Мы, Николай II

– Ваше Величество, – скрипучим голосом начал Победоносцев. – Мы явились по Вашему указанию.

– Я Вас, Константин Петрович, сдаётся мне – не вызывал.

– Обер-прокурора в дни смутные и переломные и звать не надо, сам явится, – молвил Победоносцев, и как-то странно заскрипел, возможно этот звук у него означал смех.

– Иван Логгинович, – демонстративно обратился я к Горемыкину, который, глядя на нас, медленно и заботливо разглаживал свои огромные седые усы. – Не устали Вы от трудов праведных на такой беспокойной должности?

– Иван Логгинович, – вновь заскрипел Победоносцев, – человек недюжинных сил и способностей. Равно, как и я – Ваш покорный слуга. Мы от отца Вашего Вам даны для продолжения его дел и воплощения планов и замыслов.

– Боюсь, уважаемый господин Горемыкин, Вам, да и Вам, не менее уважаемый Константин Петрович, – гневно взглянул я на Победоносцева, – придётся попрощаться со своими должностями, так как планируемые мной изменения в жизни государства и общества вряд ли придутся вам по вкусу.

– Помилуйте, Ваше Величество, – впервые я услышал голос Горемыкина, оставившего наконец в покое свои величественные усы, – и кого же Вы на мою должность поставить соизволите?

– Ну, к примеру, Петра Аркадьевича Столыпина.

– А, я извиняюсь, кто это?

– Титулярный советник. Каунасский, то есть, простите, Ковенский уездный предводитель дворянства и председатель тамошнего суда мировых посредников, чиновник IX класса на должности V класса государственной службы.

– Кого Вы хотите назначить? – оказывается голос Победоносцева мог не только скрипеть, но и звучать достаточно глубоким баритоном. – Да Вы что, Николай Александрович, только через мой труп. Реформатор на реформаторе, кошмар Вашего покойного батюшки. Побойтесь Бога, они и Вас и Россию в гроб загонят.

– Боюсь, уважаемый Константин Петрович, что в гроб меня гораздо скорее загонит Ваш консерватизм, страна меняется, а модель государственного управления нет. Про свой двор я вообще молчу. Вчера я впервые разглядел скорохода. Настоящий попугай – костюм разноцветный, фалды ливреи короткие, а на голове шлем со страусовыми перьями трёх цветов. Просто Маленький Мук из арабской сказки. Тысяча и одна ночь, воплотившаяся в реальность. Хорошо хоть палача штатного Вы нам в штат не включили, он был бы вполне уместен при нашем дворе в своём красном бархатном колпаке с прорезями для глаз.

– Николай Александрович, я служил верой и правдой Вашему отцу-императору и служу Вам, но такого я не потерплю, мне оскорбительно слышать Ваши намёки. При таком развитии событий мы будем вынуждены уйти в отставку. Да, Иван Логгинович? – Горемыкин явно неохотно закивал головой, а Победоносцев продолжал. – Но мы ещё вернёмся, я Вас уверяю, вернёмся и Вы сами первым попросите нас об этом…

Перед сном я заглянул к моей нынешней матушке.

– Тебе не жаль Победоносцева, он муж верности и разума, – она с улыбкой смотрела на меня. – Хотя и бывает зануден своей природной скрипучестью.

– Да, он всё новое воспринимает со скрипом, – решил я поддержать её шутку.

– Ты знаешь, ещё пару лет назад я бы осудила твои первые императорские шаги, но сегодня я соглашусь и всячески поддержу тебя, пусть я уже не совсем молода, но слух у меня прекрасный и я отлично слышу ход часов времени. Вся наша страна подобна огромной кастрюле – огонь снизу всё жарче, кипение всё сильнее, а крышка привинчена наглухо. И что будет, если ничего не менять? Сорвёт крышку, а заодно и оторвёт наши бедные головы.

ГЛАВА 4

ИСТОРИЯ НЕ ТЕРПИТ СОСЛАГАТЕЛЬНОГО НАКЛОНЕНИЯ

Утро было солнечным и прохладным, бесконечно устав от напряжения последних дней я решил немного прогуляться в одиночестве по территории Кремля. Насчёт одиночества я, конечно, немного лукавлю. Несколько охранников на почтительном расстоянии внимательно следили за моей безопасностью.

