Не успела сделать и шага, как доски за дверью заскрипели и новый стук заставил меня закатить глаза. О, эту походку я точно знаю. Тем более, что трактор заглох минуту назад. Послав Даше взгляд «вот видишь», я вновь распахнула дверь, глядя на раскрасневшееся Васькино лицо.

– Эт, Кузнечик, – глаза тракториста косились так, что, подозреваю, в следующий раз придется везти его к офтальмологу, – тебе там вродь как крыльцо поправить над было? Так я это, я давай.

– Вечером, Вась, хорошо? У меня голова болит, – похлопав парня по плечу, ухватилась за нахмурившийся взгляд, – что?

– Так это, – он огляделся и тут же наклонился ниже, – давай опохмел принесу. Самогонка – во!

– Да не пила я! – заорала, выталкивая остолбеневшего Ваську дальше. – Просто болит голова.

Захлопнув дверь, сжала виски, растирая и разгоняя словно собравшуюся в них кровь.

– Я ж это, – шуршал Васька за дверью, – того. По-доброму, по-соседски.

– Да иди ты домой!

Тяжелый Дашкин вздох больно коснулся того места, где у меня, должно быть, умерла совесть. Обещала не пить. Еще первый раз, когда моя блонди все это безобразие увидела. Года так два назад. Но я же и не пью. Чуть подзадержалась с исполнением, ну и что. Тогда она смотрела на меня так же. Скрестив руки на груди пальчиками, перебирая кончики хвоста, что заканчивался как раз в районе накачанного предплечья. Дашку все называли «модель», и по-другому редко кто обращался. Было за что. Длинные стройные ноги, пухлые губы и блестящие белые волосы. Зеленые глаза девушки делали ее похожей на лисичку. Вот ими сейчас она меня и прожигала.

– Я не пью, – спокойно сказала я, отлипая от двери и направляясь в комнату, – честно.

Тайная дочь двойника Шарли́з Те́рон следовала по пятам четкой модельной походкой. Когда девушка скинула туфли, даже не заметила. Поморщилась, усаживаясь на кровать. Знает, что мне сложно будет полы мыть, вот и идет чуть ли не на цыпочках.

– Я по делу, Даш, – сцепив руки в замок, я наклонилась чуть вперед, уменьшая давление на нерв, – прости, что просто так не звоню.

– Могла бы спросить, как у меня дела, – надув губы, девушка осторожно присела на край стула, – для начала хоть.

– Конечно, ведь ради этого вопроса ты всю ночь гнала свою красотку к черту на рога, – усмехнулась я, – я и так вижу, что у тебя все хорошо. Ты шикарно выглядишь.

– Ты тоже, – бордо растянулась в улыбке Даша, тряхнув головой.

Врать она не умеет. Нос девушки предательски покраснел, а внутри у меня все сжалось. Что за дерьмо? Зашипев, я поднялась на ноги.

– Лейтенант Синицына, отставить сопли.

– Есть отставить сопли, – пробурчала она, часто моргая.

– Даш, мне неприятно, что, смотря на меня, человек рыдает. Это ломает мою неустойчивую психику и не способствует выздоровлению. Жалость – не то, что делает меня сильной, окэ?

– Ты правда хорошо выглядишь, – кивнула она, сжав пальцы на коленях, – просто все это.

– Прошло, – прервала ее я, – все хорошо.

– Ты совсем одна, – просто констатирует она, вытерев нос бумажным платком, что ловко вытащила из сумки, – как дела с поиском бойфренда?

– Тут каждый второй мой потенциальный бойфренд, не видишь, что ли, – положив руки на талию выгибаюсь, насколько могу, – кто ж перед такой красотой устоит? Выбираю, прицениваюсь, – она наконец смеется, а облегченно выдыхаю, – пока мне хорошо одной. Возможно, всегда будет именно так. Это не самая большая проблема в жизни, правда?

