Сначала даже не поняла, о чем он говорит. Я не чертила отдельного столбца, не писала название. Просто потому, что за пять лет это стало самим собой разумеющимся. То, что делает некромант с любым своим ритуалом. Абсолютно с любым телом, на которое производил воздействие. Вой. Ва-а-а-а-а… Он завершает его.

– Упокоение – это то, что поможет нам избавиться от всех трех видов мертвого. Единственный вариант навсегда выбить искусственную жизнь из тела. После того, как тело упокаивается, его уже больше никогда и ни в каком виде нельзя вернуть.

– Риски, Вел, – я посмотрела в глаза Крейна, но ничего не смогла в них увидеть. – Что будет с некромантом, если он упокоит тело?

Взгляд невольно опустился на руки. Сколько? После какого я перестала считать? Десять? Двадцать? Когда я перестала задумываться над тем, что если когда-то придумают, как вернуть мертвое к жизни, я уже совершила для этих тел необратимое? Когда я перестала надеяться? Сколько времени понадобилось, чтобы понять, что мертвое – мертво, Вел? Что будет с тем, кто принял Дары Безмолвной, Валери? Рука с гниющими кусками плоти… Я отпускаю тебя… Колени, разодранные в кровь на холодном камне… Крейн сделал шаг навстречу, выводя меня из размышлений. Он был слишком близко, словно снова чувствовал, что происходит в моей голове. Связь, которую считалось невозможным разорвать. Но мы смогли.

– Ничего не будет, Эрик. Упокоение сложно лишь с точки зрения морали. Если некромант сомневается в истинности Законов – то он просто не сможет упокоить тело. Вот и все.

Сморгнув туман, застывший перед глазами, я отошла к столу и отхлебнула уже холодный чай. В животе заурчало, напоминая, что сегодня было бы неплохо поесть нормальной человеческой еды. В принципе, я была согласна со своим организмом, но нам предстояло разобрать еще несколько важных моментов. Еще один жадный глоток. Сахар в крови хотя бы ненадолго притупит голод.

– У нас мало времени, Вел, – словно прочитав мои мысли, сказал детектив. – Так почему ты считаешь, что то, с чем мы столкнулись, не некромант, а призванный?

– Следы в квартире и на поляне. Мне с самого начала показалось странным, что оболочка Лилиан не имеет никаких следов присутствия жизни. В принципе, это характерно для некромантов – мы всегда бережем свой ресурс, поэтому от обычного прикосновения не оставим потоковый след. Но уже в квартире я поняла – если бы к ней прикасался некромант, то остались бы следы присутствия всех остальных потоков. А она была чиста, будто младенец. Можно было предположить, что некромант так же, как и я, просто их снял в том месте, где убил девушку. Но тут уже ответы дала квартира. Если бы он просто снимал следы, их можно было бы обнаружить рядом с моим домом. Существо поглотило их. Как я уже говорила, следы жизни – это уже мертвое. А питаться мертвым может только…

– Мертвое. Да, я понял. Дело за малым – найти призванного, готовящего ритуал Воскрешения по мотивам детских сказок, и отправить назад к Безмолвной, – Осирис рухнул на стул, откидываясь на спинку, – проще простого. С чего начнем?

Потерев уставшие глаза, я открыла блокнот.

– Так понимаю, друзей, родственников, знакомых ты уже опросил, – Эрик кивнул; ну а я не сомневаюсь, что свою работу Крейн всегда делает хорошо. Я взяла в руки губку и провела по доске, очищая ее. – Давай я расскажу тебе все, что поняла про жизненные потоки людей на поляне возле Лилиан.

– Отлично, – Крейн ободряюще улыбнулся, – но я все же предпочту начать с кофе.

Еще очень долго мы выписывали и обсуждали каждую пометку из моего блокнота. Сначала данными расписали все три доски. Когда место закончилось, решили очистить одну и оставить ее под мозговой штурм, перейдя на листы бумаги. Крейну пришла в голову идея разместить все следы на карте места убийства согласно давности, дальности, повторениям и яркости. Я активно поддержала и приступила к расставлению флажков. В итоге, когда уже давно в кабинете горел электрический свет, а время перевалило далеко за полночь, заметила, что Крейн тихонько задремал на своем стуле.

