Людская масса продолжала течь к выходам. Некоторые на ходу увлечённо обсуждали запомнившиеся моменты представления. Перемешанные звуки хлопающих дверей, двигающихся людей, звонки истосковавшихся телефонов оглушали эхом со всех сторон. Но эти звуки, не могли заглушить разговоры загулявшейся компании. Николай отстранено наблюдал за редеющим залом. Было немного грустно. Занавес наглухо спрятал бликующую сцену. Антон с Самуилом и директором в очередной раз звенели бокалами. У Николая возникло чувство еще одного пройденного этапа в жизни. Как дочитанной главы в книге. Парни оживленно поздравляли друг друга с успешным окультуриванием.

– Николай, батенька, не грустите, сейчас бабочки припорхают на наш голубой огонек, не ночные конечно, но очень ласковые. Посидеть по душам с этой хрупкостью одно удовольствие, – Невский жестом приглашал к наполненным почти наполовину коньячным бокалам прижатыми пухлыми боками друг к другу, – это будет премилое зрелище. Девушки, от накала театральных страстей и замученные режимными репетициями «уезжают» с первых глотков, и несут такую забавную околесицу, что впору представлять большого плюшевого мишку из детства. Хромого, косого на один глаз, но без меры любимого.

Было заметно, что на короткий миг, все задумались. Очевидно представили милого мишку из детства.

– Но…, – Антон продолжил дирижировать бокалом, – совет бывалого таков: «Быть на одной волне!» Согрейте бокал своим теплом, а потом, это тепло перенесите во внутренние органы не расплескав. Нивелируйте, с позволения сказать, дистанцию между финансами и искусством, хотя, я знаю стеснение на сухую – это не ваш конек!

Николай задумчиво и нехотя улыбнулся.

Михаил Абрамович с Самуилом, глядя в сторону Николая, закивали головами попеременно, как будто, клевали носом со стола подсохшие бутерброды.

В зале стихли последние звуки, нарушаемые только двумя уборщицами собирающих что-то под сиденьями. Вряд ли там была шелуха от семечек и просыпанный попкорн. Но уборщицы не переставая усердно тёрли и мыли.

Николаю не очень хотелось выпивать, но после растревоженного балетной красотой разума, он решил поддержать компанию. Кроме того, ему стало интересно, чем отличаются пьяные балерины от обычных, виденных им перед спектаклем.

Зазвонил телефон, на экране снова мигала «Света-рассвет». Николай сбросил звонок и кинул телефон на стол. Он никак не мог припомнить, почему он впечатал Светкин телефон, как рассвет. В голову приходила только пошлая мысль, другие ассоциации не всплывали. Телефон Николая, для удобства запоминания, пестрил подобными подписями. Они все охарактеризовывали людей соответственно роду занятий или качествам, иногда внешнему виду. Особенно, это было удобно, если человека редко видел. С подписью картинка вставала перед глазами, не сразу, не в деталях, но было понятно кто они такие. Сережа – мусор, Инга – мудак, Андрей – рябой, Палыч – искусство, Анна – бонус, Света – рассвет… Иностранные контакты выглядели примерно также, все равно, всех по фамилиям не запомнишь. Было, одно неудобство, когда контакты из телефона, брали аппарат в свои руки и просили позвонить, чтобы отыскать потерянный телефон. Обычно, при этом спрашивая: «Блин, как я у тебя забит?» Приходилось изобретать отмазки, вырывая у них своё приватное ноу-хау. Отмазки, призванные сохранить отношения даже со случайными знакомыми.

– Михаил Абрамович, а вы не против если я немного дополнительно простимулирую оркестр, ну допустим месячным жалованием? Просто очень хочется чтобы они, приятной живой музыкой, сопроводили наше скромное возлияние. – Антон с надеждой посмотрел в покрасневшие глаза директора.

– Я? Я даже очень за. Дорогой вы мой человек! Боюсь, что только убежали уже все мои родные инструменты. Ну или почти все… И только пыль на копытах осела. Они же востребованные у меня, но по их мнению недоплаченные немного, вот и халтурят по городским заведениям, кто где сможет.