– Да, – согласно кивает она, убирая выбившуюся ванильную прядь за ухо, – если тебе так хорошо, то да.

– Отлично. Теперь можем к делу?

Даша согласно кивает, приготовившись внимательно слушать. Ее лицо тут же становится серьезным, в уголках глаз кожа покрывается складками. Она всегда прищуривается, говорит, что так слышно лучше. У каждого свои привычки.

– Хозяина этого дома разыскивает полиция уже много лет, – спокойно начинаю я, меряя шагами комнату, – почему – неизвестно. А вчера наши с тобой друзья навестили местного участкового. Такое впервые и почему-то произошло именно тогда, когда я наладила свою жизнь в поселке.

– Тебе это не понравилось, – не спрашивает, а утверждает Даша, кивнув головой.

– Именно. Я не понимаю, почему они не пришли ко мне. У меня из вероятных вариантов лишь один, и он меня тревожит.

– Думаешь, что хозяин этого дома связан с… – голос Д.аши надламывается, а я киваю, – но он мертв, Сим.

– Ты видела его тело? – сложив руки на груди, я наклоняюсь к ней – Или знаешь того, кто видел?

Даша нервно сглатывает слюну и отворачивается к двери. Почему-то молчание давит на меня. Хочется схватить ее за плечи и хорошенько тряхнуть, но девушка, закусив губу, поворачивается и внимательно вглядывается в мое лицо.

– Сим, – кончик ее языка мелькает между губ, – ты понимаешь, что нездорова?

– Началось, – закатив глаза, я отхожу к плотно занавешенному ок.ну.

– Ему было больше двух тысяч лет, Сим! От него не осталось бы и горсти праха, понимаешь?

– Тогда почему они просто не пришли ко мне? – прошипела. я. – Пошли к участковому. Зачем?

– Ты пьешь свои лекарства? – спокойно спрашивает Даша, а я, зашипев, вцепилась в подоконник. – Сим, успокойся. Я узнаю все, что смогу, но это правда кажется паранойей.

– Этот мудак жив, Даш, – скриплю сквозь зубы, чувствуя, как кровь загорается пламенем, – я его кишками чувствую, понимаешь?

Со вздохом Даша поднимается со стула и достает новенький 11-й айфон.

– Говори имя хозяина дома, запишу себе и пробью.

– Вагнер Сергей Дмитриевич, 1987 года рождения, – зажмурившись, вспоминаю строчку из домовой книги, куда вносили меня после получения «наследства», – место рождения город Дрезден, Германия. Но он русский, в этом сомнений нет.

Звук, что раздается каждый раз, когда ее палец касался экрана, прекратился еще на отчестве. Жду, когда Даша допишет данные, но лишь слышу, как она глубоко втягивает воздух. Повернувшись, разглядываю растерянное лицо подруги, что невидящим взглядом уставилась в телефон. Она не моргает.

– Даша?

– Сим, – девушка кашляет и поднимает глаза, в которых плещется боль, – это наш сотрудник.

– Чего, б… – сглатываю, вспоминая, что обещала себе не материться, – что?

Глава 4

Она молчит слишком громко для моего мозга. Смотрит вниз и ковыряет носком, обтянутым в тонкий чулок, пол. Я вижу Дашкины плотно сомкнутые губы. Внутри все сжимается. Желание выплеснуть огненный кусок пламени изнутри невыносимо. Сгорать заживо, снова и снова, долбясь в чертовой агонии. Я понимаю это выражение. Прекрасно, мать его, понимаю, почему она так себя ведет.

– Он – вампир? – шиплю я сквозь зубы, с трудом удерживаясь на месте.

– Никто не знает наверняка, Сим, – тихо шепчет она, вновь поджимая губы, – но работает он там же, где, – она замолкает, не поднимая взгляд.

– Работала я, – чувствую, как от злости сжимаются кулаки, – да?

