За степным фронтиром. История российско-китайской границы

АРГУНСКИЙ БАССЕЙН

С самого начала заселения людьми евразийской степи географические условия Внутренней Азии редко благоприятствовали оседлому образу жизни. Экстремальный континентальный климат, сложная топография и непреодолимые расстояния между Японским морем на востоке, Алтайскими горами и Тянь-Шанем на западе пугали оседлые цивилизации Азии и Европы. Внутренняя Азия больше запомнилась кочевыми завоевателями, самым знаменитым из которых был Чингисхан, великий монгольский правитель, создавший в XIII веке самую крупную континентальную империю в истории.

Некоторые сохранившиеся следы существования границ в ранних культурах напоминают нам о том, что демаркация и защита территории в этом регионе не являются российским или китайским изобретением. Так называемый Вал Чингисхана – историческое укрепление, простирающееся примерно на пятьсот километров от современной восточной Монголии в Китай и Россию, все еще заметен на аэроснимках. Его название вводит в заблуждение, не Чингисхан, а чжурчжэньские правители династии Цзинь (1115–1234) воздвигли его в неудачной попытке защититься от монгольских и тюркских племен. Выровненный веками эрозии вал в некоторых местах можно определить и с земли, например на южной окраине Забайкальска – небольшого поселения на российско-китайской границе всего в нескольких шагах от проржавевшего пограничного ограждения^[14].

Первоначально московские правители и правители династии Мин не стремились колонизировать эту необъятную территорию или создать там новые пограничные укрепления. Поэтому прошло еще около четырехсот лет до того момента, как в XII веке Внутренняя Азия стала зоной непосредственного контакта между русскими и китайцами, а правители этих держав постепенно начали консолидировать свои границы. В середине XIX века эта граница стала наиболее протяженной из известных человечеству международных сухопутных границ. Она простиралась примерно на 12 000 километров от горных хребтов Центральной Азии через степи Внутренней Азии и вдоль извилистых речных долин к Японскому морю. Сегодня, вслед за обретением независимости Монголией и распадом Советского Союза, Китай и Россия все еще имеют общую границу, длина которой составляет примерно 4200 километров вдоль рек Аргуни, Амура и Уссури плюс 55 километров небольшой полоски земли в горах Алтая. Сейчас это шестая по протяженности международная граница в мире^[15].

Российско-китайский фронтир оставался малонаселенным вплоть до ХX века. В настоящее время китайцы (ханьцы) и этнические русские составляют подавляющее большинство населения вдоль трех крупных пограничных рек, однако эти земли являются родиной и некоторых самобытных коренных народов. Безусловно, к самым крупным этническим меньшинствам относятся корейцы-земледельцы, буряты, а также другие монгологоворящие народы, промышляющие скотоводством^[16]. Племена, говорящие на тунгусских языках, занимающиеся охотой, рыболовством и собирательством, более малочисленны.

Как и автохтонные народы русско-цинского фронтира, русские и китайцы (ханьцы), проживавшие в районах, примыкающих к Уссури, Амуру и Аргуни, не были культурно и этнически гомогенными. Первые крестьяне-переселенцы и казаки прибыли на территории между озером Байкал и рекой Аргунь в начале XII века. Казаки-коневоды, фермеры и солдаты поселились на отдельных участках внешних рубежей этого фронтира с китайской империей. Для выживания эти женщины и мужчины приспособились к местным условиям и обычаям. Со временем они перемешались с коренными жителями региона. Только староверы, отвергшие реформу Русской православной церкви патриарха Никона и насильственно переселенные в этот регион в XIII веке, вели практически изолированный образ жизни. Намного превосходящие численностью потоки мигрантов из европейской России направились на российские территории, примыкающие к Китаю, на рубеже ХX века в результате аграрной реформы и строительства Транссибирской железной дороги. Эти новые поселенцы соперничали со старожилами за лучшие пастбища^[17]. Новые добровольные и вынужденные миграционные волны возникали в советское время, пополняя ряды горожан, горняков и лесорубов, колхозников, военнослужащих и железнодорожников. Эти различные группы русских – россияне – сообщество, построенное на общности языка.

Китайская миграция на российско-китайский фронтир усилилась в конце XIX века, когда были сняты ограничения на миграцию ханьцев в Маньчжурию^[18]. Сезонные работники, беженцы, бедные фермеры и другие поселенцы, намеревавшиеся поселиться здесь постоянно, заполонили тогда китайский Северо-Восток. Иммиграция из провинций южнее Великой китайской стены усилилась с развитием современного и надежного транспорта в начале ХX века. Во второй половине этого века движение людей в китайский северный фронтир стало результатом стратегических, экономических и политических решений, сформированных в Пекине и принятых для подтверждения власти над территорией, реализации интересов национальной безопасности и ассимиляции национальных меньшинств. Сегодня численность китайцев (ханьцев) в приграничных районах Китая значительно превосходит численность этнических русских на противоположных берегах Аргуни, Амура и Уссури^[19].

