Отшельник охотно исполнил желание гостей. Провожая их, он тревожно посматривал на вершину горы и, наконец, жестами осведомился, не имеют ли белые в виду взойти на нее?

Когда они дали ему утвердительный ответ, он покачал головой. – Молния! – перевел его слова Аскот. – Гроза, буря и сильный дождь.

– Другими словами – нам угрожает непогода! Но я думаю, что это нам не должно помешать. Дождь, который льет на огненное море, должно быть представляет собою редкостное зрелище.

– Но там наверху очень холодно, – предостерегал отшельник. – Очень холодно, замерзнуть можно. Ветер разносит огонь, как солому.

Но наши друзья не совсем понимали старика, из его речи им были знакомы только некоторые слова, а потому они и не выяснили себе действительного размера опасности. Думая, что им предстоит только какое-либо забавное приключение, они распростились с отшельником и тронулись в путь, уже позабыв его предостережения.

– Старик мерзнет даже на солнце, – насмешливо заметил про старика унтер-офицер, – быть может, он трусит и перед громом и молниею, принимая их за враждебные человеку силы.

– А я так не могу выразить, – кивнул Антон головой, – как был бы я рад холоду. Ах, если бы этак хорошенький норд-ост, вот-то было-бы блаженство!

Все с этим согласились и хотя старик еще раз настойчиво повторил им вслед: – Холодно! – путники, не обращая на это внимания, пошли своей дорогой. Старик наделил их печеными хлебными плодами взамен сырых, вареными яйцами и сладким луком, испеченным в горячем пепле. Затем он спросил их, из чего они будут разводить огонь наверху.

– Из дров! – ответил Антон.

– Но их там нет!

Фитцгеральд засмеялся. – Ну, значит у нас там будут только холодные блюда. Это не повредит удовольствию.

Отшельник сказал еще несколько слов, которых никто не понял, пожал всем руки и еще раз покачал головой, запирая за ними дверь перекладиной.

Медленно войдя в хижину, он бросил на жертвенник ветку с цветами и когда цветы осыпались с неё, в ужасе всплеснул руками. Мрачная богиня Пеле не приняла его жертвы, напротив, она даже намеревалась предать смерти в своих каменных пустынях всех этих молодых, полных жизни и здоровья, людей; она хотела отомстить за вторжение их в её владения.

Старик принес из сада еще одну ветку, а уже осторожно возложил ее на алтарь.

Розы опять осыпались и лепестки их, словно снегом, покрыли каменный пол хижины.

– Пеле! – бормотал отшельник. – Пеле!

Он произнес вполголоса длинную молитву, воззвание к высшим богам. Он думал о завывающей буре, развевавшей серные пары по скалам и утесам, ему мерещилась глубокие трещины, пересекающие пустыню, облака серной едкой пыли.

– Пеле! – шептал он, – Пеле!

Рискнули ли бы наши друзья продолжать путь, если бы знали мысли отшельника! Не поколебалось ли бы дерзкое решение взойти на эту гору этих веселых, самоуверенных молодых людей?

Едва ли. Но его предостережения лишь на половину были ими поняты. Им казалось совершенно неслыханным беспокоиться о холоде и буре, когда они обливались потом, когда, от жары платье прилипало к телу и солнце припекало как огнем.

– У нас хватит провианта дня на два, – заметил Аскот.

– А с вершины горы мы увидим наш корабль! – прибавил лейтенант. – Наш пустой… мертвый корабль!

– Современем у него опять будет экипаж и он отвезет еще нас в Австралию к твоему отцу, Антон!

Мальчик, вздохнув, отвернулся.

Они бодро шли в течение уже многих часов все в гору, и не выходя из того леса, на опушке которого они нашли усадьбу отшельника. Наверху росли акации и лавры, затем пошли кустарники, вереск, еще дальше скудная, жесткая трава, и. наконец, пустыня.

