Избранные. Мистический детектив

– Ты спрятала вещи на чердаке, да, Яна? Зачем они тебе понадобились? Ты ведь все равно не сможешь их носить.

– Я хочу спать…

Она встает, поворачивается ко мне спиной и нетвердой походкой направляется к выходу.

– Ты хорошо откормила своих демонов, Яна, – говорю я ей вслед. – Таких жирных демонов я давно не встречала.

У меня остаётся лишь одно последнее дело. Я петляю меж оградок, приветствуя знакомые с детства лица. Чувствую себя так, будто пришла навестить старых друзей. На бабушкиной могилке мир и покой. Там, где она сейчас, ей хорошо, и место это очень далеко. Поэтому я не задерживаюсь здесь надолго и иду в другую часть кладбища.

С овальной фотографии улыбается милое полудетское лицо в нимбе пушистых волос. Это то, что я вижу правым глазом. К счастью, земля еще не успела промёрзнуть. Рукой в перчатке я выкапываю рядом с надгробием небольшую ямку, кладу туда цепочку с кулоном и аккуратно придавливаю землёй. Возвращаю украденное. У мертвых свои причуды.

– Вот твой кулон, Диана. И не переживай за подругу. Если даже правда и выйдет наружу… Яну в любом случае признают невменяемой.

Девушка, которую видит мой левый глаз, проводит рукой по шее, тоненькая цепочка вспыхивает серебристым блеском.

Какое это счастье и какая мука: вернуться в свой худший кошмар, зная, что он не властен над тобой. Вернуться свободным, зная, что в любой момент можешь сорваться с места. Чтобы побросать в сумку пожитки, требуется лишь несколько минут. И вот я уже сижу в автобусе, который увозит меня прочь от города. Чем дальше – тем легче мне дышится.

В пути меня настигает звонок: Ершов. Яна сбежала из больницы сразу после разговора со мной. Из больницы позвонили ее матери, а та – следователю, причем кричала так, будто речь не о девочке-подростке, а об опасном маньяке. О чем я говорила с Яной и зачем, черт побери, меня туда понесло?

– Я, кажется, знаю, почему она сбежала. И знаю, где она спрятала вещи.

– Какие вещи?

Я рассказываю о тайнике на чердаке, но умалчиваю о том, что уже побывала там и взяла кулон: он лежал в кармане розового рюкзачка. Не знаю, верит мне Ершов или нет. Если им повезёт, Яну поймают, когда она будет перепрятывать вещи. Она ведь поняла, что мне известно про её тайник. А мне до этого нет больше дела.

Я всегда обожала детективы. В детективных романах смерть – не трагедия, а часть головоломки. Убийца всегда будет найден, справедливость восторжествует. В жизни всё иначе. Я не испытываю радости, разгадав головоломку. Зло нельзя победить. Можно лишь заглянуть ему в глаза, погрузиться в самый мрак, на самое дно, оттолкнуться от него и всплыть на поверхность, задыхаясь и жадно глотая воздух.

Я достаю из сумки тетрадку, бережно листаю, перечитываю и пересматриваю. Чистых страниц осталось совсем мало. Чувствую себя осиротевшей, словно потеряла кого-то родного и близкого. Поддавшись внезапному импульсу, пишу: «Где ты?»

За окнами мелькают голые стволы деревьев, глаза слипаются. Когда прихожу в себя – уже стемнело, автобус стоит: очередная остановка рядом с очередным захудалым автовокзалом. Сиденье рядом со мной опустело, в окно льется свет фонаря.

Открытая тетрадь так и лежит у меня на коленях. И сердце вновь подпрыгивает от радости при виде знакомого почерка. Пока я спала, появились две новые строчки.

Игра игрой сменяется,

Кончается игра.

А дружба не кончается, ура, ура, ура, всплывает в памяти окончание детского стишка.

Автобус трогается, пустая привокзальная площадь уплывает вправо и назад. Гаснет последний отблеск фонаря. А я глупо улыбаюсь, глядя в непроглядную заоконную тьму.

