Вскоре стена закончилась. Впереди было несколько высоких промышленных зданий, которые охранялись собаками. Джастин прищурился и увидел на другой стороне улицы узкую канаву, он тотчас же приблизился к ней осторожными шагами – канава была глубокой и грязной, однако могла служить прекрасным укрытием. Джастин лег в нее и пополз вперед, постоянно прислушиваясь. Холодная скользкая грязь забивалась в рукава, просачивалась под рубашку, на которой поверх красных пятен крови убитого санитара расползались черные земляные разводы с запахом бензина. Джастин лишь видел впереди конец улицы, за которым уже почти ничего не было, кроме нескольких недостроенных сооружений и зданий, никем не охраняемых и пустых.
Когда канава завершилась тупиком, Джастин медленно высунул голову и удостоверился в том, что поблизости никого нет. Он вылез из канавы и сделал несколько шагов за поворот. Перед ним была совершенно пустая дорога, на которой через сотню метров можно было заметить свалку брошенных машин, еще дальше – недостроенный «скелет» здания за сетчатой оградой. Джастин подумал, что эти окраины могли бы быть безопасными, если бы не их близость от лаборатории. Поэтому расслабляться рано, как только его пропажу заметят, на поиски тут же бросятся все – с вертолетами, с лучшими радарами и собаками. Но до утра они вряд ли хватятся, поэтому до тех пор надо убежать как можно дальше.
И Джастин побежал. Пустая дорога скользила под ногами, мимо него проносились заборы, брошенные металлические конструкции, арматуры зданий и захламленные овраги, над которыми в сизом воздухе стоял ночной белесый туман. Все это имело для Джастина значение лишь в той мере, в которой он следил за отсутствием людей вокруг.
Он бежал очень долго, сам не зная, сколько уже часов не сбавляет скорости. Это казалось странным, ведь Джастин никогда не был физически сильным или выносливым. Но сейчас все было иначе. Он сам не узнавал себя и не хотел узнавать, потому что тот Джастин, которым он был раньше, ни за что бы не спасся, ни за что бы не смог победить, потому как видел себя лишь жертвой. Теперешний Джастин ощущал себя кем угодно, но только не жертвой. Он был готов ко всему, что с ним может случиться, но теперь это была не обреченность, а отчаянная уверенность в том, что он будет бороться до последнего. Он не позволит никому отнять у него священное право на жизнь. А тому, кто осмелится на это, он перегрызет горло, он вырвет зубами свой кусок из глотки у любого. Потому что не заслуживает жалости тот, кто посмел воспользоваться его слабостью.
И поэтому Джастин продолжал бежать. Казалось, его ноги одеревенели, а легкие увеличились в размерах. Все окрестности слились в одну темно-серую полосу, и Джастин видел перед собой лишь дорогу – змеящуюся под ногами, утекающую назад, словно река. Он безумно хотел, чтобы эта река унесла с собой все плохое, что было в его жизни. Достаточно ли глубока и сильна эта река, чтобы унести все? И так ли хорошо он умеет плавать, чтобы самому не утонуть в этой реке?
Спустя какое-то время Джастину начало казаться, что он действительно бежит по воде, и вода заливается в его ботинки. А потом у него закружилась голова и, упав на четвереньки, он осознал, как же нечеловечески устал. Джастин сел на асфальт и обхватил голову руками. Ночь была слишком свежей, и эта свежесть душила. Из темноты то и дело раздавались звуки, и Джастин вздрагивал, сжимая зубы. Казалось, воздух сгущался, обретал знакомые очертания, которые трепетали на ветру и кружились на его ресницах в жутком танце. Джастину казалось, что кто-то смотрит ему в глаза, и он ощущал на себе этот пристальный взгляд, даже зажмурившись. В голове роились мысли, каждая из которых была болезненной – некоторые заставляли содрогаться от ужаса или сдавленного полуживого стыда, а другие приводили его в смятение.