На каждом шагу из-под ног путников сыпались осколки лавы, с треском катившиеся вниз, пыль поднималась всюду, куда они ни ступали. Но они не только не замечали никакого холода, а, напротив, воздух становился душным; небо заволакивалось черными тучами с какими-то странными желтыми и голубоватыми, краями, иногда в воздухе раздавался грохот, – очевидно, собиралась гроза.

– Надо бы поискать, нет ли здесь пещеры какой-нибудь? – сказал Аскот.

– Среди лавы? Едва ли!

– В таком случае, нас скоро промочит до костей.

– Что за беда! Во всяком случае, мы уже совсем недалеко от огненного моря, посмотрите туда: несмотря на дневной свет, можно различать пламя, выбивающееся из горы.

– Да. Очень возможно, что огненное озеро находится за той грядой утесов, которые видны вправо на горизонте.

– Пусть дождь льет себе, а мы-таки взглянем на это чудо природы. Нам ли не приходилось мокнуть!

– Оглянитесь ка назад, господа! – воскликнул унтер-офицер, – какое чудное зрелище!

Все последовали его приглашению и крик восторга чуть не вырвался даже у матросов, видавших всякие виды. Зеленеющий лес спускался терассами на необозримом пространстве вплоть до берега моря, которое словно голубым поясом окружало остров. Отсюда невозможно было различить ни хижин людей, ни каких-либо признаков их горя и взаимной вражды, ни каких-либо живых существ. Кое-где в зеленом море леса виднелись словно островки отдельные поляны, покрытые травой; но если тут и паслись мирно какие-либо животные, то с этой высоты их невозможно было бы разглядеть.

Остров представлялся совершенно пустынным. Казалось самый невозмутимый мир царствовал в том месте, которое было так недавно ареной кровавых битв и сцен, где Ту-Ора был принесен в жертву богам, а Идио уведен в рабство, где повелитель всей страны, Ка-Мега, был предан земле руками чужестранцев без подобающих его сану почестей и церемоний.

Между тем на небе все продолжали собираться тучи, обволакивавшие все однообразным, зловещим желтовато-багровым покрывалом. Высоко в небе пронеслась ворона с неприятным хриплым карканьем.

– Это вестники несчастья! – сказал Антон.

– Неужели ты так суеверен?

– Нет, но почем знать, какими голосами пользуется Бог, чтобы оповещать людей о бедствии?

Никто ему не ответил. В природе воцарялась грозная тишина и все мало-помалу подпадали под её влияние.

Аскот указал на вершину и привлек общее внимание к горам. Вид их теперь совершенно изменился. Сколько можно было взглядом окинуть, видна была мертвая бесприютная пустыня, покрытая обломками лавы, и нигде не заметно было никакой тропинки. бесформенные массы громоздились одна на другую, и сердце у каждого из путников невольно сжималось при взгляде на эту унылую картину.

– Мне кажется, – заметил лейтенант, – начинает темнеть. Не лучше ли поторопиться.

Матросы, которые несли воду и провиант на длинных жердях, постоянно сменялись, так как идти здесь и без ноши было очень тяжело. Но вот поднялся ветер, закружилась: в воздухе пыль, засоряя глаза, и из туч сверкнула молния.

– Слава Богу, наконец-то будет прохладнее.

– Но, посмотрите, как быстро стало темнеть! Моря вокруг острова уже не стало видно.

– Там направо в камнях словно вырублены ступени! – вдруг воскликнул Антон…

– И в самом деле! – подтвердил унтер-офицер. – А вот, смотрите, господа, что-то в роде небольших алтарей! На одном из них еще видны остатки жертвоприношения – орехи и фрукты.

– Ура! Значит, эти ступени ведут к огненному озеру.

Все оживились, несмотря на то, что начали падать крупные капли дождя, угрожавшего перейти в ливень; но зато пыль заметно улеглась. По грубым ступеням, высеченным в лаве и в камнях, было довольно удобно карабкаться, в воздухе становилось все прохладнее, а вскоре ветер стал казаться разгоряченным лбам путников и совсем ледяным.

– Ну, кажется, тут и конец нашему благополучию, – с беспокойством заметил лейтенант.