– Эрик, – тихонько тронув детектива за плечо, сказала я, – Эрик, просыпайся.

Потерявшийся в пространстве Осирис потер глаза. Пустые стаканчики из-под кофе заняли все свободное от раскиданных бумаг пространство. По-моему, за сегодня мешки под глазами Крейна стали еще больше. Сейчас, в электрическом свете, он будто постарел. Хотя я и понимала, что это невозможно для Осириса его возраста, прорывы энергии вызывали беспокойство.

Крейн схватил стоявший к нему на минимальном расстоянии стакан и одним глотком осушил его. Угадал. Это был последний ледяной кофе, который мы делали часа два назад.

Мы молчали. День подошел к концу, а это значит, что первую партию наша команда проиграла. Совершенно не хотелось сейчас думать, что из-за наших ошибок где-то уже обрывается чья-то жизнь. Но и забыть об этом было невозможно. Мозги отключались, ведь не спать такое количество времени просто невозможно. Три часа ночи. Если я прямо сейчас на что-нибудь не лягу – придется снова летать в стены.

– Безмолвная, я испортила день рождения собственного сына, – ударив себя по лбу, я поморщилась.

– Не в первый раз, – съязвил Крейн, растирая лицо руками.

– Он этого не помнит. А сегодня Макс очень хотел провести день не с няней, а со своим отцом, – разговор стал складываться сам собой, то ли это от усталости, то ли в попытках уйти от гнетущего чувства вины. – Он очень редко видит тебя, Эрик, и часто об этом переживает.

Крейн опустил руки и внезапно сделал шаг на встречу. Удержалась, лишь бы не отшатнуться. Мне показалось, что от детектива шло тепло. Как раньше. Его ладонь прошла совсем рядом со мной, отчего я постаралась не задрожать. Всегда он действовал на меня как удав на кролика. Никогда и ни от кого не чувствовала угрозы, если Крейн рядом. Но не понимаю, почему же боялась его самого до сих пор.

– Мы самые ужасные родители, Вел, которых только можно представить, – Крейн потянулся за Книгой.

Сложно не согласиться. Макс рос с отцом, которого не было дома целыми днями, без бабушек и дедушек, ведь из-за того, кто его мать, семья отреклась от него, когда он даже не родился. У сына не было друзей, ведь его защищали от мира всеми доступными способами. Обидеть ребенка с нулевым резервом энергии мог даже самый слабый. Про то, что его мать – некромант, бросившая сына в младенчестве, даже и говорить не стоит. Оба мы хороши.

Крейн молча поднял со стола Книгу и кинул ее в обычный пластиковый пакет. Вот это да, Крейны знают, что такое пакет? Все, потрясений для меня на сегодня достаточно. Я встала и, закинув блокнот в рюкзак, направилась к выходу.

– Я, кажется, знаю, как нам исправить ситуацию, – голос Эрика остановил меня.

Я обернулась на детектива. На его лице смешалось все. Не надо было даже тянуться за потоком, чтобы увидеть эмоции. Сомнения, предвкушение, опасение, желание, страх, облегчение. Догадка, промелькнувшая в моей голове. Безмолвная, пожалуйста. Во рту пересохло от волнения, а руки затряслись. Пожалуйста. Ночь, поэтому нас все равно никто не увидит. Одним глазком. Мучительные пять лет.

Сейчас перед Крейном я была максимально беззащитна. Он мог сделать что угодно, просить что хочет. Именно в эту секунду я как никогда отчетливо понимала, почему у некромантов нет семьи. Если сейчас Крейн попросит взамен создать ему призванного – я сделаю это не задумываясь. Но Эрик просто грустно улыбнулся.

– Поехали. Будем знакомиться с сыном.

– А ты не боишься, что… – я не смогла закончить фразу, так как считала неправдой то, что собиралась сказать.

– Во-первых, я ни на секунду не отойду от вас. У него нет резерва, чтобы защищаться от некроманта. Ну а во-вторых, Книга Крейнов признала в тебе члена нашей семьи. А этого бы не произошло, будь ты угрозой одному из нас. Отец, – Эрик сглотнул слюну, – никогда не мог брать ее в руки. И только перед смертью рассказал почему.

