Энтропия

Корнелий расплылся в самодовольной улыбке и обнял Нелу. Она даже не сразу сообразила обнять его в ответ, настолько странным и неестественным казался этот жест. И все же, возвращаясь, на свое место, Нела была рада, что сегодня не подвела отца.

***

Поезд до парка домчался быстро – или Неле так показалось, потому что она еще не до конца проснулась. Сойдя на почти пустую платформу в 9:15 утра, она втянула носом непривычно свежий морозный воздух, и быстрым шагом направилась к виднеющейся вдали лесистой местности.

Экзамены закончились только два дня назад, и Нела наконец вздохнула с облегчением. Странно, как после периода напряженной зубрежки внезапно по-другому смотришь не вещи: то ли вновь начинаешь ценить вкус свободы, то ли возможность отвлечься дает передышку и вместе с тем свежий взгляд.

Корнелий все еще не позволял Неле увидеться с Джастином, откладывая этот разговор, как только мог. Но зато и не заставлял посещать Лабораторию – раньше Нела порадовалась бы, но теперь она ждала этого, чтобы попробовать что-то узнать о том, почему Джастин напал на Максимиллиана. Однако, давить на отца было невозможно, иначе он мог бы вообще отказаться от своего обещания. Так что ей оставалось только ждать.

Поэтому первое, что решила сделать Нела после окончания экзаменов – поучаствовать в волонтерской деятельности Храма, о чем и говорила в последнюю встречу с Пастором. Только теперь мысль пришла в голову так естественно, словно именно это ей давно и следовало сделать – то, что ей по силам. То, что точно никому не навредит.

Длинная тропинка спускалась по склону поляны, нетронутому человеческой рукой.

Белесо-жухлая трава, посеребренная инеем, едва колыхалась под утренним ветерком. Нела посильнее натянула капюшон куртки и прибавила шаг, зачарованно разглядывая взметнувшиеся вверх сосны и ели, плотной стеной стоящие перед ней – они будто противостояли виднеющимся вдали городским высоткам. Говорят, когда ты в лесу, ты становишься частью леса – частью той природы, из которой вышел человек, и к которой обречен каждый раз возвращаться. Нела с восхищением запрокинула голову, глядя, как утренние лучи струятся сквозь раскидистые темные ветви елей, чувствуя, как смолистый хвойный аромат щекочет ноздри.

Ранний подъем определенно стоил того. Хотя все же один навязчивый вопрос крутился в голове, нарушая идиллию этого утра. Но Нела решила приберечь этот вопрос до подходящего момента.

Пройдя несколько метров по узкой тропинке, извивающейся меж деревьев, Нела увидела знакомые фигуры и не торопясь подошла поближе. Человек пятнадцать трудились на взрыхленном участке – все они были одеты в простую рабочую одежду, так что сразу в них и нельзя было узнать членов Храма. И все же многие лица были знакомы Неле с прошлого ужина. Сестра Мэриетт медленно везла тележку с лопатами и удобрениями, брат и сестра – Луис и Офелия – уверенно поглядывали на присыпанный по бокам землей свежепосажнный хвойный кустик. Первой Нелу заметила сестра Паола и с улыбкой направилась к ней, отставив в сторону тележку с рабочим инвентарем:

– Сестра Конни? Мы рады, что ты пришла. Присоединяйся, – она протянула Неле грабли и кивнула на стоящую рядом тележку с тонкими саженцами, – Это субальпийская пихта и белая сосна. Мы сажаем деревья, чтобы отдать дань природе за ее блага.

– А разве можно сажать деревья осенью? – спросила Нела.

– Хвойные растения хорошо приживаются осенью, – кивнула сестра Паола.

Нела взяла в руки грабли и начала неловко рыхлить свежевскопанную землю вокруг саженца. Это было странное и новое для нее занятие, но всеобщая молчаливая сосредоточенность успокаивала. Мягкая земля пахла сырой хвоей и охотно впитывая воду вокруг саженца, когда Нела, подняв лейку, вопросительно поглядывала на сестру Паолу – хватит, или нужно еще? Нела подумала, что до изобретения роботов-Стрижей людям, наверное, нравилось выполнять эту работу. Хотя за то время, пока они с сестрой Паолой посадили три саженца, один Стриж посадил бы в пять раз больше.