– Я еще не могу пожаловаться, – отозвался Антон. – Я так рад этой прохладе.

Многие из путников уже развертывали свои одеяла и кутались в них. Среди наступавшего мрака все ярче вспыхивали огненные языки, выбивавшиеся из горы, в воздухе слышался залах расплавленного металла. Вот и последние ступени и дальше перед путниками открылась громадная природная арка, которая вела в узкое ущелье. Колоссальные формы этих самой природой устроенных ворот производили впечатление развалин портала древнего замка.

Сквозь эти ворота уже видно было как сверкает и светится огненное озеро и сердце у каждого невольно содрогнулось при виде этой прекрасной и в тоже время страшной картины. Расплавленные массы потоками лились из недр вулкана, а на встречу им неслась ледяная буря. Непрерывное оглушающее шипение раздавалось в воздухе, от времени до времени сопровождаясь раскатами грома, заглушавшими все другие звуки. Казалось, здесь все стихии восстали одна на другую – и обычный порядок жизни прекратился.

– Какой грохот! – воскликнул лейтенант.

Аскот и Антон уже подбежали к краю огненного озера, остальные в нерешимости последовали за ними. Футах в двадцати под ногами наших друзей находился совершенно круглый громадный бассейн, со всех сторон окруженный утесами, настоящее озеро, в котором кипела жидкая, раскаленная докрасна лава. Подземный огонь поддерживал в этой массе постоянное кипение; иногда из неё вылетали и брызги и тогда клочья раскаленной лавы ударялись в окружающие скалы, и подобно красным цветкам, висели на них, пока остынув и обратившись в губчатый кусок шлака не отваливались от камней и не падали обратно в пламя озера. Их сменяли новые брызги и это явление шло непрерывно.

Словно седые великаны громадные утесы обступили со всех сторон огненное озеро и во многих из них были сотни больших и малых трещин и расселин, из которых то и дело вырывались языки пламени, тогда как самые скалы темными массами уходили в небо. Глубоко внизу по самым краям бассейна с кипящей лавой образовалось несколько отдельных, действующих кратеров, из которых по временам вылетали то камни, то пепел или лава, то целые облака дыма и пара. Камни грузно падали в озеро и из-под них во все стороны разлетались брызги, целые снопы, сверкающих как бриллианты, искр.

А над озером на небе стояло грозовое облако, из которого змеились молнии, то и дело зигзагами ударявшие в землю. Куда ни взгляни, всюду пламя, огонь, искры. Отовсюду слышались треск, грохот, шипение, волнами ходил огонь, земля и небо осыпали друг друга снопами искр и пламени.

Дождь все усиливался. Крупные, тяжелые капли его падали в кипящие массы, тут же обращались в пар, смешивались с парами и дымом, вырывавшимися из кратеров, и то серым, то синим облаком застилали бездну. Облака паров и и дыма то крутились, как пыль, поднятая во дороге движущимися войсками, то принимали вид каких-то сказочных существ с головой дракона и телом гигантской змеи… Эти образы так же быстро исчезали, как и появлялись, необычайные по своему разнообразию формы, ползли отовсюду, расплываясь или изменяв прежде, чем глаз успевал схватить их очертания и масса быстро сменявшихся впечатлений утомляла и наполняла страхом душу зрителя.

Наши путники не могли вымолвить ни слова. Это грандиозное чудо природы производило подавляющее впечатление, сковавшее все уста. Никто из этих онемевших от изумления людей никогда не подозревал самой возможности существования подобных удивительных явлений. Одно было ясно для всех, – это, что бедным, невежественным островитянам такое место не могло представляться иначе, как жилищем злых, угрожающих человеку сверхъестественных сил. Дикому первобытному уму не могло не казаться, что там, где огонь вырывается из земли, где в глубине происходит какая-то грозная могучая работа, там должны обитать враждебные силы, которые нужно умолять о пощаде, с которыми нужно примиряться при помощи жертвоприношений, чтобы они не совершили опустошительного набега на мирные деревни и не обратили их в груды развалин и пепла.

