– Ты вечно меня недооцениваешь! – с трудом скрывая горечь в голосе, Анна сглотнула. – Все прикрываешься какими-то своими неясными правилами, а на самом деле ты просто не желаешь делиться своими знаниями со мной. Ты считаешь меня слабой, но я вовсе не трусиха! Если я могу получить от них именно то, что мне нужно, то я хочу рискнуть!
– Вот значит как! Желаешь поиграться с могущественной силой, да? Что ж! Я расскажу тебе про гостей. И про то, что они могут. Вот только не надо мне потом говорить, что я не предупреждала тебя, как они опасны. Учись на собственных шишках, уж коли тебе так угодно!..
Зашуршав своими юбками, старуха вплотную подошла к внучке и склонилась над ней, буравя взглядом черных глаз.
– Безликих гостей вызывают на кладбище. Идти туда нужно вечером и найти там безымянные могилы. На каждой ставишь и зажигаешь черную свечу. Сколько гостей хочешь пригласить, столько могил нужно отыскать. Но, знай, что каждый гость отвечает лишь на один вопрос.
– Всего на один?..
– Ты сама сказала, что у тебя лишь один вопрос. И если ты все же вздумаешь к ним обратиться, то даже не думай приглашать больше одного-двух гостей.
– Почему? – Анна вытянула шею, внимательно слушая бабушку.
– Потому что, бестолковая твоя голова, за свои ответы гости берут плату. Могут просто снять кольцо с пальца или отрезать локон волос, а могут вырвать зуб или же навсегда забрать голос. Чем серьезнее вопрос, тем больше будет плата. Чем больше ты будешь наглеть, тем выше шансы, что они заберут у тебя что-то ценное… – Аглая поморщилась и кашлянула.
– Значит, я ставлю свечи на могилы, да? И что потом? – не испугалась девушка.
– С каждой могилы берешь горсть земли. После идешь домой, не оборачиваясь. Это важно. Ты не должна смотреть за спину!.. А дома накрываешь стол для гостей. Ставишь пустые тарелки, приборы. И на стол высыпаешь всю эту землю.
– Зачем?..
– Так надо, – старуха недовольно нахмурила брови. – Таковы правила. Или ты уже передумала?
– Нет! Рассказывай дальше.
– Ох. Глупая же ты! Ну, слушай… Надо будет тебе самой сесть во главе стола. И тогда безликие гости придут в дом. Помни, каждому ты задашь лишь один вопрос, если все же рискнешь вызвать двоих. Не жадничай, думай над вопросом и формулировкой. Они не отвечают на те вопросы, которые требуют длинных или развернутых ответов. А плату все равно берут, – Аглая вернулась в кресло и тяжело в него упала. – Пока не задашь вопросы всем гостям, они не исчезнут, помни об этом. После они сами уйдут, а ты все со стола убери да закопай где-нибудь на заднем дворе, подальше от глаз.
– А земля-то зачем нужна? – настойчиво спросила Анна.
– С ее помощью они тебе отвечать будут.
На несколько мгновений в комнате повисло молчание. Бабушка сидела в своем кресле без движения, даже не глядя на внучку. В то время как девушку разрывали на части невысказанные вопросы, но тревожить старуху мелкими неважными деталями она не хотела. Ведь ей и так удалось добиться того, за чем она приехала.
– Может, все же не будешь связываться с гостями? – прозвучал тихий голос Аглаи.
– Буду. Только от них я получу четкие ответы.
– И не боишься совсем? Ты с таким в своей жизни не встречалась еще.
– Я буду осторожна. Я ведь твоя внучка, – Анна усмехнулась. – Ведьмовская кровь и в моих венах тоже течет. Значит, и я совладаю с этими силами.
– Мала ты еще больно, да неопытна. Но я же знаю, что ты не остановишься. И если бы я тебе не рассказала о гостях, то ты бы пошла дальше, глупостей бы натворила, верно?
– Кто знает. Но все это звучит не так жутко, как я думала! Если четко следовать твоим указаниям, то вряд ли случится что-то страшное, правда?