Глава 5

Дорога до дома Крейна стала мучением. Какой Макс сейчас? Все это время я чувствовала сына, говорила с ним, но не видела. Насколько вырос? Может, он маленький милый пухляш? Или, наоборот, уже с выправкой отца гордо смотрит на окружающих? Страхи поползли в голову. Что он скажет, когда увидит? А вдруг я ему не понравлюсь? Эрик всегда был слаб к красивым женщинам, откуда я могу знать, с кем мне сейчас придется соревноваться перед собственным сыном. Я посмотрела на Крейна, спокойно сидевшего за рулем авто. Скала непробиваемая, а не мужик. А то я не чувствую, как ты нервничаешь, лица он мне тут корчит. У самого поджилки трясутся не хуже меня самой.

Тут ехать-то всего пять минут, а было ощущение, что это самая длинная дорога в жизни. Я нервно заелозила на сиденье, осторожно рассматривая в окно местность. Вот мы проехали парк, тут недалеко. Через сколько поворот? Уже и не вспомню. Про парк-то сложно забыть. А остальное и стерлось из памяти.

– Не бойся, ты ему понравишься, – сказал мне Крейн, усмехнувшись.

– Барышням своим так будешь говорить, а я и так знаю, понравлюсь, – задрав нос, резко отвернулась, чуть не врезавшись лбом в окно машины, – я же его мать.

Внутри все заледенело. Он может меня не простить. Я не простила. После Дома Рабоса, где каждый день становился последним для кого-то из нас. После Бесконечный войны. Я нашла ее и не смогла простить. Просто ничего не почувствовала, глядя на чужую красивую женщину. Смотрела, и ничего не повернулось. Дала мне жизнь? Нет. Оставив меня на ступенях Дома Рабоса, она чуть не отобрала ее обратно. С болью и мучениями, несколько раз. Каждый день в Доме – это слезы. Если кто-то и дал мне жизнь, то это Крейн. Он сделал меня сильнее. И пусть мы долго не ладили и в принципе не переносили друг друга, именно Эрик спас меня тогда, когда у меня не было шансов выбраться. Я верила ему. И поэтому тогда, когда нужно было отказаться, послушала его. Потому что он всегда знал, как лучше. Потому что если Валери оказывается в заднице, где-то рядом стоит Эрик и расписывает план действий. Но у него должна быть своя жизнь. Я не имела никакого права так с ним поступать.

Автомобиль остановился. Эрик повернулся и протянул руку, убирая волосы с моего лица. Я невольно дернулась. Злость обжигающей волной проникла в мои легкие, разрывая изнутри, выворачивая наизнанку. Серые глаза потемнели, насколько это вообще возможно у таких, как он. Крейн сжал пальцы в кулак, но ничего не сказал.

Не всегда я реагировала именно так. На его случайные прикосновения, поддержку. Я старалась это изменить, но слишком многое разделяло нас. Сейчас это уже не имело никакого значения.

– Идем, – распахивая дверь, сказал Эрик, не глядя на меня.

Двухэтажный огромный белый дом. Он нисколько не изменился с тех пор, как я видела его в первый раз. Железные ворота с затейливым узором, каменная тропинка, ведущая ко входу по аллее красивейших цветов. Засуха была не страшна тем, кто способен энергией закрыть свое жилище. Именно такую защиту и питал Крейн. Около самого входа я остановилась, набирая побольше воздуха в легкие. Эрик неумолимо прошел вперед, открывая дверь. Как в и первый раз много лет тому назад, я не могла перешагнуть порог. Руки дрожали, а зубы стучали, словно от холода. Крейн усмехнулся и, закатив глаза, втолкнул меня внутрь.

– Анна, у нас гости, – крикнул Крейн, заходя в дом.