Не удивительно, что у всех жертвенников, на устах всех молящихся со страхом повторялось имя грозного божества: «Пеле! Пеле!»

Молнии сверкали все чаще и сильнее, все громче бушевала буря между скал. Усталые путники уныло переглядывались. Хаос в природе путал все мысли в голове. Облака черной пыли осыпали лица, тело обдавало то невыносимым жаром, то леденящим холодом, дождь давно уже промочил каждого до костей.

Аскот первый указал на выход из ущелья, приглашая этим жестом пуститься в обратный путь.

Еще один взгляд на поразительное зрелище, которое приковывало к себе глаза зрителя, и все вышли из ущелья и вступили в область урагрна, свирепствовавшего с странной силой и словно соперничавшего своими оглушительными мелодиями с громом, без умолка грохотавшим в небе. Но и тут путникам негде было укрыться от расходившихся стихий и так же, как на берегу огненного озера, не было возможности перекинуться словом.

Отвесные стены ущелья все-таки представляли собой хоть какую-нибудь защиту, а каково будет на совершенно открытом месте, возможно ли будете даже идти в такую бурю по той трудной дороге, по которой пришли сюда?

– Я бы предпочел сидеть теперь в хижине пустынника, – сказал кто-то.

– А я нет! – возразил Аскот. – Право нет. Что за беда, если мы немножко промокнем? Такая буря не может долго продолжаться.

– Не остаться ли нам здесь на ночь, сэр?

– Да, что вы на это скажете, унтер-офицер?

– Гм! Я бы предпочел хоть немного спуститься пониже. Может быть попадутся более крупные глыбы лавы, за которыми можно было бы укрыться хотя бы от ветра.

– В таком случае, вперед! – скомандовал Фитцгеральд. – Право, я никогда в жизни не видывал такой бури.

– Отшельник предупреждал нас!

– Эй, ребята! – кричал Мульграв. – Не унывайте по поводу таких ничтожных неудобств. Мы столько времени жались, словно селедки, под палящими лучами солнца, терпя голод и жажду, так могут ли нам, повредить сырость и холод? Смотрите только себе под ноги, чтобы не оступиться!

– Молния будет освещать нам путь!.. Ну и воет же ветер!

Прошло не меньше полчаса, прежде чем путники, спустились с гигантской лестницы. Внизу было меньше пыли в воздухе, но за то ноги ступали по размягченной клейкой массе, которая прилипала к сапогам и словно пудовые гири затрудняла каждый шаг. Дождь лил потоками, слепил глаза и промочив до нитки шерстяные одеяла, в которые путники кутались, обратил и их в страшную тяжесть. При блеске молнии путники вглядывались в предстоявший им впереди путь, казавшийся бесконечным. Справа от них поднималась каменная гряда, отходившая от кряжей, окружавших огненное море, слева и прямо от них тянулась неприветливая угрюмая пустыня. Ни одной былинки не торчало из почвы, усыпанной обломками камней и глыбами лавы, ни одно дерево, ни одна скала не сулили усталым людям убежища от непогоды. И снова высоко в небе закаркал зловещий ворон.

– Ну, меня-то не напугаешь! – со смехом крикнул ему Аскот.

Но и его неизменное мужество начинало колебаться. Ведь такие пузыри на много миль тянулись по всему острову, на них не попадалось ни лужайки, ни деревца, никаких животных, только зловещее карканье ворон раздавалось здесь, да шуршала ящерица между камнями. Удастся ли найти здесь дорогу к зеленеющим полям?

– Мармадюк! – воскликнул он, наконец. – Уверен ли ты, что мы не сбились с дороги? Лейтенант запнулся. – Когда мы шли сюда, лестница была у нас вправо, следовательно, нам нужно было держать теперь влево… мы так и сделали. – Но я не узнаю этого места! – воскликнул Аскот. – Здесь как-то меньше глыб лавы и вся местность имеет более плоский характер.

– И мне так кажется, – заметил Антон.

