Нела остановилась у бетонного основания моста, осторожно озираясь по сторонам. Теплый осенний ветерок доносил запах бензина, где-то среди разросшихся кустов в развалинах дома пели птицы. Нела давно не слышала пения птиц – в городе их было и так мало, и даже тех не было слышно в ежедневном шуме машин и постоянно работающих вентиляторов, перерабатывающего и прочего незатихающего оборудования.
Нела посмотрела на часы – механические, не электронные – и прислонилась к ржавому остову моста, снова опасливо оглядываясь по сторонам. Не хотелось бы ей случайно встретить здесь кого-то. Наконец из-за поворота за арматурами фабрики в облаке пыли показался автомобиль старой модели с затемненными стеклами.
Нела не спешила показываться, но автомобиль остановился и спустя пол минуты из него вышел мужчина в костюме-милитари и затемненным шлемом на голове, он остановился на дороге и осмотрелся, затем повернул голову в ее сторону:
– Выходи, медленно.
Сделав глубокий вдох, Нела осторожно вышла из своего укрытия. Она все еще не была уверена, хорошая ли это идея.
– Покажи руки.
Нела подняла ладони, подходя ближе на негнущихся ногах.
Мужчина быстро обыскал ее и спросил на всякий случай:
– Нет телефона? Других отслеживающих устройств?
– Нет, – качнула головой Нела.
Мужчина усадил ее в машину и захлопнул дверцу. В салоне авто Нела увидела темноволосую женщину в такой же форме, ее лицо наполовину было скрыто маской. Нела открыла рот, чтобы задать вопрос, но женщина качнула головой:
– Поговорим, когда приедем.
Она достала черную повязку и потянулась к Неле, чтобы завязать ей глаза.
– Ты же понимаешь, что это необходимо, – услышала Нела ее голос слева, когда ткань плотно накрыла ее веки.
Нела понимала. В горле у нее пересохло. Она уже совершенно не была уверена, что поступает правильно.
Автомобиль ехал долго – хотя, может быть, Неле только так показалось. Дорога была неровной, Нела чувствовала, что они едут по кочкам и выбоинам, из чего она заключила, что это все еще город, но такие же разрушенные окраины – за пределами города трасса ровнее. Мужчина и женщина молчали всю поездку, да и у Нелы как-то внезапно пропало желание задавать вопросы.
Наконец автомобиль остановился и Нела почувствовала, как снимают ее повязку. Мужчина открыл дверь:
– Пошли.
Нела вышла из машины. Судя по всему, они находились на подземной парковке, стоял полумрак, вокруг почти не было машин. Мужчина махнул рукой идти за ним, и направился вперед, женщина шла рядом с Нелой. Впереди мигала желтая лампа над белой железной дверью, мужчина набрал код и камера под потолком повернулась к ним:
– Это Беннет, мы ее привезли, – проговорил он в микрофон рации на рукаве.
Раздался щелчок, дверь открылась и они пошли вперед по узкому коридору. Шаги по бетонному полу звучно отдавались эхом, отражаясь от темно-серых каменных стен. Дойдя до лифта, мужчина снова включил рацию:
– Куда нам?
– Давай на четвертый этаж.
Нела впервые видела такой старый лифт – даже в исторических зданиях лифты давно были модернизированы. Темно-коричневые стенки лифта, казалось, остались еще с позапрошлого века.
Лифт поднимался с шумом. Нела уже почти забыла все слова, которые подготовила. Она уже вообще не была уверена, что понимает, зачем вышла на связь с Новыми Луддитами. Но зачем-то же они согласились на встречу с ней?
Лифт с рывком остановился и двери открылись с громким звуком. Нела почувствовала, как женщина слегка подтолкнула ее в спину:
– Почти пришли.
Нела не успела толком оглядеться на этаже, как мужчина направился к ближайшей двери и махнул ей рукой:
– Заходи.
Небольшая комната, похожая на переговорную, не имела окон, здесь было почти пусто, не считая лаконичного металлического стола с несколькими стульями и кожаного дивана в углу комнаты. Беленные стены с местами облупившейся штукатуркой не несли никакой информации об этом месте, кроме того, что зданию было уже много лет.
Не успела Нела задать вопрос, как в комнату вошел мужчина лет сорока в черной футболке и армейских брюках, он запер дверь и остановился, посмотрев на Нелу заинтересованно, затем указал ей на стул:
– Здравствуй, Корнелия. Что ж, садись.