Связанные смертью
Владислав Кукреш

Чёрная «мазда» разбила стекло автобусной остановки, визжа шинами, разрезала грязный сугроб и вдавила тело случайного прохожего в кирпичную стену. В этот полуночный час город спал, и происшествия никто не заметил. Тем более, что уличный фонарь, который нависал над головой раздавленного мужчины, мистически погас – в тот самый миг, когда хрустнули сжатые в тисках пятиэтажки и автомобиля кости.

Звуки трагедии растаяли в ночи, словно голодные тучи всосали их следом за звёздами. В последующие минуты лишь сдавленные хрипы бросали тишине вызов. Ни отчётливо застонать, ни тем более закричать Василий Сомов не мог.

Он знал, что скоро умрёт, и больше ни о чём не думал. Прочие мысли словно вымыла из черепа кровь, толчками забившая из проломленной головы.

Дрожавшие пальцы беззвучно скребли по капоту, размазывая слякоть. Сомов чувствовал дыхание смерти, её необратимое присутствие: в воздухе и бликах света, в тенях подсознания и силуэтах окружающего мира, в водоворотах боли, которые смешивали в воспалённом мозгу несбывшиеся надежды и реальность.

И пусть соображал он плохо, зато знал: на перемолотых ногах далеко не уйдёшь – даже если каким-то чудом вырвешь тело из западни. Да и на помощь никто не придёт. Не в это время суток. Не в этом забытом богом районе. Не от «добрых» людей, которыми славен этот город испокон веков. Они всегда плевали на всех и вся.

Когда приходит конец, его ни с чем не спутаешь. Ему ли ни знать?

Что-то блеснуло на капоте, и скребущие метал руки замерли. Сомов пришёл в себя – словно вынырнул из-под толщи толстого, непроницаемого для солнца льда.

Нестерпимую боль сменили спокойствие и лёгкость. Кажется, отодвинь машину – и воспарит тело к небу, подобно голове одуванчика под ласковым ветром. Такое просветление иногда посещает людей в последние минуты: они с достоинством прощаются с близкими, произносят исполненные глубокого смысла речи, дают наставления детям.

Но что мог сделать Вася Сомов, невезучий прохожий, которого японская иномарка впечатала в глухую стену, и кругом – ночь?

Бегло глянув на упавшие в снег мандарины, которые так и не получит к юбилею капризная жена, мужчина перевёл взгляд на небольшой предмет, тот самый, что случайно вырвал его из бездны боли. Мобильник.

На чёрном капоте лежал сотовый – старенький «Сименс» шестьдесят пятой модели – привет из далёких нулевых. Судя по впечатляющей дыре в лобовом стекле, череп у водителя был крепким, а ремни безопасности – не очень. Допотопный сотовый, вне всякого сомнения, принадлежал именно хозяину когда-то великолепной «мазды».

Тело лихача пропало. Возможно, он незаметно улизнул с места ДТП, возможно – из последних сил вполз в салон автомобиля. Мёртв мерзавец или нет – Сомова не волновало.

Прижатый к стене он поднял сотовый. Вспыхнул жёлтым экран.

Кого побеспокоить? Какие номера подсказывала память?

Может, позвонить в скорую?

Ха! Когда приедет врачебный десант – спасать будет некого.

Набрать жену и извиниться за то, что накануне праздника оставил без мандаринов?

Можно, конечно, но Сомов сомневался, что вспомнит все цифры номера.

Неожиданно Василия осенило. Он понял, кого наберёт в конце: если не убегавшая с кровью в снег жизнь, то хотя бы смерть обретёт смысл.

Непослушные на морозе пальцы застучали по кнопочной клавиатуре.

Этот номер ему подарили случайно – очень давно и на слух, а он его, конечно, забыл и потом проклинал себя многократно. Вспомнил лишь сейчас, годы спустя – когда тело в буквальном смысле размазали по стенке. Только, что в последние секунды сказать в трубку? Хватит ли отведённого времени? Может…

Долгие гудки.

* * *

Последующие события, образы, люди – надолго оторвали его от устаревшего мобильника.