Девушка выжидательно посмотрела на старуху, но та лишь выставила перед собой скрюченную левую руку, на которой не хватало безымянного пальца.
– Я тоже так думала в молодости. Я тоже так думала…
Домой Анна возвращалась в задумчивости. Она вела машину, но мысли ее витали совсем в иных измерениях. В своих намерениях она была четко уверена, но все же немного побаивалась прибегать к подобным силам из потустороннего мира. Особенно после того, как бабушка показала ей, что безликие гости взяли в оплату за ответ на единственный заданный вопрос.
Как только девушка приехала домой, то занялась подготовкой к походу на кладбище, и терзания вскоре покинули ее душу. Ради того, чтобы узнать ответ на тревожащий ее важный вопрос по работе, Анна была готова на многое. Ей сделали серьезное предложение, которое могло обеспечить ее на всю оставшуюся жизнь, но при этом оно напрямую было связано с высоким риском потерять все уже имеющееся. Принимать такое решение в одиночку ей не хотелось. А безликие гости могли помочь сделать этот непростой выбор, ведь им были открыты иные измерения и все скудные знания этого мира.
Едва стемнело, как Анна поехала на ближайшее к ее дому кладбище. В багажнике лежала сумка со свечами и пакеты для земли. Давно закрытое из-за заполненности кладбище находилось в области, всего в часе езды, но время тянулось медленно. На дорогах было пустынно, и девушка, крепко схватившись пальцами за руль, уверяла себя в том, что на этот вечер ей стоило отринуть все страхи и опасения. Она должна была решить свою судьбу, свое будущее, а потому предстоящий обряд и прогулка ночью между могилами – это была вынужденная мера.
Свернув с широкой трассы на узкую изрытую колдобинами дорогу, Анна заметила, как впереди в свете фар блеснула высокая кладбищенская ограда и старые просевшие ворота. Припарковавшись под ближайшим деревом, девушка решительно вышла из машины и забрала из багажника все необходимые для обряда вещи. Медленно двинувшись навстречу своей судьбе, она тихо проскользнула мимо никем не охраняемого входа. Ориентируясь в темноте с помощью фонарика на телефоне, Анна первое время шла по главной аллее, опасливо прислушиваясь к любым звукам и нервно разглядывая надгробия. Ровные ряды крестов, металлических и деревянных, тянулись вдаль и терялись во мраке. Из-за оглушающей тишины место это было окутано тяжелой энергией, но девушка продолжала убеждать себя, что бояться ей нечего.
– В конце концов, все мы будем здесь… – прошептала Анна себе под нос, чтобы звук собственного голоса ее успокоил.
Почти полчаса потребовалось для того, чтобы отыскать самую старую часть кладбища, где покосившиеся надгробья, поросшие мхом и едва различимые в переплетениях сорняков, уже многие десятилетия стояли в своем удручающем молчании, забыв, когда к ним приходили последний раз. Анна, уже порядком успокоившаяся и утомленная, долго рассматривала истертые временем камни и проржавевшие кресты, выискивая безымянные могилы.
Совет бабушки все еще тревожил разум девушки: Аглая говорила о том, что призывать стоило не больше одного или двух гостей, но ведь два вопроса – это так ничтожно мало. Блуждая между оградами, Анна боролась с собой, раздумывая над тем, стоило ли ей жадничать или все же нужно было прислушаться к старухе. Ведь вряд ли когда-нибудь она еще раз решится поехать ночью на кладбище. А так был шанс задать какие угодно вопросы, даже узнать о своем будущем.
Дрожащей рукой Анна поставила черную свечу на первую безымянную могилу и, неуверенно щелкнув зажигалкой, подожгла фитиль. Слабый огонек несколько секунд боролся с порывами ветра, а после неожиданно окреп и стал светить ровно. Пламя потянулось вверх, больше не вздрагивая от дуновений холодного ветра, словно какая-то сила оберегала его. Девушка набрала горсть сухой земли с могилы и положила в один из пакетов. На одно мгновение она вдруг почувствовала, что ее тело охватила оторопь – кто-то провел ледяными пальцами по ее затылку и волосам.