Стуча зубами то ли от холода, то ли от волнения, Джастин с трудом поднялся и добрел до стоявшей вдоль забора череды мусорных баков. Он забрался в небольшое пространство между забором и стеной бака, надеясь, что эту ночь он сможет здесь переждать. Он сидел, навалившись на забор, и буквально физически чувствовал, как все вокруг него меняется. Это вселяло надежду и страх одновременно. Страх не справиться с потенциальными возможностями, страх осознать свои ошибки, страх… испугаться. Но над страхом возвышалась надежда. Пока он жив, он может бороться. И он будет бороться. Сжав зубы и крепко зажмурившись, Джастин постарался запечатлеть эту мысль на подкорке своего мозга, чтобы больше никогда не забывать ее… С этой мыслью он позволил себе расслабиться, и спасительная мягкая темнота поглотила его, увлекая в сон.
***
Около девяти часов утра в кабинете вспыхнул свет и в кабинет вошли четверо врачей во главе с худой высокой седоволосой женщиной. Мисс Эмброуз деловито кивнула своему помощнику, направляясь к установке управления капсулами.
– Подождите, – нахмурилась миссис Робертсон, склонившись над планшетом, – Нужно еще раз сверить показатели. Они… отличаются от вчерашних.
– Миссис Робертсон, не затягивайте процедуру, – поджала сухие губы мисс Эмброуз, – О состоянии Испытемых вы могли позаботиться в свое время. А от меня к десяти ждут отчет, что мои капсулы работают идеально.
– Но…, – миссис Робертсон преградила ей дорогу, – Тут что-то не так. Надо провести еще одно обследование. Как говорит мой коллега, мы должны быть в одной лодке – от этого зависят свойства материала!
– К счастью, вы не в моей лодке, – мисс Эмброуз строго прищурилась, отодвигая женщину удивительно сильной для ее возраста рукой, – Потому что я выкидываю из своей лодки тех, кто не гребет достаточно усердно. Вы свою работу уже сделали. А теперь отойдите и не мешайте делать мою. Что-то еще?
– Ничего, – выдавила натянутую улыбку миссис Робертсон, – Кстати, поздравляю вас с номинацией на Нобелевскую премию.
– Уверена, в следующем году номинируют кого-то из ваших, – сухо улыбнулась мисс Эмброуз, – Если будете вовремя следить за показателями. Запускайте.
Глава 15
Когда Лукреция Робертсон заходит в кабинет Корнелия, дверь в его комнату отдыха приоткрыта, и там горит свет. Лукреция медленно открывая ее:
– Корнелий…
Он стоит у бара. Просто стоит, будто не зная, зачем пришел, зачем стоит.
– Я устал, Лукреция, – его голос звучит глухо и тихо, как из-под земли, – Ты не можешь представить, как я устал.
Лукреция подходит ближе и замирает, глядя на напряженную спину Корнелия – сейчас она видит что он как натянутая тетива лука, который может выстрелить в любую секунду. Корнелий наконец выходит из оцепенения и наклоняется к бару, будто нехотя:
– Здесь что, нет коньяка?
Миссис Робертсон хочет отвлечь его, обнять и отвести подальше от бара. Но вместо этого только проверяет следом и качает головой:
– Остался только виски.
Он мрачно кивает, с трудом вытаскивая бутылку. Как будто она весит килограмм пятьдесят.
– Корнелий… Я буду сидеть здесь, пока ты не поговоришь со мной, – говорит она, опускаясь на диван.
– Ну и сиди.
Лукреция Робертсон смотрит, как неуверенные руки Корнелия подносят бокал ко рту, как коричневая жидкость дрожит за граненым стеклом и стремительно исчезает, и Корнелий спешит налить следующий бокал, едва успев осушить предыдущий. Она ждет подходящего момента, чтобы забрать из его рук бокал и обнять. Ждет, когда он наконец выплеснет те слова, которые безуспешно пытается утопить в коричневой жидкости на дне бокала.
– Лукреция… Сделай для меня кое-что.
– Да? – миссис Робертсон подается вперед с готовностью, – Все, что хочешь.
Корнелий, не глядя, пододвигает к ней бумаги:
– Она хотела другого. Но это меньшее, что я могу для нее сделать.