– Марина! Скажите пожалуйста музыкантам, чтобы не расходились и кто-нибудь поднялся сюда – крикнул в партер Михаил Абрамович, перегнувшись через велюровый бортик ложи.

Николай, Антон и Самуил как по команде с интересом посмотрели вниз.

– Балетушек моих, звать не нужно, сами придут, когда довольны своим внешним видом будут – улыбнулся он развернувшись обратно.

– И что? Мы, героинь этого вечера будем чествовать этими засушливыми объедками и встречать теплым пойлом? – Николай кивнул на неопрятный стол.

– Обижаешь друже, сейчас Родионыч, самый безопасный из всех службистов, уже на подлете, со спецпайком этого вечера из «Азбуки» нарисуется – Антон даже причмокнул от удовольствия, посмотрев на часы.

– Уважаю вас за основательность Антоша. Эх, побольше бы таких людей на земле и жизнь была бы абсолютно другой – Михаил Абрамович смотрел на Антона влюбленными глазами.

У входа в ложу появился какой-то худоватый тип, с впалой грудью, неуклюже-высокий и с неопрятными волосами. Одетый в черный, толстой вязки ромбиком свитер, закрывающим воротом всю его шею и почти весь подбородок. Он стоял, взирая с немым укором на стол и компанию людей, оккупировавших театр этим вечером. Как-то умирающим лебедем, он немощно прислонился к дверному косяку. Какое-то время на него никто не обращал внимание, но потом, поперхнувшись и закашляв, он обратил на себя внимание директора.

– А, вот он, мой золотой тромбон! Сереженька, душа моя, а наши коллеги музыканты, из не убежавших еще, кворум могут собрать? Ну, чтобы стройная музыка получилась, а не свирель одинокого пастуха? Хочется нашего главного спонсора поблагодарить и не бесплатно причем. Вознаграждение размером месячного оклада за три часа работы где-то. Плюс, минус. Конечно, если, вы не против?

Неприязненно слушая вопросительную тираду директора, Сереженька расцвел кучерявой черемухой при словах: «не бесплатно», «месячный оклад». – Я могу ребятам, позвонить, думаю, что все вернутся.

– Действуйте – благословил тромбона Невский, – возьмите задаток, он протянул Сереженьке пачку банкнот при этом уважительно поклонившись. – Будет одна просьба, не шансон конечно, но Вивальди «Времена года» осилите? Тревожную Зиму особенно люблю, ностальгия накатывает. Очень прошу, не сочтите за труд.

– Думаю без проблем, – одухотворенно преобразившийся музыкант выхватив пачку исчез в дверях набирая сразу кого-то по телефону.

Все трое обернулись в сторону Антона, никто не ожидал таких пристрастий к классике от такого балагура. «Что за…?» – читалось на заинтригованных лицах. Антон виновато развел руки в стороны. Собрался с мыслями. По его лицу пробежало множество эмоций. На губах обозначились маленькие кривые морщинки грусти.

– Понимаете друзья, не то, чтобы, я был ярый приверженец классической музыки, но конкретно, это произведение великого композитора готов слушать без конца. Всегда, когда хорошо. Всегда, когда плохо. Короче, всегда.

В моем детском доме, была одна единственная нянечка, которая не била и не ругала никого. Сердобольная одинокая женщина, с большими грустными зелеными глазами. Только она, носила детям сладкое и находила нужные слова к любой ситуации. Только она, тратила свою мизерную зарплату и покупала нам пряники, конфеты, книжки, игрушки, а иногда одежду. Только она, приносила внутрь, а не тащила наружу. Плакала над каждым нашим синяком, зашивая поношенную одежду. Иногда молилась за нас. К каждому, у нее был свой подход. В нас она видела маленьких людей, а не бесполезный человеческий мусор. Читала по ночам нам сказки… – Антон сглотнул комок в горле.

Было заметно, что Антону нелегко даются воспоминания. Он перевёл дыхание для продолжения. Сидящие за столом заинтригованно уставились на открывшегося с другой стороны вечно радостного Антона.