Первым желанием было обернуться, но страх сковал сердце Анны, и лишь через одну томительно долгую секунду она вспомнила о предостережении бабушки Аглаи – нельзя было смотреть назад. Что бы или кто бы там ни стоял, но девушка не должна была это видеть.
На негнущихся ногах Анна двинулась дальше, к следующей могиле. Постепенно леденящий ужас отступил, а вот чье-то присутствие за спиной все еще было ощутимо.
Следующая свеча зажглась на холме поросшей крапивой земли, и вновь чьи-то ледяные пальцы прикоснулись к затылку девушки, заставляя ее сердце испуганно замереть на мгновение.
Может, стоило остановиться на двух гостях?
Анна задумалась. Ее терзало множество вопросов, связанных не только с работой. К тому же, гости могли приоткрыть тайну завесы на любой момент из будущего девушки. И ей показалось неразумным отказываться от такой возможности четко и точно предсказать всю свою судьбу наперед.
Третья могила и еще одна свеча. Четвертая. На пятой могиле Анна даже не вздрогнула, когда холодные пальцы вновь дотронулись до ее затылка. А вот перед шестой безымянной могилой, укрытой за ржавой оградой, поросшей плющом, девушка долго стояла. Но когда и над шестой черной свечой взвилось яркое пламя, то Анна четко решила для себя, что это была последняя могила. Пора было возвращаться домой и приступать к следующей части обряда.
Осторожно направившись к выходу с кладбища, решив обойти территорию вдоль забора, девушка старалась смотреть строго перед собой. Она даже не отводила голову в сторону, опасаясь краем глаза заметить то, что видеть ей было не положено. А вот сомневаться в присутствии духов за спиной не приходилось: Анна чувствовала, как холодела ее кожа на лопатках, куда словно было направлено шесть пар глаз. Но ни единого звука, вздоха или шороха не доносилось, пока девушка торопливо блуждала между рядами мрачных надгробий.
Стоило ей ступить за ворота, как дышать стало гораздо легче, но вот ощущение смерти, следовавшей за ней по пятам, никуда не исчезло. Скорее сев в машину и заводя двигатель, Анна в первую очередь сразу же отвернула от себя зеркало заднего вида, чтобы ненароком не посмотреть назад. Уже через несколько минут она мчалась домой по пустой дороге, слабо освещенной фонарями. Намертво вцепившись в руль, девушка почти не дышала, обливаясь холодным потом. Правильно ли она поступила, решив пробудить все эти души? Эти силы были гораздо опаснее, чем ей казалось изначально, и теперь она отчетливо ощущала это.
Когда на трассе показался съезд к деревне, в которой находился дом Анны, то она лишь упрямее сжала губы, не позволяя себе думать ни о чем ином, кроме своей цели – узнать ответы на тревожившие ее вопросы. Отступать было поздно, обряд следовало провести до конца.
Припарковавшись и громко хлопнув дверью машины, девушка с внутренней дрожью вошла в свой пустовавший дом. Она первым делом поспешила в столовую, где уже заранее подготовила стопку чистой посуды. Щелкнув выключателем, Анна без промедления принялась аккуратно расставлять на длинном обеденном столе тарелки, раскладывать столовые приборы, а после того, как все было закончено, то она высыпала привезенную с собой могильную землю посередине стола.
Теперь, когда все условия призыва гостей, названные Аглаей, были выполнены, то пора было ждать прихода званых гостей.
Девушка села во главе длинного обеденного стола и, нервно сглотнув, оглядела творение своих рук. За окном давно уже была ночь, и во всей деревне, наверное, лишь в доме Анны горел свет. Накрытый чистой белой скатертью стол, посреди которого высилась горка темной земли, казался пугающе безжизненным: отодвинутые стулья, пустые тарелки – все это замерло в ожидании гостей.
И они пришли.
