Всего несколько быстрых шагов. Почти физически Нела ощущала спиной взгляд и присутствие Максимиллиана, и каждую секунду ей казалось, что сейчас его рука ляжет ей на плечо. Оказавшись у двери, Нела с размаху толкнула ее. И больно ушибла плечо. Дверь была заперта.
Максимиллиан не спеша подошел сзади и остановился в паре шагов у нее за спиной. Нела не оборачивалась. Затянувшееся молчание давило на виски, будто плотность воздуха в один момент повысилась в разы. Наконец Нела, не выдержав, пробормотала:
– Выпусти меня.
За спиной раздалась тихая усмешка. Нела с досадой подумала, что Максимиллиан ожидал, когда она это скажет. Все так же, не оборачиваясь, она почувствовала, что он сдвинулся с места. Максимиллиан медленно подошел к ней и остановился рядом, внимательно глядя ей в лицо. Нела подняла взгляд и упрямо посмотрела ему в глаза. Он казался совершенно спокойным, как и всегда, но во взгляде его темных глаз светилось любопытство. Нела напряженно отметила, что он смотрит на нее, как будто проводит эксперимент.
– Не хочу, – наконец ответил он.
– Почему? – с трудом выдавила Нела.
– Мне кажется, или ты покраснела?
Лицо словно обдало жаром, который плавно стекал по шее на грудь. Только этого сейчас не хватало – покраснеть. Главное сейчас – не отводить взгляд. Все так же упрямо, глядя Максимиллиану в глаза, она твердо сказала:
– Это потому что ты меня раздражаешь. Это от злости.
Казалось, взгляд Максимиллиана сейчас прожжет в ней дыру. Он смотрел так, словно видел ее насквозь, каждую клеточку ее тела, и это приводило Нелу в смятение. Жар спустился ниже и поселился в животе. Нела в панике подумала, что если Максимиллиан сейчас не откроет дверь, то придется ее выбить – она даже не думала, сможет ли, но находиться здесь было уже невыносимо.
И в этот момент, словно небеса услышали ее мольбы, в дверь постучали. Еще на секунду задержав взгляд, Максимиллиан неохотно повернулся и открыл дверь. Миссис Робертсон облегченно вздохнула, увидев Нелу:
– А я везде тебя ищу.
Нела наконец-то смогла выдохнуть. Она попыталась придумать, что сказать миссис Робертсон, но в голове будто все перемешалось. Максимиллиан, будто выручив ее, уверенно улыбнулся, положив руку на ее плечо:
– Мы поговорили о планах Нелы после окончания школы, – он с улыбкой посмотрел на нее, – Она и вам расскажет, чем планирует дальше заниматься. Правда, Нела?
Дернув плечом, Нела сбросила его руку и быстро вышла за дверь, встав возле миссис Робертсон.
– Конечно, – процедила она, потом обратилась к миссис Робертсон, – Мне нужно домой. Много задали в школе, поговорим в другой раз, хорошо?
Миссис Робертсон, пожав плечами, кивнула. Казалось, сейчас ее беспокоит совсем другое. Нахмурившись, она посмотрела на Максимиллиана:
– Я пыталась узнать, что это была за тревога? Я даже не успела включить связь, а мониторинг еще проводит проверку…
– Это ложная тревога, – перебил ее Максимиллиан, как-то слишком поспешно, – Это все из-за реконструкции охранной системы. Не беспокойтесь.
Миссис Робертсон с облегчением улыбнулась и повернулась к Неле:
– Ну что ж, это хорошо. Ладно, пойдем, Нела. Я тебя провожу.
Нела быстро пошла за ней, напоследок краем глаза уловив внимательный взгляд Максимиллиана. Здравый смысл подсказывал ей, что это не сойдет ей с рук, во всяком случае, так легко.