Вскоре подошли уже знакомые Неле брат с сестрой.

– Мы закончили свой участок, и брат Мартин сказал помочь вам, – Луис деловито натянул перчатки повыше, пока его сестра Офелия внимательно разглядывала очередную лунку, выкопанную Нелой.

Сегодня они выглядели гораздо бодрее, чем на том ужине.

– Конечно, – приветливо кивнула сестра Паола, – Вот здесь саженцы. А я пойду к брату Мартину и узнаю, сколько участков у нас осталось.

Офелия повернулась к Неле и осторожно заметила:

– На дно лунки нужно добавлять больше удобрений. У нашей матери была своя ферма, так что я в этом разбираюсь.

Нела улыбнулась:

– Это здорово, наверное – жить на ферме.

Луис скептически скривился:

– Ага, здорово. Мы были четвертым поколением на этой ферме. Но мы сидели по уши в долгах, а потом вообще пришлось уехать. Кому сейчас нужны мелкие частные фермы, вот скажи?

Нела только с опозданием проговорила:

– Надеюсь, что здесь ваша жизнь будет лучше.

Луис пожал плечами, а Офелия робко усмехнулась:

– Я всегда ненавидела школу, но теперь предпочла бы учиться, чем молиться каждый день. А в остальном все хорошо. По крайней мере, нас кормят и здесь нет отчима.

Нела удивленно подняла брови:

– А разве вы не ходите в школу?

Офелия немного печально улыбнулась:

– Школы для тех, за кого платят родители. Нас могли бы отправить в государственную школу, если бы мы оказались в приюте, но… Кто по своей воле туда сунется?

Нела не нашлась, что ответить, а Луис продолжил слова сестры:

– Ага, наша мать одно время работала в приюте. Она говорила, что… некоторые оттуда пропадают. И никто их не ищет, вот так. Пришли – и забрали. В приюте всем говорят, что их усыновили. Но они пропадают даже из архива. Про тех, кого действительно усыновили, информацию сохраняют. А ты как думаешь, Конни, все эти слухи – правда?

У Нелы кровь прилила к лицу, она быстро отвернулась и только выдавила:

– Я… только думаю, что вам правда лучше остаться при Храме. А школу, вроде, можно заочно закончить после совершеннолетия.

Она схватилась за лопату и принялась усердно копать новую лунку под саженец, надеясь, что этот разговор не продолжится.

Спустя час или полтора раздался голос Пастора Джона Стоуна:

– Мы хорошо потрудились, братья и сестры. Вы все можете немного отдохнуть. Кто хочет пить, у нас есть вода.

Нела прислонила грабли к тележке, выпрямляя затекшую спину, и, оглядевшись, прошла вперед. Вопрос, висящий в воздухе, становился все более отчетливым, и Нела все еще не понимала, почему этот вопрос не волнует всех остальных. Она так и не решилась задать его сестре Паоле во время работы, а с Луисом и Офелией разговор пошел не в то русло. Но теперь Нела осторожно подошла к Пастору – он внимательно разглядывал кору очередного саженца:

– Здравствуйте, – она сдержанно улыбнулась.

– Здравствуй, дитя, – лицо Пастора осветила мягкая улыбка, и в уголках глаз залегли морщинки, словно говоря, что он действительно рад ее видеть, – Ты славно потрудилась сегодня. Природа будет благодарна тебе.

Нела кивнула:

– Да, это… успокаивает.

Пастор перевел взгляд на куст и нежно погладил рукой хвою:

– Посмотри на это хрупкое растение. Природа безгрешна, в отличие от нас.

Нела задумчиво проговорила:

– Почему тогда природа тоже умирает?

Пастор печально улыбнулся:

– Сказал Бог Адаму: И земля проклята из-за тебя.

