Зайдя внутрь, я увидел Его. Спящий в собственных экскрементах он разрушил то, над чем Я так тщательно работал. Записи либо разорваны, либо испорчены до такой степени, что лучше бы были порваны. В Моих глазах скопились слёзы, готовые пролиться, но Я держал себя в руках, хотя держаться было больше не за что. Я вернулся в мир. В реальность, где Я скорее всего буду убит Им. Никки нигде не было видно, фотографии пропали.
Храп затих. Я не успел среагировать как тяжёлая рука сжала Моё плечо до такой степени, что Я не смог удержаться на ногах и свалился на колени. Подняв глаза, он навис надо мной, кривая ухмылка растянулась на его лице.
– Ты понимаешь, что ты будешь наказан за то, что тут устроил? – хватка на плече стала сильнее.
– Я ни сделал ничего ужасного.
– Ты взял чужое, твоя мать тебя разве этому учила? – Я слышал лишь запах алкоголя и дерьма, который выдавал его рот.
– Я. Ни сделал. Ничего. Ужасного. – выдавил через боль, но пути назад уже не было.
Отшвырнув меня на груду бумаг, он взял книгу, которую мы с Никки стащили из школьной библиотеки и кинулся в Мою сторону. Ветер усилился. У Меня не было ни секунды чтобы увернуться, или была, но напуган сильнее, чем смел. Удар пришёлся точно в челюсть, снизу вверх, как учат в модных школах боевых искусств. Дальше из Меня выходили резкие выдохи, когда он попадал по рёбрам и почкам. Я не мог сгруппироваться и только ждал, лишь бы быстрее всё закончилось.
Удары прекратились и несколько десятков килограммов свалились рядом со мной. Доска, державшая крышу штаба, упала прямо на него. Я быстро спохватился. Сейчас или никогда и, насколько возможно, быстро выбрался оттуда.
Дождь стоял стеной. Видимость практически на нуле. Кругом поваленные деревья и звуки сигнализаций у машин. Я добрался до дома быстрее, чем когда-либо. Быстро запер дверь за собой, подпёр её стулом. Забежал на кухню. Она не дышала. Я только слышал его шаги со стороны леса. Времени было слишком мало для всего, что Я хотел бы предпринять, схватив бутылку воды, забежал в свою комнату, заперев дверь.
Я начал быстро складывать вещи в свой рюкзак, который был здесь чтобы помочь мне сбежать, когда другого пути не будет. За входной дверью слышались его крики вперемешку с отхаркиваниями в Её, любимую когда-то, клумбу справой стороны. Я пытался уместить всё и одновременно не брать ничего, ведь налегке бежать проще. Выбита дверь. Моя дверь.
– Думал, я тебя не поймаю, маленький урод? – его руки крепко сжимали мою шею – Думал, что сбежишь? Но от меня не уйти, никому. Даже твоя мать не смогла.
Я был уверен, что он не видел Её на кухне, гнев затмевает всё, особенно у него в голове. Даже несмотря на то, что там больше ничего и не было. Я пытался бороться, правда, но, когда тебе тринадцать, а против тебя амбал, очень сложно. Не то чтобы я жаловался. Хватка усилилась, это был его последний рывок, но перед этим он наклонился к моему левому уху.
– Ты сумасшедший сын, полоумной старухи. Ты один, никто не придёт тебя спасать. Ведь, когда ты воображаем, вряд ли ты сможешь спасти реального. – я слышал, как самодовольство просачивалось в его голос, как скрипят его челюсти во время того, как он говорит.
Резким движением правой руки Я всадил в его глаз ракету со своего стола, пока он напыщенно убирал голову от меня, чтобы насладиться своим триумфом над маленьким ребёнком. Так же внезапно вытащил её и всадил снова, в то же место, вкладывая больше силы и пытаясь затолкать ракету глубже в черепную коробку этого человека.
Отшатнувшись, туша упала посреди комнаты. Ураган стихал. Дыхание постепенно пришло в норму. Я схватил рюкзак и навсегда покинул те места.
Играл там хор и пели сирени
Часы пробили двенадцать. Луна тяжёлыми шагами ступает по облакам на самый верхний край неба. Звёзды объединились в пары и кружили вокруг, расступаясь водопадом, открывая путь. Затылки елей опущены к земле, отправляя глаза к свету, к сиянию ночного времени. Свечения млечного пути, словно молния на зимней куртке, соединились вместе готовясь к долгой и холодной зиме.
Одинокий фонарь тускло горел вначале тропинки. Усыпанная гравием, она вела от шоссе в глубь поля. Справа низкий хилый заборчик, с дырками в сетке между столбиками, очерчивал ровный квадрат в середине поля. Рулоны сена мирно спали на ещё насыщенно зелёной траве, еле шевелясь на прохладном ветру. Слева росли редкие кусты малины с едва различимыми крапинками черники. В конце тропинки возвышался одинокий дом с водонапорной башней с одного бока. Целиком деревянный, без единого гвоздя. Выкрашенный в цвет белого призрака, служил маяком среди бессветного пространства, собирая затерявшихся, заблудившихся мимопроходцев.