***
Миссис Робертсон допивает чашку вишневого зеленого чая, стоя у панорамного окна и, устало посмотрев на Часы, отходит к чайнику, чтобы заварить себе еще. У Корнелия в кабинете всегда есть ее любимый чай, хотя сам Корнелий пьет только кофе. Еще у него в смежной с кабинетом комнате есть мини-бар, спрятанный в нише стены возле двуспальной кровати. Расслабляться после работы Корнелию порой приходится, не уходя из офиса. Миссис Робертсон всегда удивляется, как ему удается отдыхать от работы, если он по нескольку дней фактически живет здесь. Хотя, чего греха таить – она и сама после работы не всегда находит силы, чтобы ехать домой. Собственно, из-за этого от ее брака и осталась одно только название и фамилия мужа. И сейчас уже сложно сказать, это Корнелий так ценит ее за особое отношение к работе, или сам Корнелий явился причиной того, что работа стала для нее чем-то глубоко личным?
Миссис Робертсон открывает дверь в смежную комнату своим электронным ключом и задумчиво останавливается в дверях. В комнате мягко загорается свет, и миссис Робертсон, потерев глаза, вынимает заколку из пучка на голове, ее темные волосы до лопаток рассыпаются волной по плечам. Помассировав виски, она сбрасывает туфли и ступает по мякому ковру, подходя к окну – это окно выходит на другую сторону, и из него открывается вид на реку Потомак – живописные причалы загадочно сияют зеленоватыми огнями, мосты с золочеными статуями перекинулись через реку, соединяя Вашингтон с Арлингтоном и другими пригородами.
Миссис Робертсон допивает уже вторую чашку чая, когда за спиной у нее раздаются знакомые неторопливые шаги, и теплая рука ложится ей на плечо.
– Я рад, что ты сегодня осталась.
Миссис Робертсон накрывает ладонь Корнелия своей и оставляет чашку на подоконник, все так же глядя в темноту за окном. Несколько секунд умиротворенного молчания наполнены незаданным вопросом, и миссис Робертсон наконец решает его задать:
– Корнелий… Не мучай ни себя, ни дочь. Оставь Нелу в покое. Что ей здесь делать?
Корнелий молчит, и только его тяжелый вздох служит ответом. Миссис Робертсон поворачивается к нему и продолжает:
– Оставь, вырастет – поймет. Она заканчивает школу, пусть лучше готовится к поступлению.
– Она вообще не думает об учебе.
В голосе Корнелия слышится досада.
– Может, поэтому и не думает?, – Миссис Робертсон кладет руку ему на плечо, страясь, чтобы эти слова звучали мягче, – Корнелий, ты живешь работой и не видишь жизни за этими стенами. Это наша с тобой жизнь, не ее. Дай ей самой разобраться.
Корнелий отворачивается и, помрачнев, отходит от окна. Он делает пару шагов, останавливаясь будто в растерянности, потом снимает пиджак и убирает в шкаф, садится на кровать. И только потом поднимает голову, в его карих глазах под нахмуренными бровями миссис Робертсон видит ту же твердость и непоколебимое упрямство, которое она узнает в Неле. Может, убеждения и не передаются по наследству, а вот характер – вполне.
– Ты не понимаешь, Лукреция, – Корнелий смотрит на нее исподлобья, – Дело не в выборе. Она должна понять, как важна наша работа именно сейчас. Нет ничего страшнее в обществе, чем оказаться ненужным обществу.
– Брось, – миссис Робертсон качает головой, – С твоими возможностями она сможет стать кем угодно.
– Я не хочу поддерживать ее инфантилизм, – Корнелий поджимает губы, – Пусть спустится на землю грешную. Я не заставляю ее следовать моим путем, но… она должна понять, ради чего мы работаем, и как устроена эта жизнь. А там пусть решает сама, чем будет заниматься.
Миссис Робертсон задумчиво кивает, берет чашку с подоконника и допивает свой чай в молчании. Затем садится рядом с Корнелием и берет его за руку:
– Ладно. Как скажешь.
Корнелий наконец смотрит на нее, и его взгляд смягчается:
– Где она сейчас?
Миссис Робертсон вздыхает с улыбкой:
– Рэй отвез ее домой, – затем, подумав, она добавляет: – А ты не поедешь?
– Я останусь здесь, – Корнелий протягивает руку и с усталой улыбкой заправляет прядь ее волос за ухо, – Только с тобой я чувствую себя дома.
