Просто люби жизнь

Пять

Господи.

Я не могу пошевелиться. Не могу думать. Я почти не спала. У меня мурашки бегут по коже каждый раз, когда я вспоминаю эту ночь.

Шорох простыней, и Голландец переворачивается, моргает от светящего в глаза лучика света. Мгновение мы смотрим друг на друга. Затем его лицо медленно расплывается в улыбке, и он бормочет: «Доброе утро». Притягивает меня к себе для долгого, затяжного поцелуя, встает с кровати и идет в ванную.

Я откидываюсь на подушку, и моя голова становится похожей на зефир. Сама сладость. Само блаженство. Мечтательность и мягкость. Когда Голландец снова появляется, приняв душ, я импульсивно говорю: «Я по тебе соскучилась!» – и это правда. Я не хочу расставаться с ним ни на секунду. Это не химия организмов, это магнетизм. Притяжение. Научно доказанная сила. Это неизбежно.

Но чувствует ли он то же самое? И что будет с нами теперь? Куда мы двинемся из этой точки? Я сажусь и жду, пока мужчина натянет рубашку и оглянется.

– И что теперь? – выпаливаю я, и лишь тогда вспоминаю, что именно это Клара спрашивает Честера, когда он садится в повозку с сеном. На какое-то нелепое мгновение я представляю, что Голландец отвечает: «Когда ты в следующий раз встретишь меня, Ария, ты поймешь, что я человек слова!»

Но он просто моргает и говорит:

– Наверное, завтрак.

– Верно, – киваю я.

Я имею в виду, это очевидный ответ.

Мы идем, касаясь друг друга плечами, утреннее солнце танцует в наших волосах, и я чувствую себя легче, чем за последние месяцы. Годы. Мы подходим к дворику, и я вдруг осознаю, что нас не было со вчерашнего обеда. Это может показаться подозрительным, люди могут начать задавать вопросы…

Но когда мы присоединяемся к группе за большим деревянным столом, никто и вида не подает. Оказывается, вчера днем довольно много людей отказались от занятий йогой, а некоторые пошли ужинать в местный ресторан. (Вердикт: здешняя еда не так уж хороша, не стоит беспокоиться.)

Так что никто ни о чем не спрашивает и ни на что не намекает. И я этому рада. Не хочу пристального внимания. Хочу спокойно смотреть на Голландца поверх своего стакана с апельсиновым соком, перебирая восхитительные воспоминания. За исключением того, что мне нужно поделиться этим со своим отрядом. (Это все равно считается личным.)

После завтрака я беру на стойке регистрации телефон, ссылаясь на чрезвычайную семейную ситуацию, и иду на угол улицы, где, как я слышала, хорошо ловит 4G. После того как я постояла там секунд пять, мой телефон начинает оживать. Это своего рода волшебство, как будто мир снова со мной разговаривает.

Все мои группы в Ватсапе переполнены уведомлениями, и я чувствую мимолетный укол тоски. Не могу поверить, что я так долго ни с кем не болтала. Но каким-то образом я заставляю себя проигнорировать 657 манящих сообщений. Обещаю себе, что не буду смотреть, потому что если посмотрю, меня засосет. Вместо этого я захожу в новую группу под названием «Горячая линия экстренной помощи Аве», которую Нелл создала именно на этот случай.

Привет, печатаю я, и всего через десять секунд Нелл начинает печатать ответ. Как будто она ждала, когда я выйду на связь. Мгновение спустя мне приходит сообщение:

С ним все в порядке.

Затем на моем экране появляется фотография Гарольда с подписью:

Видишь? Он счастлив. Перестань нервничать. Иди и пиши!!

Мгновение спустя вмешивается Мод:

Ава! Как там книга?

Теперь и Сарика печатает:

Откуда у тебя телефон? Разве это не против правил?

Я понимаю, что они все в сети. Идеальное время. Я радостно печатаю:

Плевать на правила. Потому что – угадайте – я нашла парня. Я нашла идеального парня!!!

Я отправляю сообщение, смотрю, как приходят ответы, и мои губы расползаются в улыбке.

Что??!?!?!

Вау.

Быстро ты!

Ты уже спала с ним? Выкладывай!!!!

Я не могу удержаться от громкого смеха, их волнение так заразительно.

Да, я уже спала с ним, спасибо, что спросили. И он потрясающий. Он замечательный. Он…

У меня заканчиваются слова, поэтому я набираю и отправляю шестнадцать смайликов с сердечком. Меня сразу же бомбардируют ответами.

Ясно.:))

Приятно слышать ☺

Подробнее!!! Как его зовут????

Я печатаю ответ – Голландец – и жду шквала.