Лукреция с опаской берет в руки документ. Ее глаза расширяются, пока она несколько раз просматривает одни и те же строки, и затем она отбрасывает бумаги:
– Что? Корнелий, ты в своем уме?
***
Утренний Вашингтон был освещен солнцем. Слепящим, пронзающим здания, будто зеркальные окна специально усиливали его свет, чтобы сжечь все живое этими холодными зимними лучами.
Джастин провел несколько часов в полузабытьи, сжавшись за пустым мусорным баком на заброшенной стройке. Он не мог больше бежать, да и не знал, куда. Все его тело будто превратилось в оголенные провода, и несмотря на усталость, он был готов вскочить в любой момент – драться, бежать, сколько хватит сил. Он вслушивался в каждый шорох, в малейшее дуновение ветра. В какой-то момент ему стало казаться, что он чувствует кожей даже гудение проводов и гул металла мусорного контейнера, и едва различимый шелест мусора в нескольких метрах от него.
До недавнего времени Джастин даже не чувствовал холода. Тонкая рабочая одежда засохла под коркой грязи из канавы. Но теперь крупная дрожь пробирала его до костей, когда он наконец высунулся из своего убежища.
Дорога пуста. Джастин медленно выпрямился на гудящих ногах и пошел вдоль забора, готовясь в любой момент снова нырнуть в заросли жухлой травы и груды металлолома, сваленного у дороги. Он знал, что его должны искать, и задавался вопросом, почему вокруг еще не снуют поисковые отряды и в небе не видно ни одного дрона. Можно ли считать, что вселенная дает ему шанс? Или это заслуженная награда провидения?
Так или иначе, Джастин добрел до пригорода, где наконец кончились строительные армады и показались первые жилые дома. Джастин не знал, куда ему идти, где прятаться и как согреться. Но ноги сами вели его туда, где должен быть человек – к людям. К обществу, каким бы оно ни было, и как бы оно ни предало его. Потому что Джастин хотел наконец чувствовать себя человеком, чего бы это ни стоило. Ни жертвой, ни подопытной крысой, ни бродячей собакой. А человеком, который может жить лишь в обществе, каким бы оно ни было.
По утренним улицам сновали прохожие, и с одной стороны в этой толпе было легче затеряться, чем на пустынной окраине, а с другой – если здесь будут его искать, бежать все равно некуда. Джастин с опаской брел по проулкам, отворачиваясь от брезгливых взглядов и ища глазами новое укрытие – незакрытый подвал или заброшенный дом, что угодно. Еще неплохо было бы найти наконец более-менее чистую одежду, но сейчас это казалось роскошью.
Когда очередной проулок вывел его к одному из проспектов, Джастин не сразу обратил внимание на собравшийся народ у новостного экрана. Человек десять стояли и смотрели, остальные задерживались на несколько мгновений уходили, кто-то с выпученными глазами, кто-то поджав губы, а кто-то возмущенно и будто выругавшись. Джастин поднял глаза на экран и застыл как вкопанный.
«Дочь Корнелия Холларда добровольно подверглась процедуре изъятия мозговых клеток, подменив собой одного из участников эксперимента. Она установила трансляцию, кадры которой изъяты из эфира. В настоящий момент проводится следственная проверка обстоятельств произошедшего»
Джастин ощутил под собой асфальт. Его ладони скользнули по бордюру тротуара, когда гравий впился в кожу. Слепящее утреннее солнце превратилось в красного гиганта, застилая своим огнем даже черноту зажмуренных глаз. Даже заблюренных кадров было достаточно. Желудок Джастина скрутил спазм в рвотном позыве, и он уткнулся лбом в собственное колено, даже не чувствуя подкосившихся ног. Его бы вырвало, если бы было чем. Но все затянула пылающая огнем темнота, будто черная дыра выплюнула его и отдала на растерзание этому огню.
– Это точно он?
Где-то вдалеке раздавались голоса. Голову Джастина схватили сначала за волосы, а потом дернули за подбородок. Джастин все еще не мог открыть глаза, умоляя этот огненный шар поглотить его.
