– Ишь, месяц рожки строит! – указала тогда мама и хитро улыбнулась. – Гляди в оба, как бы опять его чёрт не стащил, как у Гоголя!
И мне сразу стало весело, потому что Гоголя я читала как раз недавно и вся история ещё живо вставала перед глазами.
В храме было людно. Очень скоро меня начало пошатывать от жары и духоты, хотя все форточки были открыты. Я прижалась к аналою, где лежала икона Рождества, украшенная, точно маленький вертеп, еловым куполом. Его зелёные веточки были увешаны игрушками и присыпаны искусственным снегом. Снежная присыпка пахла ужасно сладко, и этот запах сильно кружил мне голову. Так я и стояла, едва не засыпая, морщась от тяжелого приторного аромата, но всё равно ощущала радость – Рождество же, Рождество! И я впервые на ночной службе и впервые могу почувствовать праздник по-настоящему – не проснувшись утром, когда уже всё случилось, а именно в ночь, в самое время происхождения чуда! И вокруг меня другие люди, которые тоже пришли сюда, чтобы прочувствовать праздник – и я среди них, и это хорошо. Эта икона сбоку и запах сладкого снега навсегда остались в памяти как образы праздника, радости и самое главное – ощущения приобщённости к этому празднику, к этой радости.
Потом другой эпизод – накануне службы, утром шестого числа, я с другими приходскими девочками остаюсь на уборку – чтобы ощущение приобщённости стало ещё сильнее!.. Серьёзную работу детям, разумеется, не доверили. Чтобы не мешались под ногами, всех троих усадили в храме и выдали тряпки и полироль. На лавку перед нами легли подвесные лампады, и их потускневший металл было велено натереть до блеска.