Проливы, греки и дядя Жора.
Вот-те-нате: на Босфор валился снег!
Мёрз у берега турецкий человек.
"Он имеет незначительный доход
И всё займы у Америки берет,
А на займы-то попробуй, разойдись!"–
По трансляции сказал пропагандист.
Между тем константинопольский Стамбул
Вдоль бортов туманной тенью проскользнул.
Мы проходим вдоль, а наш пропагандист
За листом очередной читает лист.
Всё про греков, кто в далёкие года
Были славные вояки хоть куда.
Что осталось с незапамятных времен?
Лишь "Эллада", да и то одеколон,
Коим в память исторических веков
Любит брызгаться товарищ Куликов.
Дядя Жора! – он имеет строгий вид:
Трюмной частью он у нас руководит.
Звезда Средиземного моря.
Черной палубой, как крыльями, паря,
Мы волнуем средиземные моря:
Здесь еще таких красавцев не видали…
Рядом ходит из Америки фрегат,
Прям-над-мачтами разведчики висят, –
Вертолеты, самолеты и так далее.
Но, ребята, зарубежные фрегаты
В экстерьере против наших – слабоваты:
Трубы – бревнами у них, а нос-утюг,
Удивишь ли с этим носом скоростью? …
Там, конечно, кибернетика внутри
Понатолкана, за хвост её дери.
Покажи издалека ей пять рублей, –
"Файв", – ответит не по-нашему дисплей.
На корабле пустыни.
То ли Ливия, а то ли и Марокко
Дуют ветром, именуемым сирокко.
И на якорной стоянке одинокой
Занесенному песками кораблю
Представляется, как будто он верблюд.
Жарко… Старший лейтенант Черных
Огорчил весьма товарищей своих:
Постоял в строю на солнце и прилег,
Закатив глаза, главою на восток.
Здесь, конечно, не Приморский, не бульвар, –
Здесь случается и солнечный удар!
Но, Володя, умирать-то погоди:
Много суток еще плавать впереди…
А в Крыму, поскольку радио не врет,
Только правду говоря, миндаль цветет,
Все колхозники-совхозники подряд
Обещают урожай на виноград,
На военно-черноморском корабле
Пела Пьеха, и в сердцах матросских след
Проложила ее вечная любовь,
И Главком сказал в приказе: "Пьянству – бой"! …
Дядя Жора и 1-е апреля.
Это было в 0 часов 1-го апреля.
Офицеры БЧ-5 в ПЭЖе засиделись.
Дядя Жора не сидел, спал себе в каюте,
Позабыв, что в эту ночь сослуживцы шутят.
А конкретно, в 0 часов 1-го апреля
Против нашего ДЖ сослуживцы спелись.
И механик записал в вахтенном журнале:
"Двое трюмных на посту полчаса проспали.
Остальные у котла на всю их шарагу
Из запасов корабля наварили брагу."
Изумляется стармех с искренним укором:
"Вот ведь суки, трюмачи! Разберитесь, Жора!
Мы же прямо посреди службы боевой.
Или зря закон у нас так сказать сухой?!"
До обеда разговор шел с крутым разбором;
Грустно трюмный старшина слушал Дядю Жору.
Тот пилил его, пилил, правды добивался,
И во всех своих грехах старшина признался.
Не проникся, не сумел выполнить задачу,
За такое по нему гауптвахта плачет,
Прямо сам бы побежал виноватым, с горя,
Только где губу найдешь в Средиземном море?
Я этим бабам!
По рассказу капитана 3 ранга Г. Портника
"У Станюковича" сидели
два черноморских офицера,
И под стаканов лёгкий звон
Поведал Жора другу Гене,
как романтическим манером
Попал на гауптвахту он.
В военно-женском общежитье
сперва всё началось отлично,
Открыла девушка окно,
Он влез, а в комнате соседней
другой красотке в званье мичман
не показалось всё равно.