Миссис Робертсон со вздохом поворачивается к нему:
– Корнелий… Лучше вернись сегодня домой.
Глава 5
Вернувшись домой, Нела упала на кровать, глядя на темный потолок, и закрыла лицо руками. Но даже в полной темноте у нее перед глазами стояло лицо Максимиллиана – самодовольное и уверенное, с хитрыми прищуренными глазами и снисходительной улыбкой. Жар в груди не утихал, а все мысли в голове находились в таком беспорядке, будто там прошлось цунами. Нела перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, зарывшись в спасительную черноту, но потом со злостью отшвырнула подушку в другой конец комнаты и снова уставилась в потолок. Она была напряжена до предела, но при этом чувствовала себя совершенно опустошенной. И, главное, из-за чего? Из-за кого? От этих мыслей ей снова захотелось запустить подушкой в стену, но подушка уже лежала в углу, а других предметов, на которых можно было бы выместить злость на себя, поблизости не было.
Нела попыталась задержать дыхание, а затем сделать глубокий вдох, как когда-то учил ее отец, чтобы успокоиться. Еще один вдох, и еще. Прошло несколько минут, прежде чем сердцебиение начало успокаиваться и Нела попыталась разобрать свои скомканные мысли. Она не знала, что на нее нашло, но была уверена в одном: нужно сосредоточиться, иначе – все было зря. Максимиллиан был сволочью, и в то же время глубоко в душе она чувствовала, что местами он говорит здравые вещи – и поэтому он ее раздражал ее еще больше. И это было единственной возможной причиной ее волнений. Остальное нужно выбросить из головы немедленно.
Нела сделала тяжелый вдох и почти поверила в это. Она сделала еще один вдох, затем встала и в задумчивости прошла на кухню, не включая свет, налила стакан воды и быстро выпила. Что ж, теперь она чувствовала себя значительно лучше.
Нужно узнать, что произошло с файлами. Нела в задумчивости прошла обратно в комнату. Отца дома не было, несмотря на поздний вечер. Обычно Нелу это не беспокоило, но теперь почему-то она ощущала странную пустоту. Ей не хотелось говорить с отцом, потому что, как и раньше, говорить им было просто не о чем, но хотелось хотя бы просто знать, что он дома.
Конечно, он сейчас занят, как всегда. Нела остановилась у окна и впервые за долгое время подумала о том, что скучает по друзьям. Не потому, что у них было общее дело, которым теперь придется заниматься ей одной, а просто потому, что есть моменты, когда ты понимаешь, насколько катастрофически ты одинок. И от этого все воспринимается острее. И когда ты привыкаешь держаться особняком, одна лишь робкая мысль о возможности подпустить кого-то к себе приводит душу в смятение.
Но ей и некого было подпускать! Нела нахмурилась и налила себе еще один стакан воды, затем выпила его большими глотками.
Вернувшись в комнату, Нела почувствовала себя откровенно разбитой. Это было то странное чувство, которое приходит на смену злости – бессильная обида на самого себя. Противное, словно большая слизкая змея, расположившая свои кольца где-то в глубине твоей черепной коробки.
Однако, Нела не успела прислушаться к этому чувству, потому что в коридоре раздался звук открываемой двери. Едва приоткрыв дверь комнаты, Нела в щель наблюдала, как отец прошел к себе в комнату, затем – в кухню. Она слышала, как он достает из холодильника что-то в шуршащей упаковке, затем ставит на стол бутылку и наливает себе – наверняка это виски.
– Эй, не стой там, я тебя видел. Иди сюда, – раздался голос отца.
Нела немного помедлила, затем вздохнула и осторожно вышла в кухню. Интересно, зачем отец ее зовет? Неужели Максимиллиан ему все рассказал? Боже, только не это. Нела поморщилась от одного воспоминании о Максимиллиане и пообещала себе в ближайшее время не думать о нем. Не вспоминать даже его имени. Да, это было бы прекрасно.
Корнелий сидел за столом, навалившись на стену, и ел из упаковки только что купленную лазанью. Холодную, не разогретую. Рядом стоял бокал виски. Нела остановилась в дверях.
– Может, разогреть? – наконец спросила она, спустя пол минуты молчания.