– Точно. Чего это с ним?
– Может, реакция на препараты. Поднимай. Там разберутся.
***
Мягкая кровать пахла свежестью. Этот противный химический запах средства для стирки стал первым, что почувствовал Джастин, когда очнулся. Слабость во всем теле и затуманенность сознания была знакомой. Джастин медленно открыл глаза и подтянул к себе руку. На запястье остался крошечный след от свежей инъекции. Снова транквилизаторы.
Но эта комната была совсем не похожа на его лабораторный отсек. Джастин приподнялся на кровати и осмотрелся. Похоже на скромный номер в отеле. Тумбочка со стаканом воды, мягкий бежевый ковер на полу. Окно зашторено, за ним темно – кажется, уже вечер. Или ночь. Комната погружена в полумрак, только лампа на стене горит мягким теплым светом. На напольной вешалке висит одежда – брюки и, кажется, рубашка. Рядом дверь со значком ванной комнаты и туалета. Джастин облизал пересохшие губы и взял стакан, жадно осушив его. Только после этого он увидел записку на тумбочке: «Не бойся, Джастин. Ты в безопасности. Помойся и переоденься. Одежда на вешалке – это для тебя».
Джастин опустил голову и посмотрел на свою одежду – в засохших пятнах грязи, под которыми виднелись следы крови.
Он смял в руке записку.
Эта женщина. Доктор миссис Робертон, как он помнил. Джастин помнил ее внимательный бесстрастный взгляд на обследованиях, жесткие руки, когда она ощупывала его виски после подключения мозговых сканеров. «Испытуемый L45-2» – так она его называла в разговоре с врачом, никогда не обращаясь к нему напрямую. Сейчас эта женщина медленно прошла в комнату, глядя на него как на животное, превратившееся в человека. Как на что-то неестественное, на что не знаешь, как реагировать. Волосы миссис Робертсон лежали на плечах неаккуратной копной, будто она забыла расчесаться. Или не посчитала нужным. Женщина подняла на него покрасневшие глаза и помедлив, тихо сказала:
– Садись. Ты уже набегался.
Было видно, что эти слова дались ей с трудом.
– Вы… Вы…
– Я тоже предпочла бы тебя не видеть, – в ее голосе чувствовалось старательно скрываемая неприязнь, – Но… Я исполняю последнюю волю человека, которому я не могу отказать. Послушай, Джастин. Теперь у тебя начинается новая жизнь. И я буду твоим опекуном до совершеннолетия.
– Что?
– … А еще ты получишь…, – она покачала головой, будто сама не веря, что произносит эти слова, – Корнелий передал тебе долю в правлении Корпорации.
– К….какую долю?
– Долю в компании. Не думай, что ты сможешь на что-то повлиять. Но у тебя будет право голоса, – она вздохнула, произнеся последнюю фразу нехотя, – К сожалению. А еще у тебя будут деньги.
– Это…, – Джастин мотнул головой, – Я… вообще не понимаю…
– Ты не сможешь продать ее или подарить до достижения тридцати лет.
Джастин сел на кровать, все еще качая головой. Это казалось каким-то бредом. Он с трудом понимал смысл сказанного этой женщиной, настолько нереальным казался этот разговор.
– А что будет с остальными… Испытуемыми? – наконец спросил он.
Миссис Робертсон дернула бровью:
– А при чем тут они? Нела почему-то хотела спасти именно тебя…
– Она хотела спасти нас всех.
– Не всем так везет, как тебе. Это все, что ее отец смог сделать для нее. Корнелий решил, что это будет разумный компромисс, хоть Нела на него бы и не согласилась. Но все же компромисс.
– Он был ее отцом… Он так хотел сказать, что сожалеет?
– Не тебе об этом рассуждать! – резко оборвала его миссис Робертсон, и Джастин увидел, какой болью сверкнули ее глаза при упоминании Корнелия Холларда, а затем она постаралась смягчить голос, – Мы никогда не получаем то, что хотим. Тебе нужно прожить подольше, чтобы научиться ценить то, что дает тебе жизнь. Иногда она дает гораздо больше, чем ты рассчитывал получить. Нела так и не успела это понять.