Завидки взяли, позвонила
в комендатуру стерводева
И намекнула на скандал.
Когда у Жоры и подруги
на рандеву дошло до дела,
Пришёл патруль и повязал…
Чтоб я так жил, ответил честный
друг Гена прямо другу Жоре
Простить такое нам нельзя
И с Жорой Гена согласился,
простить нельзя, а кто же спорит,
За это чокнулись друзья…
Через неделю к общежитью,
патруль явившись гарнизонный,
Дев исходящих брал подряд:
У той беретик на затылке,
у этой яркие погоны,
А здесь просвет великоват
От края юбки до колена…
Установили по ранжиру
Военнопленных, им устав
Прочли. Затем они шагали,
честь отдавая командиру,
И через три часа устав,
Молили, все в слезах по пояс,
но им: "Отставить разговоры!" –
Суров был Гена-крокодил…
Вернувшись на корабль ночью,
он разбудил в каюте Жору:
"Теперь ты можешь спать спокойно,
я этим бабам отомстил!"
6.08.2008
Военно-морской переводчик.
В Средиземном водоёме
наш военный пароход,
Против НАТО третий месяц
службу доблестно несёт,
Если кратко, под прицелом
сохраняем в мире мир…
Вдруг меня по громкой связи
вызывает командир.
Говорит: "Смотри-ка сейнер,
словно спятил, прёт на нас,
Я ему по-русски врезал,
отвали, а то сейчас…
Греки не соображают,
дать по-а́глицки ему?
Ты ж сдавал совсем недавно
кандидатский миниму́м".
По-английски? Это можно.
Я для практики не прочь,
И ору нахальным грекам
что есть силы: "Don't approach!"
С грецкой палубы кивает
головою молодец:
"Ла-ла-ла!" – и нам кидает
свой бросательный конец.
В общем, грек пришвартовался,
объяснил моя-твоя,
Что у них воды в цистернах
не осталось ни фига.
Нам не жалко, откачали
тонн примерно этак пять,
А в ответ нам валят рыбу,
как ребятам отказать?..
За столом от них – "Метакса",
медицинский спирт – взамен,
Мы же все морские волки,
каждый первый – джентльмен!
Языковые барьеры
смыты градусом легко…
Кэп спросил потом, каким я
с ними ботал языком,
Пожалел, что в этой части,
как рундук, не даровит…
С подозрением глубоким
это слушал замполит.
28.07.07
Давай-давай.
Наконец-таки прославленный Бискай
Показал нам, что такое крен и край.
Встали полным бейдевиндом на восток,
Значит, к ветру, извините, поперёк,
И поехало, братишки, и пошло!
Раскачало нас по первое число.
Глянь в окно (иллюминатором зовется) –
Ни просвета, словно мы на дне колодца,
Словно мы подводной лодкою идём,
А не – против этих лодок – кораблем.
Глянь еще раз – повсеместно небосвод,
Словно мы порхаем в нём, как самолет.
Даже старых, вдребадан морских волков
Замутило (по признанию!) легко…
В общем, живы и проложенным путем
Возвратились в Средиземный водоём,
Где по связи нам начальство говорит,
Вам назначен троесуточный визит
Зарулите-ка, ребята, вы в Алжир,
Укрепите-ка в арабском мире мир.
Алжир, порт Аннаба.
Аннабчане от души благодарят:
Им такой железорудный комбинат
Подарила наша добрая страна,
Что труба на четверть Африки видна.
Бедуины, глаз настроив на трубу,
Как по компасу, приходят в Аннабу́́.
Вот к обеду привязались мы туда,
Где сгружается железная руда…
Как подует атмосферою с трубы,
Пыль свивая в темно-красные столбы,
Весь от бака и до юта, наш корвет
Постепенно обретает ржавый цвет.