Корнелий задумчиво покосился сначала на лазанью, потом на Нелу.
– Не нужно, – вздохнул он, – Лучше скажи, как прошел день?
Неле неопределенно пожала плечами. Она понимала, что отец спрашивает ее о походе в Лабораторию, но что ответить – она решительно не знала. Не знала, в курсе ли отец о том, что произошло? В курсе ли он, кто виноват? А, может, то, что она сделала, настолько незначительно, что Корнелию даже ничего не сообщили? От этой мысли на почувствовала постыдное… облегчение. Любая мысль о том, что она действует против интересов отца, против дела всей его жизни, отзывалась головной болью и мучительным чувством вины.
– Нормально, – не сразу ответила она. – Поговорили с Миссис Робертсон об экономике. В прошлый раз она дала мне почитать отчеты. Было… любопытно.
Корнелий кивнул, не глядя на дочь. Нела не поняла, удовлетворил ли его этот незамысловатый ответ, но других вопросов на эту тему он задавать не стал. Нела с благодарностью подумала, что это было не только умно, но и вежливо с его стороны. И снова поверх чувства благодарности красными пятнами проступало усилившееся чувство стыда.
– Уже неплохо. Скажи, тебе нравится миссис Робертсон?
Нела снова пожала плечами:
– Если ты спрашиваешь потому, что с ней встречаешься, то я не против.
Корнелий впервые за время разговора в упор посмотрел на Нелу и вяло усмехнулся.
– Твоя прямота меня поражает. Нела, все же знай, что другие могут расценить это как невежливость.
Нела подошла к окну и присела на подоконник.
– Ну, что ж, прямота – это невежливо, а вранье тоже никому не нравится… Я действительно не против. По крайней мере, она сможет разогревать тебе лазанью. Или даже готовить.
Корнелий снова улыбнулся. Нела отвела взгляд и отвернулась к окну, пряча неловкую улыбку. Это было настолько похоже на обычный разговор отца и дочери, что ей вдруг резко захотелось уйти. Что, если после всего этого Корнелий захочет спросить ее о чем-то личном? О походе в Лабораторию… снова? Ей снова придется врать. Или о… Максимиллиане? Глупости. С чего бы Корнелию о нем спрашивать? Нела снова почувствовала досаду непонятного происхождения. Сегодня какой-то совершенно дурацкий день. И какая-то ерунда лезет в голову.
– Знаешь, ты мне сейчас кое о чем напомнила, – оживился вдруг Корнелий, – Когда тебе было лет шесть, мы все вместе ездили отдыхать на Санта-Мариоку. Ты увидела медуз в аквариуме и захотела их потрогать. Это было запрещено, потому что те медузы могли ударить током. Но тебя это не остановило, ты все равно пролезла туда и дотронулась до одной из них. Не знаю, помнишь ли ты, но мы с мамой тогда здорово перепугались. А когда ты очнулась в больнице, ты почему-то была такой радостной.
Нела подавила вздох и, не шевелясь, осталась стоять у окна. Она не хотела поворачивать голову, так как чувствовала на себе взгляд Корнелия.
– Ты очень скучаешь по маме? – наконец спросил он.
Нела моргнула, не отводя взгляд от черноты за окном и мигающих вдалеке неоновых гирлянд. Что можно было ответить на такой вопрос?
– Можешь не отвечать.
Корнелий сказал это спустя минуту, и его голос звучал глухо. Нела почувствовала предательский ком в горле.
– А зачем тогда ты спросил?
На этот раз промолчал Корнелий. В воздухе висела пустота, словно густой смог, мешающий дышать. Нела подумала, что пустота – это не просто отсутствие чего-то абстрактного. Это материальная величина, отсутствие чего-то необходимого – нужных слов, эмоций. Людей. Людей, конечно, в первую очередь. Как вакуум в космосе.
– А зачем скучать? Ведь есть миссис Робертсон.
Эти слова вырвались у Нелы сами собой. Она не ожидала, что они прозвучат так обвиняюще. Ей внезапно стало ужасно стыдно за них. Нела развернулась и быстро вышла из кухни, надеясь, что отец не видел выражение ее лица.