Сам он не торопясь подошел и сел напротив нее, женщина сняла маску и села рядом с ним. Второй мужчина, который привез ее сюда, тоже снял шлем и, тоже сев рядом, положил шлем на стол.
– Меня зовут Нокс.
Нела кивнула и попыталась улыбнуться, чтобы выглядеть увереннее. Мужчина казался доброжелательным – его черты лица были мягкими, но жесткий взгляд темно-серых глаз диссонировал с его улыбкой. Нела увидела, что его голову и короткие темные волосы с проседью пересекает длинный шрам.
– Давай познакомимся. Ты так хотела встретиться с нами. Расскажи об этом.
Нела сделала глубокий вдох:
– Я… Действительно хотела с вами встреться. Потому что я… хотела бы помогать вам, – она сделала паузу, видя, как Нокс скептически поднял брови, но все же ничего не сказал, – Может быть, вы видели наше недавнее обращение. Теперь мои друзья не рядом со мной. Мы очень многое не успели сделать…
Нела замолчала. Слова путались у нее в голове, а ведь она составила целую речь перед тем, как идти сюда. Она подняла глаза и посмотрела на сидящих перед ней – Нокс все еще смотрел на нее беспристрастным взглядом, по этому взгляду невозможно было оценить его реакцию, будто он точно так же не слишком понимал, зачем она здесь. Наконец женщина, сидящая рядом с ним заговорила:
– Лучше скажи, зачем тебе это. У тебя-то какой мотив?
Нела вскинула голову и проговорила еще раз то, что и так казалось очевидным:
– Я против того, что делает Корпорация. Я хочу, чтобы они прекратили разработки на основе мозговых клеток. Знаю, что вы тоже против, это противоестественно и негуманно. Я… хочу добиться освобождения Испытуемых, которых держат в Лаборатории. И остановить дальнейшие исследования в этом направлении.
Нокс повернулся к женщине:
– Ты слышала, Мира? Это негуманно.
Та поджала губы, пытаясь скрыть улыбку. Нокс перевел взгляд на Нелу. Его руки были сложены на груди. Подождав полминуты он покачал головой:
– Не уверен, что ты вообще понимаешь, чем мы тут занимаемся. И почему мы против Корпорации.
Нела смотрела на него, пытаясь прийти в себя. Разговор шел совершенно не так, как она ожидала. Женщина, Мира, подперла голову рукой, и снова обратилась к Неле:
– Ты же слышала о том, что было пол года назад? Как ты думаешь, чего мы добивались, когда произошел взрыв на поезде, который вез результаты разработок на новый сектор медицинского института?
Нела отвела взгляд, она уже не решалась озвучивать самый очевидный ответ.
– А я тебе подскажу. Думаешь, почему взрыв произошел именно в отсеке с последними результатами разработок? Думаешь, пресс-службы твоего отца врали, когда говорили, что разработки не содержат гремучую ртуть, следы которой нашли на месте взрыва? Так вот, знай – хоть в этом они не врали. Думаешь, взрыв случайно произошел, когда поезд проезжал пассажирскую станцию? Ты правда думаешь, что тот десяток гражданских, которые пострадали от взрыва, просто случайно оказались не в то время и не в том месте?
Нела потрясла головой, всматриваясь в свое обескураженное отражение в блестящей поверхности стола:
– Корпорация опровергла, что результаты разработок взрывоопасны. Многие думали, что взрыв произошел из-за замыкания при торможении поезда на станции…
Мира печально усмехнулась:
– Пресс-служба хорошо постаралась. Они даже не афишировали то, что почти все погибшие находились на грошовом пособии по безработице. В копилку статистики… Благодаря нам этот факт все же попал в прессу, хоть и ненадолго. Но те гражданские погибли при взрыве вовсе не за гуманизм.
Нела постаралась сохранять невозмутимость, хотя в голове стоял шум. Она пыталась переварить полученную информацию, хотя внутренний голос все настойчивее напоминал, что в глубине души она догадывалась о подобном. О том, что Луддиты не ограничиваются мирными методами, и что на войне все средства хороши… Но теперь, сидя рядом с Луддитами лицом к лицу, уже поздно давать заднюю. Нела заставила себя кивнуть, подняв глаза на женщину:
– Я… понимаю, что вы хотите сказать. Вы думаете, что я идеалистка. Но даже моих познаний в экономике достаточно, чтобы понять, что государство назовет любой уровень безработицы приемлемым, если решения принимают те, кому это выгодно. Убедить народ, что разработки опасны, это… тоже один из вариантов. Я не идеалистка. Думаю, что если бы вы могли обойтись без жертв… вы бы без них обошлись.