– В таком случае, сделаем привал и закусим, хотя бы подмоченными хлебными плодами. Слава Богу, что влага не могла проникнуть в самые ядра орехов.

Мульграв ногами ощупал почву. – Здесь немыслимо остановиться, сэр! Всюду лежать камни в голову человека величиною.

– И чересчур пахнет серой!

– В таком случае, идем дальше, дети мои. С первым дучем солнца нам станет лучше!

– Да, но до утра еще далеко, сэр… А молния сверкает реже прежнего.

– И дождь… слава Богу… будто утихает.

Они прошли еще порядочное пространство, прикрывая глаза руками от ветра, который дул с такой силой, что даже говорить можно было не иначе, как повернувшись спиной к ветру. Теперь приходилось вступать в непосредственное единоборство с рассвирепевшей стихией и каждый путник мог ежеминутно опасаться, что в этой борьбе силы изменят ему.

– В воздухе чувствуются пары, – заметил кто-то.

– И при том серные! Что если мы идем прямо к расселине в земле?

– Пустите меня вперед! – крикнул Фитцгеральд. – Камни трещат и сыпятся из-под ног… это настоящая адская дорога…

– Я пойду с тобою, – объявил Аскот.

– Останься со всеми – приказываю тебе, как начальник экспедиции!

В этот момент он споткнулся. – Перед нами, как будто, виден свет… Или меня обманывают глаза?

– Нет, сэр, нет! Ради Бога, осторожнее! Это наверное та расселина, из которой выходят серные пары.

В этот момент молния на секунду осветила окрестность. У самых ног наших путников зияла широкая трещина, из которой клубились густые облака испарений, по временам подергивавшиеся желтым отблеском, который, очевидно, являлся отражением пламени, бушевавшего глубоко в земле. Идти дальше в этом направлении было немыслимо, но также немыслимо было я повернуть назад и идти против ветра, и таким образом оставалось только пробираться вдоль расселины, куда бы ни завела эта дорога.

Среди матросов начинался уже ропот. – Кто сюда забрался, вряд ли выберется обратно!

– И я так думаю! И подумаешь, что мы давно, уже были бы на берегу моря…

– Тсс! Лейтенант услышит!

– Пусть слышит! Нас послали на землю за провиантом… если уж на то пошло!.. зачем же было забираться туда, где ничего нет, кроме камня?

– Ну, полно, ведь мы же пошли сюда по своей охоте. Лейтенант не запрещал нам идти одним, к нашему судну. И у него не было никакого способа предотвратить то, что случилось.

Фитцгеральд не слышал этого разговора, он храбро шел вперед, но и у него невольно раздался в голове вопрос: – «чем это все кончится»?

Дымящаяся рассеянна уходила все дальше вверх в горы в угрюмую дикую пустыню, но постепенно грунт становился тверже, на гладкой поверхности лавы становилось все меньше осколков выветрившихся горных пород, обращавшихся в пыль, и здесь можно было уже расположиться на отдых.

Буря относила в противоположную сторону облака серных паров, но за то с другой стороны не мало беспокоила путников. Ветер дышал на них невыносимым холодом, даже разговаривать было трудно; быть может, во всем свете не нашлось бы хуже места для отдыха, но сил не было идти дальше; путники легли на земле под дождем и бурей, мокрые до костей и усталые до потери всякого мужества.

– Это тесто, которое здесь называют хлебом, невозможно есть! – вздохнул один из матросов. – И воду мы совершенно напрасно таскали в такую даль!

– Не ворчи, Билль! Вспомни, чего бы мы не отдали в свое время на палубе «Короля Эдуарда» за какие-нибудь несколько капель той воды, что бежит по этим камням.

– Там они были бы благодеянием, а здесь это чистое мучение.

– А еще охотник за невольниками уверял нас, что ходил сюда стрелять диких коз! Какие тут козы в такой холод.

– Козы водятся не здесь, а разве возле жилища отшельника. Не могло же придти в голову тому флибустьеру, что мы заберемся на такую вышину.