Свет в комнате погас так внезапно, что Анна даже не сразу это поняла. И стоило ей вцепиться напряженными пальцами в край стола, как напротив ближайшей к ней тарелки неожиданно из воздуха соткалась черная свеча, точь-в-точь как те, что девушка жгла на кладбище, и тонкий фитиль загорелся ярким ровным пламенем. Следом на ней появилась вторая, третья, и так все шесть мест оказались освещены. И в этом тусклом свете Анна с содроганием увидела, как из темноты к столу двинулась высокая фигура.
Завернутый в белоснежный саван призрак, лицо которого полностью было скрыто под овальной пустой маской без каких-либо прорезей, практически плыл над землей, как невесомая тень. Он неторопливо приблизился к Анне и замер за спинкой ближайшего к девушке стула. Стоило ему остановиться, как в конце столовой сразу же показался следующий призрак, ничем не отличимый от предыдущего духа. Он так же проплыл к столу и занял место возле другого стула.
Несколько минут призванные мертвецы появлялись в доме Анны друг за другом, пока последний, шестой, не остановился около единственного оставшегося свободным стула. И тогда все духи, словно по мановению руки, одновременным плавным движением заняли свои места за столом.
Безликие гости прибыли на званый ужин.
Находясь в странном оцепенении от всего происходившего, девушка боялась даже вздохнуть или моргнуть лишний раз. Она и подумать не могла, что такой леденящий ужас скует ее душу.
Гости резко и синхронно повернули свои головы с непроницаемыми пустыми масками в сторону Анны, и она, сама от себя такого не ожидая, испуганно вскрикнула, чувствуя, как неровно бьется ее сердце. Бабушка Аглая говорила, что ответы на вопросы духи будут давать с помощью земли, лежавшей посреди стола, и девушка решила, что пора начинать главную часть обряда, ради которой все и было задумано.
Она могла задать всего шесть вопросов, и выбирать стоило с умом. Но пределы возможностей Анне были не известны, и для начала стоило определить границы. Прочистив горло, девушка четко и уверенно спросила:
– Вы дадите ответ на любой вопрос?
И в тот же миг земля на столе сдвинулась, раскатилась по скатерти тонким слоем, и невидимый глазу палец медленно вывел ответ: «Да».
Анна чуть не задохнулась от волнения, но почти сразу же сидевший по левую руку от нее гость опустил голову вниз, и на его тарелке что-то появилось. Девушка нахмурилась, не сразу поняв, что же теперь лежало перед призраком. Длинный светлый волос свернулся спиралью на тарелке, и Анна невольно сглотнула, догадавшись, что это был ее собственный волос.
Плата за простой вопрос была незначительной, и это придало ей сил. Зато теперь без сомнений можно было спрашивать о чем угодно, и соблазн узнать тайны этого мира, недоступные другим людям, поселился в голове девушки.
Следующий свой вопрос она задала без сомнений:
– Если я подпишу контракт с Алексеем и его фирмой, то понесу ли я убытки?
Земля вновь зашуршала, выравниваясь на столе, а после незримый палец вывел на ней четкие буквы.
«Да».
Анна помрачнела. Она опасалась, что все это предложение Алексея по работе могло плохо для нее обернуться.
Второй гость опустил голову вниз, а перед ним на тарелке лежала тонкая золотая цепочка, которую девушка всегда носила на шее. Анна растерянно пальцами коснулась горла, но на коже больше не было любимого украшения. Она даже не расстроилась, подумав о том, что бабушка Аглая обещала ей куда более страшную плату за вопросы.
– Если я подпишу контракт с Алексеем и его фирмой, то полученная мной прибыль будет значительно превосходить понесенные убытки? – девушка почти минуту думала над формулировкой этого вопроса. Она призналась себе, что все же сильно сглупила с предыдущим вопросом, ведь убытки не обязательно говорили о том, что прибыли не будет вовсе.
«Да» – возник на земле третий положительный ответ, от которого сердце Анны радостно заколотилось в груди. Все же ей стоило подписать контракт! А это значило, что она, фактически, обеспечит себе безбедную жизнь на долгие годы. И если бы не безликие гости, то она не приняла бы это решение с такой легкостью и уверенностью.