С террасы Дворца за красными кирпичными зубцами кремлёвской стены прекрасно просматривалась Набережная Москвы-реки, чуть поодаль, в туманной утренней дымке – Храм Христа Спасителя в его изначальном виде. В этот миг я наиболее остро почувствовал весь ужас моего одиночества – виды почти не изменились, но огромная временная пропасть разделила меня с моими родными и близкими.

Виды действительно внешне были те самые, знакомые с детства. Выйди на Красную площадь – увидишь Собор Василия Блаженного, памятник Минину и Пожарскому, здание ГУМа… Но вот звуки и запахи резко отличались. Как я прочитал в одной из библиотечных книг – первый автомобиль в Россию в 1891 году завез из Марселя, одессит – журналист и предприниматель Василий Васильевич Навроцкий, владелец очень популярного тогда «Одесского листка». В Москве пока автомобилей не было. Правда, трудно такое представить? Не тешьте себя иллюзиями – насчёт диких московских пробок, организуемых извозчиками, меня уже предупредили. Что же касается автомобилей, вчера мне торжественно вручили рекламный буклет.

Чёрным по белому, ярко и крупно: «Первый российский автомобиль на базе самодвижущегося экипажа, собранный на каретной фабрике Петра Фрезе с использованием двигателя Евгения Яковлева будет продемонстрирован на XVI Всероссийской промышленно-художественной выставке в Нижнем Новгороде». На самом деле, как я выяснил, это была двухместная заднемоторная коляска с одноцилиндровым четырехтактным двигателем, мощностью 1,5 лошадиной силы и возможностью развивать дикую скорость – 21 км/час. Всё это было довольно интересно, но признаюсь – куда больше меня интересовали разработки инженера Ипполита Романова, который изобрёл первый отечественный электромобиль. Статья на эту тему в своё время меня очень удивила, теперь же насмешница-судьба давала мне возможность не только встретиться и пообщаться с этим гением, но даже поддержать его на государственном уровне. Как тебе такое, Илон Маск?

Простите, отвлёкся. Так вот – запахи и звуки были совсем другие. Пахло свежескошенной травой, пирожками, жареным мясом, квашеной капустой и еле уловимо – конским навозом. Звуки клаксонов, далёкий крик петухов, ржание лошадей, – всё это было удивительно непривычно для моего слуха. Неожиданно в мою голову пришла весёлая мысль – вот так идёшь-бредёшь, а навстречу Владимир Владимирович или Леонид Ильич с законным вопросом – а ты что Николай, здесь забыл? Почему прогуливаешься так чинно и важно, ещё бы корону свою с алой шапочкой на башку нацепил, посмешище!

– Уеду, уеду скоро, в Петербург, там моя столица, там мой дом родной, – тихо ответил я на эфемерные упрёки незримых собеседников. Хотя, по правде сказать, Москва мне была всегда гораздо ближе и понятнее. Но – назвался груздём, полезай в короб!

В этот миг я понял, что обстановка вокруг меня стремительно меняется. Послышались выстрелы, кто-то кричал. Огромный казак из моей личной охраны буквально прыгнул на меня, уронив на землю и прикрыв своим телом. В какой-то момент он поднял свою огромную руку, прицелился и выстрелил в невидимого мне террориста. Выстрел, крик, переходящий в визг, а потом звук глухого удара. Одна из пуль просвистела совсем близко. Мой спаситель снова выстрелил, его дружно поддержали другие мои телохранители. Буквально через пару минут всё закончилось.

– Поднимайтесь, Ваше Величество, Вы уж не взыщите строго, что Вас повалил, аки медведь в лесу, – моему огромному защитнику и спасителю было явно неловко. Он явно хотел помочь мне отряхнуться от дорожной пыли, но так и не решился.

– Это Ваша работа, которую Вы все выполнили на отлично, за что будете представлены к государственным наградам и премиям.