Больница. Она пришла сразу после долгих гудков – её он опознал, едва разлепив глаза. Эти слепяще белые стены вызывали тревогу, и врачи сменяли друг друга всякий раз, когда Василий требовал прислать «компетентное лицо, которое не врёт».

Доктора с ним говорили разные: от молодых, бойких специалистов, до убелённых сединами мудрецов со всё понимающими глазами и приветливой улыбкой. Но правду не говорил никто.

– Да говорю вам, мои ноги смяли в кашу! Не чувствую их совсем, а это под одеялом – чёртовы протезы! Я никогда не смогу ходить! – кричал Сомов. – Я не дурак, и память у меня что надо. Скажите правду! Зачем все эти сказки?

В больнице не понимали возмущения пациента и терпеливо объясняли: ног Василий Олегович не чувствует потому, что местный наркоз не отпускает, а перелом стопы – уж точно не отправит его в инвалидное кресло, тем более – на всю жизнь. Такие травмы, талдычили врачи, проходят быстро.

– Вы опознали водителя, который меня сбил? – позже прямо с больничной койки допрашивал следователей Сомов, названивая им по одолженному у соседа по палате смартфону, – такие типы не должны разгуливать на свободе!

– Василий Олегович, мы уже столько раз вам говорили, что не было никакого ДТП. Возле остановки, где вас нашли – не обнаружили ни следов колёс, ни покорёженного автомобиля. Да и сама остановка цела. Скорее всего, виноват гололёд. Вы поскользнулись, неудачно упали, сломали ногу и стукнулись головой.

– Хотите сказать, что я всё выдумываю?

– Ну… Вы же сами сначала говорили, что обе ваши ноги – всмятку, а теперь, как уверяют врачи, резво по всей больнице на костылях бегаете – работать серьёзным людям мешаете. Одна нога всего-то в гипсе, да и то – через несколько недель снимут.

– А как же сотовый, что вам передали? Смогли найти владельца? Все ответы – в нём!

– Ах, вы по его поводу звоните… В нём нет даже рабочей симки. Раздел «Контакты» пуст. Во «Входящих» и «Принятых» сообщений нет. Возможно, когда вы упали, то повредили устройство.

– Что вы хотите сказать?

– Скорее всего, этот сотовый – ваш, просто у него, как и у его хозяина – небольшая амнезия. После удара об землю, так сказать. Так что, прошу вас не нервничать, но в угрозыск фантомы мы объявлять не станем. Доказательств и свидетелей – нет.

Жена Василия Сомова, рано начавшая седеть полная женщина, которая красила волосы в ядовитый рыжий цвет и каждый месяц кардинально меняла причёску, за время, что мужа держали в больнице, почти его не навещала. А если и забегала, то совсем не с целью проведать о здоровье или скрасить серые будни. А чтобы рассказать, какой он бесполезный идиот.

Пока в один из таких визитов Маргарита Павловна на глазах у всей палаты отчитывала лежавшего в кровати Васю за неуклюжесть и бестолковость, припоминая все косяки бедолаги за десять лет брака, Вася смотрел в окно – в плотную толщу холодного неба, изрыгавшего крупный мокрый снег, по ощущениям – куда более тёплый, чем любое адресованное ему слово.

Жена сетовала на то, что выходки мужа испортили ей тридцатипятилетие. За праздничным столом, дескать, царила «никакая» атмосфера, а все разговоры и расспросы только и были – как о самочувствии одного простофили, который накануне юбилея ногу на пустом месте сломал. Поставила Маргарита в вину Васе и возню со страховкой, больницей, полицией.

– Принеси заявления, забери заявление, принеси улики, забери улики, потому что они и не улики вовсе, а твой собственный мобильник…

– Сотовый. Тебе вернули сотовый? – часто заморгав, вдруг оборвал жену Василий. – Он при тебе?

Муж редко подавал голос, тем более, когда с ним разговаривала, или скорее – отчитывала, жена.

Не ожидавшая от него такой бестактности Маргарита Павловна секунд десять изучала его по-рыбьи выпученными глазами и, наконец, с недовольным ворчанием зашарила в сумочке.