Вернувшись в комнату, Нела почувствовала себя еще более разбитой, чем до этого – хотя, казалось бы, куда уж больше. В темноте было почти тихо, не считая попискивания датчика температуры и еле слышимого гудения компьютера. Ночь клубилась мягким бархатом под потолком, стелилась по полу и обволакивала стены. Неле хотелось провалиться в нее и больше никогда не говорить ни с отцом, ни с Максимиллианом, ни тем более с Джастином. Бедным Джастином, которого она неосторожно обещала спасти, а в итоге только еще раз убедилась, что без своих друзей она ни на что не способна. Она подумала, что сейчас нужно лечь спать – что еще остается… Завтра будет новый день, и миссис Робертсон снова ждет ее в Лаборатории. Суббота. Завтра там не должно быть Максимиллиана – на выходные остается только дежурный персонал. Нела почувствовала слабое облегчение.
Когда раздался стук в дверь, Нела вздрогнула. Отец слегка приоткрыл дверь, и Нела увидела его непривычно растерянное лицо. Еще бы, раньше они вообще почти не разговаривали. А теперь вот поругались. Прогресс. Нела поморщилась. Возможно, ей стало бы легче, если бы Максимиллиан рассказал Корнелию о том, что она сделала. Но он не расскажет – она это знала. Максимиллиан хочет быть единственным хранителем ее тайны, которая позволит ему и дальше преследовать ее. Священником, который никогда не отпускает грехи. Она поморщилась от этой мысли. Слишком извращенное сравнение.
– Нела? К тебе можно? – Отец медленно вошел и присел на край кровати рядом с ней.
Пожав плечами, Нела отвернулась. Ей ужасно хотелось извиниться за эти нечаянные слова, но всякий раз перед перспективой искренности словно возникал какой-то ментальный барьер, крепче титановой стены. И Нела знала, что ей лучше молчать, потому что если она что-то и скажет, то это будет что-то такое же равнодушно-циничное.
Корнелий вздохнул:
– Нела, может, я и не идеальный отец. Но ты постоянно закрываешься от меня. У тебя нет повода обвинить меня в неуважении к памяти матери.
Нела дернула плечом:
– Причем тут это? Делай что хочешь, это уже вообще не важно.
– Это не так, – мягко возразил Корнелий. – Ты моя дочь. Мне всегда важно твое мнение.
Подавив нервную усмешку, Нела бросила:
– С каких это пор? А мамино мнение тебе было не так важно? Ты довел ее до…, – она сглотнула, опуская слово "самоубийство", – Какая теперь разница, с кем ты будешь или не будешь встречаться?
Корнелий встал. Нела не видела его лица в темноте, но ей и не хотела поднимать голову. Она знала, что снова наговорила лишнего. Специально, как всегда. Но… это была правда. Что за лицемерие – говорить, что для него важно ее мнение… А для нее еще большее лицемерие – притворяться хорошей дочерью.
Помолчав, Корнелий направился к двери. Нела втайне хотела, чтобы он что-то ответил. Не важно, что – даже если бы он закричал на нее, у нее было бы право на него злиться. Но Корнелий ничего не сказал, и ей оставалось злиться лишь на себя. И даже медленные шаги отца, пока он шел к двери, только сильнее пробуждали у Нелы чувство вины за неосторожные слова. Перед тем, как выйти, он все же повернулся и тихо проговорил:
– Не забудь, что ты завтра утром идешь в Лабораторию. Для тебя там есть интересное задание.
– Угу, – хмыкнула Нела, – С миссис Робертсон.
Отец больше ничего не ответил. Нела какое-то время, замерев, смотрела на дверь. Казалось, что где-то глубоко в грудной клетке капнули серной кислотой. Не включая свет, Нела легла в свою постель, не моргая, глядя в темный потолок, и чувствуя, как прохладные капли по вискам стекают в уши. Она заслужила эту разъедающую пустоту. А отец, как ни крути, заслужил эти слова. Может быть, все правильно – каждый получает то, что заслуживает…
В зыбком полусне ей то ли чудилось, то ли снилось, как отец снова заходит в ее комнату и стоит рядом с ее кроватью, задумчиво глядя на нее, потом молча гладит по волосам и уходит.