Честно говоря, глядя на радостные лица сотрудников моей охраны, я бы не особенно удивился, если бы они сказали после моей фразу что-нибудь типа: «Служу царской России!».

День был испорчен. Аликс плакала, когда узнала о попытке покушения, а Мария Фёдоровна сидела со скорбным выражением лица и печально смотрела на нас обоих.

– Менять, менять, вот и наменял, – всхлипнула Аликс. – Это всё твои реформы и пертурбации.

– Дорогая, по сути, я ещё даже не начинал реформировать наше болото, не волнуйся, это случайность, всё будет хорошо, – успокаивая супругу, сам я лихорадочно размышлял над произошедшим.

Нападающих было трое, двоих охране удалось застрелить, одного ранить. Им оказался некто Пётр Владимирович Карпович. Это меня по-настоящему испугало, ведь я хорошо помнил из курса истории, что именно Пётр Карпович убийством министра просвещения Боголепова в начале 1901 года открыл так называемую вторую волну террористизма в России. Но сегодняшнее покушение стало явным отклонением от привычного хода истории, а, значит, вносимыми мной изменениями были разбужены неведомые магические силы, защищающие естественный ход событий. Мне вспомнились слова нашего школьного историка – история не терпит сослагательного наклонения. Да ещё как не терпит!

На душе было мерзко и тревожно. И что, позвольте спросить, мне делать? Отодвигая потенциальную гибель через два с лишним десятилетия, я чуть не погиб от пули через три дня после коронации.

– Дорогой, едем в Санкт-Петербург, там спокойнее и охрана натужней, – Аликс умела быть убедительной, хотя все исторические факты, включая убийство моего «деда» Александра II, явно говорили об обратном. – Мне обещали представить чудесного ясновидящего, он будет предостерегать тебя, мой несчастный Ники.

– Надёжней, от слова – надежда, – поправил я и совсем тихо напел: – Надежда – мой компас земной, а удача – награда за смелость…

– Какая приятная мелодия, – заинтересовалась Аликс, всегда неравнодушная к музыке, – Кто это написал? Глинка или Римский-Корсаков?

ГЛАВА 5

ОТ ПУЛЕМЁТА МАКСИМ К ПЕТРУ СТОЛЫПИНУ

Военный министр Пётр Семёнович Ванновский, с которым я познакомился утром следующего дня, был, пожалуй, всем хорош, за исключением своего почтенного возраста. Близкий друг Александра III, герой Турецкой войны, автор бессмертной фразы: «У России только два союзника: её армия и военно-морской флот».

Беседуя с Ванновским, одновременно я размышлял – кем его заменить. В своё время я много читал о графе Дмитрии Алексеевиче Милютине, министре-реформаторе времён моего деда Александра II. Ого, уже моего деда! Быстро, однако же, Вы освоились, уважаемый новоявленный Ники. Нет, Милютин не вариант, ему уже 80, и хоть впереди у него ещё 16 лет довольно активной жизни, ставку явно нужно делать на молодых. Мария Фёдоровна настоятельно советует присмотреться к Алексею Николаевичу Куропаткину – всего сорок восемь лет, прогрессивен, амбициозен, правда не в ладах с Николаем Николаевичем, ещё одним моим теперешним двоюродным дядей, из-за чего и был направлен из Генерального штаба сначала командующим войсками в Закаспийскую область, а потом и того дальше – в Тегеран, главой чрезвычайного посольства.

– Пётр Семёнович, – вернулся я мыслями к нашей беседе, – а как Вы относитесь к изобретению Хайрема Максима?

– А кто это, простите? – Ванновский был искренен в своём неведении.

– Американский, правда теперь уже английский изобретатель пулемёта. 600 выстрелов в минуту, начальная скорость пули 740 метров в секунду.

– Страсть то какая. При таком вооружении и войны смысл теряют, с этакой-то скорострельностью за неделю всех врагов перебить можно.