– Да, это было довольно глупо, – проворчал Билль.

– Хотя бы ночь прошла скорей! Может быть где-нибудь по близости окажется ущелье, по которому можно спуститься в долину.

– До утра недалеко, – заметил Фитцгеральд, – теперь по меньшей мере уже два часа.

– Да, не более того. А небо по-прежнему покрыто черными тучами.

Снова наступила длинная пауза. Некоторые из матросов лежали на мокрых одеялах, не двигая ни одним членом. Руки и лица у них были холодны как лед.

Унтер-офицер расшевелил их, окликнул по имени и заставил подняться. – «Идем, ребята, идем… не давайте себе впадать в оцепенение… неужели вам хочется замерзнуть?»

– Да! – пробормотал один из них. – Да!.. Хот какой-нибудь конец… лишь бы поскорее…

Другой лежал как мертвый и от него нельзя было добиться никакого ответа.

– Мульграв, идут ли у вас часы?

– Нет, сэр! Верно в них попала вода!

– И мои тоже стоят. Господи, помилуй нас!

Унтер-офицер между тем оттирал и тряс бесчувственного, хотя и у самого руки совсем окоченели; молодые люди, особенно Аскот, которого ни на минуту не покидала его насмешливость; деятельно помогали ему.

– Ну эта прогулка оставит по себе воспоминание по гроб жизни! – воскликнул он.

– Да, если только останется кто-нибудь в живых, чтобы вспоминать о ней.

– И, полно, какие глупости! Ну кто же умирает от нескольких капель воды?

Между тем бесчувственного матроса растрясли таки, принудили сделать несколько шагов и таким образом заставили его снова бороться со смертью: двигать руками и ногами, держаться на ногах без посторонней помощи и т. п., до тех пор пока несчастный не пересилил наступавшее уже оцепенение. Все остальные тоже ходили взад и вперед, или боролись друг с другом, ибо к стоянке их на холодной, как лед, земле уже ползла, подобно страшной змее, бледнолицая смерть, и только бодрствуя и борясь, можно было избежать её объятий.

Ночь эта тянулась по истине бесконечно!

К утру дождь прекратился, но холод усилился. Все стало покрываться ледяной корой, в воздухе стали кружиться снежинки. Снег!.. снег на родине пальм и апельсинов!

Прошел еще один длинный, тоскливый час, и, наконец завеса из туч стала светлеть, и из-за нее выглянуло солнце. Ночные тени еще лежали в глубине ущелий, утренняя заря еще боролась с мраком, но было уже достаточно светло, чтобы осмотреться и определить, где. именно пришлось провести им ночь.

И тотчас же десятки рук указали на отблеск пламени, просвечивавший багрянцем сквозь мрак… Раздался общий крик от которого никто не мог удержаться. Далеко внизу под ними волновалось и бурлило огненное озеро… Вместо того, чтобы спускаться к лесу, они незаметно ушли еще выше в гору и теперь ночевали над огненным озером.

Красавица утренняя зорька нежно трепетала на высоком небе над этим морем огня, наконец, брызнули первые лучи солнца, разом проникшие во многие темные ущелья, местами покрывая розовым отблеском глубокие пропасти, и вершина горы с её вечными снегами зачервонела. Отдельные снежинки еще недолго покрутились в воздухе… буря вдруг прекратилась и в несколько мгновений в воздухе, который только что так. сильно колебался, стало совершенно тихо.

– Слава Богу! – сказал, переводя дух, лейтенант. – Теперь, мы разыщем вчерашнюю дорогу… Ну, дети мои, – продолжал он, возвышая голос, так как никто не отозвался на его восклицание, – ну, дети мои, еще неможко усилий и всем бедам – конец!

Ропот пробежал в кучке матросов. – Нигде не видно ни следа дороги!.. Высокие деревья леса кажутся отсюда не более как тенями на горизонте… добраться ли нам туда… это большой вопрос!

– Но ведь нужно уже попытаться, ребята!