Мира отвела взгляд. Нокс еще раз оценивающе посмотрел на Нелу, словно пытаясь понять, верит ли она сама в свои слова. Потом он отвернулся и, будто ни к кому не обращаясь, в сторону сказал:
– Когда полтора года назад начался кризис, мы все хотели подстраховаться и найти вторую работу, пока есть первая. Но есть вещи, от которых застраховаться невозможно. По крайней мере, таким как мы, – Нокс перевел взгляд на Нелу, и она увидела в нем печаль и все то же… сожаление. – Вопрос в том, что ты об этом знаешь. А ты не знаешь об этом ничего.
Нела почувствовала, что все ее слова падают в пустоту. Что бы она ни говорила, она останется для них заскучавшей богатенькой девочкой – дочкой главы Корпорации, чем только еще больше раздражает их, и ей никогда не удастся объяснить им, почему для нее это так важно.
– Вы думаете, что я для вас бесполезна, – наконец проговорила она тихо, будто спеша закончить разговор, – Очень жаль, что я не могу доказать обратное. Извините, что… я вас побеспокоила.
Мира тяжело вздохнула и вопросительно посмотрела на Нокса. Его молчание снова было непроницаемо. Наконец он покачал головой:
– Ну что ты… Это не так. Ты еще можешь быть для нас полезна. Хоть и в другом качестве.
***
Джастин Саммерс рассматривал рельеф на светло-желтой стене коридора, ожидая очередного осмотра. Выступающие бугорки имели разную форму – некоторые были похожи на кляксы, некоторые – на куриные наггетсы, а большинство – на кучевые облака. Джастин прижимал к ним ладонь, чувствуя бетонно-бархатистый холод стены. В его отсеке все было катастрофически гладкое, белое, будто стертое ластиком – даже прикоснуться не к чему.
Остальные Испытуемые стояли или сидели на кушетке рядом с ним. Врач впускала их по одному. Не сказать, что осмотр длился долго, но Джастин успел пересчитать бугорки примерно на трети стены, пока предыдущий Испытуемый вышел, и зашел следующий.
– Эй, Бекка… Тебе тоже утром давали куриный суп?
Джастин услышал шепот справа и осторожно повернул голову. Темноволосый парень обратился к девушке с рыжеватыми кудряшками. Та едва взглянула на него:
– И что?
– Да ничего. Странный он какой-то. Не такой, как раньше.
Девушка пожала плечами:
– Да какая разница?
Только Джастин успел удивиться, как хмурый медбрат подошел и остановился прямо напротив парня:
– Если есть вопросы, ты сможешь задать их врачу.
Его голос звучал ровно, но Джастину от этого стало не по себе – абсолютная непроницаемость, с которой медбрат смотрел на них, не отходя, заставила и парня, и девушку опустить глаза. Когда из кабинета вышел очередной Испытуемый, медбрат коснулся плеча того парня и направил в сторону кабинета:
– Ты следующий.
Когда спустя пол часа в кабинете оказался Джастин, после осмотра и привычных вопросов о самочувствии он услышал новый вопрос:
– Как тебе еда?
– Нормально, – ответил Джастин.
Врач удовлетворенно кивнула и как бы мимоходом уточнила:
– Все как обычно?
Джастин на минуту замялся, а потом, встретив внимательный взгляд женщины, внезапно сказал:
– Куриный суп какой-то странный.
Он сам не понял, зачем это ляпнул. Но в этом бесконечном течении дней он уже перестал осознавать, сколько времени прошло. Неделя? Две недели? Месяц? Джастин понимал, что надеяться ему не на что. Но тянущиеся бесконечной пеленой дни в ожидании неизбежного поднимали в душе глубокую, затаенную тоску, которую до этого он старался глушить всеми способами. На предыдущем осмотре, когда их ровной колонной вели по коридору, Джастин видел, как один парень бросился к окну и изо всех сил ударился в него всем телом. Конечно, окно даже не дрогнуло. А остальная колонна Испытуемых осталась стоять, словно они и не заметили ничего, словно этот парень не имел к ним никакого отношения. И Джастин тоже остался стоять, как и все, молча, и даже опустив голову.