Карта 2. Сводная карта Аргунского пограничья, на которой указаны наиболее значимые населенные пункты с XIII века до настоящего времени (Cox Cartographic Ltd)

 

Расположенная в самом сердце обширного фронтира Внутренней Азии река Аргунь маркирует 944 километра границы между Россией и Китаем. Эта территория является самым старым пограничным участком между двумя державами, пережившим все изменения. Более того, эта территория представляет собой два разных вида границ. Река пересекает местность, где сельские русские, китайские и автохтонные миры замысловато переплелись. Всего в нескольких минутах езды, однако, располагается железнодорожный город, который представляет собой совершенно иную социальную ткань, а вместе с тем и новую форму границы. Все эти разные сферы, географически сведенные к Аргунскому бассейну, наделяют его уникальными качествами, которые позволяют рассмотреть историю российско-китайского фронтира и пограничья^[20].

Территория, на которой мы сосредоточим внимание, расположена в сегодняшнем российско-китайско-монгольском пограничном треугольнике в верховьях реки. С севера и востока она ограничена горным хребтом Большой Хинган, а с юга и запада – пустыней Гоби. Территория охватом около семидесяти тысяч квадратных километров соразмерна по масштабам с современной Грузией. Окраины этого региона примерно соответствуют внешним пределам свободной торговой зоны, установленной в 1862 году, и отдельной административной структуре пограничных районов, которые начали создаваться с конца 1920-х годов. Другими словами, окраины этого региона могут быть описаны так: немного пологая равнина Агинской степи, где река Борзя впадает в Онон и обозначает его западные пределы. Казацкая станица Олочи на среднем течении Аргуни отмечает его северный край. Предгорья лесных склонов Большого Хингана, отделяющие плоскогорье Хулун-Буира от Маньчжурской равнины, маркируют его восточные пределы. Река Хайлар – приток Аргуни, которую иногда считают верховьем реки Аргуни, и мелководное озеро Далайнор отмечают ее южную окраину.

Аргунь состоит из нескольких извилистых русел, протекающих через болота в широкой долине, которая и дала реке название^[21]. Часто разделяясь на два или больше отдельных рукава, река до слияния с Амуром протекает на север и северо-восток достаточно спокойно. Благодаря извилистости она зачастую трижды проходит свою линейную протяженность. Основное течение реки часто менялось в прошлом, что провоцировало конфликты за обладание сотней островов, некоторые из которых представляли собой лишь песчаные косы, тогда как другие были крупными нетронутыми пастбищами. В верховье Аргунь блуждает по слегка холмистой и заросшей травой степи, которая соединяется с монгольскими равнинами. Северный таежный лесной пояс покрывает берега реки на среднем течении и в ее низовьях. Сегодня российская территория на левом берегу реки относится к Забайкальскому краю^[22]. Китайский правый берег является частью Хулун-Буира^[23] – северо-восточной оконечности Внутренней Монголии – автономного района Китая. Хулун-Буир получил название от двух озер, расположенных на юге этого района (Хулун-Нур и Буйр-Нуур). Русские называют этот район «Барга» – термин, пришедший от старо-монгольского племенного названия^[24].

Возможно, экстремальный континентальный климат сыграл более значимую роль в формировании этого фронтирного региона, чем влияние колонистов, военных и железнодорожников. Климат здесь меняется с влажных таежных лесов на севере к полузасушливой степи на юге. Погодные условия суровы везде – экстремальный холод, но ясная и безветренная зима, и короткое, но жаркое лето. Температура в январе может достигать 50 градусов ниже нуля. Реки и озера обычно замерзают в конце октября и оттаивают в мае. В июле температура повышается до 35 градусов, хотя часто она бывает и выше. Обильные летние дожди регулярно затопляют Аргунь и ее притоки.