Снова предали. Снова. Втянув воздух сквозь зубы, я еле нахожу опору. Сегодня это ненависть. К единственному оставшемуся родному мне человеку. К дяде, чью сестру вместе с мужем убил вампир. Мою мать. Сердце колотится в горле, а перед глазами пляшут пятна.

«Эти твари больше не заслуживают нашего доверия. Мы призваны уничтожать их отныне, Сим».

Полковник, что же ты так. У тебя никого нет кроме меня. Никого.

– Почему ты не сказала мне? – с трудом заставляю себя не кричать.

– Сим, это всего лишь слухи, – подняв на меня взгляд, Даша делает шаг вперед, – его напарник погиб пару месяцев назад при, – Даша закусывает губу, – схожих обстоятельствах.

– То есть напарник точно вампиром не был, – выдаю я, чувствуя, как желудок останавливается где-то в районе кишок и заставляет кожу покрываться липким потом, – анализы? Друзья? Хоть что-нибудь.

Даша нервно облизывает губы, но не отводит взгляд.

– Я сама делала ему этот паспорт, – тяжело вздохнув, Даша расправляет руки по швам и подается вперед, – ты тогда еще работала с нами.

– Значит, документов у него не было, – усмехнувшись, я плотно зажмуриваю глаза, прогоняя призраков прошлого.

– Ты сама говоришь, что его разыскивала полиция, – Даша пожимает плечами, – мы не можем ничего знать наверняка. Но если полковник посчитал нужным, – язык вновь пробегается по покусанным губам, – Сим, он не работает с вампирами.

– Ты сама в это веришь? – приподняв бровь чувствую, как камень внутри леденеет, стоит Даше опустить взгляд. – Ладно. Спасибо за помощь.

– Задание, – продолжает подруга, хотя я больше и не хочу слушать, – не знаю, что там случилось. Но после того, как его напарник погиб, сам он не взял последнее дело у полковника и скрылся. Говорят, что скандал был связан с заданием.

Кивнув, я тянусь к карману халата, выуживаю записку. Злая улыбка сама расползается по моему лицу. Вот и вскроем карты, детка.

– Я приведу его вам, – Даша делает шаг, но я поднимаю руку, продолжая взглядом скользить по листку бумаги, – прости, но тебе придется где-нибудь остановиться в другом месте.

Девушка дергается, словно ей только что влепили пощечину. Черт. Выдохнув, я вновь пытаюсь посмотреть на нее, как и прежде. Она ни в чем не виновата. Робкая улыбка касается ее губ.

– Так нужно, Даш. У меня есть знакомая, Марина. Думаю, она тебя приютит, – облизав губы, запихиваю бумагу в карман, – как думаешь, полковник успеет прислать нужных людей к ночи?

Еще три часа тянулись мучительно только для меня. Дашка рассказывала все подряд. Начиная от того, к кому теперь ходит делать маникюр, заканчивая новой любовницей полковника. Слушая ее вполуха, я поглаживала через карман жгущую пальцы записку.

«Вечером».

Значит, этот дезертир серьезно надумал временно укрываться в своем доме. Моя задача теперь не упустить момент. То и дело поглядывая на часы, я поддакивала Дашке, а та даже не обижалась. Понимала, что сейчас мне, чтобы сосредоточиться, нужно молчать. У нее это работало наоборот. Почесать язык, и мозги шевелятся быстрее. Долго пыталась понять, как мы в принципе смогли подружиться. В итоге сошлись на том, что для моей тишины мне нужно, чтобы кто-то, кому я могу доверять, создавал шум на заднем плане, а ей нужны свободные уши.

Выходить на улицу под восходящее солнце не очень хотелось, но выбираться из дома днем, когда пекло со всей его солнечной отдачей, тем более. Поэтому, быстро скинув халат, я облачилась в первую попавшуюся под руку футболку и,натянув джинсы, бодро похромала к двери. От приступов был один плюс. Мозги на следующий день после транквилизатора почему-то стремились работать быстро. Говорят, что это странно. Но у меня все не как у людей.