Мореплаватель, сошедши с корабля,
Ощущает, как приятственна земля
Поддается наступлению башмаков,
Как шагать по ней не валко и легко…
Через Африку идет Багдасарян,
Что на бреющем полете ероплан.
Смотрит пристально и слышные едва
На губах его колеблются слова.
– Эй, начальник от химслужбы, расскажи,
Отчего так возбуждён?
– От паранджи.
Неужели возвращаться на причал,
Таки женского лица не повстречав?
Правда, тут одной арабке ветерок
Распахнул чадру, а там такой пупок
И бикини! И мелькнула. И прошла…
– Да она ж тебе, Ашот, намек дала,
По-армянски только не перевела,
Что такое под чадрою – неглиже!..
Между тем наш командир ДЖ,
Неожиданно для всех вошедший в раж,
Тянет силой на ему известный пляж,
И притом мемориальная слеза
Застилает его светлые глаза.
– Объясните, дядя Жора, прямо нам,
Что влечет Вас к этим грустным берегам?
– Я на этих грустных берегах бывал,
Приглашенный в наше консульство на бал.
Легкий стол, шампань, коньяк, а ля фуршет,
Я моложе был тогда на пару лет,
В белой форме весь и кортик на боку,
Там одна мадмуазель жоли боку,
Секретарша или дочь кого-нибудь
Танком в танго возлегла ко мне на грудь…
– Ну, и чо?
– Обыкновенно, не зачёт.
Держит в строгости себя Военный Флот…
Спасение утопающих…
Наконец, поход окончен.
И до дому – ровно час.
Вот с подвахтенными ночью
на причал пошёл баркас.
Рулевой смотрел, раззява,
в направлении – вперёд,
А судьба подкралась справа,
в борт ударил теплоход!..
Я иду ко дну с поклажей
заграничною своей –
Мой портфель английской кожи,
в нём подарки для детей
И для взрослых сувениры,
спирт под пробкой винтовой.
Вдруг вопрос прощанья с миром
возникает сам собой.
Почему-то размышляю
я от третьего лица:
Мореплаватель военный
не такого ждал конца,
Чтобы просто дохлой рыбой
оставаться в глубине…
Извините и спасибо,
не по нраву это мне!
Пусть в пучине пропадает
тяжкий импортный балласт! –
Кверху пробкой я взлетаю …
Вот он, рядышком баркас!
С потерпевшими крушенье
кверху днищем он плывёт.
Вроде живо населенье,
вещи не заносим в счёт.
Мы помучимся немного,
но сегодня не умрём,
Оглашая в душу, в Бога,
весь окрестный водоём…
Подоспел попутный катер
водоплавающих взял.
А наутро виноватил
нас бригадный адмирал …
Из протоколов традиционных встреч мореходов
.
Через 15 лет.
И вот спустя, как прописал Дюма,
Традиционно и по доброй воле,
Покинув многодетные дома,
Мы собрались в любезном "Метрополе".
Любой из нас, бесспорно индивид,
А в некотором смысле – и мужчина,
Имеющий свой личный внешний вид,
Основанный на внутренних причинах.
Родители по старым образцам.
Лепили нас, на это каждый мастер, –
Ведь не руками! – Форму до конца
Сырую обжигала – Альма Матер.
На нашем свете – до последних дней
Мы ей за это благодарны будем…
Шумит прибой у раковин ушей,
В невидимых тельняшках наши груди.
За дружество, здоровье, за успех,
За наших женщин выпьем и повторим,
Но первый тост сегодняшний – За тех,
кто в море!
Анкета морехода в среднем на брата.
1)
Ему сегодня 30 с небольшим,
Любовь и Мореходка – вечно с ним.
2)
Всего одна жена плюс две десятых
3)
И столько же ребёночка на брата
4) Подруг на стороне – одна вторая:
(Кого-то флибустьеры укрывают).
5)
Имеет шесть десятых телефона,
Которые получены законно.