На тарелке третьего призрака появилось нечто крошечное и вытянутое, окрашенное в ярко-алый цвет. Анна чуть ли не грудью легла на стол в попытках разглядеть, что же такое забрал у нее дух, но внезапно ощутила слабую ноющую боль в пальце. Она с удивлением посмотрела на собственную правую руку. На указательном пальце не было ногтя.
В первую минуту девушка испугалась, но после взяла себя в руки. Даже это с трудом можно было назвать большой платой за то, что ей удалось узнать. Она стала хозяйкой собственной судьбы и заплатила за это всего лишь одним ногтем. Не так уж и много!
Палец кровоточил и болел, но Анна старалась не смотреть на него. У девушки оставалось еще целых три вопроса, а она уже узнала все, что касалось работы. И теперь, на собственном опыте убедившись, что гости и правда знали все ответы, соблазн спросить о запретном еще сильнее завладел ей. И потому следующий вопрос Анна задавала с опаской, понизив голос до шепота:
– Существует ли бог?
Земля тонким слоем рассыпалась по столу, закрывая предыдущий ответ, и новый незамедлительно появился перед глазами пораженной девушки.
«Неправильный вопрос».
Анна закусила губу, разочарованная увиденным. Это означало, что гостей не устроила формулировка. Ответ на подобный вопрос не мог быть точным и однозначным, а потому духи ничего ей и не сказали. А вот плату, как и предупреждала Аглая, все равно должны были взять.
Маленькое аккуратное ушко с золотой сережкой появилось перед четвертым призраком, а после Анна почувствовала жгучую боль, которая сдавила голову. Это было ее собственное ухо, и теперь на его месте кровоточила дыра. Ошарашенная девушка прижала ладонь к голове, а пальцы нащупали только болезненную кровоточащую рану. Даже все звуки стали словно гораздо глуше, и Анна далеко не сразу поняла, что пронзительные стоны и страдальческие хрипы, которые разносились по столовой, принадлежали ей одной.
Трудно было молодой и красивой девушке смириться с тем, что теперь ей вечно придется прикрываться волосами, чтобы спрятать свое увечье. А обиднее всего, что такая цена была уплачена за вопрос, на который духи даже не ответили. Однако так просто сдаваться Анна не собиралась, и практически сразу же резко и решительно прозвучал ее пятый вопрос:
– Что нас ждет после смерти?!
Одно-единственное слово возникло на слое земли.
«Ничто».
Пятый из призраков опустил голову вниз, но в тарелке перед ним ничего не появилось. Анна, обдумывая странный и пугающий ответ духа, подождала полминуты, однако, ситуация не изменилась. Гость забрал что-то, что нельзя было увидеть, и девушка вспомнила, как бабушка говорила ей, будто гость мог отнять даже голос. Анна попробовала что-то сказать, но звуки без проблем вырвались из ее горла, вот только голос ее изменился, стал сиплее и словно глуше. Еще не понимая, что произошло, она в отчаянии потерла свое лицо ладонями, и только в тот момент обнаружила, что ее пальцы и запястья не похожи больше на красивые ухоженные руки молодой женщины, какими были всегда.
Кожа покрылась тонкой сеткой морщинок, которых никогда не было на тыльной стороне ладоней у Анны. Жуткая догадка пронзила голову девушки, и она с болезненным осознанием поднесла к глазам прядь собственных волос. Теперь редкие седые локоны прочертили некогда красивые светлые волосы. Крик ужаса наполнил дом, и Анна схватила со стола ложку, чтобы вглядеться в собственное отражение. Оттуда на нее смотрела немолодая женщина, чье осунувшееся лицо искривила гримаса страха.
Безликие гости забрали ее молодость, ее годы жизни.
Слезы сами хлынули из глаз Анны, когда, еще не смирившись со своей потерей, она вдруг осознала, что даже после всего произошедшего она не могла прервать обряд. Аглая говорила о том, что безликие гости не уйдут, пока все вопросы не будут озвучены, и каждый ответ будет злить их лишь сильнее. Девушке оставалось спросить что-нибудь у шестого призрака с закрытым маской лицом, единственного из духов, кто еще продолжал смотреть на Анну, перед кем еще пустовала тарелка.
