Наказание

17. Рабочий полдень

Впервые за два года директором «Континенталь-авиа» Максим Шевцов опоздал на работу. Он приехал в половине одиннадцатого утра, когда весь персонал уже был на своих рабочих местах. В приемную Максим вошел спешно, с кейсом в руках.

– Добрый день, Катюша! – поздоровался он с секретаршей.

– Привет, Максим! – по простому ответила Катя.

– Ты представляешь, впервые за два года опоздал! Это ж надо! Как же так? И то меня Оля разбудила… Странно, и ведь не пил вчера, ничего подобного…

Катя в ответ улыбнулась:

– Максим, начальство не опаздывает, оно задерживается.

– Да, правда. Мне с утра ничего?

– Сегодня пока нет.

– Тогда пойду к себе. А ты мне принеси квартальные отчеты по общежитию.

– Хорошо.

Максим спешно разделся и включился в работу. Катя принесла отчеты. Максим начал ознакомление и остался весьма доволен.

– Катюша, давай мы с тобой сейчас напишем приказ о премировании. Я хочу многих сотрудников поощрить, они очень хорошо справляются.

– Давай, Максим Михайлович.

Пока они вместе соображали текст приказа о премировании, дверь приоткрылась, и на пороге возникла Оля Шевцова с невысокой пожилой женщиной кавказской национальности. Женщина выглядела уставшей, глаза у нее были воспалены. По-русски она говорила с характерным южным акцентом. Она поздоровалась.

– Здравствуйте, – ответили в один голос Максим и Катя.

– В приёмной открыто, но никого нет, и мы сами вошли, – объяснила Оля. – Максим, познакомься, это мама Зурвата, Фарида Султановна.

– Рад познакомиться, Фарида Султановна. Что ж это вы так, господи, позвонили бы, предупредили, что приедете, я бы вас встретил… Садитесь, пожалуйста. Может, вам принести чего-нибудь с дороги? Кофе или чай? У нас Катя прекрасно кофе по-восточному готовит.

– Я бы выпила просто воды.

– Катюша, принеси стакан воды и пока приказ мы отложим.

Фарида Султановна и Оля сели.

– Фарида Султановна, аллах с вами, как вы меня нашли?

– Я сначала к этой милой девочке зашла (Бесланбекова указала на Олю). Помню, Зурват мне про тебя много рассказывал. Говорил, что нового друга себе в Рязани нашел, я так за него порадовалась. В общем, это не так важно. Твоя жена привела меня сюда. – Она заплакала. – Максим, ты мне сообщил, что Зурват… Прости.

– Увы, Фарида Султановна, я сам был в шоке. Но кое-как уцелел бампер машины и я по нему определил, что это Зурват. Поверьте, я очень сожалею. (Катя принесла стакан воды).

– Спасибо, девочка. Почему, почему это случилось именно с ним? (Шевцовы подавленно молчали). Что говорит следствие?

– В прокуратуре уверены, что это криминальная война или его просто, извините, устранили.

– Кому он мешал, о аллах?

– Что вам сказать? – Максим в задумчивости походил возле матери Бесланбекова, потом молча опустился в свое кресло. Фарида Султановна умоляюще посмотрела на него.

– Пожалуйста, Максим, скажи что-нибудь?

Что он мог сказать? Что он знал?

– Понимаете, Фарида Султановна, есть еще одна версия, но она сугубо моя. Видите ли, в Москве полно скинхедов. Это молодёжные объединения, новые фашисты. Для них кавказский человек – не человек, по мнению скинхедов Россия – для русских, а всяких черных надо удалять отсюда. Эти фашисты могут запросто убить любого чужака.

– За что, аллах, кому Зурват что сделал? – Фарида Султановна совсем разрыдалась. – Может, у него враги были? Хотя откуда враги, Зурват святой мальчик…

– Фарида Султановна, вы одна приехали?

– Нет, я со старшим сыном Салаватом. Он ждет на улице, подниматься не стал. А муж Аслан сейчас тяжело болен, но я должна была приехать. Я начала собираться сразу, как только ты мне сообщил. Я хочу, чтоб ты проводил меня к следователю. Прямо сейчас!