– Чу! – воскликнул Аскот. – Что это было?

– Буря возвращается… гром!

– Нет, нет! Совсем другие звуки!.. Я…

Он не мог договорить. Грохот и гул, похожие на раскаты грома, но только более глухие, протяжные, наполнили воздух и вслед за тем, почва, на которой стояли наши друзья, заколебалась. Огромные утесы опрокидывались словно кегли, более мелкие катились, тяжело подскакивая, и исчезали в пропастях… Трудно было удержаться на ногах. Толчок был так силен, что многие наткнулись друг на друга, многие попадали. Все тревожно озирались с помертвевшими лицами.

– Землетрясение! – шептали они друг другу.

Кто-то указал на вершину горы, огненный венец которой меркнул при солнечном свете… Там образовалась широкая трещина!

– Почти на том месте, где мы стояли и смотрели вниз на море!

Действительно, из-за темной, стоявшей отдельно, как стена, гряды, из горы поднимался огромный столб дыма, в котором сверкали искры и снопы огня. Потом подземный гул снова повторился, казалось, что старая гора разваливалась на части, и наконец, с оглушительным треском столб огня вырвался из вновь образовавшегося кратера. Высоко к небу взлетели красные полужидкия массы расплавленного металла, тяжелые камни поднимались, подобно мячам, и наконец, полила кипящая, жидкая, пенящаяся лава. Потоки её катились как раз через ту темную, как бы отдельно стоявшую, гряду и затопили лестницу, по которой пришли вчера наши друзья, и маленькие алтари, которые они там видели… Вскоре вся долина, вся вчерашняя дорога из была затоплена огненными волнами лавы. Среди этого моря лавы огромным исполинским алмазом сверкала та отдельная гряда, но затем она внезапно заколебалась, наклонилась вперед, расселась на двое и рухнула в море огня. Брызги полетели под самые облака, искры, крупные и мелкие, словно снежинки, закрутились и заплясали в воздухе и затем все снова улеглось, и стало тихо, как ни в чем не бывало… Только огненное озеро бурлило по-прежнему. Оно целиком поглотило громадный кряж, грядой торчавший на горе… Все это явление продолжалось не более получаса. Затем гнев природы как бы утих, солнце весело заблистало на небе, свежий ветерок разогнал тяжелые сернистые испарения во все стороны, и сдул следы дождя пепла, сыпавшегося из новообразованного кратера… Наши друзья переглядывались.

– Что если бы мы не сбились с пути! – заметил Антон. – Что было бы с нами теперь?

– Сгорели бы живьем! – отозвался Мульграв, содрогаясь. – Страшно подумать!

Аскот молчал; скрестив руки на груди, он стоял спиной к остальной группе, и, быть может, никто в ней не был так сильно потрясен, как этот юноша, у которого при всяких обстоятельствах было насмешливое словцо наготове. Фитцгеральд, подойдя к нему, положил ему руку на плечо.

– Аскот, что если бы ты теперь был охвачен этой раскаленной лавой…

Молодой сорви-голова тотчас прервал его: – Сказать тебе, что было бы, Мармадюк?.. Ты, сделался бы будущим лордом Кроуфордом!

– Но, Аскот…

– Ах, пожалуйста, без нравоучений! я не могу их слышать!..

Он схватил за руки старого унтер-офицера. – Ну, Лоно, как дела? Не пора ли вам выжать наши одеяла, скатать их, горшки пошвырять в бездну, и пойти помаленьку туда, в вечно зеленеющую долину с её кокосовыми орехами и хлебными деревьями?

Старик кивнул головой. – Ничего лучшего, не хотел бы, молодой господин, но это не так-то легко.

– Я вижу море! – воскликнул Антон.

Лейтенант схватился за подзорную трубу, долго смотрел в нее и, наконец, обратился к своим товарищам с довольным видом. – Ну-с, господа, кому угодно поздороваться с нашим кораблем?

– Ах!.. Наш корабль!