– Единственную, кого я любил и помню из своего ненужного мне детства. Я, называл ее мама Женя. Многие так называли. Воспитательницы, бесились от этого, и наказывали нас еще больше. В ответ, она любила и жалела нас вдвойне сильнее. У нее была личная, пропахшая человеческой прелостью, каморка в полуподвале без окон, там хранились матрасы и тюки с бельем. Она часто по вечерам брала меня с собой туда. На маленькой деревянной этажерке, среди тряпья, хранился весь ее нехитрый скарб. Сильно поцарапанная дряхлая радиола сопутствовала нашим долгим разговорам о жизни. Тяжелой для обоих.

Михаил Абрамович участливо вздохнул, пристально и как-то по-новому вглядываясь в лицо рассказчика.

– Иногда плакали. Пили кипятильником вскипяченный чай из полулитровых банок, обжигая пальцы и язык. Из лакомств сушки или сухари. Стульев не было. Сидели прямо на белье. Она рассказывала о своей суровой жизни. О погибшем муже. Убитом в драке старшем сыне. О беременности и умершем при родах младшем. Часто вспоминала смешные истории, чтобы ободрить меня.

Наш струнный, душевный дуэт неизменно разбавлял Антонио Вивальди, наш главный спутник и заговорщик. Единственная пластинка фирмы «Мелодия». Заезженная до дыр, израненная, как душа мамы Жени. Длинными и жирными бороздами, перепаханная вдоль и поперек. С тех самых пор, я внутри этой музыки, этого бессмертного произведения. Много раз даже в Европу летал в Вену, Берлин, Лондон специально на концерты в филармонию. Но память ласкает только шуршащий звук заезженной пластинки. Тот самый лучший оркестр из винила. Не отпускают времена года. – Невский снова сглотнул ком в горле. – Под «Зиму» плакали чаще всего…

– А что с мамой Женей стало? – спросил резко протрезвевший Самуил.

– Пытался много раз ее, найти. Даже мои возможности оказались не безграничны. Ее уволили за год до моего выхода из детского дома. Сраные завистницы не смогли пережить безмерную детскую любовь воспитанников к ней. Представляете, обвинили ее в краже пропитавшихся детской мочой матрасов. Эту святую женщину. Даже в местной газете один поганый писака фельетон выпустил. Расписал, что она машинами добро вывозила. Так и написал, раз в месяц под покровом ночи, подгоняла самосвал к запасному выходу, и грузила его всю ночь под завязку. Что за твари, а? Из всех кого удалось найти и наказать только этого алкаша, молодцы мои, ему пальцы на обеих руках переломали, чтобы беззащитную бумагу не поганил больше. – Антон, даже смачно плюнул в салфетку, сильно разнервничавшись.

– Да уж, – Михаил Абрамович смотрел на напряженные пальцы Антона с ожесточением мнущие салфетку.

– Блядская человеческая натура, сам бы таких убивал. Вот такие люди, на самом деле, человеческий мусор. Сами палец о палец не стукнули только завидовать и умеют – Николай хлопнул ладонью по столу.

Наступило минутное замешательство, каждый задумчиво переваривал услышанное. Под нахмуренное молчание, каждый поднял свой бокал. Выпили не чокаясь. Самуил тряс головой в негодовании, как будто гнал от себя плохие мысли или пытался окончательно восстановить ясность разума. Его рыжие кудри, как непослушные пружины, забавно вздрагивали. Он давно не хватался за спасительный телефон, было видно, что компания и темы поднятые этим вечером, ему были небезразличны.

В оркестровой яме послышалось какое-то движение. Музыканты опять начали разогревать инструменты. Николай увидел как они уже без парадной одежды примеряются по-свойски, как на ежедневной репетиции. Устраиваются, как кому удобно, не спеша и без фрачного пафоса.

Каждый за столом развернулся в сторону зала, когда неспешно потекла музыкальная «Весна». Вздохнулось по-весеннему легко, после тяжёлой предыстории Невского. Отсутствия инструментов не ощущалось. Похоже, что Сереженька всех стянул под знамена месячного жалования. В дверь ложи еле слышно и вежливо постучали. Затем тихонечко поскребли. Музыка и думы о былом утопили эти застенчивые звуки. Громкий удар, похоже ногой, заставил дверь жалобно вскрикнуть, а каждого из сидящих вздрогнуть и обернуться.