***
Кларк Рубинс только вернулась из школы, и едва бросив сумку в угол своей большой комнаты, расслабленно упала на диван, попутно скидывая туфли на высоких каблуках со своих длинных ног. Первым делом она сделала то, что делает любой блоггер-миллионник в любую свободную минуту – открыла свой инстаграм и беглым взглядом пролистала комментарии, сравнила активность под последним постом с предыдущими и удовлетворенно улыбнулась. Всего несколько секунд она она полистала ленту, но тут же без интереса вернулась обратно на свою страницу – собственный профиль ее интересовал намного больше, чем чужие. Открыв галерею, она решила выбрать фото для запланированной публикации. Уже 3,9 миллиона подписчиков – на это обязательно нужно обратить внимание. Еще пара постов в таком темпе – и можно будет принимать поздравления с четырьмя миллионами. Задумчиво постучав ногтем по гладкому матовому чехлу смартфона, она открыла почту – если следующий рекламный пост будет хорошим, то праздновать заветные четыре миллиона можно будет уже сегодня-завтра.
Большую часть рекламы она привычно игнорировала – Кларк не какая-то там дорвавшаяся до популярности простушка. Ей не было никакой необходимости пиарить всякие малоизвестные шоурумы и начинающих блогеров, а ведь находились даже такие идиоты, которые пытались предлагать ей свои услуги по бартеру! Кларк деликатно сдерживалась, чтобы не объяснять им, что для нее такие предложения просто оскорбительны.
Родители поначалу пытались препятствовать ее работе с рекламой, но потом успокоились, когда убедились, что Кларк прекрасно умеет выбирать предложения сотрудничества. Последняя совместная реклама с Малышом Джерри имела большой успех, хотя у Кларк все еще сводило скулы от количества съеденного йогурта на съемках. Пухлощекого восьмилетнего Джерри даже стошнило на съемках, хотя он и так всю съемку глотал таблетки. "Ничего страшного, – пояснила его мать, – Эти таблетки всегда помогают"
И вот сейчас Кларк со скукой удалила десяток сегодняшних сообщений, пока одно из них не заинтересовало ее. Нахмурившись, она несколько раз перечитала его, не сразу понимая, чего хочет рекламодатель. Оно было явно не похоже на остальные. Наконец на ее лице медленно проступила улыбка. Вот ради таких предложений и стоит быть блогером, хотя подобное этому ей предлагали впервые.
Кларк встала и медленно прошлась до кухни, налив себе яблочный сок, в голове у нее уже вертелись варианты – все нужно хорошо обдумать, хотя рекламодатель и настаивал на публикации в самое ближайшее время. Сделав еще пару кругов по пустой квартире, она обошла все шесть комнат, включая большой зал, где на стенах были развешаны ее фото с лучших выходов в свет – вот она в крошечном платье на приватной вечеринке после показа Жакемус в компании моделей, закрывающих показ. А вот – на молодежной бизнес-конференции в Барселоне, где выступали ученики лучших школ, чтобы показать себя в хорошем свете перед представителями самых значимых университетов. Родители Кларк тщательно работали над ее имиджем – к их сожалению, Кларк не проявляла особого интереса к науке, но тем не менее была рада поучаствовать везде, где можно красиво показать себя в той или иной области. Выбор у нее был большой, и родители пока не слишком ограничивали ее в этом выборе.