– Хорошо, Фарида Султановна, мы пойдём. Зурват был моим неожиданным, но хорошим другом. Я уверен, если бы он оставался в Рязани, он был бы жив. Я его никогда не забуду, обещаю. Он будет жить для меня.

18. В кутежах по жизни

Рязань

Денис Метлешку, успешно пройдя определенные испытания, был с радостью принят в число завьяловцев и сразу же получил прозвище Молдаван. Роль ему отвели торговца живым товаром, то есть он должен был организовывать продажу пленных проституток за границу. Молдаван был единственным в группе, кто больше всех матерился. Матерщина капала на мозги даже видавшим виды Севастьянову и Конкину. Пришлось вносить изменения в дисциплину и штрафовать Метлешку за каждое бранное слово.

Свой день рожденья Николай Ярошенко, он же Хохол, решил отметить весьма бурно в ресторане «Презент». Естественно, не без прекрасной половины. На роль этих половин взяли проституток, которые платили Завьялову. Каждый бандит разобрал себе по бабе.

Помещение ресторана было арендовано уже давно, а гостями Ярошенко объявил всех присутствующих. Тамады никакого не было. Заказав себе коньяка, а женщинам – белого вина, Хохол произнёс тост за себя любимого в первую очередь, затем тост сказал сам «смотрящий». Он единственный пил ром «Бакарди». За присутствующих дам тост поднимал Завьялов.

Во втором часу ночи Даниил Туманов и Юлия покинули ресторан. Спокойно простившись со всеми, бандит и проститутка упорхнули из ресторана, собираясь уединиться.

Они подкатили к гостинице «Рязань», что в самом центре города, сняли номер «люкс». Туманов нетерпеливо затолкал свою спутницу в номер, и, оставшись наедине, обнял Юлю за талию, пытаясь сделать танцевальное движение. Но Юля резко отстранилась и расстегнула декольте. Затем нежно провела бандиту по рубашке.

– Не будет же это происходить в таком виде? – И принялась его медленно раздевать. Липа вдруг опомнился и страстно впился в Юлю жарким поцелуем. Она не сопротивлялась и продолжала:

– Надо бы в душ сходить, как ты думаешь?

Бандит заказал в номер шампанское.

– Иди ты первый, а я встречу шампанское.

– Я уступаю место даме, – кокетливо улыбнулся Даниил.

– Только после вас, – не сдавалась Юля.

– Нет.

Юля спешно сняла платье и осталась в одном бикини.

– Видишь ли, Данечка, я люблю расслабиться в ванной, полежать в пене, а это долго.

– Тогда поплаваем вместе, – прильнул к ней Туманов.

В дверь постучали. Юлька открыла в чем была.

– А вот и шампусик! Давай, Данечка, иди в душ, а я приготовлюсь.

Туманову надоела эта возня. Он взял Юльку за руку.

– Скажи честно, что ты задумала? Что ты гонишь меня в душ раньше себя?

– Господи, какая разница, кто пойдёт раньше? – Юля смотрела бандиту прямо в глаза и не дрогнула ни одним мускулом. Даже бровью не повела.

– Ну, вот если нет разницы, то ты и иди, женщина, первая.

Она увернулась и сменила тему.

– Хорошо, Даня. Если ты настаиваешь – обойдемся без душа, просто выпьем за нас.

Юля сама откупорила бутылку и наполнила фужеры. В пышной, красиво уложенной прическе нащупала маленький бумажный квадратик с раздавленным снотворным в таблетках. Быстренько, но осторожно она развернула бумажку и полностью растворила ее содержимое в одном из фужеров. Порошок тихонько зашипел, Юлька поскорее разболтала фужер и поднесла Туманову:

– Вот, Даниил, выпьем за наше знакомство.

– За твою красоту и упрямство. За твою доступность, – сказал он и легонько чокнулся.

Они выпили на брудершафт. До дна. После поцеловались.

– Я думала, вы дни рожденья не так отмечаете.

– Это кто как хочет. На мой в прошлом году в Египте отдыхали. Кроме ресторана, еще в сауны ходим. Сегодня так простенько.

Туманов начал зевать. Зевота была частая, глубокая и надоедливая.

– Юлька, мать твою, сука ты недоё… Ты что мне… какой дрянью напоила?