– Ваше задание выполнено! Как и просили всё согласно списку доставлено, – на пороге настежь распахнутой и придерживаемой корпусом двери, стоял квадратный Родионыч. Выглядел он достаточно нелепо, с вязанкой различных разноцветных пакетов и свертков, которые не сочетались с его суровостью. Родионыч был похож на нахальную школьницу. Растрепанную девчонку, вдруг, выигравшую главный приз. Получившую заветную черную карточку «Центурион» с неограниченным лимитом на покупки. За ним толпились несколько девушек. Они с интересом заглядывали внутрь из-за широченной спины доставщика снеди. Не спрашивая приглашения, Родионыч, как корабль, зашел в гавань ложи. С деловым видом, начал разрывать разбирать пакеты, предварительно завязав старую скатерть в подобие шара, прямо со всем на ней находящимся.

Переглянувшись, Николай и Самуил еле успели схватить свои телефоны. Посуда в одном большом тюке трещала и глухо ударялась друг о друга. На завязанной скатерти проступали увеличивающиеся пятна опрокинутых напитков. Первым делом, была накрыта, девственно чистая одежда для стола, с несколькими прямыми заломами новизны. Затем, стройными рядами, как солдаты, на столе начали возникать бутылки разной пузатости и выдержки. В ход пошли пластиковые тарелки, на которые водружались какие-то замысловатые азиатские фрукты, наравне с виноградом и ягодами не по сезону. С фруктов стекали капли чистой воды. Совокупность запахов нестерпимо щекотала нос и возбуждающе действовала на слюнные железы.

Сидевшие в ложе парни и стеснительные девушки, стоявшие по стенке, заворожено смотрели на умелые приготовления начальника службы безопасности. Очередное представление местного масштаба. Радушный заботливый балет по-домашнему.

По всей окружности стола, Родионыч расставил пластиковые приборы и фужеры – Пластик для гигиены! Свежие здесь! – со значением, он посмотрел в лицо Невского и указал на пакет прислонённый к стене.

Михаил Абрамович с недоверием смотрел на одноразовую утварь, но молчал. В центр, к бутылкам, сервирующий вывалил множество конфет в сверкающих обертках. Откуда-то из пакета вытащил сделанный под свадебный миниатюрный букетик из голубой махровой сирени в красной вазочке с золотыми китайскими иероглифами. Заключительным штрихом выступили два больших черных мусорных пакета заботливо расправленные и поставленные по углам, провинившимися детьми. Окинув взглядом накрытый стол, было похоже, что Родионыч остался доволен. Перевел взгляд на девушек, до сих пор, ютящихся у стены: «Сейчас стулья принесу».

Компания театралов, тоже вышла из гипноза накрываемого стола. Все повскакивали наперебой предлагая нагретые сидения девушкам.

– Разрешите огласить моих звездочек? – Директор театра пафосно откинул голову назад, вытянул руку вперед ладонью вверх. Казалось у него даже мелкие морщины в уголках глаз исчезли при виде разгоряченной танцами юности.

– Алина, Ася, Анна, Аделаида и Екатерина, – попеременно указывая он водил рукой. Каждый раз замедляя движение прямой руки как стрелки от часов останавливаясь на очередном представлении. Директору это было явно в горделивое удовольствие.

– И с ними на подбор дядька Черномор – Антон неуместно громко засмеялся, немного разрядив обстановку.

– Ты чего там выглядываешь? Стулья? Особые напитки? Иную еду? – обратился Самуил к Николаю наполовину наклонившемуся в коридор.

– Нет. Просто смотрю, может еще подойдут Анастасия, Аврора, Авдотья и Афродита. Похоже, что Михаил Абрамович набирает артистов по верхней части алфавита, – для пущего эффекта озадаченности Николай пожал плечами и выпятил нижнюю губу.

Тут, уже никто не удержался от смеха, глядя на нарочито надувшего щеки директора и вопрошающего в пустоту Николая.