6)
Свою работу каждый третий ценит,
7)
Причём скорее более, чем менее.
8)
Есть смысл жизни – но у половины,
Другая половина в нем невинна.
9)
По части хобби – как у нас везде:
Рыбалка, тачка и любовь людей,
Кто – дорогие коньяки (смотреть
Наклейки на бутылках в магазине).
10)
Но все единодушны: БЭМ* – отныне
(*БЭМ – Братство Электромехаников)
Не догма, а скорее Это Что-То…
Как говорит Неброев, асимптота!
Никто сюда не тянет на цепи,
Но приходи и ромбик нацепи,
Значки, погоны, ордена, медали,
Короче всё, что по заслугам дали.
Место встречи неизменно.
Вселенная событьями богата:
Низвергнут эфиопский император,
Утёрся Фишер – бывший чемпион,
Без боя уступил корону он.
ЯК-42 слетал благополучно,
А Сахарову премию не врýчат,
Поскольку он в Стокгольм не выездной…
БЭМ привалил на сбор очередной.
Свою корму легко подняв со стула,
Радиограммы зачитал Акулов.
Со всех морей приветствуют друзья,
Знать, место встречи изменить нельзя!
А то нас почтальоны не найдут…
И если даже "Метрополь" снесут,
Хотя он и красивый, и старинный,
Назначим встречу на его руинах!
Акулов доложил, что удручён,
На наших сборах не хватает жён,
Но пригласить? Получим в результате,
Они словесный сузят нам фарватер …
Итак, чтоб нашу совесть успокоить,
За женщин, мореходы, выпьем стоя!!
Один Смирнов не может выпить стоя,
Заснул под крики, как под шум прибоя.
Проверенные схемы
БОЛЬШАКОВ:
– Как рассказал мне Летописец БЭМский,
Тревожно стало в австралийском земстве:
Негодники – чего изобрели!
Крольчиху над магнитом потрясли
За уши и, представьте, понесла
Бедняжка без участия крола.
Весь континент поставлен под вопросом –
На людях испытать новейший способ.
И молодёжь заместо обжиманцев
Трясет себя в порыве диско танцев.
Ещё чуть-чуть усилят поле детки,
И всё!.. Пойдут делиться яйцеклетки
На инь и янь! Я поднимаю тост
За старые проверенные схемы!
Давайте в знак протеста во весь рост,
Поднимемся, а лучше ляжем все мы!
На что Надежда?
Мы отмечаем очередность лет
Под трассами космических ракет,
Растет вниманье общества к особе,
А мир сужается – в пустыне Гоби
Восточных щитомордников все меньше,
Джейраны – вообще наперечет.
А постных лиц – опять невпроворот.
И те, кто раньше моряками были,
На сухопутье как один уплыли.
В связи с изложенным в анкетах БЭМа –
На что Надежда? – возникает тема.
Надежд, как оказалось, есть запас.
Сам на себя надейся! – 9 раз;
6 раз мы положили на удачу,
Желательно на всю, а не на сдачу;
На Бога – трижды, даже атеисты;
На повышенье, – дважды, карьеристы;
Два раза на Прогресс, ведь он на марше;
Кто может, у того – на секретаршу;
Одна – на поколенье молодое,
Одна – на прекращение запоя,
Одна – на расширенье демократии, –
Такие вот сегодня показатели.
БЭМ смену места встречи отмечает,
Такое в окружении бывает
Не только здесь, на мировой арене.
Вот, например, аятолла Хоме́йни
Недавно резиденцию сменил,
И мир спокойно это пережил.
БЭМ выражает всяческую радость:
Нашла героя своего награда
И наконец-то нацепили орден
Победы Леониду Ильичу.
Кто возразит на это с постной мордой?
Пускай он возражает, я молчу…
О килограммах
Здоровье есть, но как не стыдно нам?
Уменьшен средний вес на килограмм,
Когда его сравнили с прошлым годом.