Заснул он очень быстро и свалился на кровать. Юлька приступила его обыскивать. Вывернув ему все карманы, она нашла столько денег, что и в руках не помещались; из кармана выпал радиотелефон. Держа в руках все добро, Юлька рассуждала вслух:

– Я, конечно, знала, что он крутой, но чтобы до такой степени… Трубка. Нужен ли мне радиотелефон? Вдруг ему звонить будут. Да ну и хрен с ним. Он себе новый купит, при таких-то бабках. Мне тоже надо, пусть делится.

Она ударила его сумочкой спящего, поправила волосы и ушла.

Туманов пробудился в девять часов. Едва открыв глаза, он сразу понял, что с ним что-то не так: рубашка была расстегнула на пару пуговиц и стояла взъерошенная. Пиджак валялся откинутый на сторону, без гроша денег в кармане, а трубка и вовсе отсутствовала.

– Стерва! – в ярости возопил Даниил Анатольевич и сорвался с места. – Сука! Бухаря заполоскала, япона мать! Шалашовка драная! Кинула-таки меня, лярва? Где мои башли, телефон? Ну, подожди, потаскуха, я еще тебя найду.

19. Дурная шутка

Рязань

Юлию Матросову Даниил Туманов, он же Липа, в первый раз снял на вокзале, во второй раз ее там уже не было. Соратницы Матросовой по ремеслу сказали бандиту, что сегодня Юлька приземлилась на Коломенском шоссе, в районе новорусских коттеджей. Туманов покатил туда. Юлька стояла в новой компании, довольная, курила сигарету с ментолом и хохотала. Данила остановил своего «железного коня» и подступил к стайке «ночных бабочек». Одна из них заметила бандита раньше остальных и ахнула в восхищении:

– Вот это мужчина! Обожаю таких серьезных, а от очков вообще тащусь!

Девушки по вызову живо обернулись. Обернулась и Матросова.

– Не может быть! – в страхе прошептала она едва слышно.

– Ну что, лярва дешевая, сколько сегодня стоишь? – зашипел Данила, хлёстко вцепился Юльке в волосы и потащил от «панели». Она завизжала.

– Эй, мужик, ты что руки распускаешь? – попыталась защитить новенькую большегрудая девица, крашенная в бургунд. – Заплати сначала, а потом пользуйся!

– Хлебало завали, я не к тебе обращаюсь! Все вы одинаковые! Шалавы! А ты пошли, не то шнифт выстеклю! Бикса!

Юлия упиралась, отбивалась; коллеги пришли на помощь: одни оттягивали ее, другие – Туманова. Сама Юлька изловчилась и завинтила мужику между ног, а сама побежала. Временно лишенный возможности догонять бандит выстрелил в беглянку. Попал ей в лодыжку. Обжигающая боль вынудила Матросову снова вскрикнуть. Раненая нога стала резко слабеть. Юля остановилась, склонилась, чтобы зажать рану, и растерянно оглянулась по сторонам.

Оклемавшийся Липа беглым шагом приближался к ней. Подойдя, грубо поднял за шиворот и погнал, точно овцу, к машине. Втолкнул в салон. Сель за руль.

– Данечка, отпусти, я все верну. Я еще ничего не успела потратить, – заливалась слезами жертва собственной хитрости.

– Конечно, вернешь, куда ты денешься! – свирепо бросил ей Туманов и закурил. Сзади послышался вой милицейской сирены. Бандит испуганно оглянулся.

– Дьявол, еще мусоров мне на хвосте не хватало! А все из-за тебя!

Туманов сильнее нажал на газ, машина, набрав скорость, понеслась вперед. Стрелять в преследователей ему не было смысла: они тоже вооружены и запросто прострелят ему шины. Липа достал трубку, одолженную на сегодня у кого-то из собратьев.

– Кардинал, я нашел эту курву, она у меня. Она мне ментов на хвост подцепила. Я в облаве. Шмалять не могу. Сделай что-нибудь, а я этой шлюхой пока их запутаю.

Минуя светофоры, мчались по улицам Рязани две машины: иномарка и «жигуль», бандит и милиция. Где-то на улице Свободы «Жигулям», по пятам следовавшим за иномаркой, наперерез выехала серебристая «Ауди-80» и стала прямо на пути преследователей, преградив им дорогу.