– И… Мистер Холлард… готов видеть меня в совете? Почему он сам мне об этом не сказал?
Миссис Робертсон поспешно отвернулась, часто заморгав, и Джастин увидел, как на ее глазах заблестели слезы:
– Ему… уже не придется видеть тебя в совете, – ее голос дрогнул, и уголки губ скорбно напряглись, – Корнелий Холлард… не смог перенести смерти Нелы. Не думай, что ты когда-нибудь сможешь сбросить с себя эту ношу.
Сбросить с себя эту ношу…
Джастин смотрел на свои руки, и ему казалось, что по ним стекает кровь и грязь. Он никогда не думал о себе как о человеке, способном пройти по головам. Он никогда не чувствовал в себе той силы, которую именуют инстинктом выживания. Он даже никогда не задавался вопросом, сможет ли он пожертвовать чужой жизнью ради спасения собственной, потому что это казалось настолько бесчеловечным, что за такой чудовищный эгоизм тут же должна наступить расплата. Однако, это произошло против его воли.
И то, что он до сих пор был жив, казалось еще большей ошибкой, чем все, что произошло за последние сутки.
Корнелия… Ее лицо стояло у него перед глазами, куда бы он ни посмотрел. То взволнованно-вдохновенное лицо, которое он увидел в первый раз на экране два месяца назад. А потом – в Лаборатории. «Я собираю информацию» – сказала тогда она.
Она была повсюду, в каждой минуте в его мыслях. Единственное, что давало ему силы там, в Лаборатории. Единственная причина, из-за которой он был готов дать шанс этому миру. «Я сделаю все, что смогу… Просто обещаю». Джастину были не нужны эти обещания, ему было достаточно того, что она просто есть.
Теперь эти образы перебивались ужасающими кадрами с трансляции. То, что должно было произойти с ним самим. То, о чем он старался не думать все время, пока находился в Лаборатории. То, что Джастин не мог представить в самом страшном сне, произошло с ней, Корнелией.
Против воли… Так ли это? Джастин еще долго сидел на кровати, не чувствуя времени, не чувствуя своего тела. Что, если бы он остался в своем отсеке? Не сбежал бы, как просила она?
Сбросить с себя эту ношу… Джастин даже не хотел этого. Его грудную клетку будто набили пылающими камнями. Но сил хватало только на то, чтобы упасть на кровать, устремив взгляд в потолок и мечтая, чтобы этот потолок рухнул на него. Чертовы транквилизаторы. Джастин чувствовал, что не заслуживает даже этой бессильной пустоты.
***
Черные ленточки наводнили все вокруг. Они были на похоронном кортеже, на фотографиях Корнелия Холларда, которые заполнили весь город на биллбордах и в новостях. Новости о его смерти так быстро вытеснили то скандальное видео, что не все даже понимали причину смерти директора Корпорации. Видимо, так и было задумано. Видео из Лаборатории уже удалили почти отовсюду. Джастин почти не читал новости. Он слышал, что все СМИ писали, будто у Корнелия случился сердечный приступ. Но Джастин видел тщательно замазанный след от пули на его виске, когда Корнелий лежал в закрытом гробу.
К гробу подпускали только самых близких. Джастин не знал, зачем миссис Робертсон заставила его подойти почти вплотную. Но она держала его плечо крепко, впившись пальцами и не позволяя отойти. Заставляя смотреть в безмолвное лицо покойника, пока каждый из присутствующих высказывал слова сожаления.
Джастин помнил ее прикосновения, когда миссис Робертсон прикладывала датчики к его вискам на обследовании и проводила пальцами по спине во время осмотра. Тогда ее прикосновения были даже ласковыми.
Нелу похоронили днем ранее, и Джастин узнал об этом только сегодня. Миссис Робертсон проигнорировала его вопрос о том, где второй гроб. Он ожидал увидеть хотя бы издалека закрытый гроб Нелы. Джастину казалось, что его сердце разорвется, как только он увидит ее гроб, даже закрытый. И тем не менее он должен был посмотреть на нее в последний раз.