Я, – дитя ядерного века, грустно улыбнулся. Долгий путь от палки до водородной бомбы и каждое новое изобретение казалось верхом эволюции вооружений, средством сдерживания, способным априори предотвратить бессмысленные войны. Ах, если бы…

– Пётр Семёнович, вы человек военный и разрешите говорить с Вами напрямую, без экивоков, – в глубине души мне было жалко расставаться с добродушным генералом, но дело этого требовало. – 74 годочка Вам…

– Намёк понял, место просиживать не обучен, сам чувствую – хватку теряю, в молодости куда резвее был, читал, интересовался, – на удивление генерал казался даже довольным моим предложением. – Куропаткина рекомендую. С ним эти самые пулемёты, лодки подводные, прочие новинки. Я только за, пусть пашет. А наше дело стариковское – чаи распивать, да про подвиги внукам заливать. Честь имею!

Часом позже 34-летний, буквально пышущий энергией Пётр Аркадьевич Столыпин ворвался в мой рабочий кабинет. Внук Светлейшего князя Александра Михайловича Горчакова до глубины души поразил меня свободой личного общения. Быстро подойдя ко мне, он внезапно схватил и начал крепко сжимать мою руку. Меду нами говоря, и в прежней жизни мало кто себе позволял подобное, что говорить, насколько удивительно это было в данных обстоятельствах.

– Здравствуйте, Ваше Величество. Рад, очень рад, – тон был действительно очень радостным, но внимательные умные глаза были спокойными и оценивающими. – Такая честь, такая честь. Слов нет. Но позвольте вопрос – как Вы вообще обо мне узнали?

– Внуки Горчакова на дороге не валяются, к тому же я слышал, что у Вас довольно много идей государственного переустройства…

– Много идей, очень много. Нам нужна Великая Россия, потому и с радостью дам согласие возглавить Комитет министров!

– Не горячитесь, голубчик, – напор Столыпина начал меня немного угнетать, его энергию явно требовалось направить в мирное русло. – Комитет министров возглавит на данный момент Сергей Юльевич Витте. Вы, простите, пока довольно молоды и неопытны. Освойтесь для начала в столичных сферах, а будете усердны и инициативны – обязательно придёт и Ваш черёд, а пока не поймут, не обессудьте. Хотя, как общеизвестно, молодость – это единственный недостаток, который всегда довольно быстро проходит. Так вот, к делу – Вам я предлагаю интереснейшую должность министра внутренних дел.

– Держиморд российских строить?

– Ну почему сразу держиморд? Неужели в огромной России не найдём мы людей одарённых, неравнодушных, талантливых в своём деле? Да и масштаб деятельности каков, как-никак первый министр. Помимо полиции на Вас будут местные суды, почта, телеграф, тюрьмы, ссылка, губернские и уездные администрации, земства, снабжение продовольствием при неурожае, страхование, медицина и даже пожарники. Самое оно для Вашей неуёмной энергии.

– Согласен, достойный пост. Министр Столыпин войдёт в историю.

Вот в этом я как раз и не сомневался. Хотелось бы только без «столыпинских галстуков» и череды бесконечных покушений.

– Только не горячитесь, уважаемый Пётр Аркадьевич, используя кнут, не забывайте про пряник.

– Пряник в России зачастую чёрствый и его также можно использовать, как и кнут для наказания, – расхохотался Столыпин.

– Ну уж нет, родной, – подумал я в этот момент. – Вешать налево и направо я тебе не дам. Поддержим полезное, отбросим ненужное! Классная формулировка. Прямо хоть записывай для будущих мемуаров. Кстати, помнится мне – Николай II регулярно вёл дневник, грех и мне в этом отставать.

– Хочу проинформировать, уважаемый Пётр Аркадьевич, что вчера на мою жизнь покушались. Задержан некто Пётр Владимирович Карпович. Прошу Вас приступить к делам, максимально быстро освоится на новом месте и расследование по делу Карповича считать приоритетным, мне жизненно важно знать – кто стоит за ним. Но, конкретно завтра у нас оперативная задача – безопасность людей во время народных гуляний на Ходынском поле. В четыре часа утра встречаемся там.

В этот же вечер, перед сном, я восполнил в дневнике записи за четыре последних сумасшедших дня, после чего мгновенно заснул сном праведника, с чувством выполненного долга.