Голландец!

Голландец??

Это что, имя?

Он из Нидерландов?

Я уже собираюсь напечатать «Нет», когда понимаю, что не знаю. Может быть, он из Нидерландов, но вырос в Великобритании, и поэтому у него британский акцент. Невозможно предположить.

Я не знаю, какой он национальности.

???

А где он живет???

Не знаю.

Чем занимается??

Не знаю.

Не знаешь????

Я издаю разочарованный вздох и снова начинаю печатать.

В этом ретрите все анонимны. В этом-то вся штука. Тут все иначе. Мы общаемся как люди. Не как списки статистических данных. Детали не имеют значения. Национальности не имеют значения. Работа не имеет значения. Только СВЯЗЬ имеет значение.

Когда я заканчиваю печатать, я ощущаю вдохновение, и мне интересно, даст ли то, что я написала, моим друзьям паузу для размышлений. Но на телефоне сразу же снова начинают появляться ответы.

???

Какой у него доход?

Не имеет значения, Сарика!!!

Нет, имеет, уж извини за такой прагматизм.

Думаю, она не знает.

И не может даже предположить?

Ава, дорогая, не хочу портить тебе настроение… Но что ты о нем ЗНАЕШЬ??

Читая нашу переписку, я понимаю, что стою на пути согнутой старухи с тележкой для покупок, и отскакиваю в сторону, извиняющимся тоном бормоча: «Scusi!»^[26]

Женщина улыбается, и я улыбаюсь в ответ, глядя на ее древнее морщинистое лицо и одновременно думая: «Она выглядит такой мудрой» и «Ой, я забыла нанести солнцезащитный крем». Затем я возвращаю свое внимание к разговору. Это кажется немного сюрреалистичным – стоять на отдаленной итальянской улице, пытаясь объяснить удивительное событие в моей жизни таким далеким сейчас подругам. Но после некоторого раздумья я снова начинаю печатать:

Вот что я знаю. У него темные и густые волосы. Блестящие глаза. Ему достаточно взглянуть на меня, чтобы у меня внутри все затрепетало. Когда он смеется, он запрокидывает голову. Он уверен в себе, но не хвастун. Ценит дружбу. И он любит собак.

Я добавляю очередной поток сердечных смайликов, на этот раз восемнадцать, и нажимаю «Отправить».

На другом конце воцаряется тишина. Затем начинают накапливаться ответы.

????

И это все?

Как еще его зовут? Голландец и все? Я его гуглю.

Это так типично для Сарики. Я быстро печатаю:

Не знаю.

Затем, после некоторого колебания, признаюсь:

На самом деле Голландец – не настоящее имя. Я не знаю его настоящего имени.

На этот раз ответы приходят еще быстрее.

Не знаешь имени???

Позволь уточнить: ты не знаешь ни его имени, ни национальности, ни чем он занимается, ни где живет?

Так это просто секс.

Я смотрю на телефон, чувствуя себя уязвленной комментарием Мод. Прежде всего, что это значит, «просто секс»? Секс с правильным человеком – это трансцендентно. Это раскрывает душу человека. Тот, кто щедр в постели, будет щедрым и в повседневной жизни.

И в любом случае это не просто секс. Я знаю Голландца. Я построила с ним башню из гальки. Я видела, как он играл с подростками в футбол. Я прыгала с ним со скалы. Вот что важно. Не «Чем он занимается?», а «Ты прыгала с ним со скалы?»

Чувствуя себя немного раздраженной, я печатаю снова:

Это больше, чем секс. Я чувствую его суть. Он хороший человек. Добрый. Бесстрашный. Очень храбрый.

Я делаю паузу на несколько секунд, а затем добавляю довод:

Он спас меня от нападения с ножом. Он спас мне жизнь.

С этим не поспоришь. Он спас мне жизнь. Он спас мне жизнь! Но если я думала, что мои подруги откликнутся на эту романтику, я ошиблась.

Нападение с ножом????

Что, черт возьми, там происходит?

Ава, береги себя.

Я думаю, тебе пора возвращаться домой.

Этот парень может быть убийцей с топором!!

Я знаю, что они наполовину поддразнивают меня, но я также знаю, что наполовину они серьезны, и это меня беспокоит. Я снова печатаю, мои пальцы немного дрожат.

Прекратите. Все в порядке. Все хорошо. Я счастлива.

Затем я добавляю:

Мне нужно идти. Если вы не забыли, у меня тут литературный ретрит.