Безмолвная, да не сожри его душу. Время – глубокая ночь! Ну или раннее утро. А он собирался разбудить весь дом. Хотя здесь уже никого и не осталось. Место, которое я так и не смогла назвать своим домом, хоть и провела здесь больше двух лет. Белый дом был таким не только снаружи. А после темных и пыльных углов приюта я чувствовала себя здесь лишней. Да и, кроме Крейна, никто бы не был рад Рабосу в родовом гнезде благородных Осирис.

Ничего так и не изменилось. Словно я вышла вчера и вот вернулась. Все такое же холодное, бездушное, идеальное. Каждая измеренная дизайнерами деталь интерьера лишь одним видом унижала меня. Отец Эрика был педантом до самого конца. От этого в доме будто отсутствовала душа. Теплее было в подземельях, чем здесь. Не в силах наступить на белоснежный пол в обуви, я скинула свои мягкие тапочки, покрытые еще утренней землей. Неожиданно Крейн присел, снимая собственные ботинки. Серьезно? Он умеет разуваться на пороге? Любого изменит отсутствие полного дома слуг.

– Ох, Эрик! – с лестницы раздался голос, показавшийся мне смутно знакомым. – Какие гости в такое время? Ты решил уже и в дом притащить эту фифу? Видит Всевышний, если это она – я выкину на улицу вас обоих прямо сейчас!

Противный укол под ребра. Внутри что-то заворочалось, но я отогнала мысли прочь. Интересовало больше другое. Ра, показавшаяся на лестнице, остановилась. Моя квартирная Хозяйка. Все с теми же туго стянутыми на затылке волосами, тучная женщина запахивала свой желтый халат цвета вырви-глаз. Страх. Тот же самый, что так приятно щекотал мой нос в квартире. Я постаралась улыбнуться, принимая самый миролюбивый вид.

– Девка, что-то случилось? Как ты меня нашла? – ее взгляд переместился на Эрика. – Мальчик мой, прости непутевую старуху. Вот, добавила хлопот на твою голову, – причитания закончились, и она снова повернулась ко мне, уже на бегу смешно шаркая тапочками. – Так что случилось-то? Ну? Воды в рот набрала?

Эрик разогнулся, отставляя в сторону ботинки. Ра Анна стояла, уперев руки в бока, и, слегка наклонившись, выжидающе смотрела на меня. Весь ее грозный вид, к сожалению, никак не мог заглушить исходящий страх. Я повернулась к Крейну.

– Скажи, что ты не вмешивался в это, – с подозрением сказала я, приблизившись к детективу.

– Если бы я знал, что будет так смешно, – обязательно бы вмешался, Вел, – сказал Эрик и, уже повернувшись к моей квартирной хозяйке, добавил: – Анна, это манти Валери.

Изумленные глаза Ра грозились вот-вот вылезти из орбит. С каким-то подозрением женщина смотрела то на парня, то на меня. Крейна явно забавляла вся эта ситуация. Я же начинала чувствовать себя еще более неудобно, чем в самом начале.

– Эрик, да смилостивится Всевышний, тебе живых баб мало?

Волна гнева чуть не сбила меня с ног. Запах гари ворвался в нос противным обжигающим облаком. Захотелось сжаться и забиться в самый дальний угол. Крейн был в бешенстве. Эмоциональные качели детектива становились угрозой для окружающих. Это нужно будет обсудить.

– Анна, – совладав с собой, начал Крейн, – в этом доме мы не осуждаем происхождение, ошибки прошлого и силу либо ее отсутствие обитателей.

Женщина втянула голову в плечи, становясь визуально меньше. Сила Крейна пугала и подчиняла не только меня. Хозяйка послушно закивала, опустив взгляд в пол.

– Валери – мать Макса, – сделав паузу, чтобы прочистить горло, Эрик повернулся ко мне и посмотрел в глаза. Хотелось зажмуриться, но отвести взгляд было невозможно. Так же, как и просто не смотреть на него.

– И точно такой же, как мы, полноправный обитатель этого дома.

– Прости меня, сынок. Глупая старуха, что с меня взять. Да и правда куда лучше, чем фифа эта твоя, – Крейн дернулся, а хозяйка, поняв, что сболтнула снова лишнего, перевела взгляд на меня. – Только деньги за проживание я вернуть уже не смогу, манти. Уж больно они нужны были, – растерянно разведя руками, сказала Анна.