Но один из ассистентов мимоходом заметил, что с Нелой все закончилось еще вчера. Видимо, чтобы не портить церемонию Корнелия и не привлекать лишнего внимания к поступку Нелы. Только когда гроб Корнелия понесли к месту захоронения, Джастин увидел рядом свежую могилу. Корнелий пожелал, чтобы дочь похоронили рядом с ним. В паре шагов была еще одна могила, уже более старая. Наверняка там похоронена мать Нелы.
Джастин хотел подойти к могиле Нелы, но миссис Робертсон снова сжала его плечо, не позволяя сдвинуться с места. Она стояла рядом, в черном костюме, глаза скрыты под огромными черными очками, из-под которых по щекам стекали влажные дорожки слез. Она не проронила ни слова за всю церемонию, но сжимала его плечо так, будто хотела вдавить Джастина в землю и заставить его остаться здесь навсегда безмолвным памятником.
Официально Джастин здесь для того, чтобы почтить память Корнелия, который завещал ему долю в Корпорации. «Дальнему родственнику» – как представили это в СМИ. А неофициально – это наказание. Миссис Робертсон не обвиняла его открыто. Но так было даже тяжелее. «Не думай, что когда-нибудь сможешь сбросить с себя эту ношу». Эти слова будто горели огненными буквами над всем, что сейчас окружало Джастина.
В главном здании Корпорации Джастина постоянно сопровождал ассистент, приставленный миссис Робертсон. Сегодня ассистент был даже полезен – Джастину не пришлось самому искать кабинет Максимиллиана в огромном здании.
Когда Джастин вошел, офицер сидел за своим столом. Его поза казалась расслабленной, но медленный поворот головы в сторону открывшуюся двери выдавал напряжение.
– Саммерс…, – мрачно проговорил Максимиллиан, будто взвешивая каждую букву, – Ты опоздал. Хотя тебя не особо-то и ждали.
Джастин слабо пожал плечами:
– Тогда какая разница? Вы уже знаете о моем положении.
Джастин остановил взгляд на приоткрытой пачке сигарет «Парламент» на краю стола. Наполовину пустая. Это хорошо. Вряд ли офицер их пересчитывает.
– Ты хочешь, чтобы я называл тебя Мистер Саммерс? Или, может… Сэр?, – Максимиллиан будто неохотно искривил губы в издевательской усмешке, – Этого ты хочешь?
Джастин проигнорировал эти слова:
– Если хотите меня задеть, то не получится. Вы сказали мне подписать документы по моему пропуску. Я пришел только за этим.
Максимиллиан внимательно посмотрел на него исподлобья и наконец жестким движением бледной руки подвинул к нему бумагу:
– Могу при других называть тебя как угодно. Если это потешит твое самолюбие. Только мы с тобой знаем, кто ты на самом деле…, – он подмигнул, презрительно скривившись.
–Я же говорю. Не получится.
Джастин задержал руку на столе, поставив подпись. Его локоть придвинулся ближе к пачке и соскользнул.
– Простите, – Джастин наклонился за пачкой.
Взгляд Максимиллиан стал еще более презрительным, когда Джастин выпрямился, кладя сигареты на место.
– Не понравилось? – Максимиллиан вздернул бровь, хотя лицо его оставалось каменным, – А вот твоя подружка Корнелия была от меня в восторге. Жаль, что с ней уже не удастся повторить. Земля ей пухом.
– Она всем нам будет пухом. Если повезет, – Джастин бесстрастно посмотрел в глаза офицеру.
Тот кивнул. Джастин отметил, что сегодня за этим сарказмом Максимиллиан пытается скрыть мрачную тревогу. Видимо, после смерти Корнелия он уже не чувствует себя таким могущественным. Голос офицера притворно смягчился:
– Советую до начала совета подробно все изучить. Чтобы не сесть в лужу. Хотя, кому я это говорю… Лучше просто помалкивай. От тебя другого и не ждут. Твоя задача проста, как два пальца. Если что, можешь и ко мне обращаться за советом. Мы же все-таки не чужие люди…, – он подмигнул, хотя усмешка была похожей на конвульсию.
