Зверь-из-Ущелья. Бастард и жрица

Я опустил голову – девушка смотрела на меня с безмолвной паникой во взгляде, словно пойманный зверек. А где-то на краю сознания мелькнула мысль, что глаза у нее – вересковый мед. Совершенно небывалые, темно-золотые, с длинными пушистыми ресницами. Светлая кожа, огненно-рыжие волосы, стекающие на грудь мягкой волной.

Это она! Живая, не видение.

– Что тебе нужно? – повторил вопрос.

Узкие ладони легли мне на грудь в попытке оттолкнуть, а в следующий миг обоих поглотил портал.

Глава 3. Странный разговор

Реннейр

Острая нехватка воздуха, ослепляющий свет и толчок – нас бросило вперед, и только в момент падения я понял, что продолжаю удерживать девушку за плечи, а она цепляется за мою рубашку. Еще чуть-чуть и мы, не разнимая объятий, рухнем на камни.

Это произошло в доли мгновения и почти неосознанно. Я ухитрился каким-то немыслимым образом извернуться, чтобы не придавить девчонку, и упал на спину. А сверху – она.

Раздался то ли вздох, то ли всхлип, когда руки крепче стиснули ее ребра. Девушка уткнулась лицом мне в шею и задержала дыхание. Застыла, как пойманная мышь. Волосы ее, длинные и тяжелые, стекли на грудь и лицо, прядь пощекотала шею.

В эти наполненные напряжением мгновения я особенно остро ощутил близость и тепло чужого тела.

– Я думал, ты мне привиделась, – выдохнул ей в макушку.

Она вздрогнула, будто только сейчас поняла, что произошло. С силой, неожиданной для такого хрупкого создания, вырвалась из хватки и отскочила назад, спиной прижалась к обломку скалы. Перепугалась.

Свет полной луны мягко обрисовал ее лицо.

– Ты создала врата?

Она молчала, глядя на меня исподлобья. Красивая, юная. Одета в темную рубашку и полотняные штаны, плотно облегающие бедра. Лестрийки бы удавились, чем надели нечто подобное, а на ней наряд смотрелся удивительно гармонично.

– Думал, ты подгорный дух, – произнес с усмешкой, так и не дождавшись ответа. А потом приподнялся на локтях. – Хотя для духа ты слишком тяжелая и мягкая.

Пока девушка растерянно хлопала глазами, пытаясь переварить мои слова, я успел встать на ноги. Вокруг не было ни души, только ветер шелестел стеблями высохшего под летним солнцем денника. Горная гряда тянулась вдаль, насколько хватало взгляда, а слева, шагах в десяти, чернел провал, окаймленный густыми зарослями рододендрона. Сомкнутые бутоны раскачивались в такт ветру, наполняя воздух сладко-терпким ароматом.

Отличное место, лучше не придумаешь. Если бы нас выбросило чуть дальше…

Занятый своими мыслями, я не сразу понял, что рыжая девица собралась оставить меня бог знает где без шанса вернуться. Она вжалась в камень обеими руками, и в тот миг, когда под пальцами вспыхнули золотые кристаллы врат, я бросился вперед.

Дурак!

Недаром старики твердили: где магия, там зло. А дети гор обменяли сердца на Дар, и теперь у них под ребрами холодные камни.

– А ну-ка стой! – я дернул ее за локоть и развернул к себе лицом.

* * *

Рамона

– Что за шутки? Куда ты меня затащила? Отвечай, – на щеках, тронутых щетиной, заиграли желваки, губы сжались, а пальцы обхватили запястья – не вырваться.

Он выглядел по-настоящему разъяренным, как зверь.

Сначала безошибочно учуял во тьме, напугав до колик, потом подставился, обеспечив мне мягкое падение, а теперь смотрел так, будто раздумывал, каким способом будет меня пытать.

Не укладывалось в голове, как и зачем горы свели наши дороги, направили меня к нему, а его ко мне? Все совпало с точностью до мгновения, а ведь мы могли просто разминуться в бесконечной сети коридоров.

И надо было все испортить, когда я позорно струсила, сглупила и бросилась бежать. Если бы получилось, он бы остался здесь один, и за неделю бы до Антрима не добрался. Врата выбросили нас далеко на юге, а почему так получилось – понятия не имею! Чужак теперь вправе думать обо мне худшее.