Появился Родионыч с другим охранником, поставили к столу дополнительные стулья, козырнув оба вышли и прикрыли за собой дверь. Музыка приятно щекотала разомлевшую от изобилия душу. Музыканты играли даже лучше, чем на представлении. Девушки в предвкушении вечера, фруктов и вина в хорошей компании, радостно расселись по местам. Антон как-то хищно изогнувшись со всей силы потирал руки.

Глава 9. Ж, как Ж

Парни торопливо старались. Кто где оказался, пытались пригодиться, близ к нему расположившемуся. Суета касалась всего. Руки быстро взлетали над столом, орудовали бутылками, пробками, разрывали гроздья сочно выглядящего винограда, раскладывали по тарелкам нарезку сыра и ветчины. Девушки многозначительно и скромно взирали на приятную суматоху. Музыка то взмывала вверх, то опускалась до самого низа, касалась самых отдаленных уголков. Пластиковая посуда щелкала податливостью. Смесь ароматов свежего хлеба, шоколадных конфет, мяса, дорогого коньяка, различных фруктов навязывали ощущение какого-то новогоднего застолья. Застолья с приключением и продолжением, когда в конце исполнится заветное желание.

Антон, никого не спрашивая, наливал напитки в два разных бокала. Он не стал следовать примеру Самуила и директора, предпочитая разделить напитки, кто и какой захочет, выберет сам. Балерины водили глазами за его грубыми движениями, но при этом ухоженными руками, из-под рукава свитера, на запястье, выпал тонкий, красивой работы, кожаный браслет с серебристым якорьком. Каждый раз, когда Невский брал бутылку, якорек тонко, еле слышно звенел, ударяясь о стекло, ненароком, привлекая внимание любого, кто слышал этот тихий звук.

Николай, под видом написания сообщения в телефоне, отошел в угол ложи и рассматривал пришедших девушек. Теперь, явно было видно, что при своей фигурной стандартности, они смотрелись абсолютно по-новому смыв театральный макияж. Одинаковые по комплекции, но абсолютно разные во внешности и даже цвету волос. Мешковатые спортивные костюмы и халаты исчезли. Простая в обращении одежда, подчеркивала индивидуальность. Без особой вычурности, но аккуратная. На бал после выступления, они явно не собирались. Первое впечатление о девушках оказалось обманчивым, что у всех были черные глаза. Равно как, что у всех были темные волосы. Коньяк в крови, делал, каждую по-своему, еще красивее. Хотя, они и не были знойными мексиканками, а лишь культурными петербургскими девицами, еще не потерявшими интерес к жизни.

– Que chicas hermosas especialmente dos de ellas cerca de a ti, – Николай, оторвавшись от мнимых манипуляций с телефоном, посмотрел на Самуила, тоже украдкой разглядывающего балерин.

– Si, tienes razon, muy guapas! – Самуил возбужденно закивал головой, в полной уверенности, что их никто не понимает.

– Muchisimas gracias amigos – одна из девушек обернулась сначала к Николаю, затем в сторону Самуила, Михаил Абрамович представлял ее Аделаидой. Она смущенно хлопала ресницами, прикрывая на секунду светло-коричневые глаза. Прядь каштановых волос, доставала до аккуратного носика, казалось на фарфоровом лице. Она, застенчиво провела пальцем по бокалу с шампанским.

Все озадаченно переглянулись между собой. Николай с Самуилом почувствовали на мгновение неладное. Кто-то, не знакомый, вторгся на их территорию. Это ощущалось даже больше чем неудобство. Глубже чем быть застигнутыми врасплох. Или оказаться главным подозреваемым на месте преступления. Схожий дискомфорт.

– Аделька, вы чего там, ругаетесь, или обидное что-то обсуждаете? – Екатерина, девушка в ярко-красном безразмерном джемпере с большими белыми буквами «WOW», и помадой в тон джемперу, развернулась всем телом к Аделаиде.