Все теснились к трубе. Все эти иззябшие, голодные, измученные усталостью люди, хотели все-таки взглянуть на свой фрегат, на те доски и снасти, которые одни здесь напоминали им далекую родину. Там развевался британский флаг, там, среди этих утлых стен, которым постоянно угрожали бури и ветры, шла до сих пор их жизнь, ныне превратившаяся в цепь самых странных случайностей. Страстное желание вернуться туда вдохнуло новое мужество в этих людей, они простирали руки к своему судну, им хотелось птицей улететь на палубу этого дорогого им судна, качавшегося без руля и без ветрил по воле волн.

– Вперед! Вперед! – кричал Аскот. – Не будем терять времени.

– Стоит ли таскать за собой эти сосуды с водой?

– Непременно! Почем знать, сколько времени нам предстоит еще блуждать?

Одеяла скоро были отчищены и выжаты, затем то же самое сделали с кафтанами и шапками и, наконец, занялись исследованием местности. Где-нибудь должно же найтись ущелье, сбегающее вниз к далекому морю, иначе – все погибло! Никто из них не выдержал бы другой такой ночи во льду, под бурей.

Неебозримое пространство было занято вновь вылившейся лавой, которая уже застывала на поверхности в стеклоподобную кору, рассыпавшуюся в мелкие осколки при малейшем прикосновении, но в глубине еще имела температуру выше точки кипения воды; вероятно, еще много дней пройдет, прежде чем она остынет окончательно. Она образовала движущийся покров над старыми почерневшими и побуревшими слоями лавы, отливала всеми цветами радуги, местами пестрой змеей скатывалась в обрывы… и все-таки, куда хватал глаз, всюду дорогу в желанную долину преграждала лава.

Дальше и дальше уходили наши путники и сбоку от них все по-прежнему расстилалась горячая лава. Местами среди неё, словно островок, возвышался приземистый кустарник, с обуглившимися листьями, и ветками; трупы погибших насекомых усеивали стекловидную поверхность лавы вокруг таких островков. Всюду тишь, дикая неприятная пустыня.

– Но ведь есть же где-нибудь конец этого потока! – утешал Фитцгеральд.

– Да!.. но хватит ли у нас сил дойти до этого конца, вот в чем вопрос.

– Я больше не могу выдержать! – воскликнул один матрос.

– И я тоже. Этот убийственный холод!..

– Видишь те две глыбы, образовавшие угол между собой?.. Отдохнем там?

– Пожалуй… туда ветер не проникает…

– Помните, ребята, – предостерегал лейтенант: – кто заснет, тот погиб.

– Пуст так! Все равно из нашего положения нет выхода! Мы вертимся в заколдованном круге.

Гнев исказил красивое лицо Фитцгеральда. – Эй, ребята! И вам не стыдно это говорить после того, как мы так чудесно избегли верной смерти?

Ответа не было… матросы растянулись в найденном ими убежище, намереваясь заснуть. Вся их воля, все помышления не заходили далее настоятельной потребности отдохнут тут же, сейчас же… они повалились, как усталые животные, и глаза их моментально сомкнулись.

Фитцгеральд и унтер-офицер с отчаянием переглянулись. – Что делать? – спросил лейтенант. – Вот уж и белый день, а нет никаких шансов на спасение!

– Все-таки надо поискать дороги к лесу! – ответил Мульграв. – Если же среди наших людей окажутся непокорные, то останется только предоставят их собственной участи!

– И уйти одним, старина.

– Да, сэр!

Лейтенант покачал головой. – Я не могу согласиться, чтобы они погибли по собственному неразумию!

– А если мы останемся с ними, то их неразумие погубит и нас!

Фитцгеральд хотел что-то ответить на это, когда где-то вдали раздался пронзительный, пронзительный звук, давно всем знакомый… он повторился раз, другой… все чаще и чаще, с короткими паузами… и все ближе и ближе!

– Раковины тритонов! – воскликнул Аскот.

– Туземцы!.. они ищут нас!

– Это наверное отшельник послал их за нами!

– Вперед, вперед! Бежим к ним навстречу!