И не только думать, но и сделать, ведь мы здесь совершенно одни.

Коленки затряслись от страха, и медленно-медленно я подняла взгляд, посмотрела ему в лицо. Пронеслась совершенно ненужная мысль: вблизи он еще красивей, этот лестриец.

В оглушительной тишине вдруг стало слышно, как бахает кровь в висках. Язык прилип к нёбу, во рту пересохло, а я все смотрела в темные зрачки напротив – бездонные, как колодцы. И глаза у него светлые. Голубые? Серые?

Он молчал. Ждал ответа и рук не разжимал.

Еще никто и никогда не стоял ко мне так близко. А происходящее сейчас было так непривычно, так странно… и волнительно до похолодевших пальцев и пересохших губ.

Я боялась дышать его запахом – раскаленной дороги и ветра, стали и выделанной кожи. Запахом чужого мужчины. Боялась ненароком коснуться его груди своей, а он будто нарочно наклонился ниже.

Такой большой! И сильный. Много сильнее меня – я в этом убедилась, когда он вжимал меня руками в свою грудь – твердую, как камень.

Мурашки горячей волной скользнули по спине.

Лестриец шумно втянул носом воздух и поднялся ладонями выше, комкая рубашку. По локтям, плечам. Встряхнул несильно.

– Ну, ты что, язык проглотила? Что все это значит?

– Я… сама не знаю… – шепнула на выдохе и снова встретилась с ним взглядом.

Обожглась им.

– Что значит, не знаешь? – он изогнул бровь. – Говори, не бойся, – и добавил мрачно: – Убивать не стану.

В подтверждение своих слов убрал руки и сделал шаг назад. Я привалилась плечом к скале, перевела дух.

– Я не собиралась уводить тебя за собой. Ты сам прошел за мной сквозь врата, – произнесла, глядя на носки своих ботинок. Сейчас они казались такими интересными.

– Невозможно, – отрезал лестриец. – Без желания искателя я не мог их пройти. Это все знают.

– Но я этого не желала. Я… просто испугалась.

Чужак молчал. Ждал оправданий.

Он не был похож на наших мужчин: коренастых, мощных, как горы, и суровых, как камни. Они редко смеялись и почти не умели веселиться – жизнь, полная тяжелого труда на рудниках, омытая постоянными дождями и овеянная сырыми туманами, отпечаталась на лицах. Искатели были понятными, привычными. И очень скучными.

А лестриец скучным не выглядел. Он походил на лесного хищника, тихого и проворного, гибкого, как молодое дерево. От него веяло угрозой и непостоянством, как от весеннего ветра в горах.

Молодец я. Нашла приключения на свою голову! Или не на голову, а на ту часть, что ниже поясницы.

Чуть сощурив глаза и склонив голову набок, чужак разглядывал меня, словно пытался залезть в голову и прочитать мысли. Поза его была расслабленной, но я чувствовала – все это ложь. Стоит сделать хоть одно неосторожное движение…

– Я тебе не верю.

Сердце упало в пятки, но я лишь выше вздернула подбородок.

– Зачем мне это было нужно? Я не…

– Зачем? – лестриец потер подбородок, изображая задумчивость. – Например, позабавиться с чужаком. Говорят, горные девы заманивают мужчин, посмевших забраться в их владения, а потом сталкивают в пропасть. Или приносят в жертву Матери Гор…

– Нет! – я замотала головой. Что он такое придумал?! – Нет-нет-нет! Клянусь, у меня и в мыслях такого не было! Поверь, лестриец!

Я будто ступила на тонкую грань и балансировала на ней, в любой момент готовая сорваться.

– Реннейр.

– Что?

– Реннейр – это мое имя.

Меня будто ударили в грудь, выбив весь воздух. И я застыла, прислушиваясь, как внутри дрогнула струна, задетая отзвуками этого имени.

– Рен… нейр, – распробовала, как сладкий вересковый мед, покатала на языке. – А ты случайно не Зверь-из-Ущелья?

Вопрос прозвучал слишком бестактно. Вечно ляпаю, не подумав!

Но чужак не рассердился, напротив, сделал то, чего я не ожидала – запрокинул голову и коротко рассмеялся.