Но сейчас он сам не понял, зачем повторил слова тех ребят в коридоре. Что это могло значить? Да ничего. Ровным счетом ничего.
– Вот как? – врач с интересом еще раз заглянула в его медицинскую карту на мониторе и еще раз оценивающе посмотрела на Джастина, – Хорошо, можешь идти.
Второй медбрат, только что проводивший предыдущего Испытуемого, вывел Джастина в коридор.
Когда Джастина привели в кабинет для тестирования, он уже выбросил из головы то, что сказал врачу. Судя по всему, это не имело значения. Джастин не был удивлен – он уже привык, что от него здесь ровным счетом ничего не зависит.
Он прошел на свое место у компьютера, к которому его, как всегда, подвел медбрат. Датчики были закреплены на его висках и браслете, они пульсировали ровным зеленым светом. Джастин окинул взглядом кабинет – другие Испытуемые погрузились в свои задания и казались безучастными ко всему.
Компьютеры располагались на расстоянии друг от друга, чтобы избежать контакта между Испытуемыми во время выполнения заданий. Почти пустой кабинет погружен в тишину, не считая редкого шуршания бумаги – всем Испытуемым выдавались листы с лазерным карандашом для черновиков.
Привычные задания на логику, на уровень IQ, математические задачки и упражнения на смекалку. Раньше Джастин думал, как его ответы могут повлиять на его судьбу и порой старался не слишком умничать, но в то же время держаться на «среднем уровне». Сейчас Джастин расслабился и понял, что это не имеет большого значения – судя по всему, «слишком умным» он и так не являлся, раз его не забрали до сих пор. Он как раз и был тем середнячком, которого заберут в свой срок. Поэтому Джастин делал то, что мог – как ни крути, эти задания были единственным развлечением и единственным способом занять голову чем-то кроме мыслей о предстоящем.
Времени на задания отводилось больше, чем Джастину было нужно, и когда он закончил, то какое-то время продолжал равнодушно смотреть в окно. Оно выходило на строения Лаборатории, одинаковые серые корпуса, стоящие в строгой геометрический последовательности. Джастин даже не обращал внимания, какой это этаж. Должно быть, пятнадцатый. Или двадцатый. Какая разница? Он вздохнул и снова взял в руки листок бумаги, перевернул его и повертел в пальцах карандаш. Джастин неплохо рисовал, и только сейчас подумал, что это, в общем-то, не запрещено – по крайней мере, здесь, в кабинете. Конечно, выносить отсюда ничего нельзя, но сейчас-то его отсюда еще не увели. Он провел несколько линий, и на его лице сама собой появилась улыбка. Может быть, так люди и привыкают – учатся радоваться простым мелочам. Вкусный куриный суп, солнце за окном, на которое можно хотя бы изредка смотреть, листок бумаги, на котором можно что-то изобразить. Линии ложились на бумагу легко, хоть он и давно не видел ту девушку. Но ее лицо все еще четко стояло в его памяти, взволнованное, смелое и неуверенное одновременно. Корнелия, с которой он встретился всего раз, но был уверен, что не забудет ее.
– Ты закончил? – раздался над ухом голос медсестры Клэр Томас.
Джастин поспешно перевернул листок и кивнул:
– Да, уже все.
Медсестра с глазами цвета лепестков Аконита сняла датчики и Джастин встал, быстро посмотрев на листок на краю стола. Но медсестра только кивнула ему:
– Идем.
Джастин вернулся в свой отсек и привычно опустился на кушетку, но буквально через пол часа его дверь вновь распахнулась:
– Пошли, – раздался звучный голос той же медсестры – Джастин даже не запомнил ее имя, медсестры постоянно менялись.
– Куда? – только спросил Джастин.
В это время уже не было осмотров или тестирований, насколько он помнил.
– Вставай и пошли, – повторила медсестра, – Тебя переводят.
Джастин встал. Он уже привык к тому, что тысяча вопросов всегда останется без ответа.
Медсестра прошла с ним до лифта, в полной тишине. Он только видел то ли любопытные, то ли удивленные взгляды других Испытуемых из своих отсеков из-за стекла, когда его вели мимо. Медсестра прошла с ним к лифту, Джастин обернулся и увидел вездесущего охранника, который следовал за ними, положив руку на кобуру.