В тот миг от осознания собственного бессилия девушке захотелось выть. Как же она сожалела, что не послушалась бабушку и рискнула вызвать так много гостей. Это действительно оказалась сила, с которой не стоило играть! А ведь если бы она не стала жадничать и ограничилась двумя или тремя духами, то ничего бы этого не было – при ней остались бы и ухо, и молодость с красотой. Но теперь уже ничего нельзя было поделать – гость ждал своего вопроса.
– Как я умру? – хрипло спросила Анна, боясь увидеть ответ.
На могильной земле посреди стола медленно стали появляться буквы, одна за другой, пока они не сложились в слова.
«Ты лишишься сердца».
Анна замерла, не смея оторвать взгляд от ужасной надписи, которая пророчила ей гибель. И тогда она почувствовала, как ее грудь неожиданно сжалась, а боль разорвала все тело на множество мелких осколков. Впившись пальцами в грудину, девушка закашляла, неистово и отчаянно, ощущая, что в тот момент что-то бесконечно важное было вырвано из нее навсегда.
Последний взгляд, брошенный на тарелку шестого безликого гостя, после которого Анна без жизни упала на стол. А на блюде, словно роскошное угощение, лежало сырое человеческое сердце, истекавшее кровью.
Черные свечи погасли, погрузив столовую в вязкую густую тьму, а безликие гости, забрав свою плату, медленно и неспешно удалились.
В комнате остался лишь длинный опустевший обеденный стол, усыпанный могильной землей, и безжизненное тело немолодой женщины, на лице которой застыли ужас и беспредельное отчаяние.
Симфония шепотов
Иннокентий Петрович Лисицын считал себя человеком мыслящим и в какой-то степени осторожным. Жить он старался по неким своим внутренним критериям, сформировавшимся благодаря консервативному воспитанию отца и деда еще в детстве. А вот опасливое отношение к реальности и окружавшим его людям уже выработал самостоятельно в более позднем возрасте, исходя исключительно из личного опыта. И именно из-за этого Иннокентий, хоть и довольно рано сумел обеспечить себя должным образованием и заработком, но вот о сближении с иными людьми, а в особенности с женщинами, речи и не шло. Разменяв уже пятый десяток, Иннокентий не сильно сожалел о собственном одиночестве, решительно отдав всю свою внутреннюю страсть коллекционированию.
Богатое собрание грампластинок занимало в доме Лисицына отдельную комнату, где помимо четырех поистине монументальных стенных шкафов располагались лишь проигрыватели нескольких видов и старое продавленное кресло. Каждый вечер перед сном Иннокентий любил удаляться в эту комнату, садиться в свое любимое скрипящее кресло с чашкой крепкого черного чая и наслаждаться каким-нибудь экземпляром своей коллекции.
В каждом из шкафов у педантичного хозяина царил порядок и чистота. Расставленные по эпохам, странам изготовления и музыкальным жанрам пластинки представляли собой не только современные образцы винилового ренессанса, но в коллекции также встречались уникальные диски конца XIX века из шеллака и даже столь популярные в свое время джазовые композиции, записанные на рентгеновских снимках.
Много лет назад Иннокентий со свойственной ему аккуратностью запустил свои руки в карманы всем городским коллекционерам и перекупщикам. Выменивая и доставая определенные экземпляры записей, он собирал даже плохо сохранившиеся пластинки, в краткие сроки став владельцем внушительной коллекции. И поэтому уважаемый ценитель Лисицын довольно быстро приобрел в узких кругах свою славу опытного филофониста. Ему часто стали звонить неравнодушные дельцы, доставая информацию об очередных коллекционерах или любителях, пожелавших продать свои собрания редких пластинок. И Иннокентий всегда пользовался случаем.
Так произошло и в этот раз.