Нела помолчала несколько секунд и, нахмурившись, сказала:

– Пастор, извините… Я недавно кое-что узнала. Вы, наверное, тоже уже в курсе, – она неуверенно прикусила губу, – Джозеф… Джозеф Патерсон…

Она замолчала, почему-то именно сейчас ей было сложно говорить о смерти. Пастор кивнул, будто ожидал этого вопроса. Его лицо казалось меланхолично-отрешенным, что немного смутило Нелу, а затем тонкие губы Пастора под усами и бородой будто тронула тень утешительной улыбки:

– Конечно, мы уже знаем об этом. Не грусти, дитя мое. Брат Джозеф отошел в лучший мир, где ему сполна зачтется за его благие дела.

Нела пожала плечами и вопросительно заглянула в лицо Пастору:

– Но почему? Зачем он… так сделал?

Пастор поднял брови и медленно кивнул, воткнув лопату в землю и устало оперевшись на нее руками:

– Мы не всегда можем сразу понять истинные причины и цели людских поступков. Возможно, ты поймешь позднее.

– Да, но…, – Нела покачала головой, – Ведь у него было все в порядке. Он служил в вашей обители, и даже получил… чин, если я правильно понимаю. Зачем ему было это делать?

– Дитя мое, скажи, разве ты знала брата Джозефа до этого? – Пастор посмотрел на Нелу прямо, глядя в глаза.

– Нет, мы не были знакомы, – Нела смутилась и снова пожала плечами, – Я только мельком видела его на ужине.

– Вот именно, – Пастор кивнул, – У брата Джозефа были свои причины это сделать. Его отец… Никогда не был святым человеком. Всякий по разному платит за ту вину, которую ему приходится нести.

Нела нахмурилась:

– Ну, никто из нас не святой. Простите, но… Ведь Джозеф был служителем Храма. Даже я знаю, что самоубийство считается одним из самых больших грехов.

Пастор покачал головой, и на его лице появилась слегка печальная, и в то же время снисходительная улыбка:

– Порой самые благие дела оказываются грешны, а самые греховные могут служить раскаянию, – Пастор посмотрел на нее склонив голову, – Тебе ли об этом не знать, дитя мое. Но истинное доказательство праведности – решение человека не откладывать раскаяние до завтра.

Глава 12

Миссис Робертсон выглядела задумчивой. Нела сразу заметила это, когда через четыре дня снова пришла ее в Лабораторию. Привычная улыбка на лице женщины сменилась деловитой озабоченностью, и в какой-то момент Нела даже подумала, не поссорилась ли миссис Робертсон с Корнелием? Раньше Нела порадовалась бы этому, но в последнее время ей будто даже хотелось, чтобы отец был не одинок. Да и в конце концов, миссис Робертсон всегда была к ней добра. Пусть хоть у кого-то все сложится.

– Миссис Робертсон, а когда я смогу увидеться с Джастином? – Нела выжидающе посмотрела на женщину, – Отец мне обещал. Ну, в обмен на речь.

Миссис Робертсон помрачнела еще больше, когда Нела заговорила об этом, и, помедлив, ответила:

– Поговори с ним сама, Нела.

– А в чем проблема? – мотнула головой Нела, – Давайте тогда прямо сейчас к нему зайдем. Я знаю, что отец сегодня здесь. Вы же хотели мне помочь?

– Твой отец занят, поговори с ним дома, – миссис Робертсон старательно уходила от этой темы, – И, возможно, он уже уехал в главный офис. Нела, пойдем лучше…

– Тогда пойдемте к нему и посмотрим – возможно, мы еще успеем его застать? – Нела остановилась перед миссис Робертсон, настойчиво глядя ей в глаза.

Женщина устало вздохнула и показала Неле рукой на лифт, давая добро. Нела просияла, в надежде наконец-то получить ответ.

Когда они подходили к кабинету отца, Нела заметила приоткрытую дверь – хороший знак, отец еще не уехал. Из кабинета раздавались приближающиеся голоса:

– …Это не должно повториться, мисс Томас. Вам дали возможность заведовать вторым этапом, поэтому вся ответственность за поведение Испытуемых лежит на вас. Мы не станем такое терпеть, – это был голос Максимиллиана, холодный и суровый, – Особенно накануне проверки нам такие сюрпризы не нужны.

– Вот именно, мисс Томас. Этот парень ранил офицера, как вы допустили такое? – голос Корнелия звучал тише, но в нем слышалась явная угроза, – Если не справляетесь, мы заменим вас.