Наступает мгновенная пауза, затем в телефон приходят слова прощания:

Хорошо, скоро поговорим xxxxx

БЕРЕГИ себя xoxox

Наслаждайся!!;);)

И, наконец, появляется еще одна фотография Гарольда, к его рту прифотошоплен бабл со словами: «УЗНАЙ, КАК ЕГО ЗОВУТ!!»

Хм. Забавно.

Я возвращаюсь в монастырь, и меня раздирают противоречия. Конечно, мне любопытно. Конечно, я строила предположения. Часть меня отчаянно хочет узнать его настоящее имя. И его возраст. И в каком городе он живет. (Пожалуйста, пожалуйста, пусть только это будет не Сидней.)

Но часть меня не хочет этого знать. Пока еще нет. Мы находимся в том самом волшебном пузыре, и я хочу оставаться в нем как можно дольше.

Могу ли я, по крайней мере, выяснить одну деталь? Его настоящее имя?

Я останавливаюсь у входа в монастырь, обдумывая это.

Проблема в том, что, если я узнаю его имя, я тут же загуглю его. Я не собираюсь… Не хочу… но я сделаю это. Точно так же, как я зачастую не собираюсь или не хочу заказывать булочку к кофе, но ой, посмотрите, вот она на моей тарелке, как же так получилось?

Я уже вижу, как оправдываюсь, беру телефон, лихорадочно жду, когда загрузится результат…

И разрушит все блаженство.

Я медленно открываю ключом тяжелую деревянную дверь и вхожу под защиту толстых каменных стен. Возвращаю телефон на стойку регистрации и иду в главное здание монастыря. Фарида разговаривает с Джузеппе, который является носильщиком, водителем и главным помощником, но, увидев меня, кивает ему и поворачивается в мою сторону.

– Ария! – приветствует она меня. Ее волосы безукоризненно струятся по спине, янтарные бусины ожерелья постукивают друг о друга. – Я как раз иду на первое занятие. Вы готовы?

– Да! – говорю я и иду с ней в ногу, пытаясь вернуть свои мысли к главной задаче.

– Вы находите этот ретрит полезным? – по дороге спрашивает она.

Что ж, он помог мне переспать с мужчиной.

– Да, – серьезно отвечаю я. – Даже очень.

Утреннее занятие называется «Свободное письмо». Мы должны работать над любой темой, а затем поделиться этим с классом. Некоторые пишут в своих комнатах, другие нашли тенистые уголки в саду или во дворе.

Голландец объявляет, что будет писать в своей комнате, и я чувствую, что не стоит к нему присоединяться. Поэтому я брожу, пока не нахожу уединенную скамейку рядом с огромным кустом розмарина. Усаживаюсь, задрав ноги, и мой ноутбук балансирует у меня на коленях. Я рассеянно растираю в пальцах веточки розмарина. Я все еще чувствую возбуждение. И мечтательность. Я могу думать только о сексе. И прошлой ночи. И Голландце.

Но это нормально. На самом деле это хорошо. Это придаст силы моему тексту. Да! Меня переполняют слова и чувства, которые я хочу вложить в уста своих влюбленных, Честера и Клары. Я собираюсь ускорить их роман. Я вижу, как они падают на землю, Честер настойчиво дергает Клару за корсаж…

Подождите, им же нужно сначала пожениться? Я немного смутно представляю себе викторианские нравы. Может быть, водитель фургона с сеном может оказаться викарием и они быстренько поженятся по дороге?

Что угодно. Мне все равно. Самое главное, что у них будет секс. Скоро. Я никогда раньше не писала о сексе, но почему-то сегодня это буквально рвется из меня.

Он со стоном вошел в нее, быстро печатаю я, а затем съеживаюсь и быстро удаляю написанное. Или так… Он погрузился в нее.

Нет, это слишком рано. К погружению нужно подготовиться.

Сорвав с Клары корсаж, он застонал, как…

Как…

У меня в голове пусто. Как вообще стонут? Особенно – мужчины, занимающиеся сексом?

Хорошо, вернусь к этому позже. Я вернусь к тому участку с 4G и погуглю «как стонут мужчины».

Он уносил ее от реальности. Пьянил. Ее воспламеняло прикосновение его пальцев. От звука его голоса у нее кружилась голова. Все остальное в жизни казалось неважным. Какая разница, где он работает или как его зовут…

Стоп. Я пишу не о Кларе. Я пишу о себе.

Оторвавшись от клавиатуры, я выдыхаю и смотрю в бесконечное голубое небо. Он действительно уносит меня от реальности. И действительно пьянит. По правде говоря, я могу думать только о Голландце.

Как бы то ни было, к моменту, когда мы собираемся снова, мне удается написать фрагмент. На самом деле я так увлеклась, что опоздала, а Голландец уже сидит между Писцом и Будущим Автором. Это абсолютно предсказуемо, но не важно.