Прищурившись на солнце, я наспех закрыла дверь, мысленно перебирая, не успела ли чего-то выключить. Хорошо, что ничего не включала. Дошло до меня, что я с нечищенными зубами и лохматая, словно леший, именно в тот момент, когда, развернувшись на пятках, около ступеней застала сканирующий взгляд баб Клавы. На фоне своей подруги сейчас даже я окрестила бы себя алкашкой. Приложив ладонь ко рту, баб Клава мысленно перебрала первые десять молитв и пару раз прочла «Отче наш». Хотя в деревне говорили, что вообще-то наша святая урожденная католичка.

– Кузнечик, – с придыханием и горящими глазами бабуля схватила за руку мою сдерживающую смех подругу, – Васька сказал, что голова с похмелья мучает?

– Это все ваш самогон паленый, – не выдержав, гаркнула я, быстро преодолев расстояние до подруги, и подхватила Дашку под руку, – вот вам черти и мерещатся.

– Зря ты так! – кричит вслед бабуля, пока я хромаю под спасительную тень внутри автомобиля. – Я с информацией. Сереженьку твоего военные искали вчерась.

– Устарела информация, баб Клав, – поцокав языком, быстро нырнула в Дашкин «Солярис», облегченно вздыхая, – сдаете.

Даша уверенно выруливает по узкой улице, а я только сейчас понимаю, что подруга не спала всю ночь. Застонав, откидываюсь на спинку сиденья, потирая ладонями лицо. Когда-нибудь я перестану думать только о себе.

– Сейчас попросим у Марины ключи и отправишься спать, – спокойно говорю я, отворачиваясь к окну, – прости.

– Да я с ночными работами привыкла уже, – отмахивается Даша, втискивая авто на тесную стоянку около магазина.

А я, получается, отвыкла.

– Ты знакома с ним? – вкрадчивый голос Даши заставляет повернуться. – Поэтому так, – взгляд девушки снова ускользает, а я чувствую вновь возрастающую злость.

Она ещё не договорила, а ее пальчик с черным свежим маникюром осторожно опускает козырек и пляшет возле губ, поправляя несуществующие подтеки помады. Подхватив сумочку, она замечает мой взгляд. И подмигивает.

– Нет, я не осуждаю, он – секс.

А я пытаюсь подобрать челюсть с тщательно отмытого резинового коврика автомобиля.

– Ты сейчас серьезно? – пытаясь не прожевать эмаль, не знаю, который раз за эти полтора дня выдавливаю из себя я.

– Перестань психовать по любому поводу, – Даша резко дергает ручку своего железного коня и выходит, аккуратно закрыв дверь.

– Ты умеешь думать о чем-нибудь другом? – выбравшись под лучи солнца, пробурчала я. – Если бы я с ним спала, поверь, поняла бы, кто он.

– Ну, вдруг вы еще не дошли до этого этапа, – бросает Даша через плечо.

Бодро цокая вперед каблучками своих лакированных лодочек, Даша старательно делает вид, что не замечает, как я не говорю, знакома ли с ним. Втянув голову в плечи, бодро хромаю следом под палящим солнцем. Ветер терзает раздраженную кожу, сбивает с берез листья и заставляет волосы окончательно превратиться в гнездо. Глядя в блондинистый затылок, пытаюсь убедить себя, что она не спрашивает меня об этом. Какие-то неясные оттенки эмоций проскальзывают в ее голосе, стоит заговорить о Сергее в таком ключе. Давно забытые. Мысль, что проскользнула в голове, заставляет встать на мечте, а глаза округлиться от удивления.

– Подожди, – спрятавшись в тень под козырьком магазина, я хватаю Дашу за руку, вынуждая остановиться, – а ну-ка, посмотри на меня.

Так и есть. Рваными движениями губ Даша растирает помаду по губам, пытаясь скрыть свою обычную нервозность. Но я все равно вижу, что ее рот сейчас слегка перекошен вправо, а глаза прищурены больше, чем обычно. Поперхнувшись, наблюдаю, как наманикюренный пальчик вновь заправляет выбившуюся прядь.