Регион характеризует значительное разнообразие экосистем. Реки и озера изобилуют осетровыми, ленками, амурским хариусом, щуками и сомами, однако каменистые и неплодородные почвы пойм, заболоченных земель, степей и гор слабо подходят для сельского хозяйства. Широкие долины треугольника Трехречья на китайском берегу Аргуни, сформированные реками Дэрбул, Гэньхэ и Хаул, являются наиболее плодородными территориями в регионе. Однако даже здесь вспахивание и уборка урожая возможны только в течение короткого четырех-пятимесячного периода. Степи умеренного климата населены монгольскими дзеренами, косулями, красными лисами, волками и тарбаганами. Луга используются для заготовки сена и в качестве пастбищ. Холмистые предгорья, плавно поднимающиеся над берегами реки, часто бесплодны, но склоны Большого Хингана на востоке заросли густым лесом лиственниц, берез и сосен. Горы, высота которых достигает от тысячи до полутора тысяч метров, населены пушным зверем, например северным оленем, соболями и белками.

Климат и топография усложняли наземные перемещения и коммуникацию между немногочисленными коренными народами и первыми русскими и китайскими поселенцами. Реки чаще использовались в качестве способа перемещения, так как сложно проходимые дороги и тропы были открыты только во время холодных и сухих сезонов. Люди, скот и грузы переплавлялись на баржах, байдарках и плотах. Когда же зима превращала Аргунь в замерзшую дорогу для саней и телег, запряженных лошадьми, разбросанные сторожевые заставы оказывались легко досягаемы, что противоречит геодетерминистской идее о реке как естественной границе.

До конца XIX века на этой обширной и малонаселенной территории на Аргуни не существовало никаких значимых населенных пунктов. Единственным городом в округе был Хайлар, основанный как гарнизонный форпост маньчжурских знаменных войск в XIII веке. Возникшее примерно в это же время село Абагайтуй было одним из немногих казацких поселений, отметивших принадлежность этого берега Аргуни России. Строительство Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) в 1903 году, ставшей последним отрезком Транссибирской железной дороги, соединившим Читу и Владивосток через Маньчжурию, привело к созданию новых поселений, и в качестве основного канала коммуникации железная дорога заменила реку. Поселение Маньчжурия (Маньчжоули), которое находится в самом центре изучаемого региона, оказалось наиболее важным населенным пунктом, возникшим благодаря строительству КВЖД. Железная дорога изменила фронтир, из труднодоступной земли он превратился в центр межграничного экономического обмена, а поселок Маньчжурия стал важнейшим экономическим центром российско-китайской торговли. Железнодорожный разъезд 86, расположенный сразу за международной границей на российской территории, превратился в небольшую приграничную станцию под названием Отпор, который в дальнейшем, став поселком городского типа в 1950-х годах, был переименован в Забайкальск.

Эти шумные, связанные железной дорогой города, юрты, усеивавшие степь, и сонные деревни, расположенные вдоль речных берегов, являются прекрасной площадкой для изучения различных видов границ и явлений, возникающих в процессе их формирования и нарушения в многочисленных зонах нарастания и убывания контактов между разными группами жителей приграничья. Аргунское пограничье было (и остается) пространством, в котором возможно множество различных видов взаимодействия между русскими, китайцами и коренным населением, иногда эти контакты подстегивались государствами, а в других случаях географическим положением. Пышные луга, искрящиеся реки и лесные холмы на Аргуни пересекались людьми пешком, или на запряженных животными телегах, или на баржах и поездах, а люди перемещали вместе с собой различные предметы и идеи. Некоторые попадали в эти места, потому что хотели перебраться из Китая в Россию или наоборот. Другие жили у Аргуни, потому что хотели торговать, или нуждались в доступе к пастбищам для выпаса скота, или промышляли рыболовством. Это было сложное место взаимодействия, над которым государства стремились установить контроль, в конце концов ограничив такие перемещения.

Выход за пределы большой политики, сформировавшей эту границу, и концентрирование внимания на повседневной жизни местного населения, практиках пограничья и соприкосновения местных сообществ с большим миром – сложная задача. Кочевники с их мобильным образом жизни и контрабандисты с их секретными торговыми сетями зачастую были неграмотны или не видели необходимости в создании автобиографических документов. То же самое можно сказать о проводниках поездов и пограничниках. Эти ограничения должны учитываться при реализации проекта описания повседневных взаимодействий в отдаленных зонах контакта. Описание этой границы из-за различий в архивных культурах оказалось даже сложнее, чем проникновение в разные сферы жизни местного населения. Граница и вопросы национальных меньшинств в Китае остаются непростыми темами для национальной историографии и исторической политики. Многие коллекции первоисточников по истории этого региона в интересующий нас период неполны или недоступны в настоящее время. Смещение в сторону российских архивных источников в этом исследовании было преодолено благодаря двум обстоятельствам: архивные записи об общей государственной границе составлялись как минимум двумя странами, и, к счастью, некоторые китайские документы оказались в зарубежных архивах^[25]. Кроме того, газеты, отчеты об этнографических исследованиях, краеведческие справочники и полевые записи путешественников, найденные в библиотеках и частных коллекциях, предлагают восходящую перспективу, позволяющую включить жителей пограничья в изучение вопроса. Устная история также стала ценным источником информации. Интервьюируемые, рассказы которых включены в эту книгу, местные жители обеих сторон границы, работали железнодорожниками, чиновниками, фермерами и учителями. Их обычные профессии и другие аспекты их жизни оказались незаменимы в попытке углубить наши знания о повседневных социальных практиках, характеризующих Аргунский бассейн.