А смех у него приятный. Негромкий, бархатистый. И на щеке ямочка появилась. Но все равно расслабляться рано! Даже кошки играют с мышами перед тем, как разорвать на клочки. А этот человек и близко не похож на сытого ленивого кота.

– Какая ты забавная, дочь гор, – успокоившись, произнес Реннейр, и взгляд его смягчился. – Возможно, ты действительно не лжешь.

– Я и не думала лгать!

Ужасно хотелось, чтобы он поверил. В голос я вложила всю искренность и даже прижала руку к сердцу.

– Веришь?

– Старинный жест, которым говорящий клянется в честности. И если он солжет, его сердце в тот же миг остановится, – Реннейр задержал внимательный взгляд на моей груди и вздернул бровь. – Только говорят, что у искателей вместо сердца камень.

Если сперва и от слов, и от взгляда бросило в жар, то теперь пробрало холодом. Неужели люди с равнин и правда в это верят?

Верят в то, что мы бессердечные? Что заманиваем чужаков и убиваем забавы ради?

– Это ложь! – я даже ногой притопнула от избытка чувств. – Есть у меня сердце. Настоящее. Оно бьется!

Не станет же лестриец проверять?

Я вдруг представила в красках, как может выглядеть это самое проверяние. Фантазия нарисовала все это так явно, что я даже почувствовала чужое прикосновение к коже. Там, где так неровно застучало-заколотилось сердце.

А руки у него наверняка закалены в боях, такие переломят, как тростинку. Закатанные до локтей рукава открывали развитые предплечья с дорожками вен. Идеальные, словно над ними поработал резчик по камню.

Если сравнивать Реннейра и брата, то Орм тоже сильный здоровый мужчина, но у него руки-кувалды, и сам он похож на кузнечную заготовку. А этот – до блеска отполированный клинок.

Говорят, люди равнин все время сражаются. Говорят, они губят все, к чему прикоснутся.

– Почему ты так странно смотришь? – спросил с усмешкой.

– Как смотрю?

– Так, будто я – сундук с самоцветами.

Кровь ударила в лицо, и щеки запунцовели.

Как-как? Сундук с самоцветами? Это значит… с алчным блеском в глазах? С желанием запустить руки и сжимать в горстях блестящие камни, наслаждаясь гладкостью и безупречностью формы?

О, Матерь Гор. Вот позорище!

– Я не настолько люблю самоцветы… Точнее, люблю… но не больше людей.

Мысли путались, а язык молол чушь. Но чужак не смеялся, только смотрел внимательно. Так мы и застыли друг напротив друга, разделенные полосой лунного света – глаза в глаза.

Слышит ли он, как зазвенел воздух между нами? Как в глубине земли задрожали ветви священного древа, а по венам потекло расплавленное серебро – обжигающе-горячее.

Волшебство момента было столь хрупким, что казалось, любой звук сотрет его без следа. Даже ветер задержал дыхание, и звезды перестали моргать. Ночь сомкнула усталые веки, оставив нас только вдвоем.

– Как тебя зовут? – он нарушил молчание первым.

– Рамона. Из дома Алого Камня.

Реннейр дернул краешком рта, будто хотел что-то сказать, но передумал. Опустился на камень и упер локти в колени.

– Значит, Рамона, – из уст этого человека мое имя прозвучало по-особенному. – И все-таки, почему я здесь?

– Я ведь говорила, что не знаю.

Я и правда не знала. Даже догадок не было.

– Я не искатель, у меня нет власти проходить сквозь врата. Я хочу узнать ответ на свой вопрос.

Да что он заладил! В груди заворочалась злость. На свою оплошность, на его любопытство. На то, что вдруг оказалась беспомощной, как котенок.

– Если бы я знала, я бы ответила!

– Может, ты не отдаешь себе отчета в том, что ты хотела, чтобы я последовал за тобой?

Он что, издевается? Точно! У него это на лице написано. Вот только меня муштровала матушка Этера, я без боя не сдамся!

– Ну и самомнение у тебя, чужак. Ты думаешь, я настолько легкомысленна, чтобы…

О да, легкомысленна – не то слово. И легковерна.

– …чтобы пожелать оказаться наедине с мужчиной?

«А почему бы и нет?» – внутренний голос, кажется, в сговоре с ним. Зудит, как назойливая муха.