– Значит, ты ревнуешь, – констатирую я, глядя на старательно отводимый взгляд поблескивающих зеленых глаз, – но если не знаешь наверняка, кто он, у вас ничего не было, так?

– Ой, все, – подруга вырывает руку и проникает внутрь охлаждаемого кондиционером тесного помещения магазинчика, – полиграфом к дяде просись, возьмет.

Тогда он точно здорово проколется. Так себе из меня детектор лжи. Прохлада успокаивает раздраженную кожу, и я с удовольствием прикрываю за собой дверь, вновь зацепив колокольчик. Привыкла я уже к таким тесным и каким-то домашним, что ли, помещениям. Тут нет московской суеты, толп народа, а каждого встречного знаешь в лицо. В наши два супермаркета не ходила, хотя они и сюда добрались. Не хватало мне людей, в окружении которых чувствуешь себя как дома. Ощущаешь за них ответственность и поэтому снова находишь силы. Чтобы жить. Бороться. И даже презрительный взгляд единственного посетителя сейчас, Мишки, не портит мне настроения.

– Кузнечик, – выдает он, кивая на Дашку, что тут же фыркает, – познакомишь?

– Как в гости к тебе регулярно бегать перестану, чтобы кулаки свои об жену не чесал, сразу, – усмехн-увшись, я подхожу к прилавку, разглядывая скромный ассортимент.

– Самато давно правильная такая стала? – шипит Мишка, но не приближается. – В дела мои семейные не лезь!

Опасливо оглядываясь, смешно выпятив грудь вперед, делает шаг в сторону, освобождая мне место в очереди, которой нет. Мельком кинув взгляд в окно и убедившись, что никто к магазину не приближается, делаю шаг вперед, одним движением сгребая подвыпившего мужика за грудки. Тельняшка натягивается на когда-то крепких, а сейчас обвисших мышцах, а Мишка, видимо, осмелев из-за присутствия Даши, с тяжелым выдохом замахивается, тут же зашипев от боли в пойманной и вывернутой руке.

– Значит так, рембо, – спокойно говорю я, продолжая кидать взгляд в окно, – еще один фингал у Машки – лес у нас большой, места всем хватит. Понял меня?

– Кузнечик, хорош тебе, – запал мужика пропал, а я с ужасом понимаю, что когда-нибудь могла стать такой же.

Если много пить и гробить себя, постепенно все твои боевые заслуги превратятся в вот это скулящее лицо и слабые дрожащие руки.

– Да не трогаю я ее больше! – видимо, приняв за недоверие мое молчание, скулит Мишка, продолжая морщить покрытое морщинами и пигментными пятнами лицо. – Вот те крест.

Меня парализует. Словно в замедленной съемке, задержав дыхание, вижу, как темные от сигарет пальцы левой свободной руки складываются и накрывают алкаша знаменем. Зашипев от боли, опалившей лицо и грудь, отталкиваю того к двери. Мишка врезается в стекло и проваливается за распахнутую дверь, снова зацепив колокольчик.

– Это тоже, – тихо шепчет Даша, пока я жмурясь, пытаюсь отогнать панику, – я не знала.

– Да, – облизнув губы и поворачиваясь на шум Маринкиных шагов, киваю я, – это тоже.

В такие моменты особенно хочется жаловаться на жизнь. Когда твоим любимым фильмом в детстве был «Блэйд», ты надеешься хотя бы на какие-то откаты за перенесенную боль. Сверхсила, скорость, внушение. Да что угодно. Хоть какой-то плюс. Даже чудо регенерации, проявив себя лишь один раз, больше никогда не появлялось. У меня не было жажды. Именно это док выносил в плюсы. Но… У меня и человеком ее не было, не правда ли? Не сказать, что когда-то я была сильно верующей, нет. Спокойно относилась к религиям и прочему. Но теперь у меня постоянно складывалось ощущение, что даже тот, в кого верят, покинул меня.