Один из перекупщиков позвонил Лисицыну поздно вечером и сообщил, что недавно скончался немолодой и весьма склочный коллекционер Федосов, который последние несколько десятков лет только и занимался тем, что структурировал и прослушивал свое обширное собрание, мало с кем общаясь. Теперь же по завещанию вся коллекция досталась единственному сыну Федосова, который увлечение отца никогда не разделял и намерен во что бы то ни стало распродать все пластинки.
Для Иннокентия это было значимым событием. И на следующий же день он уже звонил в двери к сыну Федосова, с предвкушением ожидая пополнения своей коллекции.
Дверь открыл осунувшийся небритый мужчина, которому на вид трудно было дать меньше сорока лет. Укутанный в коричневый свитер крупной вязки он имел привычку прятать пальцы в рукавах и постоянно нервно прищуривал левый глаз.
– Это вы, должно быть, тот самый Лисицын, что звонили вчера? – хриплым голосом поинтересовался сын покойного.
– Все верно. Иннокентий Петрович. Рад познакомиться лично, – Лисицын протянул ладонь для рукопожатия.
– Василий. Василий Федосов, – холодные длинные пальцы крепко сжали руку гостя. – Проходите. Я как раз заканчивал изучать альбомы отца. Представляете, он систематизировал всю коллекцию. Закончил буквально за пару дней до смерти. Указал даже место покупки каждой пластинки!
Иннокентий одобрительно хмыкнул и переступил порог.
– Вы не разувайтесь. Тут грязно. Проходите в гостиную, а я пока поставлю чай. Вы будете?
– Не откажусь. Благодарю.
Повесив плащ и шарф на вешалку, Лисицын прошелся ладонью по голове, приглаживая свои волнистые седые волосы, и после двинулся прямо по коридору, который оканчивался распахнутыми дверьми, отсекавшими просторную гостиную от остальной квартиры. В воздухе витал запах пыли и почему-то расплавленного винила – такая легкая едва уловимая вонь.
Комната до потолка оказалась уставлена узкими деревянными шкафами, расстояние между которыми редко достигало больше полуметра. На полках плотными вереницами дисков стояла виниловая коллекция покойного Федосова старшего. В помещении царил мрак: окна были плотно зашторены тяжелыми портьерами. Единственным местом, где мог приютиться человек, оказался стоящий в углу диван, у которого не было ни одной уцелевшей ножки, и он просто лежал на полу, почти полностью погребенный под клочками смятой пожелтевшей бумаги.
– Вы извините за бардак. Отец тут не убирался, и я смысла сейчас уже не вижу, – Василий тихо появился за спиной Иннокентия, который с предвкушением оглядывал полки с пластинками. – Чайник я поставил. А вы садитесь на диван, подвиньте там все. Я сейчас принесу каталог отца.
Пока Лисицын сбрасывал с дивана на пол груду исписанной кривыми буквами бумаги, Василий вернулся с пачкой из пяти толстых альбомов с истертыми корешками.
– Вот. Смотрите, что вам нужно в каталоге и ищите по записям, что где лежит. Расположение на полках понять тут не трудно, все шкафы пронумерованы.
– Вы не будете присутствовать? – принимая альбомы из рук, поинтересовался Иннокентий.
– Нет, уж извините. Я разбираю вещи в спальне отца. Там куча хлама. Сделаю вам чай и опять туда. Но если понадоблюсь, то зовите, конечно.
Василий прищурил левый глаз, легко кивнул собеседнику и удалился на кухню. Через несколько минут он вернулся с кружкой горячего черного чая, передал ее Лисицыну и почти сразу же вновь покинул гостиную.
Иннокентий остался наедине с толстыми альбомами, впечатляющей коллекцией Федосова и дешевым отвратительным на вкус чаем.
Скорее отставив кружку как можно дальше, Иннокентий Петрович принялся изучать каталог. Структурированные записи, сделанные ровным аккуратным почерком, невольно вызвали у Лисицына вздох восхищения. Но тем страннее был тот факт, что сброшенные с дивана мятые листы и клочки бумаги были исписаны корявым и неразборчивым почерком, словно эти заметки делал другой человек. Хотя Федосов старший жил в этой квартире совершенно один.