– …ночью, вдали от всех… – Воздуха не хватало. Приходилось жадно глотать его, чтобы закончить фразу. – Чтобы он…

Чтобы что?

Лестриец никак не желал опускать свой звериный взгляд и сбивал с праведного пути.

Все вокруг казалось небывалым: этот странный возмутительный разговор, тихая ночь, укрывшая горы синей вуалью. Эта ночь глушила все звуки, кроме наших голосов и дыхания. Словно не осталось никого, кроме нас. Дети разных миров осторожно, нащупывая брод, пытались сблизиться и понять друг друга, но сталкивались и разлетались, как камни.

А потом Реннейр шагнул ко мне.

* * *

Реннейр

– Ты не похожа на других искателей.

Я Бездна знает где в компании чужачки, но, вопреки ее глупой попытке сбежать и бросить меня здесь, не видел угрозы. Я отнесся к ней не как к части закрытого народа, презирающего и смотрящего на нас с высоты неприступных гор, будто мы копошащиеся в мусорной куче муравьи.

Пожалуй, сейчас я воспринимал ее просто как женщину. Растерянную, смущенную, но за робостью которой скрывалась неуемная жажда познания. И жажда эта была хорошо мне знакома.

– Да, я немного странная. Отец говорит, что моя бабушка была упрямой и непокорной. Я в нее пошла. – И Рамона коснулась волос, собрала их двумя руками, плавным жестом перекинула на грудь. Прошлась пальцами по всей длине. – Жаль, что она умерла еще до моего рождения.

Я поймал себя на том, что с жадностью смотрю, как открывается шея и ключицы, как антримка перебирает локоны…

– …думаю, мы бы с ней поладили.

Каковы они на ощупь? Наверняка мягкие и гладкие, пахнут цветами и медом.

– Значит, ты тоже упрямая? И непокорная?

…и как красиво огненные пряди смотрелись бы в горсти.

Дыхание перехватило, словно горло сжали стальные тиски. О чем я, дери меня Отец всех Равнин, сейчас думаю? Явно не о том, о чем следует. Сам ведь недавно ворчал на Варди за дурацкие намеки.

Лицемер ты, Ренн. Как говорит брат – грязное пятно на династии.

– Ты и так узнал обо мне слишком много, – она вновь подняла свои внимательные, проникающие в душу глаза.

Увидеть бы ее при свете дня. Это сейчас, когда ночь опустилась на горы, все выглядит слишком чувственным и не в меру таинственным, а старые правила и запреты отходят в туман.

– А сам на мой вопрос не ответил.

– О чем ты, дочь гор?

Набравшись смелости, она выдохнула:

– Это ты Зверь-из-Ущелья? Скажи, Рен-нейр. Тогда и я расскажу о себе больше.

Надо же, как быстро осмелела. Только ведь тряслась, как осиновый лист, будто я правда мог причинить ей зло.

А мог ли?

Дева опустилась на камень, закинув ногу на ногу, совсем как мужчина. Но ни это, ни возмутительная по меркам Лестры одежда не делали Рамону из дома Алого Камня похожей на паренька. Даже слепой не перепутает.

– Мне нечего тебе ответить. Думай как хочешь.

И дался ей этот Зверь! Не люблю свое прозвище, уже оскомину набило. Да и воспоминания с ним связаны не самые приятные.

– Какой упрямый лестриец мне попался, – она качнула головой.

– Так попробуй поймать другого.

А вот это рискованно. Повстречайся она Варди или Демейрару… Или отцу…

Пальцы хрустнули, сжимаясь в кулаки. Я окинул ее взглядом от макушки до пят.

Хороша, даже слишком. Да, пусть она чужачка, дочь гор, но я ведь не слепой, не старик столетний! Женская красота всегда мне глаз цепляла. А она не просто красива, она необычна. На таких мужчины шеи сворачивают, руки друг другу ломают. Было в ней что-то такое – тянуло, как костер в зимнюю ночь, как свет маяка.

Если верить сказаниям, горная дева заплатила сердцем за магию. Но Рамона так искренне клялась, что это выдумки, что я не мог ей не поверить.

А ветер тем временем стих. Он прислушивался, наблюдал. И цветы пахли так сладко и приторно… Если наклониться к ней, можно почувствовать аромат нагретых камней, сухой травы, меда и вереска.