Без разницы, что это было. Православный или католический крест, мусульманские амулеты. Что угодно. Все предметы, в которых концентрируется веками людская вера. Иногда от этого, как сейчас, было трудно дышать.

Отвлечь от грустных мыслей меня смогли тихие шаркающие шаги. Недоуменно нахмурившись, я кинула взгляд туда, где из подсобки доносились приглушенные ругательства. Сухие и какие-то неживые. Обычно на звук колокольчика Маринка шла сразу. Конечно, с комментариями, но это из-за статуса. Облизнув губы, я перегнулась через прилавок.

– Марин? – просто шорох. – Эй, я масло забыла вчера взять. Захватишь?

Та серая тень, что, сгорбившись, выползла из подсобки, – с темными кругами под опухшими глазами, мало напоминала Маринку. Уголки губ дрожали, а русые волосы беспорядочно разметались по плечам. Такого она никогда не допускала. Нарушать правила просто была не способна. Но факт остается фактом – бледная копия улыбчивой девочки сейчас быстрым движением прижала синюю пачку масла к прилавку и не глядя на меня набила что-то на кассе.

– Восемьдесят девять рублей, – прошептали без привычной малиной помады кажущиеся обескровленными губы.

А я смотрю на пачку сливочного масла и ничего не могу понять.

– Марин, ты чего? – девчонка фыркает и тут же устремляет полный злости на меня взгляд.

– Да ничего, Кузнечик! А то ты не знаешь, краля московская! – от приступа гнева ее глаза снова наполнились слезами.

– Я последняя, кто на кралю похож, – легко улыбаюсь я, подав.аясь вперед, – скорее на Мишкуалкаша. И, если уж на то пошло, я не из Москвы. Прекрати реветь и объясни спокойно.

– Очередь не задерживай! – зло зыркает на пустой магазин и сосредотачивается на Дашке. – Вам чего?

– Поспать бы, – не растерявшись, выдает подруга, опираясь на прилавок, – и тебя в порядок привести. Есть кому подменить?

Маринка от растерянности глазами только хлопает и реветь забыла. Только смотрит то на меня, то на Дашку. Подхватив пачку сливочного и опершись на руки, я перепрыгиваю через прилавок, засыпая с громким звоном мелочь в открытую кассу. Нога отдает простреливающей болью от резкого движения, а мышцы спины зудят. Маринка молча наблюдает, пытаясь выйти из транса.

– Некому, – вдруг выдает она, глядя на Дашку, – Женька с детьми на море укатила, а начальница по Европе гуляет.

– Значит, сегодня у вас санитарный день, – безапелляционно произнесла подруга, – ну или учет, на твой выбор. Только вина прихвати. Пойдем к тебе, расскажешь, что эта стерва натворила.

– Ей нельзя, – вдруг шепчет Маринка, а я все же решаюсь похлопать ее по плечу.

– А это нам с тобой, у Симы другие дела.

Глядя на то, как Маринка поворачивается к винной полке и уверенными движениями пробивает бутылку красного, я впервые не испытываю этого уничтожающего желания снова выпить. Мысли слишком заняты другой жаждой. Мести. Сглотнув слюну, снова кладу Маринке руку на плечо и заставляю повернуться. План окончательно сложился.

– Мне тоже пробей, – спокойно говорю девушке, слыша, как беззвучно матерится Даша, – все нормально. Это для дела.

– Сима, – сквозь зубы шипит подруга, – ты обещала.

Марина боязливо переводит взгляд с меня на мою подругу и не решается двинуться с места. Лицо Даши выглядит угрожающе. Играют желваки, мышцы шеи напряжены. Подруга дышит тяжело, с надрывом.

– Можешь мне верить, – глядя в зеленые глаза, киваю на винную полку, – если хочешь видеть своего секси снова – просто не мешай.