ГЛАВА 6

ХОДЫНКА

Мне показалось я лишь моргнул и вот уже денщик вежливо будил меня. За окном было ещё темно, но первые признаки приближающего рассвета лёгкими намёками, крадучись, начинали появляться на восточном горизонте. Воздух был свежим и бодрящим, настроение приподнятым – сегодня я пойму – в состоянии ли я что-то изменить в ходе русской истории и к чему это всех нас приведёт?

Ходынское поле, первое упоминание о котором датируется 1389 годом, когда Дмитрий Донской завещал подмосковный Ходынский луг своему сыну Юрию Дмитриевичу располагалось на севере Москвы между современными Ленинградским проспектом, Беговой улицей и Хорошёвским шоссе. Кстати, «Ходынское поле» нашего времени, из которого я, так сказать, прибыл в дореволюционную Москву, являло собой отличный московский парк.

Ехать было совсем недалеко, однако, – чем ближе мы подъезжали к месту назначения, тем плотнее становилась толпа, спешащая за царскими подарками и угощениями. Людей было безумно много. Шли целыми семьями, дети изо всех сил старались не отпускать родительских рук, чтобы не потеряться. Толпа была поистине огромной, но пока, к счастью, управляемой. Две полицейские кареты, идущие впереди, создавали коридор для нашего дальнейшего движения. В какой-то момент части полицейских пришлось вылезти и идти впереди карет, буквально раздвигая и расталкивая зазевавшихся прохожих.

К четырём утра мы были на месте. Увиденное частично порадовало меня. Бесконечным полицейским и их помощникам в однотипных серых костюмах из недорогой ткани (это были, скорее всего, филеры – секретная агентура охранного отделения) удалось организовать коридор. Каждому заходящему в него вручался подарок, завёрнутый в платок, булочка от Филиппова, памятный жетон и новёхонький рубль. После этого вновь прибывшим указывали место на поле, куда им необходимо было проследовать. Желающие уйти после получения подарков, а таковых, к счастью, оказалось немало, в основном – женщины с малолетними детьми, направлялись в боковой живой коридор, прочь от основной толпы.

Тех, кто оставался, грамотно распределяли по всему полю, которое было условно разбито на квадраты. В каждом квадрате желающих ждали примерно одинаковые развлечения – пиво, вино, медовуха. Находящиеся рядом полицейские и сотрудники охранного отделения внимательно следили, чтобы люди не упивались, к спиртному прилагалась нехитрая закусь – пирожки, солёные сушки и баранки, тульские пряники, и, к моему огромному удивлению, многие именно ели, а не пили.

На моих глазах выступили слёзы – эту страну прежде всего предстояло накормить, прежде чем стегать и гнать галопом навстречу светлому будущему, что во все времена было излюбленным развлечением многих наших правителей.

Заметно светало. Несметным людским толпам, казалось, не будет конца. И всё-таки толпа по-прежнему была управляемой. Мы с Петром Аркадьевичем расположились на северо-западной окраине поля, организовав что-то типа оперативного штаба и отгородившись от толпы тремя рядами оцепления силами Министерства Императорского двора. На взмыленном коне трижды к нам подлетал генерал-губернатор Сергей Александрович, постоянно докладывал об обстановке московский обер-полицмейстер Александр Власовский. Оба они всецело осознавали степень ответственности и старались изо всех сил.

Примерно к семи утра численность толпы достигла максимума, а после постепенно начала спадать. Женщины уводили засыпающих детей и хорошо захмелевших мужей, полиция увозила с поля особо отличившихся в поглощении спиртных напитков, при входе на поле раздавались последние сувениры.