Несколько слов о структуре этой книги: главы последовательно разворачиваются от XVII века до конца XX, однако предпочтение отдается не жесткой хронологии, а тематической согласованности. В первой главе описывается взаимодействие людей во фронтире, начиная с первых прямых, но случайных контактов между русскими и китайцами, которые произошли в XVII веке, когда обе империи впервые попытались демаркировать общую границу, и до конца XIX века, когда железная дорога и другие элементы современности начали менять жизнь на Аргуни, учащая и регулируя межграничные контакты. Во второй главе рассматриваются введение на рубеже XX века более систематической политики управления межнациональной границей, которая пришла на смену политике невмешательства. Здесь рассматривается то, как разногласия по вопросам территориальных границ оказались включены в национальную риторику и процесс реорганизации таможенных и санитарных систем в ходе общего движения к формированию территориальной границы. Фокусируясь на социальной и этнической истории станции Маньчжурия и территорий вокруг, в третьей главе я анализирую эффекты революций и сепаратистские движения коренных народов, возникшие вслед за распадом имперской власти в Китае в 1911 году и в России в 1917 году. Четвертая глава описывает коллективизацию и другие радикальные раннесоветские программы укрощения населения, которые скорее запретили, а не отрегулировали межграничные контакты, а также показывает, как эти программы изменили политический, этнический, экономический и социальный ландшафт в верховьях Аргунского бассейна. Пятая глава исследует последствия российско-китайского конфликта 1929 года и оккупацию Японией Маньчжурии в 1931 году. Эти события повлияли на аргунское пограничье, заставив режимы усилить свое присутствие на периферии. Глава шестая концентрируется на периоде между концом 1940-х годов и началом 1960-х. Несмотря на набравшую обороты риторику дружбы и сотрудничества, межграничные отношения здесь больше не возникали неформально, а всецело контролировались из Москвы и Пекина. Российско-китайский раскол в 1960–1970-х годах обсуждается в седьмой главе. Этот конфликт оказал существенное влияние на ситуацию вдоль границы и имел серьезные последствия для экономики и демографии аргунского пограничья. Поезда, циркулирующие между Пекином и Москвой, больше не были заполнены советскими или китайскими гражданами – они перевозили пассажиров из Северной Кореи и Вьетнама, а пропагандистские кампании вновь обратились к старым мотивам саботажа, шпионажа и дезинформации, наполняя границы новой легитимностью пространства вражды. Глава восьмая прослеживает изменения, произошедшие в 1980-х годах. Здесь рассматривается то, как граница между двумя коммунистическими государствами вновь стала проницаемой в результате решений центральной власти и действий местного населения.

Глава 1
КАЗАКИ И ЗНАМЕННЫЕ НА АРГУНСКОМ ФРОНТИРЕ

В 1867 году Агатон Гиллер – поляк, сосланный российским государством за участие в движении за независимость Польши на каторгу в Забайкалье в 1851–1856 годах, поделился следующим наблюдением за жизнью казацкой станицы Олочи, расположенной на среднем течении реки Аргунь примерно в двадцати километрах от Нерчинского Завода:

В Олочи ‹…› несколько дней назад проходила китайско-сибирская ярмарка. ‹…› Помимо Олочи подобные ярмарки бывают в Цурухайтуе, Акше на реке Онон и в Горбице на Шилке. Ярмарки проводятся раз в год обычно в первых числах июля. Сибиряки привозят стекло, овчину, меха, олений рог, свинец и другие металлы, а монголы привозят просо, рис, китайскую водку, трубки, стеклянные мундштуки, статуэтки и украшения, шелковые и полушелковые ткани, табак, чай и т. п. Неспособные изъясниться, они указывают на предмет, который желают приобрести, и то, что за него предлагают^[26].