– Простите, сэр, я уже решаю вопрос с врачами, – оправдывалась девушка, – Я справляюсь, правда. Обещаю, это не повторится.

– Идите.

Дверь наконец открылась, и оттуда семенящими шагами показалась фигура медсестры, которая оглядывалась назад:

– Я правда не понимаю, что с ним произошло. Вы не сильно пострадали, сэр?

– Вам повезло, что не сильно, – вышедший следом Максимиллиан закрыл за собой дверь, – Но в ваших интересах побыстрее закончить с ним.

Максимиллиан повернулся, только сейчас заметив подошедших Нелу и миссис Робертсон. Он приветственно кивнул, натянув доброжелательную улыбку, и прошел мимо них. Клэр Томас тоже поспешила удалиться.

Нела вошла в кабинет отца следом за миссис Робертсон. Судя по всему, Корнелий уже собирался уходить. Он выключил компьютер и держа под мышкой пиджак, собирал в папку бумаги.

– Ты сегодня здесь, Нела? – поднял он бровь, заметив вошедших.

– Извини, она очень хотела к тебе зайти, – миссис Робертсон безнадежно покосилась на Нелу.

– Кажется, я забыл Неле сказать, что сегодня приходить не обязательно – Корнелий остановился, держа в руке ключи.

– Пап, я… о нашем разговоре, – Нела шагнула вперед и вопросительно посмотрела на отца, – Я сделала то, что ты хотел. Произнесла речь. Когда я смогу увидеться с… тем Испытуемым?

– Не сейчас, Нела, – отец нахмурился, – У меня нет времени, обсудим это потом.

– Ты уже неделю откладываешь этот разговор, – Нела обиженно отвернулась.

Отец тяжело вздохнул, будто этот разговор вызывал у него раздражение:

– Нела, все не так просто. Обстоятельства изменились.

Нела подняла брови:

– Ты о том, что случилось возле лифта в прошлый раз? Ты мне говорил, что он споткнулся. А сейчас вы обсуждали, что он ранил…

– Нела, если ты это слышала, то должна понимать, почему я не могу позволить тебе увидеться с ним, – оборвал ее отец, – Он опасен. Лукреция, проводи Нелу и продолжай готовиться к проверке. Похоже, сегодня тебе снова придется здесь заночевать.

Корнелий со вздохом приобнял женщину за плечо и направился к двери, давая понять, что разговор окончен.

***

Возвращаясь домой, Нела никак не могла успокоиться, прокручивая в голове разговор с отцом. Эта неопределенность сводила ее с ума. Рэй за рулем лениво сигналил, стоя в пробке на светофоре. Но половина автомобилей ехали на автопилоте, и сигналить им было бесполезно – предустановленная скорость на них обычно была ниже средней, поэтому пробки в это время дня стали обыденностью. Из окна пассажирского сиденья очередного авто на перекрестке высунулась недовольная женщина и хмуро кивнула Рэю на пустое водительское сиденье – мол, все уедем в свое время.

– А, черт…, – выругался Рэй, поднимая стекло.

– Рэй? – задумчиво обратилась к водителю Нела, – А почему мой отец не пользуется автопилотом?

Мужчина хмыкнул:

– Видимо, старая привычка.

Нела недоверчиво пожала плечами.

–…Отчасти, чтобы я присматривал за тобой, – продолжил Рэй.

Это было больше похоже на правду. Нела усмехнулась:

– И как, получается?

На этот раз усмехнулся Рэй. Когда они проехали поворот, Нела сказала:

– Высади меня здесь. Я пройдусь пешком.

***

Сегодня в Храме было тихо. Нела недоуменно оглядывалась по сторонам в пустом коридоре, где даже свет был почти потушен, только мягкие блики светильников на стенах мерцали в полумраке.

Издалека раздавался голос, звучный, отдающийся от стен в большом помещении. Нела прошла в сторону зала для проповедей, где она говорила с Пастором после того ужина, и остановилась у двери. Помедлив, она осторожно вошла. Зал был полон – несколько десятков человек сидело на скамьях, внимая речи Пастора, который стоял перед ними в длинной белой рясе. Нела тихо прошла к задним рядам и опустилась на скамью.