Тем временем Туманов на минуту притормозил. Он приставил Юльке к виску пистолет и потянулся до аптечки.

– Возьми здесь лейкопластырь и заклей рану, не то вымажешь мне тут все.

Штаб-квартира «Черного льва» – это двухэтажный коттедж со множеством комнат и широкой, просторной гостиной, которую бандиты использовали в качестве зала заседаний: здесь был длинный стол с десятью стульями, телевизор, диван и камин. Комнаты самые обычные, это или спальни бандитов, или оборудованные под склад, где хранилось награбленное, или один кабинет Кардинала и один штрафной изолятор для своих же братков. Он занял место на втором этаже, рядом с чердаком. Сам коттедж находится у городской черты, на отшибе частного сектора, чем-то напоминает городской хутор.

В комнате, куда Туманов приволок свою заложницу, была аккуратно застлана кровать, на потолке вместо люстры – лампочка, занавески на окнах отсутствовали; и здесь уже были Завьялов, Мелешку и Ярошенко. Туманов бросил Матросову на пол, под ноги браткам. Она сильно ударилась. Все четверо дружно заржали, Молдаван – громче всех; Юля обиженно подняла на него глаза.

– Че пасешься, курва? – грубо бросил ей Денис Ионович, сплёвывая на пол, будто он курил. Завьялов сзади больно пнул девушку. Она глянула и на него.

– Подъем! – приказал главарь.

Юля подчинилась; встала на ноги, расправила платье. Туманов глазами следил за ее движениями.

– Зря стараешься, – прогудел Хохол, – щас все равно снимать его будешь.

Матросова похолодела и медленно попятилась к стенке. Почувствовав, что спина уперлась в стену, девушка судорожно скомкала в руках свою сумочку, а сама замерла в ожидании худшего. Липа приблизился к ней с двух шагов, снял очки, вынул из штанов ремень и мощно смазал им по лицу Юли:

– Где башли, лярва? Капуста? Сожрала?

– Даня, я же го…во…рила… Я все отдам, – шептала Юля, закрывая рукой побуревшую от удара щеку, но Туманову надоело слушать каждый раз одно и то же. Он напряг увесистый кулачище и прошелся женщине по второй щеке. Юля взвизгнула, приложилась второй рукой к скуле, которую обожгла горячая боль. Данька вырвал у нее из рук сумочку и швырнул Хохлу. Разбойник обыскал содержимое.

– Где трубка? – ревел Липа.

– Все вместе отдам! И деньги, и телефон!

Завьялов подступил к ней со своей неизменной «бабочкой», которую крепко держал клинком кверху. Прижав Матросовой голову к стене одной рукой, он второй вонзил лезвие прямо у виска пленницы, в стену. Юля зажмурила глаза, от сердца у нее немного отлегло.

– Тебя вообще учили когда-нибудь, что лямзить нехорошо? – Туманов хлестнул ее ремнем по голым ногам.

– Ай-яй! Я же сказала, что все верну! Оно все в целости, ни одной копейки не пропало.

– Это уже мы будем решать, пропало там чего или нет, – предупредил Валерка, отступая.

…За не завешенным окном серел рассвет, брезжил восход солнца. Матросова Юля очнулась тихо и незаметно. Лежа на кровати ничком, с закрытыми глазами, она невольно вдыхала табачный дым, который напустила кодла мерзавцев, стоявшая возле окна и решавшая ее судьбу. То, что ей довелось услышать, ошарашило ее.

– …Она теперь богатая, – сказал Метлешку, – может на твои, Липа, баксы и свалить куда подальше. Но я ей не дам, падлой буду. Я свое дело знаю. Она шалава опытная и давно не свежак, много не стоит.

Молдаван изъяснялся языком блатным и матерным, но вполне понятным. И Юлия поняла, что ее хотят продать в рабство в далёкую заграницу! Надо отсюда бежать и как можно скорее! Но… куда? Здесь поблизости не спрячешься – найдут, черти! Да и как сбежать? Она одна, а их четверо, и они вооружены. К тому же у нее ранена нога…

Под окном раздался страшный взрыв, в комнате даже стекло выбило. Бандиты ринулись к разбитой раме.