Позади него облака собирались в тёмную тучу, выронив пару молний из карманов. Эйнсли еле волоча ноги, больно наступая на острые камушки, плёлся в сторону дома. В руках у него был чемодан, хотя скорее чехол, внутри томилась укулеле из семьи португальских лютен. Он должен был идти дальше вдоль шоссе, но приближение дождя приводило его в ужас, чехол мог промокнуть, насквозь, до каждой ниточки могла бы дойти вода.
Вблизи, призрачно белый дом не казался жутким или страшно тоскливым, наоборот, около главного входа раскинулась небольшая лужайка с цветочными кустами. В углу обосновался белый жасмин, чуть ближе к дверям мирно отдыхали гортензии с лиловым отливом, а встречали Эйнсли роскошные кусты созревшей калины. Небольшой цветочный садик был абсолютно незаметен оттуда, где стоял фонарь. Белые деревянные двери с расписными стеклянными вставками были не заперты. Внутри душно. Даже слишком, будто весь тёплый воздух сбежался со всей округи, оставляя холодный снаружи.
Внутри дом был щедро обустроен. Огромные полки и шкафы, набитые разнообразными книгами и виниловыми пластинками. Кожаные кресла во главе с длинным диваном. Вручную вырезанные из дерева несколько тумб, пара журнальных столиков. Чистые терракотово-синие с золотыми нитями бархатные шторы с безупречным кружевом снизу. Эйнсли был внутри один. Никаких признаков хозяина, ни одежды, ни обуви, даже следов на полотенце для рук не было. Казалось, что какой-то то ли щедрый, то ли безумный господин оставил это место для таких же потерявшихся. Удобно устроившись в гостиной в кожаном кресле у только что растопленного камина, Эйнсли зашивал правый ботинок. Различные нитки в паре со всякого рода иголками лежали в приоткрытом верхнем ящике тумбочки у окна. Возникало ощущение, что они были оставлены так специально для него. Оставленные в ожидании бедного мальчика, у которого была лишь одна пара чёрных ботинок на два размера больше и в три раза старше его самого, украшенные множество раз порванными и сшитыми шнурками синего цвета.
За окном бушевала гроза. Едва приоткрытое окно на кухне впускало капли дождя и свежего, только что принесённого, северного ветра. Сквозь стекающие по окну реки, Эйнсли не мог оторвать взгляда от дикой сирени. Она стояла прямо там, под боком деревянного дома. Большое дерево фиолетовых цветов. Он не видел его раньше. Пока он шёл, там не было ничего, только острые камни, влажные горсти песка и капелька света в конце тропинки.
Раздался свист. Тёплый пар обволок лицо Эйнсли. Взяв чайник, он утопил в кружке заранее сорванные листочки мяты, присыпав их горсткой тёмного сахара. Сладкий чай согревал его изнутри, возвращая желание. Жажда вдохновения была размазана где-то в районе леса, километров десять, а то и все пятнадцать назад. Сразу после тоненького моста, уложенного через речку, не доходя до чащи у горы.
Эта невидимая нить, это чувство пустоты, ожидающее плотного заполнения чудными звуками и красками. Драгоценное сокровище, недоступное, но подчиняющееся смелым искателям, готовым с головой упасть в пучину пути. Эта таинственная сила, этот неугасаемый огонь, это обаятельное пение ветра, надёжно обволакивающее обещание прийти.
Эйнсли осторожно расстегнул молнию, сидя на диване, доставая укулеле. По одному разу дёрнул каждую струну, выплёскивая по ноте, раскидывая капли звука. Его пальцы еле касаясь проскользнули от первого лада к нижнему порожку. Тишина. В молчаливую комнату вошёл покой с нотками морского бриза. Осколки цветочного аромата приземлились вокруг Эйнсли, с благодарностью маша на прощание ветру. Его голос, словно раскаты грома перебивался утончёнными вспышками молний. Свет луны смешался с искорками огня в бархатный соус тумана, оставляя Эйнсли внутри, забирая все лишние мысли. Звуки искусно выскальзывали из-под пальцев, заставляя воздух внутри дома на малую долю секунды замереть, оставляя лишь росу эмоций. Каждая нота занимала своё место на мосту, на проходе между мечтами и реальностью, эмоциями и чувствам, объединяясь в единую магию. Эйнсли ласково держал деревянное тело инструмента. Живые нити пели свою партию без остановки повинуясь гармонии.
Вдох. Холодный воздух ударил по лёгким. Эйнсли встал. Подошёл к окну. Звёзды погасли. Луна медленно падала за горизонт. Поле потеряло всякий стог сена. Кусты растворились в темноте. Рухнул мост, уносимый рекой. Там падали горы. Плотный густой лес раскололся надвое, уходя под землю, оставляя после себя свет фонаря у окна. Выдох. На него смотрело его собственное отражение, а позади него ярко горел город, занесённый снегом, укутанный в шарф из вьюги.