Они поднялись на этаж выше, медсестра своим пропуском открыла дверь сектора, дверь мягко сдвинулась с тонким длинным писком датчика. В тишине медсестра провела его к новому отсеку и открыла дверь. На двери отсека значилось: «L45-2. Джастин Саммерс – Этап 2». Джастин помнил, что до этого находился на этапе 1.
– Подождите, – в какой-то момент очнулся он, – Дело в курином супе? Я соврал! Я не чувствовал разницы, я просто подслушал!
Медсестра остановилась, и, словно сомневаясь, повернулась к нему:
– Это не имеет значения, – проговорила она, заперев дверь.
– Тогда почему я на втором этапе? Сейчас? – Джастин занес руку, чтобы ударить в стеклянную дверь кулаком, но почему-то просто прислонил ладонь к стеклу.
Собственный голос слышался ему каким-то растерянным. Медсестра отвела взгляд и молча прошла вперед. Только сейчас Джастин понял, что отсек звуконепроницаемый, и из коридора никто ему не ответит.
Джастин наконец ударил кулаком в стекло, уже ни к кому не обращаясь:
– Нет! Я хочу знать, почему…
Медсестра ушла, как ушел и охранник, и теперь через стеклянную дверь Джастин мог видеть только пустую белую стену коридора. Джастин еще несколько секунд – или минут – стоял, прижавшись к стеклу, и вслушивался в тишину. Казалось, воздух давил на ушные перепонки. Джастин наконец потряс головой и отошел от двери. В отсеке был легкий полумрак. Помещение было точной копией его предыдущего отсека – можно даже представить, что ничего не изменилось. Но Джастин понимал, что теперь он еще на шаг ближе к своей смерти. Или… не смерти? Как это назвать? Кажется, в одном из разговоров медсестер он мельком слышал термин… Изъятие. Хотя Испытуемым его никогда открыто не озвучивали, и даже не затрагивали тему того, что будет с ними на последнем этапе. Какая разница, как это называть?
В конце концов, его клетки мозга продолжат жить в структуре какого-то механизма, хоть в них и не останется сознания его личности. Или все-таки что-то может остаться? Это никогда не обсуждали – казалось неэтичным допустить, что чье-то сознание может сохраниться в мозговых клетках центрального аналитического процессора, или радиографической рентгеновской системы. Интересно, частью какого механизма станет его мозг? Интересно, стать частью космического зонда престижнее, чем медицинского оборудования?
Он снова потряс головой, медленно садясь на кушетку. На прикроватном столике Джастин увидел стакан с водой. Первой мыслью было запустить его в стену, но Джастин только долго смотрел на стакан. Он представлял поле с волнующимися от ветра золотыми колосьями, белыми ромашками и сиреневым аконитом, когда ветер прекращается и поле успокаивается. Бушующий океан, когда шторм сходит на нет и на месте волн появляется тихая водная гладь. Джастин взял в руку стакан и понюхал – судя по всему, сюда добавлены какие-то лекарства. Или транквилизаторы. Он медленно выпил воду – пусть это будут транквилизаторы.
***
Когда вечер опускался на город и по периметру главного здания Корпорации уже вспыхнули огни, Корнелий заварил себе кофе, стоя у аквариума и провожая взглядом сияющий силуэт арованы – она ненадолго показывалась, скользя по поверхности, а потом снова скрывалась в темной толще воды, петляя по дну.
Корнелий только что вернулся с совещания директоров, и мельком увидел в почте отчеты от пресс-службы. В последнее время у службы по связям с общественностью много работы. Корнелий старался отгонять ненавистное чувство, которое возникало у него всякий раз, когда он слушал эти бодрые отчеты о том, как много они сделали, чтобы замять недавнюю ситуацию. И чем одобрительнее он кивал – мол, отлично постарались, молодцы, – тем хуже было на душе. В воздухе незримо витал всеобщий укор в его адрес. Это чувствовалось во всем – в самодовольных рапортах о принятых мерах, в подобострастных улыбках на лицах сотрудников, в тишине, которая окружала его при приближении к болтающим руководителям отделов. Завидев Корнелия, они тут же замолкали, улыбаясь даже услужливее, чем обычно, жали ему руку и начинали подробно рассказывать о своих успехах, как будто тем самым намекая, чьи именно промахи они так старательно исправляют. Корнелий хвалил их, одобрительно кивал и удалялся своей вальяжной размеренной походкой.