– Второй день выгрузить забываю… На, держи, – она передала супругу мобильник. – Даже не знала, что ты такой развалюхой пользуешься…

Она продолжила поносить мужа и дальше. Говорила, как он подвёл коллег по бухгалтерскому цеху: сорвав сроки отчётности, лишил коллектив премии, а ей, замначальника производственного отдела того же предприятия – краснеть за него, да объяснять кадровикам почему в ближайший месяц-другой Вася на работу не выйдет.

Слушая всё это в пол уха, Василий Сомов лихорадочно шарил в настройках сотового. Он не держал его в руках с самого ДТП и теперь искал номер, который, как смутно припоминал, в последние секунды жизни набирал на клавиатуре.

Тщетно. Журнал вызовов чист. Но что ещё более удручало: он снова забыл Его – напрочь. Просто неуловимый номер какой-то…

Василий поправил подушку, уставшие веки накрыли глаза, но продолжавшая бухтеть жена даже не заметила, как внимание благоверного захватили картины прошлого.

Последние годы он всё чаще задавался вопросом: а что, если бы одна давняя позорно-неуклюжая попытка знакомства на остановке вылилась в нечто большее? Что, если бы он, прыщавый студент-второкурсник, не забыл номер девушки, которая, вдруг передумав, выставила голову из окошка уже отъехавшего автобуса и на всю улицу прокричала ему свой номер?

Как ветер рвал её каштановые волосы, застилая смеющееся с зелёными глазами лицо – он запомнил на всю жизнь, а вот треклятый номер – какие-то десять цифр! – забыл, пока набирался храбрости позвонить – всего за два дня. И это при том, что на даты и числа у будущего бухгалтера всегда была отличная память. Что это – судьба? Злой рок? Последствия пьяной вечеринки накануне?

А ведь всё могло быть иначе. Позвони, к примеру, он тем же вечером зеленоглазке, как про себя часто называл её – не было бы сейчас ни сломанной ноги, ни тоскливых больничных стен, ни крашенной в рыжий цвет Маргариты Павловны, ворчливой и раздражительной, как древняя старуха, которой одинаково опостылели и муж, и сама жизнь.

* * *

Выпавший из призрачного автомобиля сотовый вырвал Василия из глубокого сна, в который его нокаутировал язык супруги. Марго уже ушла, но перед этим пропесочила мужа как следует: совсем не удивительно, что он уснул прямо посреди обвинительного монолога.

Когда Сомов разлепил глаза, то некоторое время не понимал ни где находится, ни откуда льётся незнакомая, зато бодрая мелодия.

Один из пациентов палаты, читавший у окна газету, указал на лежавший у изголовья кровати мобильник, и сердце Василия застучало с удвоенной силой.

Накатило головокружение, во рту пересохло, и руки Сомова торопливо смахнули со столешницы сотовый. Всё его внимание поглотили цифры заветного номера, пылавшие на ярком, как расплавленное золото, экране. Те самые цифры, которые он имел ужасную привычку так некстати забывать.

– Я слушаю, – хрипло ответил он и что есть сил прижал сотовый к уху.

– Прошу прощения, – ответил женский голос. – Несколько дней назад вы звонили мне, причём – в довольно позднее время. Я только сейчас заметила пропущенный вызов…

Сомова прошиб холодный пот, и одновременно пожрало жаркое пламя волнения, в котором в одинаковых пропорциях смешались страх и надежда. Время сохранило голос зеленоглазки неизменным. Это была она. Сто процентов.

– Извините, я вас знаю? – не дождавшись ответа, спросила незнакомка.

– В какой-то степени, – выдавил Сомов. – Однажды мы познакомились на остановке. Давным-давно. Вы, наверное, и не помните…

– Смешной пацанчик в зелёной куртке и с шарфом «ЦСКА», что ли? – пришёл скорый ответ.

– Как ты? Как запомнила? Как узнала, что я – именно я – тот самый эээ «пацанчик»?

– Думаешь, я со всеми на остановках номерком делилась? Дала только тебе, вроде бы, – ответила незнакомка. – Ты чего замолчал? Всё ещё на связи?

– Не думал, что так легко вспомнишь.