– Грешен наш мир, братья и сестры мои. Но мы не должны роптать, ибо смирение – есть величайшая покорность воле Всевышнего, – медленно проговорил Пастор, и каждое его слово отдавалось эхом в стенах зала, – Но вместе с тем вы не должны закрывать глаза. В нашем мире слишком много боли, которую люди предпочитают не замечать. Вы должны смотреть прямо, не отводя взор, но находя в себе силы ежедневным трудом сеять искупление по примеру нашего Создателя.

Поначалу Нела чувствовала себя не в своей тарелке, но слова Пастора звучали у нее в ушах, и ей хотелось слушать дальше.

– Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его. Будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал, но предавал то Судии Праведному. Он грехи наши Сам вознес телом своим на древо, дабы мы избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились. Братья и сестры мои, вот величайший пример искупления для всех нас. Вы не должны возгордиться трудами своими, но должны стремиться к большему. Ибо по вине нашей отмерено и наше искупление. И по вине не только вашей, но и всех нас. Оглядитесь вокруг, друзья, и вы увидите, что невинных здесь нет, а наше раскаяние, сколь бы велико оно ни было, не смоет грехи тех, кто отвернул нас от истинного пути Всевышнего. Грехи тех, кто заставил зачерстветь наши сердца и отводить глаза от того, на что нет сил смотреть. А потому, все, что мы делаем, лишь крупица, не способная пересилить чашу весов. А как ее пересилить, спросите вы? Ответ вы можете найти лишь в своих сердцах, братья и сестры мои. Как Всевышний наш нашел ответ в своем сердце, так и вы, по глубине вашей добродетели, найдете свой ответ, если искренне желаете искупления.

Нела поймала себя на том, что нахмурилась, слушая эти слова. Было в них что-то такое, что заставило ее всмотреться в лица сидящих в зале прихожан – не прозвучат ли эти слова для кого-то… двусмысленно? И понимает ли она сама их правильно?

Сделав паузу, будто давая людям обдумать каждое его слово, Пастор продолжил:

– Если человек не верит в искупительную жертву Господа, то он не христианин. Невинный умер за виновных. А если невиновных нет среди нас, то для нас понятие жертвы имеет особый смысл. Не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для вас. Помня это, мы можем лишь осмелиться спросить: не настали ли времена, когда новый Анец должен прийти, чтобы спасти нас? Глядя с ужасом на мир наш, мы можем лишь молиться, чтобы новый Агнец, кем бы он ни оказался, спас нас, принеся искупительную жертву снова. И склониться в благоговении перед ним, кому эта жертва будет по плечу.

Когда Пастор завершил свою проповедь, зал благоговейно замер в тишине на несколько минут. Нела почувствовала необъяснимое делание уйти, и в то же время ей сложно было сдвинуться с места. Слова Пастора все еще отдавались эхом в голове, будто эта недосказанность стремилась натолкнуть ее на какую-то мысль, и именно от этой мысли Неле хотелось уйти как можно скорее.

Потом люди начали вставать, направляясь к выходу, Нела заметила на одной из задних скамей человека, чье лицо было закрыто капюшоном куртки. Он тоже не торопился вставать.

Уже в дверях Нела увидела сестру Мэриетт. Та кивнула ей с улыбкой:

– Сестра Конни, мы рады, что пришла сегодня на нашу проповедь. Ты присоединишься к нам за ужином сегодня?

– Наверное, мне сегодня стоит вернуться домой пораньше, – Нела пожала плечами, все еще чувствуя неловкость за прошлый раз, когда она убежала с ужина у всех на глазах.

– Сейчас еще не поздно, – женщина приобняла ее за плечи, – Я вижу, что тебе одиноко. Совместная трапеза объединяет нас. Идем.

Нела все же позволила женщине провести ее наверх. В обеденном зале пока еще было мало людей – только несколько женщин в серых костюмах служительниц храма начинали накрывать на стол.

На кухне ее встретила сестра Паола, которая улыбнулась Неле так приветливо, будто Нела была ее подругой:

– Мы были бы рады видеть тебя почаще, сестра Конни. Вот, возьми тарелки с кашей, только не обожгись – они горячие.