А между тем, известно ли народу
На Острове, где я бывал, Свободы,
На ранчо самого Хемингуэя,
Дом изнутри весь цифрами усеян?
Нам объяснили, ежедневно вес
Свой оставлял истории Эрнест,
И сильно огорчался гений, если
Полкилограмма нормы недовесил.
Отсюда надо вывод сделать нам:
Не отдавать без боя килограмм!..
– Что делать, если ты совсем женат,
А время шпарит, словно автомат
Калашникова?
–Завести роман
Служебный и поставить в личный план
Не как морально чуждый нам интим,
Но встречу с коллективом низовым…
– А если, молодец, женат по новой,
Но хочется налево отчего-то?
– Тогда расскажет вам Березин Лёва:
Работать и работать, и работать!
– А если вдруг нечаянно случится
И вас забрали ни за что в милицию?
– Проситесь в отделение, которое
Возглавил друг Васецкого Григория.
Казеева в другое отделение
Забрали, испытал он потрясение
Своей физиономии и почек,
Такая вот печальная история…
Логично.
ХЕРНБУРГ:
Докладываю: отходив на море,
Теперь имею стол в морской конторе.
Контора пишет. Тут пришла намедни
Бумага срочная, в контенте – бредни:
Пора, мол, достиженья двигать в массы
Досрочно. Отвечаем, мы согласны.
Согласны с чем? – запрашивает Ящик.
А мы логично, с вашим исходящим.
Что наше время?
Что наше время? – Как веретено
Вращается без роздыха оно.
На маковках убавилось волос…
А сколько нас сегодня собралось?
По сколько сбросились? – Ну, моряки, даем!
Да за такие деньги в Мореходке
Мы выпили бы – целый водоем
Безукоризненной "Московской" водки!
Потёмкин год ходил бы в Мариинку,
Не продавая тельники на рынке,
Акулов, как заслуженный артист,
По пять копеек ставил бы на вист,
Стиляги Носорог и Хернбург (Брюк)
Заузили бы пару-тройку брюк,
В такси катал бы Батя спозаранок
Возлюбленных студенток иль цыганок,
Мосья, чтоб жить спокойно, но красиво,
Купил бы килограмм презервативов…
Горшков, известный всем как Адмирал: –
"Мне пить нельзя, на сердце захромал".
ХЕРНБУРГ:
Кто заставляет водку пить? У нас, –
Не как у Пронькиных, глотай хоть квас,
Здоровья мало, понимаем ибо:
Вон Шепурев из Заполярья прибыл,
Где выбрал норму, верится на слово,
Но приобщился, в рот не взял спиртного,
И пайку стопроцентно оплатил.
А если вспомнить, как-то говорил
Один мудрец классическую фразу:
Не пьёшь, но быть в присутствии обязан!
БАРЫШНИКОВ (МАМОЧКА):
В московской фракции успехи есть.
Я, например, сейчас имею честь
Покинуть с сожаленьем кадры Флота
И перейти в магометанство…
– Это что-то!
Пора проверить наши филиалы,
Не поздно ли и нам менять причалы?
ТРУТНЕВ:
Уж если честно, если между нами,
Регистр не нужен, чтоб ходить морями,
В конторе этот факт общеизвестный,
Но людям в нем работать интересно.
СЕРЕБРЯКОВ:
А помните, однажды как Циклоп
Белицкому задал вопросик в лоб,
Возможно ль электрический мотор
Из дуба, например, соорудить?
А Га'ги на ответы был остёр,
Построить согласился так и быть.
За что и получил он незачёт,
Сейчас в науке полный разворот,
Когда уже прошло немало лет:
Курсант был прав, преподаватель – нет…
Итак, идём.
Итак, идем к очередному …летью,
И жив еще наш дружеский окоп.