Когда поляк, ставший впоследствии известным историком, отбывал здесь свою ссылку в середине XIX века, китайско-российская граница на Аргуни была достаточно открытой – река скорее объединяла жителей обоих берегов, нежели разделяла их. Ссылка в Сибирь предстает в воображении изоляцией в отдаленных и оторванных от внешнего мира местах, однако оживленный обмен между китайцами, монголами и русскими, осуществляемый практически вне государственного контроля, говорит об обратном. Русские, будь то ссыльные или члены самоуправляемых и полувоенных казацких сообществ, относительно недавно появились в этой местности, а товары, которые обменивали местные оленеводы и кочевники, ранее были приобретены ими у китайских торговцев.

Ил. 1. Казацкая станица в низовье Аргуни, конец XIX века. Люди, животные и товары переправлялись по реке на баржах (Фотоальбом. Амур: От реки Аргуни до с. Покровской. Б. м., б. и. Дальневосточная государственная научная библиотека)

Эти ярмарки часто совпадали с проводимыми каждое лето проверками китайских пограничных инспекторов. Современник Гиллера – Николай Иванович Кашин – выпускник медицинского факультета Московского университета, семь лет своей врачебной практики в 1850-х годах провел в Олочи. Каждое лето он становился свидетелем этих русско-китайских встреч. Китайские пограничные объезды к этому времени насчитывали уже более чем полуторавековую историю. Они осуществлялись в соответствии с заведенной традицией – за формальным обменом представителями пограничных делегаций следовал обмен товарами, а затем китайские проверяющие на небольших судах возвращались к своим обязанностям по охране границ.

Завершая трехнедельную поездку по суше из Мергени (сейчас Нэньцзян), китайский пограничный корпус, состоявший из 130–150 человек, к началу лета обычно выходил к пограничному лагерю на Аргуни. Встречи начинались с преподнесения подарков: в обмен на корову или несколько овец русские получали от китайцев низкокачественный алкоголь, ящики сладостей, второсортный чай и тому подобное. Вся китайская делегация приглашалась на прием, который устраивался в заранее оговоренный день и продолжался с полудня до самого вечера. Кашин описал поведение китайцев в Олочи следующим образом:

За столом ноены ведут себя довольно чинно, разве только кто-нибудь из них уж очень сильно подгуляет; они всегда с любопытством рассматривают столовое белье, но умильнее всего, как заметно, поглядывают на бутылки с наливками и мадерой. Нередко мы для такого праздника приглашали музыкантов из Большого Нерчинскаго Завода, которые обыкновенно играют во время стола; но музыка, могу сказать, довольно хорошая… По всему видно, что их уши не привыкли к стройной гармонии и мелодическим звукам; их можно расшевелить разве только звуками потрясающими: дребезжащим разбитым горном, барабаном или даже, может быть, только трещоткой^[27].

Такое же, продолжавшееся до позднего вечера празднование устраивалось на следующий день на китайском берегу для русских. Китайцы обычно прощались с гостями оружейными залпами. Обмен товарами, следовавший за этим, происходил на русском и китайском берегах попеременно. Воспоминания Кашина и Гиллера рисуют сложную картину культурных зон взаимодействия русских, китайцев и коренного населения фронтира, которая не ограничивалась лишь товарообменом, а включала и другие аспекты соприкосновения культур, например различия в представлениях о музыкальном сопровождении ужина.

В этой главе рассматриваются взаимоотношения населения фронтира в годы, последовавшие за первыми контактами русских и китайцев на Аргуни в начале XII века, когда государственная граница еще не была очевидной, вплоть до конца XIX века, когда железные дороги, телеграф, структура таможенного контроля и другие элементы современности стали менять жизнь во фронтире.

Отношения между Российской и Китайской империями на общем степном фронтире в этот период можно разделить на три этапа. Первый этап продлился до конца XII века. Казаки в это время прибыли в Забайкалье и начали контактировать с монгольской знатью, а династия Цин установила власть над Хулун-Буиром. Обе империи в это время боролись за господство в Амурском бассейне. Границы между ними были очерчены только в результате заключения Нерчинского и Кяхтинского договоров в 1689 и 1728 годах соответственно. Второй этап, длившийся примерно с 1728 по 1851 год, характеризовался равновесием сил между Пекином и Санкт-Петербургом и установлением постоянной, но неполноценной границы, контролируемой обеими сторонами. Этот этап также характеризуется учащением приграничных контактов, в частности через Кяхту, ставшую местом круглогодичной приграничной торговли. Третий и последний этап продолжался с 1851 года и до конца XIX века. Тогда произошло усиление влияния России, которая при поддержке недавно образованного Забайкальского казачьего войска включила в свои границы территории севернее Амура и восточнее реки Уссури. В этот период Забайкалье было полностью включено в административную систему Российской империи, а русские казачьи войска начали распространять свое косвенное влияние на китайский берег реки Аргунь.