Я посмотрела на напряженное лицо Эрика и испуганную женщину. Как она вообще оказалась у Крейнов? У него же нет денег. И, черт. Снова отстраниться от слов про девушку Эрика у меня не вышло. Ни себе, ни людям. Да, Валери, ты конченая эгоистка. Конечно, у Крейна своя жизнь, ведь именно этого ты так долго добивалась. Достаточно просто порадоваться за него. Большего от друзей не требуется.

– Не нужно ничего возвращать, не волнуйтесь. Я продолжу жить в вашей квартире, – почти шепотом сказала я, – а сейчас, простите, я очень хочу увидеть сына.

Идя по знакомым коридорам, я наконец поняла, что не все в доме осталось неизменным. Детские игрушки, которые еще не успели убрать, заменили все дорогие артефакты. Здесь почти не осталось картин – вместо них висели семейные фото. Внутри противно засосало. Отец и сын. Они прожили вдвоем пять лет. Кто я теперь здесь? Портрет Эрика остался на месте, в самом конце коридора, запечатленный вполоборота, Крейн в возрасте восемнадцати лет. Тогда еще его волосы были собраны на затылке в тугой короткий хвост, а на пальце блестело родовое кольцо.

Около детской, а та осталась на прежнем месте, Эрик остановился и тихонько приоткрыл дверь. Ноги превратились в вату. Сглотнув ком, вставший в горле, я сделала шаг.

Пеленальный стол и маленькая кроватка исчезли. Диван, на котором я часто засыпала с сыном на руках, занял их место. В углу стоял детский столик, заваленный листами с рисунками. Беглого взгляда хватило, чтобы понять – младший Крейн и в этом пошел в отца. Наконец, набравшись смелости, я перевела взгляд на кровать.

Белые, словно лист бумаги, волосы ребенка обрамляли лицо серебристым ореолом. Такие же ресницы и кожа. Даже несмотря на то, что Макс был еще совсем маленьким, очевидно, что и черты лица у него от отца. Это крайне редко, когда ребенок со смешанной кровью получал от Осириса так много. Светловолосых Рабосов за свою жизнь я встречала, может быть, трижды. А уж чтобы такого было совершенно не отличить от Осириса – подавно. Маленькие пальчики сжимали край одеяла. Макс был совершенной копией Эрика. Неуверенный шаг, и я снова остановилась и повернулась к Крейну.

Он ждал. Оперевшись на дверной косяк, внимательно смотрел на меня. Но Крейн не был напряжен. Расслабленное лицо, опустившиеся плечи. Эрик не боялся, он просто смотрел.

– Твоя копия, – прошептала я и не заметила даже, что улыбаюсь.

Было немного завидно, но почему-то совсем не грустно. Мой сын был красив. Хотя какая мать считает иначе? Но быть похожим на отца для Макса действительно могло значить многое.

– Как только он проснется, ты поймешь, что это не так, – очень тихо, улыбаясь, ответил мне Эрик.

Крейн вошел в комнату и сел на край кровати, поправляя сыну одеяло. Знакомый взгляд. Я ни на секунду не сомневалась, что Макс самый дорогой для него человек. Как и для меня.

– Можно? – я неуверенно указала на Макса.

– Для того, чтобы обнять сына, тебе не нужно просить у меня разрешения, Вел, – даже не поворачиваясь ко мне, ответил Крейн.

Больше я не могла выдержать. Быстрым шагом приблизилась к кровати и встала на колени около нее. Руки потянулись сами. Еле теплая бархатистая кожа детской ручки, я коснулась ее лишь кончиками пальцев. Макс заворочался и повернулся на бок. Морозная свежесть заполняла легкие. И еще что-то неуловимое. Я не могла разобрать лишь по одной причине – это был мой запах. Несмотря на то, что Макс был настоящим Крейном, я наконец почувствовала свое присутствие. Мой сын.