– Я все понял.
Джастин развернулся и вышел из кабинета, напоследок бросив взгляд на пачку сигарет.
Возле кабинета его ждал ассистент.
– Я зайду в кафе, – сказал ему Джастин, – Если хотите, можете присоединиться.
Он знал, что ассистенту и не требовалось разрешение.
В кафе Джастин просидел за чашкой кофе не меньше получаса, потягивая кофе и не сводя взгляда с парковки, которую отлично было видно из окна. Точнее, он не сводил взгляда с машины Максимиллиана.
Поначалу Джастин сомневался между ножом и пистолетом. Но нож – это слишком грязно. Со стажером в лифте у него не было выбора, а сейчас Джастину не хотелось пачкаться. Даже ощущать на руках кровь Максимиллиана ему было бы противно. Пистолет – слишком пафосно и хладнокровно. Тем более он не хотел давать Максимиллиану право на последнее слово.
Джастин никогда не смог бы забыть ту ночь – каждая деталь горела в памяти клеймом. И эта пачка «Парламента» – в кармане Джастина все еще лежала пачка Максимиллиана. А та, которую он принес с собой, где каждая сигарета пропитана аконитом, теперь покоилась у Максимиллиана на столе.
Достаточно всего нескольких сигарет. Сначала появится зуд, затем перебои с дыханием. Холодная кожа покроется потом и наконец заболит сердце. Станет трудно дышать, а тело скует слабость. Рвота, судороги и паралич дыхательной мускулатуры, может, и не убьют Максимиллиана сразу, но вести машину в таком состоянии невозможно. Максимиллиан водит машину без автопилота – такую же машину, как у Корнелия. Уж кто тут сентиментален…
Аконит или Борец – цветок Сатурна, по легенде, появившийся из падавшей слюны Цербера. Он символизирует преступление, словесный яд и холодность. А еще – близкую опасность. Прекрасный цветок, который рос у матери Джастина в заброшенном саду, когда он, как и мать, предпочитал не замечать опасность. Но времена невинности прошли. Джастин ощущал, как от ожидания его кожа тоже холодеет и покрывается потом, будто по его собственному телу тоже распространяется аконит.
Джастин оживился, когда на длинной дорожке, ведущей от главного входа до парковки, показалась фигура офицера. В его руке дымилась сигарета.
– Идемте, – кивнул Джастин ассистенту.
Длинный выезд с парковки выходил на шоссе, заполненное машинами. Ассистент вел машину. Джастин с соседнего сиденья следил за черным блестящим автомобилем Максимиллиана, боясь выпустить его из вида. По коже ползли мурашки, Джастин старался скрыть тяжелое взволнованное дыхание. Казалось, даже выпитый кофе просится наружу.
Пробка на дороге рассосалась и автомобиль Максимиллиана поехал быстрее. С тяжело бьющимся сердцем Джастин даже не миг потерял автомобиль из виду. Но тут впереди послышались гудки машин. Джастин сфокусировал зрение на черном автомобиле, который снизил скорость, его странно заносило на встречную полосу. Джастин подался вперед.
Светофор вспыхнул красным. Перекресток. Все произошло слишком быстро, в визге гудков и тормозов перед глазами Джастина внезапно возникла фура на встречной, вылетевшая из-за поворота. Черная машина всего на миг исчезла из поля зрения… Грохот металла ударил в ушные перепонки, и даже визг гудков потонул в скрежете.
Черная машина лежала перевернутой поперек дорожной полосы, и только колеса ее бешено крутились. А потом раздался взрыв, и все заволокло черным дымом.
Джастин сжал кулаки ослабевших рук, по которым все еще ползли мурашки. Его похолодевшее от волнения потное лицо исказилось в подобии торжествующей улыбки.