Совет директоров был не столь лицемерен и откровенно говорил, что подобные возмутительные вещи не должны повториться, иначе, несмотря на все заслуги Корнелия, его нахождение на посту генерального директора будет вызывать все больше вопросов.
Но теперь Корнелий надеялся, что необходимые меры приняты. Во всяком случае, сейчас все станет проще.
Стоило ему об этом подумать, как раздался звонок. Взглянув на имя звонящего, Корнелий поджал губы. «Сэр, у меня для вас не самые приятные новости, – раздалось в трубке, – У вас нет предположений, почему ваша дочь движется в направлении заброшенного металлургического завода в районе северной дамбы?»
***
Около девяти часов вечера Максимиллиан уже собирался покинуть главное здание Лаборатории после плановой проверки модернизированных охранных систем, когда в дверь кабинета постучали.
– Сэр, здравствуйте, – улыбнулась Клэр Томас, осторожно прикрывая за собой дверь.
Максимиллиан вопросительно посмотрел на нее:
– Да, мисс Томас?
Медсестра смущенно улыбнулась, оглядывая его кабинет и затем спросила:
– Вы уже уходите?
Максимиллиан молча кивнул, включая с пульта сигнализацию и выключая широкий дисплей компьютера на стене – заметив, что Клэр не спешит говорить, он задал вопрос:
– У вас что-то случилось?
Еще немного помедлив, Клэр ответила:
– Да, сэр. Как сказать – может быть, это не важно. Но я думаю, что вам стоит узнать. Сегодня один Испытуемый, рисовал портрет… Корнелии Холлард, – медсестра замялась, протягивая листок бумаги Максимиллиану, – Ну, дочери нашего Корнелия, – пояснила она, подняв брови.
– Я понял, – кивнул офицер, – И что? Он мог видеть ее еще до попадания сюда. Хотя бы во время той небезызвестной трансляции.
Клэр задумчиво кивнула, и продолжила:
– Да, но теперь он здесь. И она… приходит сюда, насколько мне известно. Более того, я слышала от врача, что Корнелия говорила с одним из Испытуемых. Я не знаю, с кем именно, но…
– Я это проверю по камерам, – кивнул Максимиллиан, подходя ближе и беря листок из ее рук, – А вот почему Испытуемые могут говорить с кем хотят – это вопрос к вам.
Медсестра вопросительно подняла глаза:
– Но, сэр, за действия Корнелии здесь отвечает миссис Робертсон – формально, Корнелия – ее ассистент.
Максимиллиан улыбнулся одними уголками губ:
– А за действия своих Испытуемых отвечаете вы. А за возможную утечку информации или другие последствия – отвечаю я. Мы в одной лодке. Понимаете?
– Конечно, – кивнула Клэр, она казалась смущенной, – Поэтому я и пришла. Кстати, того Испытуемого уже перевели на второй этап.
Максимиллиан наконец взглянул на листок с рисунком – мельком, успев заметить заранее указанное на листах для черновиков имя: «Джастин Саммерс», и протянул его обратно медсестре:
– Можете это выбросить. И следите за вашими Испытуемыми как следует. За тем парнем – особенно. Если дочка Корнелия снова здесь появится, она не должна к ним подходить. С миссис Робертсон я тоже поговорю.
Клэр сдержанно улыбнулась и кивнула:
– Хорошо, сэр, – она как-то неуверенно оглядывалась по сторонам, пока Максимиллиан не посмотрел на нее вопросительно, направляясь к двери, и она продолжила, – Сэр, вы по пути к выходу не собираетесь посмотреть сканеры распознавания лица на лифтах первого сектора? Их заменили только сегодня, я могу спуститься с вами и показать…
Максимиллиан качнул головой:
– Не нужно, я сегодня уже…
В этот момент раздался телефонный звонок, и Максимиллиан выразительно посмотрел на медсестру, но, судя по всему, она не так поняла его взгляд, потому что продолжала стоять.
Услышав голос в трубке, Максимиллиан помрачнел:
– Как это случилось? Да. Я уже еду.
Он положил трубку и, увидев вопросительный взгляд медсестры, только бросил:
– Вам пора идти.