Неожиданно ребенок открыл глаза. Темная синева ночного неба, практически черные, как самые глубокие места реки Исиды. Словно бушующее ночное море. Я, конечно, видела себя в зеркало, но никогда не понимала, что все находили там, в этой глубине. А сейчас… Меня будто затягивало с головой, не давая возможности выбраться и сделать вдох. Огромные блестящие озера на детском лице. Когда он был совсем маленьким, все говорили, что глаза еще будут меняться. А они все оставались бесцветными с серыми прожилками. Я была уверена, что и ледяной взгляд Эрика достался ему. Но нет. Мой маленький шторм. Мои глаза.

– Привет, – Эрик протянул руку и сжал в ладони пальцы мальчика, наклонившись, из-за чего немного навис надо мной.

– Папа? – сонным голосом спросил Макс, не отрываясь от меня.

Его голос. Он говорил так же, как я. Интонация, паузы, темп. Слово из четырех букв, всего одно. Конечно, он еще будет меняться. Но сейчас я уже видела свое отражение. Он был похож на меня почти так же сильно, как на Эрика.

– Смотри, кого я тебе привел, – лишь слегка коснулся моего плеча.

Сердце стояло в горле. Не знаю, сколько ударов оно делало, но, по-моему, кровь сейчас бежала по венам так быстро, что я рисковала быть опьяненной от количества кислорода. Я протянула руку и убрала волосы за ухо сына.

– С днем рождения, Макс, – ком встал в горле, и я просто не смогла больше ничего сказать.

Ребенок недоверчиво смотрел на меня. Кулачки потянулись потереть глаза. И наконец в них скользнуло понимание. Макс сначала застыл. На три бесконечных секунды, за которое мое сердце грозило разорваться. Резким движением ребенок подскочил на кровати и кинулся мне на шею, обнимая так сильно, как умеют только дети.

Сжимая его в руках, встала с пола и переместилась на кровать. Ноги не держали, а в голове взрывались фейерверки. Я пыталась обнять его еще сильнее, но боялась задушить. Если в моей гребаной жизни и было счастье большее, чем увидеть его первый раз, то сейчас это было именно оно. Я целовала все, до чего могла дотянуться. Макс отстранился и положил ладони мне на щеки, изучающе пробегая пальцами по моему лицу.

– Мам, а ты больше не исчезнешь?

– Никогда. Я никуда больше не денусь, – я потянулась снова поцеловать пальцы сына, но тот резко подпрыгнул и, заливаясь смехом, прыгнул на шею Эрика.

Крейн ловко поймал того, удобнее усаживая сына на коленях. С завистью поняла, что справляется он точно гораздо лучше меня.

– Спасибо, пап! Ты подарил мне маму! Самый лучший папа на свете!

Как же ты прав, Макс.

Эрик засмеялся. Я не удержалась и сквозь слезы тоже начала хохатать.

Максим прыгал по кровати, поочередно то к одному, то к другому родителю, рассказывая обо всем. Про Чика, несмотря на то, что собака была у него всего один день, мы слышали гораздо больше. Мы разговаривали и не могли наговориться. Не знаю, в какой момент вдруг я поняла, что засыпаю, сжимая руку сына. Сквозь сон лишь почувствовала, как плечи накрыли чем-то легким, но уже не смогла открыть глаза. Голод, эмоции и усталость навалились на меня, не давая пошевелиться.

– Я уже и забыл, что ты умеешь смеяться, – тихий шепот донесся в ускользающее сознание.

Впервые за очень много лет мне было по-настоящему хорошо.

Громкий звонок, и я тут же открыла глаза. Крейн тряс головой на диване напротив, приложив к уху телефон. Видимо, мы ненадолго вырубились. Да, он же обещал не оставлять нас ни на минуту. И, несмотря на его недоверие, меня переполняло чувство благодарности. Интересно, сколько удалось полежать? Час? За окном светало, а внутри было так же пусто, как и вчера. Если Крейн живет в таком режиме, то вообще удивительно, как от его оболочки осталось хоть что-то. Большая энергия не только сила, но еще и огромная опасность для носителя. Если не унять бурю – она сожжет изнутри. Один Макс спокойно посапывал, сжимая мою руку. Погладив сына по голове и поцеловав белокурую макушку, я аккуратно встала, вынимая немеющие пальцы. Помахав Крейну рукой, я направилась к двери.

– Стой.