Горела машина Завьялова. Валерка сразу понял, кто и за что ее взорвал.

– Хорь, сука. Он, падла буду. Это он мне вызов бросает. Чувствую, разборами пахнет.

Он печально глядел на свое терпящее бедствие авто и вздыхал, пока вдруг Метлешку не взревел:

– А где эта тварь?

Братки резко обернулись: кровать, на которой лежала Матросова, была пустая.

– Далеко она не могла свалить! – не растерялся Завьялов. – За ней!

Юлия тем временем без оглядки мчалась по пустой трассе, повторяя вполголоса: «Господи, боже мой, скорее».

Сзади прозвучал сигнал машины. Юля обомлела, но решила не останавливаться. Японская иномарка поравнялась с ней, и водитель смешливо крикнул ей в открытое окошко:

– Это что, пес Барбос и необыкновенный кросс?! – И засмеялся.

Матросова повернулась: следом за ней ехал ее сутенер Павел.

– Шо смотришь? – хохотал Павел. – Где собаки? Садись.

Девушка поскорее села в его спасительную машину.

– Пашка, мне тебя сам бог послал!

– Видишь, а когда-то ты меня проклинала, помнишь? Кричала, чтоб я проваливал. Вот и я пригодился. Ты что, ранена?

Меняя бинты, Павел попутно расспрашивал:

– Что у тебя произошло-то?

– Паша, я совершила ошибку, наверно, самую большую в жизни. Позавчера я была на дне рожденья у бандитов… – Юля рассказала сутенеру все, от начала до конца, вплоть до того, что ее хотят продать в рабство.

– Не помню, рассказывал я тебе или нет, но у меня есть кузен, который раньше тоже в банде состоял. Сегодня он заправляет казино, в котором пропасть разнокалиберной братвы ошивается, он всех братков знает. Поехали-ка к нему.

Иван, некогда Вано, кузен Павла, рассказал следующее:

– Бригадиром там Завьялов Валерка, в преступном мире еще хорошо известный под погонялом Валек (Валентин) Завьял. Мужик молодой – еще и тридцати нет, но придурковатый маленько. Правда, к работе относится серьезно, знает свое дело. Ранее не судимый. Он у них рэкетир.

– Да-да, я знаю, он у меня вымогал, – подтвердила Юля. – Я сама ему лично отстёгивала.

– Вот! Правильно. В своем районе, Дашково-Песочне, он хозяин. Бригадир уже второй: первого, Вована Михея, на разборке положили. Тогда же Завьяла выдвинули в бригадиры и с тех пор никак не могут задвинуть обратно. Эта свора сильная, крепкая, устойчивая, но для братвы они большой угрозы не представляют. Они вполне победимы и победить их не трудно. В свое время их люто ненавидела банда Гусева, Гуся, но последний год Гусев сотоварищи в Америке обосновался. Еще есть «цыгане», банда Цыганова. С «завьяловскими» они не то чтобы враги, я бы не называл их так серьезно, но «завьяловские» цыганских побаиваются, и не слабо. Скорее, это конфликтующие стороны.

– А что за Хорь? Завьялов утачку взорвали, так он какого-то Хоря упоминал.

– Это тоже один из их недругов. У себя тоже бригадир, значит, с Завьяловым что-то не поделили. Банда Хоря намного мощнее банды Завьялова.

– Вань, а если я верну Туманову деньги?

– Конечно, вернешь, у тебя просто нет другого выхода. Тем более ты видела, от них не спрячешься.

– Что мне дает вся эта информация?

– Цыган может обеспечить тебе «крышу» от завьяловских. Правда, на него тоже придется работать. Но Цыган и выходные дает, и даже каникулы. И потом, ты, может, не навсегда под ним будешь, а пока гроза не пройдет.

– Соглашайся, – сказал Павел. – И меня ты больше не увидишь. Какая тебе разница, на кого работать?

20. Любовь

Ваганов с Таней проснулись под одним одеялом. Проснувшись, Таня села на постели. Ваганов, не поднимаясь, лежа обнял ее одной рукой.

– Иди ко мне, – сказал утробно.

– Я здесь, я никуда не ухожу.

– Какую прекрасную ночь мы провели! Я еще хочу.