– А я – не думала, что позвонишь! Где ты был все эти годы? Нет, когда я дала тебе номер, то понимала, конечно, что ты возьмёшь день-другой, чтобы выпить для храбрости, набраться смелости и, наконец, позвонить. Но, чтобы набираться этой самой смелости почти… двадцать лет!

– Хм. Я просто номер забыл, – неохотно признал Сомов.

– И как ты мог? С виду такой смышлёный, а в номере почти одни пятёрки да ноли! – воскликнула незнакомка и, не дождавшись реакции, добавила. – Хорошо, конечно, что вспомнил. Лучше поздно, чем никогда. Мы, кстати, так и не представились. Меня Аней зовут.

Вот он и узнал имя зеленоглазки.

– А я – Вася, можно просто – Василий. То есть просто – Вася…

– Хорошо, просто Вася, – рассмеялась Аня. – А ведь имя тебе очень идёт!

Они разговаривали больше часа. Сомов забыл и про жену, и про растаявший в ночи, покалечивший его автомобиль. Вылетела из головы и больница с её обитателями разной степени инвалидности. Последние, впрочем, не упустили шанса о себе напомнить – когда решили поспать.

После двух-трёх покашливаний и одного откровенно неуютного взгляда от ветерана Чеченской войны Василий осознал нужду коллектива: пожелал Ане добрых снов и отложил сотовый. Его не пугало говорить с ней у всех на виду. Кто вздумает выдать жене этот секрет? Все в палате видели Марго, так сказать, в действии: если найдётся мужчина, который надумает изменить такой мегере, завести на стороне интрижку – порицать его никто не станет. В случае такого бедолаги неверность – и не грех вовсе, но святая обязанность. Пусть даже связанная с риском.

Рисковать, впрочем, было ради чего. Подумать только: с женщиной, которую не видел полжизни, которую знал всего несколько минут, он нашёл столько общего! Поговорили о разном. О себе, впрочем, Вася только про ДТП с костылями вспомнил, зато куда более словоохотливая Аня рассказала о студенческих годах, увлечении масонской архитектурой провинциального города, поездках в Европу. Единственное, что настораживало – избегала упоминать сегодняшний день.

Была ли она недовольна тем, в каком направлении катится жизнь? Искала ли ответы в прошлом, как это часто проделывал её новый старый знакомый? Скоро он это узнает.

Утром, лишь только тусклое мартовское солнце выглянет из-за облезлых спин хрущёвок, верные костыли понесут Василия Сомова на их первое с зеленоглазкой свидание. И ни гололёд, ни метель с сильным ветром не помешают инвалиду достичь цели.

Она будет ждать его у себя на квартире, адрес которой сбросила по СМС. Романтик средних лет зазубрил его наизусть – на случай, если ночью кто-то вздумает стащить допотопный сотовый, или электронное сообщение случайно падёт жертвой программного сбоя в мобильном устройстве.

* * *

В больнице его удерживать не стали. Захотел пациент на прогулку – почему бы и нет? Для реабилитации только плюс. По правде говоря, врачи вообще не понимали почему Василий Олегович всё ещё в станционаре – с одинаковым успехом мог бы и дома выздоравливать. Но не скажешь же открыто, что он общества жены избегает?

Лишь только Василий кое-как влез в автобус и положил на свободное место букет роз, с ним связалась Аня. Хотела узнать не сбился ли с пути, а в итоге заговорились так, что Сомов едва не проехал мимо её дома.

Сойти на нужной остановке ему помогли отзывчивые пассажиры. Раньше Васе никто и никогда безвозмездно не помогал, а тут вот так – запросто.

А дальше на него напал такой мандраж, что не все детали сохранила память: быстрая пробежка по гололёду, скормленный домофону номер желанной квартиры, и – вперёд мимо лифта, о котором Василий даже не вспомнил. Взлетая на третий этаж, он уже не понимал: то ли костыли несут его, то ли это он сам зачем-то тащит с собой две неуклюжие палки…

Наконец! Сунув цветы подмышку, Сомов облизнул губы, и кнопка звонка пала под напором большого пальца. В недрах квартиры зазвучали шаги. Пока они становились громче, Вася что есть сил стискивал костыли – вдруг накатившая слабость чуть не опрокинула на коврик для ног.