***
Выйдя вслед за Максимиллианом в коридор, Клэр наблюдала, как его фигура быстро удаляется по направлению к лифту. Она вспоминала, как на полу такого же коридора – а они на всех этажах были практически одинаковыми – она впервые пыталась встать на свои ноги, и Максимиллиан, именно он, помогал ей. Почему-то тогда его взгляд казался ей таким внимательным, а его руки – такими заботливыми. Ведь он помогал ей не только в тот первый день, когда она, едва держась за стену, только выползла из своей палаты. В другие дни она тоже видела его – кажется, он говорил с доктором Эрихом о палатах каких-то экспериментальных проектов, которые находились на том же этаже, что и ее палата. Однажды, когда она уже почти ходила самостоятельно, пусть и с помощью костылей, она подошла к одной из таких палат и попробовала заглянуть в окошко на двери, но почувствовала руки Максимиллиана у себя на талии: «Как вы себя чувствуете? Я рад, что вы так быстро восстанавливаетесь». Клэр тут же повернулась к нему, и широкая улыбка появилась на ее лице. Он смотрел на нее так, будто для него лично было важно поставить ее на ноги. «Вам не нужно сюда. Вам пора на физиопроцедуры», – сказал Максимиллиан, мягко повернув ее от двери. Клэр, радостно кивала: «Спасибо… Что заботитесь обо мне. И вы, и доктор. Вы помогаете ему?» Максимиллиан доброжелательно кивнул: «Мы же в одной лодке». Клэр была рада тоже быть в этой лодке. «Мне очень повезло» – проговорила она. Максимиллиан кивнул, улыбаясь ей в ответ: «Действительно». Когда Клэр как-то в следующий раз подошла к одной из других палат на том же этаже, окно на двери уже было закрыто. Но Клэр гораздо больше волновало собственное восстановление, а также симпатичный и внимательный офицер. Ну и, конечно, предстоящая работа в Корпорации. Собственно, когда Клэр уже приступила к работе, она поняла, насколько же ей повезло в тот раз по сравнению с участниками других экспериментальных проектов.
***
Максимиллиан доехал до главного здания Корпорации меньше, чем за 10 минут, и тут же прошел в кабинет к Корнелию. Тот ходил взад и вперед, отхлебывая кофе из кружки. Максимиллиан никогда не видел его таким обеспокоенным, даже когда их исследования проходили согласование с правительством и был риск закрытия – Корнелий так не волновался. В кабинете возле компьютера сидел и ассистент Корнелия из службы безопасности, а также женщина из отдела системного программирования.
Увидев Максимиллиана, Корнелий тут же со стуком отставил кружку на стол:
– Мы получили от них сообщение, – он вывел на экран видео.
На экране Максимиллиан увидел пустую комнату с белыми стенами, посреди которой на стуле сидела Нела – ее руки были связаны за спиной, а рот заклеен. Затем в кадре появился человек, лицо которого было закрыто маской, а глаза под темными очками. Когда человек заговорил, Максимиллиан понял, что голос изменен – даже невозможно было понять, мужчина это или женщина: «Мы перейдем сразу к делу. Корнелия Холлард у нас. И если вы хотите увидеть ее живой, вот наши требования: на экране вы видите имена тех, кого вы должны освободить из заключения. Кроме того, мы требуем возобновления человеческого труда на десяти системно-значимых заводах, а также фабрик и производств, закрытых в прошлом году, и гарантий неприкосновенности труда всех сотрудников. Иными словами, мы требуем отозвать автоматизированное вами оборудование из этих производств. Как видите, наши требования вполне выполнимы. Мы даем три дня на то, чтобы выступить с заявлением в СМИ. И две недели на то, чтобы приступить к реализации этой программы. Если через три дня мы не получим первые подтверждения вашего согласия, то начнем возвращать вам Корнелию Холлард. По частям. И, кстати… мы не похищали ее. Она сама пришла к нам».
На этом запись прервалась. Максимиллиан заметил, что на моменте, когда человек на видео стал озвучивать сроки, Нела задергалась – будто ожидала другого. Максимиллиан заложил руки за спину и обратил взгляд к Корнелию:
– Сэр?
Тот прикрыл глаза и опустился в кресло:
– Это видео пока только у нас. Уж позаботьтесь, чтобы оно больше ни к кому не попало.
Корнелий медленно поднял глаза, и Максимиллиан увидел в них то, чего никогда не ожидал увидеть. Корнелий продолжил:
– Максимиллиан, это будет самое сложное ваше задание за весь период вашей работы. Покажите мне, что я в вас не ошибся.
Максимиллиан выпрямился и проговорил:
– Я готов сделать абсолютно все, что от меня зависит, сэр.