Я усмехнулся и потер пальцами виски. Колдовство какое-то! Влияние Антрима, не иначе.

– Реннейр?.. – Показалось, что глаза цвета сосновой смолы вспыхнули. Совершенно небывалый, нечеловеческий цвет.

Интересно, на солнце они становятся золотыми, как у драконов из старых легенд?

– Какая все-таки странная встреча, – произнес и ощупал взглядом тонкую шею в вырезе рубашки, ключицы, рот.

Она тоже не сводила с меня глаз – пытливых, любопытных. Тело сковала странная слабость, и я не сразу заметил, как туча заслонила полнеба. Лицо Рамоны скрыла темнота.

– Только что мне ждать от этой встречи?

– Я задаюсь тем же вопросом, лестриец.

– Может, это происки подгорных духов? Или вашей Матери?

Я не слишком верил в старые предания, хотя у нас в Лестре было много культов самых разных богов. Если можно так сказать, я выбивался. Был белой вороной. Рассчитывал лишь на силу хорошего клинка и правильного слова.

– Ты тоже думаешь, что мы столкнулись неслучайно?

– Я не верю в знаки судьбы. Все это чушь.

Лицо ее вытянулось, а губы недовольно поджались. Пусть лучше обижается на грубые слова, чем забивает голову глупостями. Мало ли… Она хоть и антримка, но все-таки женщина. Молодая и впечатлительная. Надумает еще невесть что.

– Почему ты так решил, Реннейр?

– Можно просто Ренн.

Я позволил это ей только потому, что мое полное имя Рамона произносила слишком чарующе. Тягуче и медленно, будто размазывала мед по ломтю хлеба, прежде чем откусить кусочек.

– Ты спросила, почему? Да потому что насмотрелся на людей, которые предпочитают думать не головой, а другим местом. И все свои несчастья на судьбу скидывать.

Горная дева фыркнула.

– Странный ты, Ренн. А мы, искатели, очень даже верим в судьбу.

– И божественную волю?

Она ничего не ответила, только плечи почему-то сникли. Рамона обхватила их руками, отвела взгляд.

Не хочет продолжать? Что ж, ладно. Уважаю ее желание и признаю, что разговор с ней начал приносить удовольствие. Будто приоткрываешь завесу в скрытый от всех, таинственный мир.

– Расскажи мне про врата. Я видел: ты создала их из ничего.

Глава 4. Зверь-из-Ущелья

Рамона

Он говорил серьезным тоном совершенно возмутительные вещи! Такие, как Ренн, не верят ни во что и ни в кого, кроме себя. Не доверяют никому и все время ждут удара в спину.

– Я всегда думал, что врата расположены в определенных местах, как в той пещере, куда мы сегодня прибыли.

Он взъерошил волосы и сел прямо на землю, в волнующей близости от моих ног. Уставился вопросительно. А я замерла, прислушиваясь к ощущениям тела, к бегущей по венам крови, к участившемуся дыханию.

– Да, это правда, – голос сел, и я откашлялась. – У нас есть карты, на которых отмечены все врата Западных гор и их маршруты, но я… – я заколебалась: сказать или нет? – …умею их создавать и перемещаться туда, куда пожелаю. Это можем делать только я и матушка Этера. Были еще и другие: старейшины, жрицы… но они умерли давно. Врата отнимают много сил, особенно когда проводишь кого-то. Поэтому я создаю их нечасто, пользуюсь теми, что уже есть. Они, в отличие от моих, стабильны и не меняют маршруты даже при большом желании.

Надеюсь, я не совершила ошибку? Вдруг я и правда слишком доверчива?

– Твой Дар силен.

– Все так говорят. Обычно врата приводили меня туда, куда нужно, но иногда выбрасывали в совершенно неожиданных местах. Редко. Очень редко. И сегодня что-то пошло не так, как будто ты изменил точку назначения.

Ренн усмехнулся.

– Этого не может быть.

– Много ты понимаешь, – буркнула я.

Он мне не верит! И как убедить этого упрямого лестрийца? Сам вмешался, что-то сотворил с моей магией, вот и нас вышвырнуло непонятно где, хотя целилась я, между прочим, в свою комнату. В свою скромную девичью спальню, где не место всяким… чужакам.