Крейн положил телефон обратно и поднялся, с сожалением глядя на сына. Я послушно остановилась, недоуменно уставившись на детектива.

– Мать Лилиан штурмует Башню Смотрящих, – проведя рукой по своим коротким волосам, Эрик вздохнул, – как ты думаешь, у нас еще есть шанс вернуть Прик?

С момента смерти девушки, по лучшим предположениям, прошли сутки. Пузырь был предельно тонким и как бы надутым изнутри. А это значит, что любое стороннее вмешательство могло уже сделать непоправимое. Неоднозначно пожав плечами, я повернулась к Эрику.

– Даже если это возможно, мне понадобится согласие Осирис Прик, ее присутствие и Лео, – перечислила я, загибая пальцы.

– Зачем мант? – Эрик внимательно смотрел на меня.

Не сводя взгляда с пальцев, я набиралась смелости поднять глаза. Зачем ты снова заставляешь меня лгать тебе? Как хорошо, что это происходит не в кабинете, где нужно было максимально отойти от первоначальной темы, чтобы не возвращаться к ней. Клятва, данная очень давно, потянула в гурди, отзываясь болью. Запретная территория. Я просто не могла сейчас сказать правду. Клятва на жизни. Смертельная, каждому из круга Старших. Насколько близко к ней я могла говорить?

– Эрик, я высушена. Если мы не хотим еще один труп в виде ранимой и уязвимой сейчас Осирис Прик, мне нужен второй некромант, – ответила я.

Почти правда. Ресурс действительно был истощен. Эрик сложил руки на груди, слегка наклоняясь вперед.

– Тогда почему тебе просто не напитаться от меня?

Да не сожрет твою душу Безмолвная, Крейн! К такому повороту я была не готова. Лицо чудом удавалось держать, в мысли в голове хаотично бегали в поисках выхода. Детектив сделал шаг навстречу, а я дернулась. Молниеносно Крейн оказался рядом, сжимая ладонями мое лицо. Смотрящий был взбешен, а мне действительно пора было питаться. Но пока мое чувство страха пересиливало голод, я держала потоки при себе. Лицо Эрика так близко. Его дыхание щекотало кожу, а я могла разглядеть на подбородке пробивающуюся щетину. Зло сжатые губы в каких-то жалких сантиметрах.

– Зачем тебе некромант, Вел? – ни на секунду Осирис не поверил мне.

– Я не могу сказать, Эрик.

Внутри все сжалось в ожидании. Но, кольнув последний раз, боль исчезла, оставляя меня наедине с внимательным взглядом детектива. Эрик так и не отпускал моего лица, но взгляд серых глаз смягчился, а пальцы расслабились. На секунду показалось, что невесомым прикосновением погладил кожу, но тут же ладони исчезли. Эрик выпрямился, убрав руки, а в его глазах было понимание.

– Клятва? – вопрос, на который я лишь моргнула.

Вздохнув, Эрик посмотрел на мирно спящего Макса. Сын посапывал, смешно сжав кулачки. Эрик потер шею, а моя рука невольно потянулась к клейму. На шее ребенка, под серебристой вуалью волос, виднелся такой же, как у меня, обожженный участок кожи. Клеймо. Наследство, которым наградили его родители, связав жизни вопреки заветам Всевышнего. Крейн вздохнул, потерев ладонями лицо.

– Во что ты влезла, Вел?

Когда-то, Эпис

Эрик

Полный боли крик раздался из закрытых дверей.

– Эрик, прекрати маячить! Все женщины рожают, ничего с ней не случится, – Бак вырвал из моих рук стакан, – она здорова, по крайней мере, физически с ней полный порядок, все будет хорошо!

Лишившись холодного стекла, которое приятно успокаивало пальцы, запустил руки в волосы, судорожно перебирая светлые пряди. Бак, друг с самого детства, единственный из Осирис, кто не отрекся, узнав правду. Взгляд не отрывался от белой двери палаты, за которую, казалось, уже целую вечность назад увезли Валери. Сколько мы здесь сидим? Десять минут, час, пять? Я потерял счет времени как только услышал первые крики.