Когда Фарида приглашает нас поделиться утренними работами, я внезапно чувствую себя бесстрашной. Если я смогла прыгнуть со скалы, смогу прочитать вслух свою сцену.

– Я прочту, – говорю я, поднимая руку. – Сегодня утром я написала… – Я прочищаю горло. – Ну, вообще-то это моя первая в жизни сексуальная сцена.

Писец вскрикивает, и несколько человек, смеясь, аплодируют.

– Молодец! – подбадривает Будущий Автор. – Читайте!

Я поднимаю распечатку и откашливаюсь. На самом деле я вполне довольна этой сценой, потому что, помимо любовного аспекта, у меня там есть немного социальных ремарок.

– Итак, это из романа, над которым я работаю, о котором я вам рассказывала, – начинаю я. – Просто чтобы напомнить вам, действие происходит в викторианской Англии.

После небольшой заминки я начинаю читать вслух.

– Ты моя жена, – прорычал Честер. – И я заявляю о своих правах на тебя.

– Это устаревшая практика, – отрезала Клара, в ее глазах горел огонь феминизма. – Я предвижу, что в будущих поколениях женщины будут равны.

На лбу Честера выступил пот стыда.

– Ты права, – сказал он. – Я присоединюсь к борьбе, Клара. В последующие годы я буду мужчиной-суфражистом.

Но затем Честер больше не мог сдерживать свое пульсирующее желание.

Он сорвал с Клары корсаж и застонал, как… – я запинаюсь – …Heleioporus eyrei^[27].

– Что? – сразу же говорит Метафора, вскидывая руку.

– Это лягушка, – защищаюсь я. – Стонущая.

– Продолжайте, Ария, – тихо говорит Фарида. – Давайте пока оставим все вопросы и комментарии.

Он снял бриджи, и она познала его мужественность.

Я внутренне морщусь, потому что не в восторге от «мужественности», но что еще я могла написать? Я переворачиваю страницу и чувствую, что попадаю в свою стихию.

Он был изобретателен. Он был вдумчив. Они занимались сексом всю ночь. Когда светила луна, они сидели на широком каменном подоконнике, пили вино и грызли гриссини^[28], чувствуя, как их голод друг к другу снова нарастает; зная, что он будет утолен. Они были практически незнакомы. Так мало знали друг о друге. Но их связь была такой реальной. Позже, когда он спал, она смотрела на его открытое, честное лицо. Густые темные волосы. Мощное, мускулистое тело. Она была очарована. Мучима как тем, что она знала о нем, так и тем, чего не знала. Он казался ей чудесной новой страной, ожидающей, чтобы ее открыли.

Я останавливаюсь, и раздаются аплодисменты.

– Молодец, – говорит Фарида, ободряюще улыбаясь мне. – Писать о таких интимных моментах нелегко… Да, Метафора? У вас есть еще вопросы?

– Всего несколько. – Метафора бросает на меня ехидный взгляд. – Гриссини? В викторианской Англии?

О. Упс. Я представляла Голландца и себя прошлой ночью. Надо было написать «леденцы».

– Просто небольшая оплошность, – легко говорю я. – Если это все…

– Нет, еще не все, – говорит Метафора. – Я думала, Клара и Честер выросли вместе в деревне. Как они вдруг оказались незнакомы?

– Я тоже задавалась этим вопросом, – вмешивается Писец.

– У меня тоже есть вопрос, – мягко вставляет Остин. – Я думала, Честер – светловолосый и стройный? Но теперь он вдруг стал смуглым и мускулистым?

Метафора многозначительно смотрит на Голландца, затем поднимает брови, глядя на Остин. Она догадалась? Я откидываю волосы, испытывая некоторую тревогу. Как я могла забыть, что Честер – блондин?

– Это… работа в процессе, – говорю я, избегая смотреть всем в глаза. – В любом случае давайте послушаем кого-нибудь еще.

Я складываю свои распечатки, прежде чем кто-нибудь еще сможет меня поймать.

– Очень хорошо, Ария, – быстро добавляет Остин. – Очень… ну, вы понимаете. Реалистично.

– Спасибо, – улыбаюсь я ей, а Фарида говорит:

– Кто еще хочет прочитать нам свою работу?

Голландец сразу же поднимает руку, и все смотрят на него.

– Голландец! – Фарида, похоже, тоже удивлена.

– Я знаю. – Он смущенно усмехается. – Последний человек, которого вы ожидали услышать. Но сегодня на меня снизошло вдохновение. – Он поднимает исписанную от руки страницу, и Писец, которая сидит рядом с ним, восклицает: «Вау!»

