Идемте же скорее, пока запах окончательно не выветрился.

V

Аптекарский огород не слишком подходит для прогулок. Нет, безусловно, здесь имеется приятный маленький пруд, а гостям показывают достопримечательность: три дерева, – ель, пихту и лиственницу, – посаженных самим императором Петром Алексеевичем сто семьдесят уж лет назад. Но знаете, как грядку с редиской не украшай, она все одно останется грядкой. Это место не для праздного шатания, здесь гитару или шампанское не сыскать.

Зато приятная тишина обволакивает всех входящих. Звенящая тишина, и сразу становится понятно, отчего она так называется – воздух буквально дрожит от трепетания крыльев сотен тысяч насекомых, жужжащих на самых высоких нотах, стрекочущих, пролетающих стремительно мимо или накручивающих спирали вокруг цветов.

Митя оглянулся в поисках скамеек и чертыхнулся вполголоса: ни одной до самого горизонта. Что же, придется и дальше ковылять, опираясь на одолженную приятелем трость. Можно было остался в карете… Но нет уж, дудки! Куда интереснее наблюдать, как охваченный азартом охотника Мармеладов раскрывает тайны этого дела одну за другой. Натертые мозоли за это, право, невысокая цена!

– В прошлом сентябре я делал для одного журнала перевод с немецкого. Речь в той статейке шла, помнится, о повальной моде на лечение болезней народными рецептами. Директор-распорядитель этого огорода помог мне тогда консультацией. Надеюсь, сейчас тоже подскажет правильно.

Мармеладов вел своих спутников в самый дальний угол, где заросли были гуще всего. Тут, у небольшой избушки, и обнаружили искомого консультанта. Он стоял на коленях между двумя грядками, густо заросшими зелеными побегами и, поплевывая изредка на пальцы, ковырял почву. Оглядывал обнажившиеся корешки, а после бережно укрывал их землей. Столько искренней любви проглядывало в этом отношении к каждой отдельной травинке, что Митя невольно залюбовался. А вместе с тем задумался: странная штука – жизнь. Один человек гнет спину, колени сбивает, пальцы запачкать готов и все ради того, чтобы эти махонькие цветочки, – да шут его знает, какое там растение, ну пусть цветочки, – крепли и тянулись к небу. Другой – злодей, который людей не жалеет. Девочку, такую же махонькую, может как травинку вырвать, убить без сожаления и раскаяния.

Адъютант же не задумывался. Он в принципе не склонен был к размышлениям, предпочитал действовать, пусть даже и опрометчиво.

– Эй, грязевик! – закричал Платон. – Позови-ка нам директора, да поскорее!

Человек распрямил спину, которая громко хрустнула и близоруко сощурился. Было ему на вид около тридцати лет, однако волосы уже начали выпадать, являя миру обширную лысину. Ершова он вниманием едва удостоил, а вот литературному критику кивнул с радушной улыбкой.

– А это, сударь, и есть директор Аптекарского огорода, – Мармеладов протянул руку, помогая садовнику подняться с колен. – Иван Николаевич, снова требуется ваша помощь.

– С радостью, Родион Романович. Все, что в моих скромных возможностях. Однако боюсь, за рамками ботаники я вряд ли смогу быть полезен.

Услышав о том, что придется распознавать траву по запаху, ботаник воодушевился. Пригласил всех пройти в дом – снаружи-то все цветет, ароматов столько, аж голова кругом, – где уж тут унюхать.

Избенка была без сеней, открывалась сразу в единственную, но довольно просторную комнату. Все в ней говорило о педантичной страсти хозяина к порядку – и бумаги, разложенные в три ровные стопки на письменном столе, и аккуратно застеленная кровать, вжатая в дальний угол. Вдоль стен стояли книжные шкапы, забитые толстыми томами. Мармеладов не сдержал профессионального любопытства. В двух обнаружились старинные травники вперемешку с изящными современными монографиями. Третий, расположенный против единственного окна, обращенного на восход, был доверху забит авантюрными романами.

– Иван Николаевич, вот уж не ожидал в вас такого интереса, – усмехнулся сыщик.

– Студенты таскают, – отмахнулся ботаник. – Мне подобную ерунду читать некогда, но эти книжки для иной цели вполне пригождаются. Гербарии в них сушу.

Он ополоснул руки в ведёрке, стоявшем у двери, вытер их обрывком холстины, висевшей подле на гвозде.

– Так что там у вас за таинственная трава, Родион Романович?

Сыщик подал письмо.

– Только вы уж извольте глаза закрыть, – попросил от двери Ершов. – Содержание записки весьма деликатное.

Иван Николаевич мгновение колебался, словно борясь с желанием прогнать назойливого визитера и отказать в помощи. Только из уважительного отношения к Мармеладову не стал этого делать. Вздохнул тяжело, но плотно зажмурился и стал обнюхивать бумагу.

– Определенно могу заявить, что это Foeniculum vulgare! – проговорил он, возвращая лист. – Фенхель обыкновенный. Известный в народе под названием волошский укроп.

– Без всякого сомнения? – снова встрял кавалергард.

На этот раз директор скрывать своего раздражения не стал.