– Да нет, Катюшь, ребята сделали нам комплимент, какие мы красивые, очевидно, стесняясь произнести это на языке присутствующих, вот и перешли на абракадабру. А, моя любимая углубленная школа испанского, пусть и в детстве, дает возможность прочитать их сокровенные мысли.

Аделаида, довольная, посмотрела прямо в глаза Николаю, умолчав про особо выказанный акцент на себя и Екатерину, которому, срочно пришлось сделать вид, что он занят открыванием еще одной бутылки, отведя глаза в сторону.

– А, ну это можно, это мы завсегда любим, комплименты и цветы. Они наше все, Самый практичный набор предвестников любви, – Катерина подмигнула Самуилу.

– Милые девушки, разрешите вас поблагодарить за чудесное выступление, за это фееричное представление. Нереально красивый балет, отточенное мастерство, и просто превосходный вечер. Не знаю, как другие, но для меня, это по-настоящему незабываемые впечатления. Впрочем, как и каждый раз, когда я бываю здесь! Мой нижайший поклон за ваши труды и ваше искусство! – Антон говорил эмоционально нараспев, в одной руке держа бокал, а другую прижимая к сердцу, немного наклонившись над столом. С каждой фразой заглядывая попеременно в глаза присутствующих.

Все с вниманием слушали Невского. Сгусток положительных эмоций, витающий над столом, опустился на плечи каждого присутствующего невесомой шалью. Проникнув внутрь, растекался приятной густой мелодией. Мягко льющаяся музыка дополняла и усиливала ощущение искренности пожелания. Встрепенувшись, после слова «выпьем», потянулись к центру стола своей пластиковой тарой. До этого, заботливо наполненной мужчинами. Ожидаемого звона бокала не последовало. Пластиковые бокалы, натужно издали подобие глухого стука, слегка щелкнув. Девушки залпом выпили, кроме Аделаиды, сделавшей пару глотков. Очевидно, проголодавшиеся артистки приступили к формированию сложных бутербродов. На хлеб ложились фрукты и овощи вперемешку с сыром и ветчиной. Мужчины с интересом поглядывали на сложные приготовления, закусывая виноградом. Всех одолевал единственный вопрос: «Как же это потом запихать в рот?» Сложный продуктовый небоскреб был способен разорвать чьи угодно рты, а женские тем более. Огромные бутерброды не вязались с хрупкой внешностью и худосочностью балерин.

– А я тоже хотела бы высказаться, можно? – девушка с колдовскими зелеными глазами, и маленьким золотым колечком в тонком прямом носу вскочила с места. Толстый серый шарф, замотанный толстым удавом вокруг шеи, лениво колыхнул концами на ее плечах.

– Асенька, душенька моя, у нас не драматические, у нас демократические посиделки. Для вас, любой каприз. Только, об одном прошу, не про зарплату пожалуйста, или медицинскую страховку, – Михаил Абрамович закатил глаза, играя драматическую роль, – Ася у нас местный активист, воинствующая балерина, фурия представляющая интересы коллектива во всех инстанциях, профсоюзный лидер, так сказать.

Ася, благодарно наклонила голову за пространное представление.

– Я бы тоже хотела поблагодарить присутствующих за лестные отзывы и за счастье подаренного вечера. Когда изнуряющие режимы питания и бесконечных репетиций, разбавляются светлым пятном душевного застолья. Особая благодарность, господину Невскому, за неусыпную заботу и новые авторские пуанты для всего коллектива. Качественный театральный грим. Выражу общее мнение девочек, если скажу большое спасибо! – Ася сделала реверанс, задев стул.

– Спасибо вам Ася. Большое спасибо от всей души вам и всему коллективу! – слегка покрасневший Антон вскочил, немного замешкавшись, скользнул губами по ее щеке.

После раздавшихся немного невпопад аплодисментов наступило тихое, сосредоточенное на еде, перемирие. Присутствующие дружно и с аппетитом уплетали свежие закуски и фрукты.

– Да я тебе точно говорю, он меня до сих пор у входа ждет, опять с веником, с которым даже в маршрутку не пускают. Цветы, длинные как неуклюжие лыжи. С шипами острыми, как гвозди. Я себе уже всю одежду зацепками перепортила, – во внезапно мелькнувшей тишине, обнажился частный разговор двух немного отвлекшихся девушек. Говорившая, тут же осеклась, понимая, что все услышали тему приватного разговора.