Я смог, я сумел предотвратить страшную трагедию, всё продумать и организовать. И в этот момент, когда казалось, что всё уже позади, с противоположной стороны поля раздался страшный взрыв и застрекотали выстрелы. Толпа ринулась в нашу сторону, сметая оцепление, вне себя от ужаса. Катастрофы, судя по всему, избежать не удастся. Неведомые магические силы, разбуженные мной, вновь постарались вернуть реку исторических событий в исходное русло…

Стрелявшие шли цепью. Их задачей не было убивать, они гнали огромное «людское стадо» на нас, стреляя выше голов бегущих. Но люди не понимали того, что происходило за их спиной, они бежали напролом с расширенными от смертельного ужаса глазами. Кто-то падал и напиравшие сзади бежали прямо по нему. К резким звукам выстрелов добавились крики покалеченных.

Столыпин уверенным движением шагнул вперёд, чтобы защитить меня своим телом. Решительности и храбрости этому человеку было не занимать.

Мне показалось, что наша гибель неминуема, но всё-таки заранее принятые меры безопасности дали о себе знать. К нам на помощь спешили мощные полицейские силы. Это почти невероятно, но в последний момент филерам и полицейским удалось построить некое подобие каре и отсечь основные силы бегущих, направив их к одному из оборудованных выходов с поля.

Другая группа, состоящая преимущественно из сотрудников Министерства Императорского двора начала вести стрельбу на поражение по цепи террористов. Цепь начала редеть, и мне стало понятно, кто ею руководит.

– В бородатого не стрелять, – закричал я.

– Не стрелять в бородатого, живым брать гада, – подхватил какой-то очень зычный голос.

– Бородатого живым взять, – истерически взвизгнул кто-то, находившийся в непосредственной близости к бородатому.

И тут я увидел, что этой самый бородач приставляет пистолет к своему виску. Выстрела я не услышал, но на моих глазах его голова превратилась вдруг в страшное кровавое месиво, выстрел снёс часть лица. Остальные организаторы теракта к этому времени уже были мертвы.

– Вот, уважаемый Пётр Аркадьевич, к делу Карповича добавляются новые фигуранты. Практически уверен, что это звенья одной цепи.

– Будем работать, Ваше Величество. Вижу, что скучать на новой должности мне точно не придётся.

ГЛАВА 7

ВСЕ МЫСЛИ И ДЕЛА Я ЗНАЮ НАПЕРЁД? НИЧЕГО Я НЕ ЗНАЮ

Внешний вид Петра Аркадьевича Столыпина на следующее утро меня поразил. После того, как мне сообщили, что он не ложился и работал всю ночь, я ожидал увидеть уставшего и не выспавшегося человека, но это был явно исключительный случай. Новый министр был бодр, свеж, выбрит, смело одаривая окружающее пространство довольной улыбкой и приятными нотками одеколона.

– Доброе утро, Пётр Аркадьевич, как Вы себя чувствуете?

– Прекрасно Ваше Величество. У меня неплохие новости. Кажется, нам удалось поймать за хвост тех, кто никак этого не ожидал.

– Рассказывайте, любезный, не томите.

– Застрелившимся бородачом оказался по документам Азеф Евгений Филиппович, а в реальной жизни – Евно Фишелевич, 27 лет, родившийся в местечке Лысково Гродненской губернии в семье бедного портного-еврея. Кроме него в семье было ещё шестеро детей – два брата и четыре сестры. С 1892 года секретный сотрудник полиции, осведомитель с установленным окладом в 50 рублей.

Азеф – известнейший агент-провокатор, в ближайшем будущем он должен был стать главой боевой организации эсеров (теперь ему занять этот пост по понятным причинам не удастся). Интересное дело – исторические события опять ускорились и начали приобретать какой-то уже совсем непредсказуемый оборот.

– Среди опознанных ещё два интереснейших персонажа – Александр Викторович Савинков, социал-демократ крайне левых взглядов, а также его 18 летний брат Борис, информации о котором у нас нет, скорее всего в силу его возраста.

Голова моя закружилась. Легендарный Борис Савинков, он же в прежней реальности «Б. Н.», Вениамин, Галлей Джемс, Крамер, Ксешинский, Павел Иванович, Роде Леон, Субботин Д. Е., Ток Рене, Томашевич Адольф, Чернецкий Константин убит, не достигнув совершеннолетия. Бред какой-то. А главное – что теперь будет. Брэдбери со своим «Эффектом бабочки» нервно курит в стороне.