Налейте, виночерпии, по третьей:
За бороздящих море моряков,
Которые сквозь штормы и торосы
Наматывают мили на винты,
Которые в "Березках-Альбатросах"
Отсчитывают доллары-фунты…
Засим традиционные отчеты.
Вадим Михайлов на повестке дня.
– Имеются ли в жизни повороты?
– Имеются. Прибавилось работы,
Директором назначили меня.
Только море
Очнувшись, БЭМ продолжил заседанье:
А что – пора и нам в директора!
Прекрасный повод назревает, в бане –
Директорской – симпозиум собрать…
От имени Регистра Трутнев Лёва,
Поскольку мы вопросы задаем
О гибели Нахимова, толково
Нам объяснил: Регистр – ни при чем.
– Тебе не жалко парохода, Лева,
Ведь мы ходили некогда на нем!?
Но Лева Трутнев отрубает снова:
Регистр в этом деле не при чем!
– Великий Юра, кто ты в настоящем?
– Работник авиации. Пока.
– Поведай нам, дружок, про черный ящик
И как оттуда письма извлекать?
– А ты, Смирнов, с пушистым званьем Чижик
И более суровым – Чижик-Зверь,
Проблемы есть?
– Проблем, друзья не вижу,
Поскольку неженатый я теперь.
– Что, Большаков, вотще себя лелеял
Вступленья в брак оттягивая срок?
Конечно, ты женился всех позднее,
Но от судьбы себя не уберег!
Ученый мир признал Серебрякова
За книгу электрических проблем.
Теперь не только непечатным словом,
Но и печатным будет славен БЭМ.
В своем отчете БЭМ на перестройку
Нацеливал Акулов Михаил
И этим как бы всем поставил двойку
За недостаток приложенья сил.
Мол, надо женщин посадить на БЭМе,
(В который раз, обратно и опять!),
И вообще сейчас такое время,
Чтоб нам пора себя перерождать.
О.К. Михайловым гордимся все мы.
Его контора делает успех,
Клепая электронные системы
На сто кило потяжелее всех!
У Худина дела без измененья,
Ни кооперативной, ни любой
Квартиры нет с женою молодой…
Но что квартира? Только приложенье.
Ведь главное, естественно, любовь!
А Чижик-Зверь уже не вяжет лыка,
Сейчас заснет… Нет, держится пока.
И где-то в невесомости – улыбка
У орденоносителя О.К.
Увидев это, Щеголев Геннадий
Сказал последним пламенную речь:
– Нам друг за друга всем держаться надо,
Чтобы дожить до предстоящих встреч
Или хотя бы до метро дотечь!
И БЭМ выходит дружною толпою
Недюжинно –13 человек! –
У каждого под шапкой меховою
Большие впечатленья в голове…
На год тысячелетия.
На год тысячелетия России,
Как бывшие, но всё-таки морские,
Как истинные братья-христиане
Мы встретились не где-нибудь, а в бане.
Сей банею заведует Вадим
Михайлов. Мы помылись вместе с ним.
Стол был накрыт "Метро́поля" не хуже,
По меркам Перестройки, классный ужин.
Не говоря о том, что вопреки
Сухому горбачевскому закону
Блестели желтизною коньяки,
Которые доставил Спиридонов.
Акулов полотенце потерял,
На полке, под столом ли, он не знает.
Жена Лариса учинит скандал,
Но остальное всё ему прощает.
Серебряков инфаркт преодолел
И до сих пор не отошёл от дел.
Нам Президент, пошамкав, доложил,
Что строит, как и прежде, корабли,
А на мосты зубные небогатый,
Не достаёт ни времени, ни злата.
Наш Рыжий (Филимонов) говорит
В ЦНИИМФ'е на работе он горит,
Не признавая общего застоя,
Но скоро сократят их и прикроют.
Ильин закончил диссер свой писать,
И рукопись забросил под кровать,
Поскольку в нашем веке никому,
Увы, не суждено её понять,
И даже Утконосу самому.