Нела вынесла тарелки и поставила на стол, а затем снова взглянула на стену, где висели портреты. Один из них заставил ее замереть.

В нижнем ряду добавился еще один портрет. Джозеф Патерсон. В своей красной рясе он смотрел на нее с фотографии, и было в его лице что-то пугающее, что вызвало у Нелы жгучее желание поговорить с ним – узнать, что заставило его пойти на такой шаг? Если бы не было слишком поздно. Так же, как два года назад, после смерти матери, Нела долго спрашивала себя, могла ли она отговорить мать от самоубийства? Мог ли отец? Но отец тогда только отвечал: «Нела, ты больше общалась с матерью, чем я. Ты же знаешь, я всегда был на работе. Тебе лучше знать, что было у нее на уме».

И сейчас, хоть Нела и не была знакома с Джозефом, ей хотелось спросить у кого-то, почему его портрет находится здесь среди прочих? Но Нела только достала телефон и сделала несколько снимков других портретов, включая того мужчину, чье лицо еще в первый день показалось ей знакомым. В зале сейчас было пусто, поэтому объясняться ни перед кем не пришлось.

Нела уже собиралась вернуться на кухню, когда внизу услышала шум:

– Теперь я понял! Это вы хозяин этого балагана, правда? Так вот, чему вы учили моего сына!

Нела подошла к лестнице и осторожно поглядела вниз. Но отсюда было не видно говорившего, и она спустилась на несколько ступенек вниз.

Теперь она узнала человека на заднем ряду – он опустил капюшон и стоял перед Пастором, за которым уже собралась толпа народу. Нела нахмурилась. Что делает здесь Герберт Патерсон?

– Я знал, Джозеф никогда бы не сделал это сам! Вы сумасшедший, вы…, – Герберт придвинулся ближе, в его голосе слышалось отчаяние, смешанное с безнадежностью, – Вы думаете, что спасетесь, призывая их к смерти? Вы…

Пастор стоял прямо, и на его лице было непроницаемо смиренное спокойствие. Затем он поднял руку:

– Прошу вас, не оскорбляйте Всевышнего, повышая голос в этой обители. Другие наши братья и сестры сейчас совершают молитву. Если у вас есть груз на душе, я выслушаю вас.

– Я буду говорить при всех! – крикнул Герберт, – Пусть они увидят ваше истинное лицо!

Толпа позади Пастора нерешительно замерла, на лицах людей застыло непонимание. Герберт тяжело дышал, его движения были порывистыми, и в какой-то момент Неле даже показалось, что он вот-вот достанет оружие и совершит непоправимое. Но Герберт только выбросил руку вперед:

– Я знаю, что вы делаете! Думаете, никто не поймет? В вашей гребаной секте было уже несколько самоубийств, и это только то, что я нашел за несколько дней! Кто знает, сколько всего их было?

Он остановился с вопросительным возгласом, обратив взгляд на толпу за спиной Пастора, ожидая ответа, но в коридоре воцарилась секундная тишина. Затем Пастор понимающе кивнул, с трагической серьезностью во взгляде и обратился к Герберту:

– Мы сочувствуем вашей потере. Но спросите себя, в чем причина его поступка? – Пастор сделал шаг вперед, – Всякий по-разному платит за ту вину, что лежит у него на сердце. Бедный брат Джозеф… Он говорил со мной много раз. Он так сожалел, что из-за него вы не покинули страну, и в итоге вас арестовали… Он не мог простить себя, и думал, что его отец долгие годы проведет в тюрьме из-за того, что не решился бежать.

Пастор сделал еще один шаг вперед и положил руку на плечо Герберту, сочувственно склонив голову.

Герберт замер, но тут же яростно сбросил его руку:

– Что вы несете? Я не собирался покидать страну! Меня освободили через три недели! А вы уже успели… накрутить моего сына…

– Что ж, откуда брату Джозефу было об этом знать, – Пастор смиренно склонил голову, – Мы стараемся помочь каждому в этой обители. Ваш сын слишком любил вас, и не мог перестать искать причину в себе. Точно так же, как и вы сейчас в глубине души вините себя за то, что случилось с ним. Мы все понимаем.