А что, если бы нас закинуло туда? У меня ведь постель не убрана, в сундуках кавардак!

Ох, Матерь Гор, я опять краснею? И хорошо, что лунного света недостаточно, чтобы Ренн увидел горящие щеки.

Мне ужасно хотелось расспросить его обо всем: как живут там, внизу, чем дышат, во что верят. Верят простые люди, а не такие, как он. Вопросы вились в голове нескончаемой вереницей, хотелось впитывать новые впечатления жадно, как губка. Правильней было бы закрыть рот на замок или вообще прочь бежать, но даже шевельнуться нельзя. Никак не получается: от пристального, выжидающего взгляда цепенеют ноги. Сердце стучит в районе горла. И хочется продлить этот момент откровения – мир, долгое время бывший под запретом, мир притягательный и манящий, ожил для меня в обличье этого человека.

Ох, если бы кто-то узнал мои мысли, закидал бы камнями. Даже милосердная Матерь Гор отвернулась бы от меня – жрицам непростительна мирская слабость.

Слабость губительна. Как пропасть – глубока.

– Рамона? – тихий шепот, как шелест ветра. Или то горы говорят со мной его голосом?

И вдруг со мной начало твориться что-то странное… То, от чего искателей, особенно жриц, предостерегали мудрые старики. Я смотрела перед собой как сквозь плохо отполированную линзу: очертания плыли и сливались, пространство ускользало. Наверное, я совсем потеряла счет времени – это было похоже на транс, в который я впадала в святилище.

Внезапно камень в плетеном очелье ожил и потеплел, а голову повело, как от хмельного напитка, – стало вдруг так хорошо, так упоительно, словно ветви подземного древа оплели меня теплыми лентами и уложили в колыбель. Пульс камней вторил биению сердца, сплетаясь с ним воедино. Веки налились тяжестью – не поднять. Руки упали вдоль тела, и я совершенно перестала понимать, кто я и где я.

Древо потянуло мою магию, мой Дар. Не так, как в святилище Матери Гор, где я добровольно делилась своими силами. Обязательный ритуал, который поддерживал защиту Антрима. Безобидный, просто немного утомительный. Но сейчас мой источник был вспорот без спроса.

Кровавый камень, вплетенный в очелье, жег лоб раскаленным клеймом. Голова гудела, в ушах шумела кровь.

И вдруг – внезапная легкость, словно летишь вниз, раскинув руки. Недовольно ворча, горы отпустили свою дочь. Жадные каменные исполины оставили меня в покое до поры до времени.

– Рамона! – легкая пощечина вернула меня в реальность, и я увидела нависающего надо мной Ренна. – Что с тобой? Тебе дурно?

Он был встревожен. Хмурился и дышал тяжело, сжимая в кулаке мой амулет. Видимо, сорвал его, когда понял, что причина в нем.

– Это все каменное древо, – шепнула я, отворачиваясь.

Реннейр коснулся щеки и заставил посмотреть ему в лицо.

– Ты впала в беспамятство, едва на землю не свалилась, я еле успел поймать. Не знаю, о каком древе ты говоришь, но оно явно опасно.

Теплые, загрубевшие от оружия пальцы не давали вырваться, а я старалась не представлять, как эти самые руки подхватывали меня и опускали на траву.

– Все в порядке. Так бывает, когда… – выдавила с трудом, будто и голос, и тело разом перестали меня слушаться.

– Когда?.. – Ренн приподнял брови, намекая, что неплохо было бы продолжить рассказ, но слова стояли в горле комом, а сердце отчаянно колотилось в ребра.

Не могла я признаться, что горы, камни и то, что скрыто в их недрах, чутко улавливают всплески самых сильных эмоций и не могут отказать себе в удовольствии подкормиться от нас. Поэтому искатели с ранних лет учатся контролировать себя и сдерживать губительные порывы. А сегодня меня чуть не смыло волной и не утянуло на самое дно.

Страшно? Немного. Но я бы не позволила каменным исполинам выпить меня без остатка, я бы сумела вырваться. Просто все случилось слишком неожиданно, я не знала, что встреча с лестрийцем заставит меня испытать такие эмоции. А ведь на эмоциях и чувствах и завязана вся магия.