Петли едва слышно скрипнули, и в дверном проёме возник мужчина лет сорока с глубокими залысинами и тусклым взглядом.

А ведь Аня прямым текстом говорила, что будет одна!

– Здравствуйте. Вы, простите, кто? – спросил незнакомец.

– Я… друг Ани. Вася – неуверенно ответил Сомов. – А вы, простите?

– А я её брат, Андрей, – ответил мужчина и указал себе за спину. – Входите. Можете не разуваться.

Сомов неуверенно помялся на пороге.

– Вам помочь? – услужливо предложил Андрей.

– О, нет-нет, сам справлюсь.

* * *

– Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, – сказал в прихожей Андрей и с грустью добавил. – Есть что-то неправильное в том, чтобы заводить знакомства на похоронах.

– Что вы имеете ввиду? – спросил Сомов, которого увиденное совершенно сбило с толку.

Квартиру наполняли люди – в верхней одежде и обуви. Причём, многие, как и Сомов – с цветами. На взгляд человек пятнадцать. Лица каменные, на разговоры никого не тянет – на вечеринку не похоже. Местами на полу лежали лужицы талого снега – гости занесли…

– Скажите, Василий, – спросил Андрей. – Когда вы в последний раз видели Аню?

– Двадцать лет назад, – честно ответил Сомов.

– Ого. А я-то думал, что мой рекорд никому не побить. Я не видел её года три… Но для меня это особенно непростительно. Всё-таки – брат. Всё-таки – единственный близкий родственник. Будь я рядом, окажи поддержку… Эта проклятая работа в Сибири, новые и новые проекты буровых, командировки для обмена опытом – как старшему инженеру, пропускать их просто невозможно. А ещё – жена, дети, закрутилось, завертелось… А сестра всё это время здесь. Одна. По телефону говорила, что всё хорошо, а на самом деле всё катилось, сами знаете куда.

Пока Андрей говорил, Сомов делал попытки найти рациональное объяснение происходящему. Может, он этажом или номером квартиры ошибся? Может, улица не та? Или всё происходящие – всего лишь розыгрыш, а у его зеленоглазки нестандартное чувство юмора. Вдруг, она всё это спланировала: пригласила друзей, заставила так называемого Андрея зазубрить несколько строк, а сама в соседней комнате смешки давит?

Затравленный взгляд Василия выцепил на стене фотографию Ани в компании молодого брата: знакомые каштановые волосы, улыбка от уха до уха. Квартирой он точно не ошибся. Рядом со снимком десятилетней давности висел какой-то диплом. Руки сами сняли его с гвоздика. Выдан одиннадцатикласснице Анне Румянцевой за победу в общероссийском конкурсе чтецов.

– Неплохо, правда? – сказал Андрей. – У неё всегда был талант к сцене. Поступила, впрочем, на журфак, потом работала в каком-то областном издании. Кто бы мог подумать, что всё приведёт к затяжной наркомании с передозом? Ох, простите…

Андрей вынул из кармана жужжавший смартфон, ответил на вызов, а затем коротко объявил: машины на месте, больше никого ждать не будем – все на выход.

Без помощи незнакомых людей Сомов непременно растянулся бы по дороге к поджидавшим внизу такси: или на лестничной площадке, или в лифте, или уже на улице. В сломанной лодыжке вдруг вспыхнула боль, мышцы затопила слабость – на улицу его выводили под руки.

С каждой секундой он чувствовал, как погружается в кошмар всё глубже – словно тонет в зыбучих песках, и помощи ждать неоткуда. Чувство безысходности пировало на останках надежды. После стольких лет беспросветного, тоскливого прозябания в одной норе с Маргаритой Павловной ему подарили надежду на лучшею жизнь, а затем растоптали её, разорвали в клочья.

Когда всех их высадили у ворот городского кладбища – Сомова уже ничто не удивляло.