– У меня раньше никогда не было вдохновения писать. Но… – Он пожимает плечами, и его лицо расплывается в заразительной улыбке. – Сегодня слова почему-то потекли рекой.

– Тогда это особый момент, – мягко сверкая глазами, замечает Фарида.

– Молодец, старина! – восклицает Будущий Автор, хлопая Голландца по спине.

– Видите? Каждый может стать писателем при правильном вдохновении, – улыбается нам Фарида. – Это очень волнующе. Голландец, нам не терпится услышать, что вы написали.

Голландец бросает взгляд на свою страницу, затем добавляет:

– У меня еще нет сюжета или чего-то в этом роде. Наверное, я пытался обрести свой голос. Как вы нам вчера говорили? – Он смотрит на Фариду. – Вы сказали, надо быть смелыми и честными. Вот к чему я стремился. К смелости и честности.

– Браво! – восклицает Фарида. – Действительно, я так и говорила. Давайте же послушаем этот смелый, благородный голос.

На мгновение воцаряется тишина, затем Голландец переводит дыхание и начинает:

Они трахались.

Его голос звенит в комнате, и в нем слышится легкое удивление.

– Дерзко, – бормочет рядом со мной Книголюб, а Голландец продолжает.

Это было невероятно. Она была горячей. И она была громкой. Громче, чем он ожидал. Это впечатляло. После этого они пили вино и ели гриссини. Тогда…

Он делает паузу, хмуро глядя на собственный почерк. По комнате пробегают искры интереса, и я чувствую, как несколько взглядов устремляются в мою сторону.

– Гриссини, – бормочет Метафора. – Кто бы мог подумать?

Я чувствую себя слегка не в своей тарелке. Мне почему-то хочется подать Голландцу знак, но он набирает в грудь воздуха и читает дальше.

Ее кожа была красивой, как…

Мужчина снова замолкает и говорит:

– Извините, не могу разобрать собственный почерк… Это «шелковый»? Или?.. – Он поворачивает голову и внимательно изучает мою ногу, как будто ждет подсказки, и его лоб внезапно разглаживается. – Ах да, помню, «молоко».

– Извините, что прерываю, Голландец, – говорит Метафора, вежливо поднимая руку, – но поскольку мы на паузе… это художественный вымысел?

Голландец кажется застигнутым врасплох.

– Конечно, – говорит он через мгновение. – Вымысел. Верно.

– Как зовут ваших персонажей? – с милой улыбкой спрашивает Метафора.

– Как их зовут? – Мужчина выглядит сбитым с толку. Он смотрит на меня и снова отводит взгляд. – До этого я еще не дошел.

О боже. Неужели он не понимает, насколько это очевидно? Я ерзаю на стуле, но Голландец переворачивает страницу и уверенно продолжает.

У нее был очень долгий оргазм, похожий на крик отчаяния в вечернем воздухе.

Нет. Он не просто так это написал. У меня пылают щеки. Кто-то считает, что это – я? Оглядывая комнату, я понимаю: они все считают, что это – я. Я изо всех сил пытаюсь встретиться с Голландцем взглядом и передать ему слово «Стоп!», но он уже снова читает.

И она оказалась предприимчивой. Больше, чем он мог предположить. Например…

– Написано сильно, Голландец, – поспешно перебивает его Фарида. – Дальше все… в таком же духе?

– Большей частью. – Мужчина поднимает глаза, его лицо сияет. – Как я уже сказал, на меня снизошло вдохновение. Теперь я понимаю, почему вы, ребята, любите писать. Это такой кайф, правда? Когда я это писал, мне это дало…

Он замолкает, как будто не в состоянии описать, что это ему дало.

Хотя у меня есть одна идея.

– Ну, я предлагаю пока оставить это, – умоляюще говорит Фарида. – Большое вам спасибо за то, что поделились своей… работой.

– Подождите, я дошел до хорошего куска, – говорит Голландец и возвращается к своему тексту.

Они делали это на стуле с высокой спинкой. Это было умопомрачительно. Она обхватила его ногами…

– Хватит! – почти отчаянно прерывает Фарида и для верности кладет руку на его страницу. – Хватит. Давайте двигаться дальше. Мои поздравления Голландцу за то, что он… обрел новый смелый голос. Кто следующий?

Она приглашающе разводит руками, но никто не вызывается. Все смотрят – кто на меня, кто на Голландца, кто на стул с высокой спинкой, на котором я сижу.

– Не знаю, как другие, – наконец хриплым голосом произносит Кирк, – но я бы с радостью еще послушал Голландца.