– Прости, этого я сказать не могу.

Он очертил взглядом контуры моего лица и, наконец, отстранился. В задумчивости подпер колено кулаком, вокруг которого было обернуто мое очелье. Совершенно случайно коснулся его твердыми губами.

Я перекатилась на бок, не торопясь подниматься и не в силах отвести глаз от этой картины. Голова все еще немного плыла.

В свете луны и звезд профиль чужака казался резким, но таким правильным.

– Тогда ответь, ты – жрица Матери Гор?

Он вытянул руку, собирая кровавым камнем звездный свет, всматриваясь в его алые глубины и принимая мое молчание за согласие.

– Неразумное дитя, – произнес с сочувствием и протянул мне очелье. – Никогда не доверяй незнакомцам.

Слова его царапнули осколком стекла, и я вцепилась в конец плетеного шнура. Села, притянув ноги к груди и уложив на колени подбородок, как будто хотела спрятаться.

– Я вовсе не неразумная. И тем более не дитя.

– Я бы поспорил, но мне лень, – он разжал хватку, и мой амулет змеей скользнул вниз. Я сплела его сама много лет назад, как только узнала, что стану жрицей – такова традиция.

– Что случилось, лестриец? Новость о том, что я Каменная жрица, тебя не порадовала?

Горечь осела на губах каплями полыни. Захотелось стереть ее рукавом, но я не шевельнулась – глядела, как меняется его лицо. То тонет во мраке, то белеет в сиянии луны. Воздух был таким густым, насыщенным влажным ароматом ночных цветов и терпких летних трав, что можно было собрать его в горсть.

Мы сидели так близко друг к другу, что я могла коснуться его носком ботинка. Или положить ладонь на плечо. После неожиданного обморока меня все еще потряхивало.

– Никогда не доверяй незнакомцам, – повторил Ренн задумчиво, и усмешка вспорола сурово сжатый рот. – У нашего народа есть легенда. Одна старая и странная легенда, которую странствующие барды разносят из города в город. Она гласит, что однажды жрица Матери Гор родит дитя от человека с равнины. Этот ребенок вернет нам утраченную магию, но…

Он красноречиво поглядел мне в глаза.

– Но… что? – выдавила я, заикаясь. Что-то чужое, пугающее, дикое рождалось во мне. Яд, что хуже дурмана и опасней цикуты, – от него не будет спасенья.

– …рухнет весь заведенный порядок. Магия – это сила, это огромная власть. Знаешь, почему искатели так ревностно оберегают своих женщин от чужаков? Особенно жриц, – сейчас он смотрел с сочувствием, или мне показалось? Свет луны слишком неверен. – Потому что соблазн похитить одну из них и зачать с ней ребенка может оказаться слишком велик. Лестрийцы суеверны, а еще жадны до власти, богатства и любви.

Взгляд человека напротив был темен, как самая глухая ночь. И вдруг пришло осознание, ударило ножом по нервам. Он увидел это, прочел все эмоции во взгляде.

– Не бойся, я тебя не трону, – голос его прозвучал глухо и устало. – Но остерегайся моих собратьев, Каменная жрица. Они могут быть жестоки.

Я смотрела на него и пыталась понять: говорит Реннейр всерьез или шутит. Нет, не похоже на шутку. В глазах, внимательных и серьезных, ни капли веселья.

– Почему я ничего не слышала об этой легенде? – спросила, совладав с волнением и крепче сжимая пальцы.

– Возможно, потому что это просто чушь, недостойная внимания, – он пожал плечами. – Так называемые прорицатели любят пудрить народу мозги, а дураки и верят.

– Может, и не чушь. – Мысли завертелись со скоростью шлифовального круга. Сумбур. Просто полный сумбур! – А ты, выходит, не такой, как другие лестрийцы? Тебе не нужна власть и все остальное?

– Я насмотрелся на то, как власть превращает человека в… – должно быть, он хотел сказать что-то грубое, но вовремя опомнился. – Не имеет значения.

– И тебя не влекла возможность?

– Нет.

* * *

Реннейр

Всю жизнь я имел счастье наблюдать, как лорд Брейгар распоряжается властью. Даже если в далекой юности он был другим, то сейчас от этого человека не осталось ничего.