– А скажите, юноша, способны ли вы перепутать коня донской породы и, скажем, рысака-орловца?

– Исключено! У них ведь разные стати и…

– Так отчего же вы сомневаетесь в том, что я разбираюсь в растениях хуже, чем вы в лошадях?! – негодовал Иван Николаевич. – Впрочем, идите за мной, сейчас я вам докажу.

При последних его словах Митя застонал. Снова идти куда-то было невыносимо. Но и отступать в присутствии этого юного хлыща в белом мундире немыслимо. Придется терпеть…

Длинную оранжерею построили в центре Аптекарского огорода, с таким расчетом, чтобы на нее в течение всего дня падали солнечные лучи. Пройдя от входа шагов десять, ботаник указал пальцем на довольно высокое растение. Темно-зеленый стебель с многочисленными мохнатыми отростками увенчивала желтая корона, состоящая из несметного количества мелких цветков. Аромат, исходивший от нагретого яркими лучами фенхеля, был тот же самый, что и на письме. Адъютант пробормотал извинения, хотя и не слишком внятно, и добавил, что никогда и не думал усомниться в компетенции…

Ботаник эти жалкие потуги игнорировал, повернувшись к кавалергарду спиной.

– Раз этот самый укроп в наших широтах произрастает, стало быть, не такая уж он и редкость, – уточнил Мармеладов.

Иван Николаевич, будучи не только ученым-исследователем, но также и самым молодым профессором Московского университета, имел склонность к чтению лекций. Вот и сейчас подробнейшим образом проинформировал сыщика и его спутников о среде обитания фенхеля обыкновенного и полезных свойствах данного растения.

Оказалось, что в Москве произрастает только этот, единственный экземпляр. Остальные не прижились, как ни старались. Солнца мало. А ему нужно много тепла и света, как и, например, розмарину – вон там неподалеку, видите, цветочки такие голубенькие? Да, тоже только здесь у нас и присутствует. А в природе все это только на юге встречается. Кавказ, Крым, Османская империя… Из тех мест и привозят на продажу, товар-то ходкий, большой доход приносит.

– Вот смотрите, – ботаник выхватил у почтмейстера трость и, не слушая возмущенного ворчания, стал тыкать ею в растение, словно указкой. – Каждая часть фенхеля используется для разных целей. Зелень и стебли идут в пищу, из плодов получают масло, а из корней аптекари делают целебные настойки. Что еще? Барышни заваривают сушеные цветки от бессонницы, а семена – чтобы похудеть. Для доктора это растение незаменимый помощник: лечит глазные болезни, застарелый кашель, нервные расстройства. И для повара в ресторации тоже пригодится. Словом, одна такая травинка, разделенная на части, принесет невероятную выгоду.

Он вернул импровизированную указку, повернулся к кавалергарду и мстительно добавил:

– А вам, юноша, я бы рекомендовал фенхель от прыщей.

Ершов смущенно молчал и прятал глаза. Мармеладов также не произнес ни слова, размышляя о чем-то своем. Напряженное молчание прервал Митя.

– Вы давеча упомянули лошадей, а в том деликатном деле, по поводу которого весь разговор затеялся, одна кобыла вела себя странным образом, – он коротко описал историю с Буркой. – Не может ли это быть реакцией на волошский укроп?

– Ни в коем случае! – покачал головой ботаник. – Растение абсолютно безвредно для людей и животных. Но мне знакомы симптомы… Скажите, спустя полчаса лошадь пала?

Почтмейстер подтолкнул Ершова под локоть. Тот встрепенулся и подтвердил; да, вскорости Бурка упала на бок, из горла и ноздрей пошла кровь и в считанные мгновения все было кончено.

– Сходится, господа. По всем признакам это Aconitum napellus. Аконит, по легенде произошел от яда Цербера, которого Геракл вытащил на свет из царства мертвых. Вот где слюна адской псины на землю капала, там и выросла ядовитая трава. Враки, конечно, но красиво придумано. Растение это смертельно опасно и обычно кони его распознают. Инстинкт самосохранения заставляет выплевывать яд, пока он не причинила вреда. А эта ваша Бурка, получается, съела и не заметила? С трудом верится. Аконит жгучий, стоит проглотить – от горла до желудка огнем полыхает. Если только в ухо впрыснули…

Мармеладов все это время стоявший спокойно, вдруг вздрогнул всем телом.

– Родион Романович, да что с вами? Побледнели сильно, уж не захворали ль?

– Все хорошо, Иван Николаевич, не извольте беспокоиться. Просто с детства не переношу людей, которые способны поднять руку на лошадь. Но это вздор, вздор… Примите искреннюю благодарность за консультацию. А нам пора ехать.

На обратном пути к избушке ботаника, сыщик обратил внимание на одинокий дуб – высоченный и кряжистый стоял он посреди лужайки. Там, куда падала тень мрачного исполина, казалось, даже трава пожухла и прижалась испуганно к земле. Заметив интерес, профессор начал было рассказывать историю дерева, выросшего из желудя, посаженного самым первым директором Аптекарского огорода. Мармеладов прервал его на полуслове.

– Иван Николаевич, позволите ли позаимствовать один из ваших гербариев?