– Эх Алинка, я тебе сто раз говорила, дай шанс этому студенту, ведь целый год уже ходит на все представления и всегда с роскошными цветами. Это не похоже на домогательство к твоим костям, это скорее слепое поклонение твоему танцевальному гению – Катерина звонко засмеялась, – и вообще, девчонки, хватит о личном. Д-давайте, н-н-накатим еще коньячку, и удивим чем-нибудь мужчин. Артисты мы или просто гражданские алкогольвицы?

– Выпить мы даже очень за, и прошу прощения, что посвятила вас в личные подробности! – Алина, девушка с крупными каменными бусами из агата на белом бадлоне и темной легкой юбке выше колен, задорно подняла бокал. Ее соседка Анна, самая неразговорчивая, или самая застенчивая, девушка во всем черном и толстой короткой косой, тоже взялась за коньяк.

Девушки раскрывались все больше и больше. Скоростное употребление крепкого алкоголя заставляло их шуметь всё громче, а улыбаться чаще. Они не стесняясь всё чаще наливали себе сами, не давая шанса поухаживать за собой мужчинам. Подмигивали на все стороны. Даже, кому-то в пустой зал. Свои большие бутерброды, они редко отщипывали тонкими пальцами. Выглядело это немного по-птичьему, но как-то благородно.

Невский купался в море внимания. По его лицу было видно, что он очень доволен. Михаил Абрамович периодически глядел то на девушек, то в телефон к Самуилу, что-то ему объясняющему. Николай, разминая в пальцах крутил сигарету, смотрел на разыгравшийся людской жизненный аппетит. Особенно у девушек. Непринятых Светкиных звонков на его телефоне прибавлялось. «Не иначе, как хочет довести до конца начатое», подумал Николай. Музыка наполняла душу «Зимой». Коньяк гулял по всем частям тела. Сосуды, в такт музыке, пульсировали дубовым привкусом. В компании всех быстро накрывало девятым коньячным валом. Только Аделаида пила с чувством меры и предосторожностью. Что-то дворянское угадывалось в ее неторопливых манерах. Она единственная пила шампанское. Все пили вразнобой, по мере опустошения тары, наливали снова. Разговоры, дикими мустангами, скакали с предмета на предмет. Перекрикивали музыку, слова становились громче, движения раскованнее.

– Хочу прочитать вам с-с-вои с-с-тихи! Только, что придумала, посвящается Алине и ее ух-х-хажеру! – сказала заикаясь Катерина, очевидно для храбрости, взяв маленький букетик в вазе со стола.

Я медленно сходил с ума

У двери той, которой жажду.

Весенний день сменяла тьма

И только разжигала жажду.

Я плакал, страстью утомясь,

И стоны заглушал угрюмо.

Уже двоилась, шевелясь,

Безумная, больная дума.

И проникала в тишину

Моей души, уже безумной,

И залила мою весну

Волною черной и бесшумной.

Весенний день сменяла тьма,

Хладело сердце над могилой.

Я медленно сходил с ума,

Я думал холодно о милой.

Поклонившись одной головой, Катерина плюхнулась на стул, поднеся маленькую вазу с цветами к своим красным губам, намереваясь выпить. В последний момент, поняла ошибку ткнув букетом себе в лицо, вернула композицию обратно в центр стола. Николай с Аделаидой улыбаясь переглянулись. Михаил Абрамович серьезно посмотрел на Катю, очевидно, считая какие-то свои варианты в голове. Думая, как бы использовать этот поэтический дар своей подопечной.

– Браво! – Антон захлопал в ладоши, – Прочитали замечательно, какая сила слога! Может еще что-нибудь почитаете?

– Мне тоже понравилось, чувствуется рука мастера, – Аделаида опять посмотрела на Николая, смеясь, уже не скрывая, – ваш стиль Екатерина очень напоминает надрывное творчество великого русского поэта Александра Блока, вы пишете отменно, не каждому дано. Сказать в столь малой форме так просто, так емко и так чувственно. А главное очень по теме.