– Мне тоже понравилось.

Ваганов опрокинул ее на подушку.

– Ты знаешь, что я тебя люблю? Никого еще я не любил так, как тебя.

– Я тоже тебя люблю. Я в тебе просто пропала, – Таня потянулась к нему и начала крепко целовать.

– Ты такая красивая. Неужели тебя никто не любил?

– Это я никого не любила. У меня было два мальчика, но я с ними не спала.

– Меня ждала?

– Никого я не ждала. Просто воспитана я так, что не стоит ложиться в кровать с человеком, к которому ничего не испытываешь. Второй мальчик и вовсе был женат, а вторгаться в чужую семью я не стану. Для меня это табу.

Ваганов уткнулся в Танино мягкое тело.

– Тань, давай поженимся?

– Что ты сказал?

– Я говорю, выходи за меня замуж. Я хочу, чтоб ты стала моей женой.

– А жить мы с тобой где будем? И на что?

– Жить можно здесь – есть комнаты семейные, а на что – посмотрим.

– Нет, так не пойдет. Сначала надо решить, как мы жить будем, а потом уже жениться.

Ваганов поднялся обиженный:

– Вот умеешь ты все испортить.

– Может, тебе на работу пойти?

– Кому я нужен с судимостью? Разве что у Завьялова денег одолжить?

– А отдавать чем будешь? Ты собираешься всю жизнь жить в долг?

– Тань, да если мы поселимся в этой общаге, нам деньги-то особо не нужны будут. Здесь питание дармовое, проживание тоже. А если тебе что понадобится, так ты же за учебу что-то получаешь, тебе хватит. А я присмотрюсь, может, каким подсобником к кому пристроюсь.

– Ты сначала пристройся, потом будешь говорить. В Москве, кстати, работы много, было бы желание.

Ваганов с Таней были знакомы уже больше полугода и успели друг друга полюбить. Они не могли надолго расставаться, оба скучали в разлуке. Но Ваганов еще ни разу не был у Тани дома.

– Скажи, дома догадываются, что у тебя кто-то появился?

– Там не догадываются: там знают. Я ведь до сих пор всегда дома ночевала, а теперь стала по ночам отсутствовать. Понятно, что я ночую у кого-то. Но я совершеннолетняя, мне нечего предъявить.

Едва они спустились в холл, вахтерша сказала:

– Очень кстати явился. Тебя к телефону.

Ваганов молча взял трубку.

– Салют, дорогой, как делишки? – довольно протрещал на другом конце провода Завьялов.

– Прекрасно, – неприветливо ответил тот. – Ты когда в Москву собираешься?

– А ты че, соскучился по мне? Мое ты солнце! Страдаешь, бедненький? Не, пока не собираюсь, дел по горло. Потерпи еще чуток.

– Как ширево толкнул?

– Ах ты мой ненаглядный, интересуешься! Благодарю, идеальным образом. Все прошло «без шуму и пыли». Но это все потом. Я звоню тебе сказать, что я тебе немного денег перечислил – материальную помощь, так сказать. Сходи на почту и получи.

– Хорошо, завтра схожу. Благодарю.

Даже не сказав вахтерше «спасибо», Ваганов пошел с Таней на выход.

Была зима. Недавно отметили Новый, 96-й, год. Это был их первый Новый год вместе. Таня и Ваганов встречали его только вдвоем, в общежитии. И им не нужен был целый мир. Они сами и были всем миром.

Таня и Юра гуляли по московским улицам, держались за руки, много целовались и любовались зимней природой. Хрустел снег, падали снежинки, но двум влюбленным было тепло друг от друга.

Утонув в море любви, Таня совсем закрыла глаза на то, что ее возлюбленный может быть бандитом или убийцей. Он любил ее, она это чувствовала и верила тому, она тоже его любила. У них между собой больше не было секретов. Ваганов рассказал Тане, что был судим, но что ей делать, если она влюбилась? Они оба любили друг друга – остальное уже не важно.

– Юра, я не переживу, если с тобой что-нибудь случится, – призналась Таня.

– Со мной ничего не случится, обещаю. Мы будем вместе всегда, – убедительно сказал он.

Ваганов прижал Таню к себе поближе, и они пошли вдоль дороги.