Рамона сидела напротив, затаив дыхание и распахнув глаза. Чужачка с красивым именем, юная, любопытная и совершенно неискушенная. Признаю, в какой-то момент у меня промелькнула мысль о заговоре искателей, но почти сразу разбилась об искренность этой девушки.

Она еще не научилась лгать.

Как я это понял? Не знаю. Прочитал в глазах, наверное. Я назвал антримку глупым ребенком. Сколько ей лет? Восемнадцать-двадцать? Обычно к этому возрасту мои соплеменницы, как и женщины искателей, уже имеют мужа и парочку детишек, какой-никакой опыт и лицо с печатью забот и жизненных тягот. А от этой веяло легкостью, будто она стояла выше мирских проблем.

Каменная жрица. Я знал о ее народе немногим больше других лестрийцев, случалось и раньше встречать служительниц Матери Гор, но все они отличались суровостью и сдержанностью, иногда отрешенностью. Это уважаемая каста среди искателей, вторая после старейшин.

И этот ее обморок – результат использования Дара? В первый момент я даже не понял, что с ней. Показалось, что она начала засыпать, но, когда хрупкое девичье тело стало крениться вбок, я еле успел ее подхватить. Проклятый камень у нее на лбу источал жар, и, особо не думая, я поспешил сорвать украшение.

Странно, но это помогло. Она что-то говорила о каменном древе, а у меня в голове всплыла глупая легенда, в которую истово верил мой отец. Не знаю, кто дернул меня за язык, но я рассказал ее этой жрице.

А сейчас Рамона старательно отводила взгляд. Смутилась, наверное, я слишком внимательно ее разглядывал. Стянула пальцами воротник рубашки и отодвинулась, прислонилась спиной к камню.

– Я слишком мало знаю о вашем народе…

– Тебе же лучше, поверь.

Она недовольно полыхнула глазами.

– Нет, не лучше. Как можно спокойно спать, когда мир вокруг так огромен, загадочен! Разве мы живем не затем, чтобы его познать?

– Один мудрец сказал, что знания приносят лишь печаль.

– Ты что, смеешься надо мной, лестриец?! Хочешь сказать, что лучше оставаться зашоренной дурочкой?

Ее негодование было таким горячим и искренним, что я не выдержал и усмехнулся.

– Ты хочешь открытий? Как те мужи, что бросают свой дом, чтобы сесть на корабль и отправиться в бесконечное плаванье, даже не зная, вернутся ли живыми?

– Я даже моря ни разу не видела, а кораблей тем более. Только на картинках, – она заправила за ухо прядь волос и вздохнула. – Это такие огромные деревянные коробки под парусами. Хотела бы я… поплавать на них.

– Возможно, когда-нибудь у тебя получится.

Рамона махнула рукой и подтянула колени к груди.

– А-ах! Если мы так и будем прятаться за стеной и дрожать от одной только мысли, чтобы высунуть нос наружу, то я так и умру, не повидав и десятой доли всех чудес. Даже сходить в вашу Лестру на ярмарку для меня нереально.

– Там и смотреть нечего. Во время ярмарок в городе шатаются приезжие, грабеж процветает, несмотря ни на какие меры, улицы заполняет пьянь и искатели приключений. Милым девушкам там не место.

– Ну вот. Теперь ты тоже считаешь, что можешь учить меня. – Крылья тонкого носа раздувались от негодования, и Рамона была похожа на маленького, но очень злого зверька. На ежа? Или белку, у которой отобрали орех?

Она упрямо сдвинула брови на переносице и запыхтела. Готов поспорить, щеки ее полыхают огнем: у всех рыжих кожа тонкая и чувствительная. Особенно у девушек.

– Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моем народе. Он погряз в страхах, старики трясутся за каждый самоцвет, подозревая врага в любом за границами Антрима. А тем временем мы выр… – она внезапно замолчала и поглядела на меня искоса. – Я начинаю думать, что твое пророчество вовсе не чушь, а правда. Просто его от нас скрыли. Я помню книгу, в которой…

– Да что ты говоришь, Рамона из Алого Камня? – вопрос прозвучал едко и саркастично.

В мгновение ока преодолев расстояние между нами, я впечатал ладони в камень по обе стороны от ее лица. Надо отдать жрице должное – даже не дернулась, только глаза распахнула шире, а зубы стиснула.