– Спасибо Аделюшка…, да мож-ж-ет ты и права, наши стихи с ним так пох-х-хожи, что я уже не разделяю ин-н-огда, где Блок, а г-где я. Наше творчество с ним, похоже и неразличимо! – едва смутившись Катерина выпила залпом немалую дозу коньяка, – ну, тогда с мыслями соберусь и попозже, вам, свое на суд вынесу, чтоб уже наверняка.

Резко вставшая, самая тихая девушка Анна, чуть не опрокинулась на Николая. Удержалась слегка согнув ноги в коленях. Немного диким взглядом обвела компанию.

– А хотите, я на шпагат с обратным провисом между стульев сяду? – Анна пыталась одновременно во время вопроса стряхнуть Алину со второго стула, даже не обращая внимания, что та пьет из бокала.

– Это как Ван Дамм что ли? – Самуил с интересом на раскрасневшемся лице разглядывал покачивающуюся Анну, почему-то разминающей запястья.

– Даже лучше. Даже глубже. Ему там в фильмах его мужское достоинство мешало. Я, таких проблем не испытываю! – коротко икнув она повернулась к стульям.

Вскарабкавшись между стульями стоящими друг напротив друга, в устроенном пространстве, раскинула ноги циркулем прямо на сиденья. Затем замерев, Анна развела вытянутые руки по сторонам, – Алле-оп! – она прогнулась многим ниже линии сидений, доставая тазом почти до пола. Взяла со стола виноградину и подкинув ее в воздух, поймала ртом.

Мужчины восторженно захлопали. Трюк исполненный Анной действительно смотрелся очень эффектно. Она продолжала сидеть раскачиваясь между стульями. Смотреть на это было больно, но интересно. Как настоящая циркачка, она подкидывала виноград и каждый раз, ловила его ртом ничего не роняя.

– Да-а, мастерство не пропьешь – Николай с опаской смотрел на гуттаперчевые качели Анны.

– Да ерунда это все! Каждый дурак так может! Нашла перед кем хвастаться, это же настоящие мужчины, а не спортсмены-каратисты. Пусти-ка меня, тоже показать хочу – отклеившись от стены Алина сняла за подмышки Анну, как пушинку. Развернула стулья спинками друг к другу. Сняла туфли.

– Но-но-но, только без членовредительства мне тут, устроили Сорочинскую ярмарку, больничный не закрою! – встрепенулся директор.

– Ну все, началось громыхание телесными доспехами, сейчас посмотрите во что гораздо женское упругое тело, истосковавшееся по ласке. Кондиция достигнута. Финал всегда один. Как же еще можно показать товар лицом или проявить исключительные качества, при этом в рамках приличия? – Аделаида нагнувшись прошептала на ухо Николаю.

Алина упершись руками в спинки стульев взметнула ноги прямой и ровной свечкой вверх. Случайно или специально забыв, что она в юбке. Мужчины замерли уставившись больше не на мастерскую свечку Алины, а на чулки ровных ног и черные врезающиеся в тело стринги. Задравшаяся юбка, гармошкой осела на бедрах. Внезапный стриптиз очень удался. Подержав, какое-то время, ноги прямо и насладившись завоеванным вниманием, Алина, решив усилить впечатление, развела ноги по сторонам параллельно пола. У Самуила отпала челюсть: «Ух ты, какая разножка!», только и смог произнести он. Но оказалось, что и это еще не все. В оркестровой яме, как раз происходил музыкально-тревожный переход барабанной дроби к следующему акту. Усилилось впечатление присутствия в цирке с запредельно-опасным трюком.

– Бокал с коньяком кто-нибудь! – скомандовала Алина, с разведенными ногами в стороны, перенесла вес тела на одну руку, вытянув другую в сторону стола.

– Пожалуйста! Только я прошу аккуратно. Ваш возможный травматизм, я не переживу! – подскочивший с коньяком Невский протягивал бокал одной рукой. Другой рукой он создал видимость страховки в области изящного нижнего белья Алины.