– Заткнитесь! – рявкнул Герберт, – Если вы взяли его под защиту, вы должны были помочь ему! Я слышал вашу речь, раскаяние… жертва… Запомните, вы все! Раскаяние – самая бесполезная вещь! Вы, жалкие фанатики, только на то и способны! Можете спрыгнуть с того моста хоть всем скопом, никакой бог вас не услышит!

Он указал пальцем на толпу за спиной Пастора, потом резко повернулся и окинул взглядом коридор. Его взгляд остановился на Неле и на мгновение стал недоуменным, а затем в глазах мелькнула горькая усмешка:

– Корнелия Холлард… А тебя… Я хотел бы пожалеть, но не стану, – он вскинул голову, – Твой отец знал, что мой сын уже был мертв, когда он уверял меня, что найдет его. Джозеф спрыгнул с моста в тот день, когда я пришел к твоему отцу.

Нела замерла, а Герберт дернул головой, снова обращаясь к Пастору:

– Я запомню это… Запомню. Вас накажет не высшая сила, а закон. Я вам обещаю, – Герберт развернулся и внезапно направился к двери быстрыми тяжелыми шагами, но напоследок снова повернулся к Неле, – Хотел бы я, чтобы твой отец испытал то же, что и я. Так что если тоже захочешь раскаяться… Не останавливайся.

Герберт задержал взгляд на Неле и улыбнулся, жестко и холодно – так, что Неле стало жутко. А потом распахнул дверь и вышел. Толпа еще стояла в смятении, а Пастор сдержанно покачал головой, давая знак всем расходиться. Потом он направился наверх, видимо, желая что-то сказать Неле.

– Извините…, – Нела проскочила мимо него, чувствуя всем телом взгляды толпы снизу, – Мне надо домой. Извините…

Она в смятении бросилась к дверям и выскочила наружу, на свежий воздух. Здесь, под темнеющим вечерним небом она наконец остановилась, чтобы отдышаться, а затем снова побежала. Домой.

***

Весь вечер Нела не находила себе места, прокручивая в голове слова Герберта. Ей отчаянно хотелось верить, что он не прав, и гнев из-за смерти сына вынуждает его искать виноватых. В конце концов, Нела даже ни разу не говорила с Джозефом – кто знает, что сподвигло его уйти из жизни? Но проповедь Пастора и у нее самой вызвала смешанные чувства.

Поэтому немного успокоившись, Нела села за ноутбук и сделала поиск по фото людей с портретов.

Найденное совсем не успокоило ее, а фото со страниц старых новостей вгоняли в дрожь: Реми Беккет, инженер электронного завода – повесился у себя дома год назад. Таисса Джонс, главный маркетолог компании по производству бытовой техники – найдена в ванной со вскрытыми венами. Бри Олден, помощник сенатора – медикаментозное отравление. И другие с портретов – всех их объединяло то, что они уже не могли дать никаких ответов.

И наконец, тот мужчина, чье лицо показалось ей знакомым с первого дня. Ричард Грей… Вместе с его именем в памяти Нелы внезапно всплыла сцена более чем двухгодовой давности: мать тогда только начала пить.

В тот день Нела вернулась из школы и застала их ссору с отцом. «Вот видишь? – кричал отец тыкая пальцем в экран планшета, – До чего это довело твоего дружка?». Мать держалась за лоб, видимо, страдая от головной боли: «Ричи и тебе был другом, – поморщилась она, – Имей немного уважения». Отец хлопнул планшет на стол: «Если б он не начал забивать свою голову ерундой, как и ты, то был бы жив!» Нела тогда вошла в комнату, вопросительно глядя на родителей: «Мам? Пап? Что случилось?» С экрана планшета, лежащего на столе, на нее мертвенными глазами смотрело лицо человека, чья голова лежала в луже крови. Пистолет рядом с рукой самоубийцы был заботливо закрыт пикселями. «Это не… Дядя Ричи?» – Нела нахмурилась, вспомнив старого приятеля родителей и непонимающе поднимая глаза. «Нела, Нела… Нет, конечно, не он, – отец быстро оттеснил ее от стола и направил к двери, практически вытолкав из комнаты, – Иди к себе».