Бак спокоен был лишь внешне. Закутанный в халат зеленого цвета, он был очень похож на Эрика. И именно за него сейчас болели все мысли. Бак понимал, что шансы успешного рождения не так высоки. Валери уже давно была больше похожа на кивающий смирный овощ. Ничему не противилась, ничего не просила, никому не возражала. Только тихо опускала глаза или легонько дергала за рукав, когда ей что-то было нужно. Как-то раз он пришел к ним в особняк, а та, находясь на восьмом месяце, тащила полное ведро воды. Валери была ненормальной. Это знали все вокруг. Но не Эрик. Этот безумный продолжал восторженно смотреть на нее в полной уверенности, что когда-то они будут счастливее всех остальных.

– Она сильная, Бак, я знаю это. Сильнее, чем кто угодно, – прервал тишину я. – Кто меня встретит потом? – глаза прозрачно серого цвета оторвались от зловещей двери.

– Сын. Тебя встретит сын, и это главное, парень. Не думай о плохом, – Бак похлопал меня по плечу.

– Ты не понял. Какая она будет после этого? Ты говорил, что есть шанс, что ребенок изменит ее, – не выдерживая больше, я присел на кушетку и опустил глаза в пол, – как сильно?

– Может быть, изменит. Ты знаешь, что происходит в ее голове, ты же сам видел.

– Хотел бы этого не знать, – тяжело вздохнув, я отогнал плохие мысли подальше.

Протяжный стон заставил друзей вздрогнуть.

Разглядывая замысловатый узор на полу больницы, я вздрогнул, когда дверь отворилась. Принимающий жизнь, в зеленой форме, со смуглым лицом и глубоко посаженными глазами, казалось, заполнил собой все пространство, несмотря на маленький рост. Каждый из троих участников боялся пошевелиться, нарушить тишину и перейти к неизбежному. Доктор Жерард снял повязку и кинул ее в мусорное ведро.

– У вас сын, Эрик. Три с половиной килограмма, пятьдесят четыре сантиметра. Чудесный светлый мальчик. Это большая удача, – доктор вздохнул и привалился на кушетку, – очень большая удача. Слава Всевышнему, он ваша копия. По правилам я должен вызвать сестер Дома, чтобы они внесли мальчика в Список, – принимающий жизнь тяжело вздохнул.

– Мы принимаем его в семью. Ты никуда не будешь сообщать, – мой голос отчеканил слова, будто монеты.

– Он Рабос, Эрик. Это правила, – постарался смягчить друга Бак.

– Мне плевать на правила. Сестры вносят в книгу тех, чьи пути идут в Дом. Они пронумеруют моего сына, как свинью!

– Если ты забыл, Валери пронумерована. Ваш сын – результат смешения крови Осирис и Рабоса. Пусть он и будет расти в семье, но у них обоих свой путь. Не лишай своего сына возможности искупить вину.

– Эрик, прошу прощения, но я не переступлю через закон. Ваш друг прав. Мальчику суждено получить номер, – доктор Жерард поднялся с места, – ему очень повезло с отцом, Эрик. Не совершайте ошибок, ему потом с этим жить. Каждый Рабос имеет свой номер. Каждый из них живет с этим. Не давай другим еще одного повода показывать пальцем на сына. Дети очень жестоки, Эрик. Люди не станут терпеть особенного, когда придёт его время поступить в Дом, – принимающий жизнь направил взгляд на дверь. – Сестры с минуты на минуту будут здесь.

Лампочка в коридоре противно мигала, из-за чего казалось, будто сами черти пляшут по стене, отмечая день, когда еще одна невинная душа, только появившись на свет, уже принадлежала им. У ребенка впереди целая жизнь, но после смерти он встанет в очередь к Вратам. Я поднял взгляд на доктора Жерарда.

– Она… – сглотнул, не в состоянии договорить мысль до конца. Боялся спросить. Страх услышать ответ сковывал горло. Перед глазами замелькали черные пятна.

– Жива, – принимающий жизнь хотел опустить взгляд в пол, но пересилил себя и, сжав губы, посмотрел прямо в бесцветные глаза, – но я ничего не могу обещать. Она слаба, Эрик.