– Но самое интересное, – улыбка Петра Аркадьевича стала ещё шире. – И Азефа, и старшего Савинкова в системе полиции курировал один и тот же человек – действительный статский советник, вице-директор Департамента полиции Семякин Георгий Константинович, друг, кстати, Петра Николаевича Дурново, бывшего Директора Департамента полиции, вынужденного уйти в отставку в 1893 году после забавного сексуального скандала. В подчинении Департамента находился «чёрный кабинет», перлюстрировавший переписку граждан. Однажды были перехвачены откровенные письма некой питерской дамы любовнику – бразильскому послу в России. Доложили шефу. Увы – дама одновременно была любовницей и самого Дурново. В приступе ревности он наделал глупостей. Мало что заявился к изменщице, отхлестал по щекам и швырнул ей письма в лицо. Мало что выскочил из квартиры, забыв письма забрать. Он ещё и обыск провёл у бразильца в поисках других посланий. О чём тот не преминул сообщить Вашему батюшке – императору Александру ІІІ: что ж это у вас за нравы в стране – шеф полиции читает чужие письма, избивает любовницу, обшаривает квартиры иностранных дипломатов…

– Занятно, а какое отношение Пётр Николаевич имеет к своему однофамильцу – Ивану Николаевичу Дурново, председателю Комитета министров, которого я заменил на Витте?

– Это сложный вопрос. Прямыми родственниками они не являются, это факт, возможно они даже из двух разных дворянских родов. Один имеет отношение к Костроме, происхождение второго иное, но там практически невозможно разобраться, всё так запутано. Этих Дурново, как прошу прощения, собак нерезаных. Я навёл справки – наши два однофамильца Дурново практически не общаются и отношения между ними весьма натянутые из-за ощутимой разницы во взглядах на жизнь.

– А какое же отношение ко всему этому имеет Карпович?

– Судя по всему, он хороший знакомый Александра Савинкова. И, если допустить, что последний получил откуда-то сверху задание Вас уничтожить, то он вполне мог привлечь для этого дела идейного знакомого, чтобы не рисковать собственной шкурой. А когда не получилось – пошёл в атаку сам.

– Много людей вчера погибло?

– Мы уничтожили дюжину террористов, в организованной ими давке погибло пятеро мирных граждан.

– Да, в любом случае это лучше, чем было изначально.

– Что, простите?

– Малой кровью отделались. Жаль только Азеф и Савинковы мертвы. Единственной ниточкой остаётся Карпович, но далеко не факт, что он многое знает.

Когда чуть позже я поделился информацией с Витте, Сергей Юльевич глубоко задумался и изрёк:

– Вас, Николай Александрович, атаковали сразу с двух сторон.

– Что Вы имеете в виду?

– Скорее всего Вас атаковали крайне правые, недовольные Вашими активными действиями, вполне возможно с подачи кого-то из Ваших многочисленных родственников. Вы явно испугали неких лиц, когда после двух лет спокойного правления вдруг бросились буквально с места в карьер. И, судя по Вашему рассказу, правым удалось подключить левого Карповича, жизнь которого сейчас висит на волоске. Могущественные заказчики постараются убрать его, как ненужного свидетеля. Они не захотят рисковать, хотя и догадываются, что с ним играли втёмную.

В дверь постучали. Взволнованный секретарь, извинившись, сообщил, что полчаса назад в своей камере был найден мёртвым Пётр Владимирович Карпович. Признаков насильственной смерти на трупе не обнаружено.

– Крайне правые, – задумчиво промолвил Витте. – И убили сразу двух зайцев. Устроили подряд два покушения, а теперь ещё и натравили на Вас левый фланг под девизом – кровавый царский режим уничтожил в застенках юного патриота.

Как выяснилось позднее – Карпович был отравлен в своей одиночной камере. Но, чтобы понять – кем непосредственно он был отправлен, предстояло опросить множество лиц. Это была ещё одна ниточка, чтобы выйти на заказчиков преступлений, правда крайне тонкая и ненадёжная.