Этот случай быстро стерся из памяти Нелы, в то время ее гораздо больше беспокоили скандалы родителей и странное поведение матери. В тот момент она еще легко принимала на веру слова отца. Дядю Ричи она почти не помнила – разве что порой замечала на старых общих фото родителей и пару раз встречала в детстве, в компании родителей. Необщительный, но добродушный мужчина с какой-то напряженной задумчивостью в глазах, которая позднее, на фото в Храме, превратилась в затаенную тоску.

Но сейчас эти события, как и лицо Ричарда, вспыхнули в голове Нелы и пронеслись за секунду, складываясь в логическую цепочку, которую она втайне мечтала найти все эти два года, но теперь это осознание приводило в смятение. Нела не могла отвести взгляд от фото Ричарда, лежащего с простреленным виском – того самого фото, которое она увидела в тот день на планшете отца в новостях. И пульс стучал у нее в висках все сильнее, пока гул в ушах нарастал, грозясь порвать барабанные перепонки. Нела продолжала сидеть, уставившись на фото, даже когда за окном уже совсем стемнело, и пора было включить свет.

Отец так и не вернулся домой вечером. Впервые за долгое время Нела ждала его прихода, чтобы задать свой вопрос. Вопрос, который теперь не даст ей заснуть, независимо от того, что ответит отец. Потому что в глубине души ответ уже зародился искрой, готовой поглотить все в своем пламени.

***

Нела бежала. Потом падала, летела со скалы, просыпаясь, пытаясь отдышаться, уткнувшись лицом в подушку. Потом крепко зажмуривалась, мечтая, чтобы спасительная темнота поглотила ее. Монотонное гудение холодильника на кухне казалось оглушительным, а рукава свитера, в котором она заснула на каких-то пол часа, мешали так, что она сорвала его с себя, слыша треск ткани. По лицу текли слезы, и когда она проснулась в очередной раз за эту бесконечную ночь, подушка была мокрой. Нела в отчаянии схватила ее и отшвырнула в угол темной комнаты. В горле стоял комок, но даже на рыдания сил уже не осталось, только хрип вырвался из ее горла.

Тогда Нела вскочила с кровати и рванулась в комнату отца.

– Папа! – она стукнула рукой по выключателю, и вспыхнувший в спальне свет резанул ей по глазам.

Но в спальне отца было пусто. Отец до сих пор не вернулся, и Неле хотелось выть от отчаяния в этом пустом доме.

Колени подкосились, и она опустилась на пол у входа в спальню отца, и рыдала, пока за окном не забрезжил грязно-фиолетовый рассвет. От почти бессонной ночи и рыданий сердце колотилось так, что перехватывало дыхание, а тяжесть в голове гудела чугунным колоколом. Нела с трудом поднялась и добрела до кухни, где слабыми руками вытащила из шкафа отцовский коньяк. Она жадно приложилась губами к горлу бутылки, ощущая, как жгучая жидкость стекает по языку и спускается в желудок огненным змеем, гася внутреннюю горечь и одновременно разжигая ее.

Этого должно быть достаточно, чтобы заснуть. Нела вернулась к себе в комнату и рухнула на кровать, ожидая, когда опустошение сменится спасительным сном.

***

Воскресное утро встретило город дождем и мокрым снегом. Темное набухшее от влаги небо все никак не светлело, будто этот день до последнего не хотел наступать.

На часах было уже далеко за полдень, когда Нела проснулась.

Она прошла в ванную, умыла опухшее от слез лицо, почистила зубы, сделала себе крепкий кофе. Взяла из шкафа запасную зажигалку отца. Потом натянула толстовку и наконец взглянула на экран телефона. «Я лечу в Чикаго, вернусь во вторник» – высветилось сообщение от отца. Нела перевернула телефон экраном вниз. Так даже лучше.

А потом Нела спустилась в гараж. Она решительно обошла его, нашла канистру с бензином и засунула в холщовую сумку, чтобы не привлекать внимания. А в карман джинсов – сложенный перочинный нож.