Ради интереса Иннокентий подцепил пальцами ближайший к нему скомканный тетрадный лист и расправил его. Текст плохо поддавался прочтению, но несколько слов можно было разобрать.
«Пламя». «Обреченность».
Нахмурившись, Лисицын несколько мгновений изучал неровные угловатые буквы. Похоже, у старика Федосова или на старости лет помутился рассудок, или же его терзали какие-то кошмары. Почему-то эта мысль не давала Иннокентию покоя, и он, прочистив горло, окликнул Василия:
– Прошу прощения, а как скончался ваш отец?
Из соседней комнаты послышался шорох, стук и, наконец, сын Федосова ответил:
– Подробностей я не знаю. Просто отец перестал отвечать на мои звонки в какой-то момент. Несколько дней я думал, что он просто злится на меня из-за какой-нибудь очередной глупости. Знаете, он частенько так делал, – Василий тяжело вздохнул, и это было слышно даже в гостиной. – Но он все не звонил и трубку не брал. Тогда я не выдержал, приехал, открыл дверь своим ключом. А он лежит на кровати, уже весь покрытый пятнами этими трупными… И ни записки, ничего… Видимо во сне скончался.
– А что же сказали медики и полиция?
– Да ничего толком и не сказали. Вроде как естественная смерть, все же немолодой он уже был. В найденном завещании было указано, чтобы тело его не резали и не вскрывали. Так что я даже и не узнал, из-за какой болезни он так скоропостижно умер.
Иннокентий еще раз взглянул на скомканный лист бумаги, который он сжимал в пальцах. Слово «обреченность» почему-то отозвалось дрожью где-то внутри его тела. Будто тот, кто писал его, вложил в каждую неровную букву свою боль и отчаяние.
Василий незаметно и практически бесшумно оказался на пороге гостиной:
– Но вот одно, я вам скажу, точно было странно. Еще когда я нашел его тело, то сразу же обратил внимание: под ним вся подушка была в крови. Уже запеклось все, как плотная корка, почернело, но по следам было видно, что перед смертью вся эта кровь вышла у него из ушей.
Время до вечера пролетело практически незаметно. Василий безмолвно разбирал личные вещи покойного в спальне, а Иннокентий выписывал из каталога Федосова старшего все заинтересовавшие его пластинки. А таковых оказалось немало. Еще почти час ушел на то, чтобы отыскать выбранные экземпляры, протискиваясь между шкафами, расположенными слишком близко друг к другу.
Когда на промятом диване лежало уже несколько десятков присмотренных пластинок, Лисицын, наконец, удовлетворенно закрыл альбомы и просто ходил по комнате, внимательно вглядываясь в полки. Он надеялся отыскать что-нибудь особенное, что он просмотрел в каталоге или пропустил, сочтя неинтересным.
Ровные ряды пластинок томились в ожидании, но взгляд Иннокентия скользил мимо них, ни на чем конкретном не концентрируясь. Внутренне Лисицын был крайне доволен проведенным днем: в собрании Федосова старшего оказалось несколько экземпляров, которые он давно уже присматривал для пополнения собственной коллекции. Но все равно угрюмая гостиная, будто бы скрытая от всего остального мира каким-то незримым пологом забвения, начинала понемногу давить на Иннокентия Петровича. Он постоянно чувствовал себя лишним в этой комнате, да и во всей квартире в целом, а этот удушающий запах расплавленного винила, неясно откуда витавший в коридоре, и вовсе действовал Лисицыну на нервы.
Недалеко от плотно зашторенного окна стояла старая деревянная этажерка, на которой располагался единственный в комнате проигрыватель. Иннокентий подошел ближе, чтобы оценить состояние аппарата, но с удивлением обнаружил, что на диске лежала пластинка. Для аккуратного и бережливого Лисицына такое хранение экземпляров коллекции было неприемлемым: оставлять в проигрывателе пластинку, чтобы ее канавки забивались пылью, казалось верхом неразумности для любого филофониста.