Опустившись в мягкое кресло, Кларк взяла в руки телефон. "Приветствую вас, мои дорогие подписчики! И что у нас сегодня на повестке дня? Хочу вам рассказать кое-что интересное. Совсем недавно мы имели честь наблюдать довольно интересное выступление по центральному каналу, где многие из вас узнали дочь многоуважаемого Корнелия Холларда. Наверняка это весьма удивило вас, не так ли? Хочу прояснить один момент. Не все из вас в курсе, что Корнелия Холлард на самом деле давно сотрудничает с Корпорацией Интегрированных Технологий, и уже сейчас, насколько это возможно, поддерживает дело своего отца. Я говорю это, потому что мне невыносимо видеть грязные слухи, будто она предает отца тем более, будто она выступает против Корпорации. Это просто смешно! Как ее подруга и одноклассница, я вижу, как страдает Корнелия. Не все понимают, что она пошла на эту жертву с самой благой целью. В последних новостях вы могли видеть, что за последнюю неделю арестованы трое представителей Новых Луддитов. Именно благодаря Корнелии удалось выманить этих экстремистов, и они больше не угрожают обществу. Согласитесь, далеко не каждый пошел бы на такие жертвы и осмелился бы рисковать репутацией ради поддержки дела своего отца. Я прикладываю фото из личного архива – она давно сотрудничает с отцом и, поверьте, уж у кого – а нее даже в мыслях не может быть пойти против семьи. Даже представить себе не могу, что она чувствует после всего этого хейта. Поэтому, мои дорогие, я знаю, что вы у меня умные, и вы правильно понимаете ситуацию. Как ее подруге, мне больно смотреть на все эти грязные сплетни, и уж поверьте мне – если бы все было иначе, я бы об этом знала."
Кларк еще раз перечитала написанное и, закусив губу, рассмеялась. А она хороша! Почти четыре миллиона подписались на нее не просто так. Еще раз сверившись с текстом из письма, она дописала: "Я искренне горжусь своей подругой. Мало кто способен ценить семейное дело так бескорыстно, как она. Возможно, мне не следовало этого писать до ее официального заявления, но я не могу смотреть на то, как Корнелия переживает оттого, как много людей восприняли ее необходимую провокацию всерьез. Но это лишь означает, что она сыграла свою роль на десять баллов из десяти. Даже на одиннадцать."
Кларк напоследок пробежала глазами текст, удовлетворенно кивнула и опубликовала запись. Отложив телефон, она снова прошла на кухню и налила себе еще один стакан сока. Постучав пальцами по столу, она вернулась в комнату и нетерпеливо взяла телефон – кажется, он скоро уже прирастет к рукам. Пост успел собрать уже несколько комментариев, и по лицу Кларк расползалась улыбка, когда она читала их: "Вот бы мне такую подругу, как ты", "Я и не сомневалась", "Сложно, но хоть какое-то объяснение действиям Корнелии". Кларк не могла сдержать смех, читая комментарии, но вдруг она нахмурилась: "Кажется, я пропустил тот момент, когда вы с Корнелией стали подругами. Ты ничего не путаешь?"
Этот комментарий оставил ее одноклассник Майкл. Кларк сделала скриншот, затем быстро удалила комментарий и написала Майклу сообщение: "Больше такого не пиши. Я знаю, что делаю. Мой блог читают миллионы, и, надеюсь, ты понимаешь, для какой аудитории я это публикую".
Кларк сердито выдохнула и отпила сок. Затем написала своей ассистентке, приложив скриншот: "Алиша, отложи пока посты следующей недели. Есть срочное дельце. Избавь мой последний пост от подобных комментариев". Она отправила сообщение и, снова нахмурившись, дописала: "Запомни, ты должна удалять их сразу. Обновляй страничку каждые пол минуты, я закрою комменты ночью, а до тех пор держи все в своих цепких ручках".
***
Утро выдалось непривычно холодным. Нела шла мимо высотных зданий, верхние этажи которых утопали в белесом утреннем тумане городского неба, пропитанного запахами бензина, морозного осеннего утра и желто-голубыми огнями невыключенных ночных фонарей. Она прошла вдоль широкой аллеи центрального парка. Совершенно некстати в голову пришли воспоминания, как в детстве она ходила сюда с родителями. Или это была тетя Роузи? В голове все перемешалось, и Нела поморщилась от этих вязких и мутных воспоминаний. Кто бы мог подумать… Прошло всего два года, а можно подумать, что десять лет. Все изменилось. Нела прошла вдоль набережной, от воды ее отделяла черная ажурная ограда. Над рекой стелился все тот же утренний туман. Казалось, у нее в голове был такой же туман.
Там, за рекой, если пройти по аллее парка и свернуть направо, начинались престижные жилые районы. Раньше, еще до переезда в новый дом и до того, как Корнелий стал главой корпорации, их семья жила в том районе. Некоторое время назад.