ГЛАВА 8

ЧТО ЭТО ЗА ЛИЦА? АРМИЯ С ПОЛИЦИЕЙ

Следующим утром я вместе с новым министром внутренних дел государства Российского, молодым, но многообещающим Петром Аркадьевичем Столыпиным готовил развёрнутый циркуляр по скорейшему определению местонахождения и установлению усиленного надзора. Далее шёл бесконечный список, в который были включены фамилии всех ведущих революционеров, какие я только смог вспомнить, прежде всего – Владимир Ульянов, Лев Бронштейн, Яков Свердлов…Большевики, меньшевики, эсеры, ведущие анархисты. Как только Сталин смог упомнить и укокошить столько народа? Моя память была гораздо слабее.

Пётр Аркадьевич смотрел на меня радостно и удивлённо, встречая коротким восторженным возгласом каждую новую фамилию.

– Как Вы их всех запоминаете, Ваше Величество?

– Сложность в том, чтобы вспомнить их настоящие фамилии, хотя и не факт, что в данный момент они не пользуются ещё какими-нибудь партийными кличками.

– Ну хорошо, установим усиленный надзор, а дальше что? Может организуем провокацию и всех в утиль? Сопротивление при задержании?

– Соблазн велик, но я больше чем уверен, что в этом случае на их место придут другие, которые будут ещё изобретательнее и опаснее. Как говорил мой папа-врач – лечить надо причину, а не симптомы!

Признаться, я не сразу понял гримасу крайнего удивления на лице Столыпина, но, осознав уже в следующее мгновение всю неуместность своей фразы, аккуратно поправился:

– Медикус в переносном смысле, конечно. Император Александр Александрович своими методами старался лечить пороки общества, как Вам должно быть хорошо известно.

Замечательным качеством молодого Столыпина было то, что он не придавал большого значения словам собеседника, свои мысли и идеи всегда стояли для него на первом месте. Позднее я пойму, что это качество зачастую свойственно молодым реформаторам, коим по воле судьбы или случая, внезапно стал и я сам.

Особенно мои мысли занимала тройка – Ленин, Сталин, Троцкий, боевых эсеров ближайшего будущего тоже никак нельзя было сбрасывать со счетов, правда здесь с определением персоналий у меня было гораздо сложнее. Если бы я только знал, как жестоко посмеётся надо мной судьба, я вообще бы учил только экономику, историю и право, ну, возможно, ещё почитал бы побольше книг по военному делу.

Столыпин предложил ликвидировать самых опасных. Допустим я дам такое указание, и названные герои будущей революции исчезнут. Но рядом с ними масса других персонажей – Мартовы, Красины, Бауманы и прочие, прочие, прочие. Уничтожать всех? Но, в конце то концов, мы со Столыпиным не Пол Пот и Иенг Сари, чтобы устраивать геноцид своего народа.

Гораздо разумнее будет, рассуждал я, создать в стране такие условия жизни, чтобы сама идея революции не казалась привлекательной большинству населения. В принципе, и настоящий Николай Александрович Романов, в конце концов, согласился на реформы – государственного управления, образования и здравоохранения, судебной системы, отменил крестьянскую «круговую поруку», ввёл гражданские свободы. Но всего этого оказалось мало. Почему? Возможно сама идея монархии в России себя изжила. Но ведь, взять ту же Великобританию, где королевская семья до сих пор любима и уважаема. В чём секрет? Скорее всего в декоративности королевской власти, которая, безусловно, имеет некоторое влияние на события, происходящие в стране, но скорее морально-нравственное, чем реальное политическое.

Мне вспомнился чудесный спектакль «Аудиенция» в Театре Наций с неповторимой Инной Чуриковой в главной роли, поставленный по пьесе Питера Моргана. Сюжет строился вокруг аудиенций королевы Елизаветы II премьер-министрам Великобритании разных лет. И хотя, согласно правилам, королева может только консультироваться, советовать и упреждать, становилось понятно, что первая дама имеет значительное влияние на решения своих министров и политику государства в целом. В ответ на это главы её правительства помогают ей в деликатных и непростых ситуациях.