***
День казался бесконечным и тянулся уже сотни часов. Иногда он ненадолго перебивался ночью, но все равно казалось, что это один длинный, нескончаемый день.
Джастин не знал, сколько это длилось. Сейчас он просто стоял у окна, словно ноги налились свинцом и застыли, и свинец этот поднимался все выше, заполняя суставы, жилы и кости. Веки застыли и Джастин не моргал, он даже не мог отвести взгляд – от чего отвести? Он просто смотрел в пустоту, и вокруг не было ничего, кроме пустоты, и внутри него самого тоже была только пустота. Словно ты на поле боя, а у тебя лопнули барабанные перепонки, и во всей этой вакханалии тебя окружает лишь тишина. Мертвая, обессилевшая тишина. Конечная станция.
Словно через вакуумную подушку, за спиной щелкнула открывающаяся дверь и раздался голос:
– Мистер… Мистер Саммерс.
Джастин почувствовал себя марионеткой, которую кто-то потянул за ниточки – он обернулся, почти физически чувствуя скрип. Все еще будучи марионеткой, он разлепил губы:
– Да?
– Сэр, члены совета собрались. Вас уже ждут в кабинете для совещаний.
– Я скоро буду.
Дверь захлопнулась. Джастин медленно повернулся обратно. Ничего. Этого всего не должно быть. И его самого здесь не должно быть.
Но он здесь. И его ждут в зале для совещаний. А значит, пора привести в движение скрипучую внутреннюю марионетку и идти. Он медленно повернулся к двери, словно ящерица, которая волочит за собой тяжелый парализованный хвост. Ящерицы могут отбрасывать хвосты – и он научится. Проходя мимо зеркала, Джастин заставил себя остановиться. Все было как во сне – вот почему он не удивляется этому чужому лицу, глядящему из стеклянной глади… Он видел в отражении холодный стальной взгляд Максимиллиана и пугающее равнодушие Корнелия. Милый, наивный робкий Джастин, не приспособленный для жизни, последний поэт в этом мире… Нела пожертвовала жизнью, чтобы спасти его.
…И она не спасла его. Нела погибла зря.
С этой мыслью Джастин открыл дверь. В последний момент его взгляд упал на аквариум. Прекрасная белая арована описывала очередной круг в темной воде. "Мне подарила ее мать перед тем, как…" Джастин вспомнил слова Нелы во время их последней встречи, и внезапно это воспоминание почти физически резануло его, так, что стало больно дышать. "Я… Хотела бы еще раз ее увидеть…"
Открыв дверь, Джастин заметил послушно ждущего молодого человека.
– Это вы… ассистент? – спросил Джастин.
– Да, сэр. Я Стивен. Теперь я ваш секретарь.
Джастин кивнул, снова ощущая скрип в шейных позвонках.
– Избавьтесь от аквариума.
Стивен странно посмотрел на него, но поспешно кивнул:
– Хорошо, сэр. А что сделать с рыбкой? Ее стоимость составляет…
– Что хотите. Можете продать, или оставить себе, или смыть в унитаз, – оборвал его Джастин.
На этот раз его резануло от собственных слов. Но он заслужил это. Ящерицы отбрасывают хвосты, что им еще остается. Джастин медленно шел по направлению к кабинету для совещаний. Это будет важное совещание, и Джастин только надеялся, что его внутренняя марионетка не подведет. Теперь от этого зависит все, и он не подведет Корнелия, который завещал ему свою долю. Хотя, какое это имеет значение? Джастин чувствовал себя человеком без скелета, который зачем-то пытается за что-то держаться.
Корнелий мог бы на него надеяться. Джастин сделает все, ведь у него ничего не осталось, кроме этой доли. Ну и своей жизни. Кто бы мог подумать, насколько жалко это может звучать. Джастин не знал, насколько его хватит. Может, он однажды пустит себе пулю в висок, как Корнелий. От этой мысли на его лице появилась дрожащая улыбка. Сейчас у него наконец есть право выбора. Какая хорошая возможность…
А может, в какой-то момент ему действительно станет все равно – теперь это было все, чего Джастин хотел.