На широкой эспланаде, вымощенной большими гладкими белыми плитами, стоял бюст Николаса Эйнвуда. Белое, ничего не выражающее лицо выглядело пугающе бессмысленным – огрех скульптора или насмешка провидения? Нела вспомнила, что раньше на этом месте стояла медная статуя Икара. Его крылья еще были целы, и лицо горело вдохновением. В какой момент это произошло? В какой момент его крылья стали слишком слабы для той высоты, на которую он поднялся? И когда стало слишком поздно, чтобы вернуться – он опоздал, или же… не хотел возвращаться?
Нела поморщилась своим мыслям. Ей не хотелось идти в Лабораторию сегодня. Впрочем, как и всегда. Но если раньше у нее была цель, то теперь Нела чувствовала отвратительную беспомощность – Максимиллиан теперь точно примет все меры, чтобы она больше ничего не натворила. А документы… вероятно, их уже почти восстановили.
***
Куриный суп сегодня имел необычный вкус. Джастин медленно помешал его ложкой и украдкой покосился на стеклянную дверь. Интересно, заметили ли что-то его соседи? С недавних пор робот, развозивший завтрак, доставлял ему тарелку в последнюю очередь и останавливался за дверью, словно фиксируя происходящее в отсеке. Собственно, там и фиксировать было нечего, так как Джастин при всем желании не мог заняться ничем подозрительным – это сложно, когда в крошечном отсеке у тебя есть только узкая жесткая кровать, небольшой стол для еды и уборная, которая даже не имеет двери и прекрасно просматривается из коридора. Однако, врачи, по-видимому, чем-то заинтересовались, раз стали наблюдать за ним пристальнее. Джастин не знал, что могло их обеспокоить. Но он старался как можно меньше привлекать к себе внимание. Теперь он не позволял себе таких неосторожных поступков, как в тот раз, когда его засек офицер… У Джастина до сих пор пробегали мурашки по коже, когда он вспоминал этого человека. Прикасаясь перед сном к своему тонкому металлическому ошейнику, Джастин порой задумывался, действительно ли его могут убить за малейшее неповиновение? Как возможно вообще так внезапно оборвать человеческую жизнь? Этот вопрос казалс нелепым, учитывая его положение.
Хотя, какая разница… Все равно, в итоге – конец один. Их всех это ждет. То, о чем Джастин предпочитал не думать. Потому что, когда эти мысли все же просачивались в голову (а это было неизбежно), Джастин начинал хотеть, чтобы его убили разрядом тока из ошейника. Лучше так, чем то, что им здесь уготовано. Об этом никто не говорил вслух, и эта тема никогда не поднималась даже вскользь – ни на осмотрах, ни во время тестов. Врачи с легкой дежурной улыбкой могли спросить, как дела. Иногда не глядя на него, чисто для поддержания минимального градуса теплоты в речи. Иногда – пристально глядя в глаза. Джастин знал, что они просто оценивают состояние зрачков, скорость реакции. Вкупе с транквилизаторами эта тактика действовала на большинство.
Джастин словно наблюдал за всем этим со стороны, будто бы его это вовсе не касалось. Будто бы у него был план, и ему было не о чем беспокоиться. Конечно, Джастин осознавал, что никакого плана у него нет и быть не может. Эти редкие мысли все еще отдавались в груди замиранием сердца. Но вместе с этим ранее он ощущал какое-то странное спокойствие, разбавленное не менее странной эйфорией. Транквилизаторы последнего поколения действовали очень мягко.
Теперь все было как-то иначе. Все переменилось с недавних пор. И он знал, кто был тому причиной. Джастин постоянно думал о том, что она наверняка снова придет, придет к нему. Корнелия. От этих мыслей у него сердце начинало биться чаще. Она пообещала его спасти. Он помнил эту отчаянную решимость в ее взгляде. Ту твердость, которой у него самого никогда не было, ту чистую и сильную энергию, которая словно исходила от нее. Корнелия. Она носит имя своего отца, но она – его противоположность. Он часто шепотом повторял ее имя, и от этого на душе словно становилось светлее.