Несколько минут он молча топтал снег вблизи аккуратно расчищенной могилы. На надгробии – ФИО зеленоглазки, даты рождения и смерти, а также – фотография по самому центру, взятая со студенческих времён. Это определённо она, девушка с остановки.

Долго смотреть на неё Сомов не мог: оставил цветы в общей куче, и поковылял к скамье, которую замело снегом. Расчищать ничего не стал – просто вдавил тело в рассыпчатое покрывало. Костыли легли рядом. Последующие отчаянные попытки переосмыслить произошедшее, расставить всё на свои места – ничего не дали.

Через полчаса никого, кроме Василия, на кладбище не осталось. Хотели и Сомова прихватить, чтобы не задубел от холода, но он сказал «нет», упёрся, и его оставили в покое.

Когда «Сименс» стал подавать признаки жизни, Василий лишь печально улыбнулся. Судя по информации с экрана, звонила покойная – кто ж ещё? Долгое сидение на морозе не прошло даром: он разгадал загадку зеленоглазки, и планировал поступить, как советовала совесть.

– Ты куда пропал? Я уже третий час тебя жду… – начала Аня.

– Скажи честно, ты – призрак? – оборвал он её. – Призрак, который пришёл мучить меня за ошибки молодости…

– О чём ты говоришь?

– Тут может быть только два варианта, понимаешь? Или я сошёл с ума, или ты – призрак. Но первый вариант отметём сразу, так как бухгалтера̀, по типу вашего покорного слуги Василия Сомова, с ума не сходят. По крайней мере, мне такие случаи неизвестны. Это удел поэтов и всяких неординарных личностей. Куда мне до них? Значит, ты – призрак.

– Вася, ты меня пугаешь… И логика у тебя странная.

– Так это я тебя пугаю? – воскликнул Сомов. – Знаешь, куда меня привезли? На кладбище! Метрах в тридцати – твоё надгробие. Ты умерла, понимаешь? Почти месяц тому назад.

– Ничего не понимаю. Объясни, пожалуйста. Может, это у тебя последствия того случая, из-за которого ты в больницу попал? Мне кажется, ты бредишь… С тобой всё в порядке? Ты сейчас где? Сейчас такси вызову!

– Вряд ли вызовешь, Аня. Как бы помягче сказать, но такси с мертвецами дел не имеют…

За какие-то пять минут Сомов вывалил на Аню всё, что узнал о её смерти. По дороге на кладбище рядом с ним в машине сидела корректор газеты, где одно время работала подававшая большие надежды выпускница Румянцева. Язык у пожилой женщины был воистину без костей.

Покойную, оказывается, нашли в каком-то наркоманском притоне, причём – без документов. Опознание провести не смогли и захоронили там, где обычно бомжей хоронят. Если бы Анины соседи по лестничной площадке скоро не зашумели, то судьба по-тихому пропавшей одинокой женщины ещё долго могла оставаться тайной. Дело в том, что в оставленной ею квартире сутки напролёт стали орать голодные кошки, а потом – умирать одна за другой. Стало пованивать. Дверь взломали, хозяйку не нашли. Прилетел брат. Он провёл настоящее расследование: вышел на друзей-наркоманов, на тот притон, наконец – в полицейском участке подтвердил по фотоснимкам, что покойная – его сестра.

– Андрей в рекордные сроки тебя перезахоронил, нашёл через соцсети друзей, бывших коллег и всех собрал, чтобы более-менее достойно проститься. Кто тебя знал – привёл ещё друзей. Общее число не столь уж и велико, но всё же… Это не ошибка. Я не попал случайно на непонятно чьи похороны, а действительно был у тебя дома – по тому адресу, что дала именно ты. Румянцева. Ты ведь мне ещё не говорила своей фамилии, так? Я прочитал её с диплома, которым тебя наградили на конкурсе чтецов в одиннадцатом классе…

Как и ожидал Вася – реакции не последовало. Сброс вызова. Сеанс с потусторонним миром завершён.

– Покойся с миром, зеленоглазка, – сказал он в пустоту.

* * *

Сомов так и не оставил сотовый на Аниной могиле. В последний момент передумал и сунул в карман – мало ли чего? Несмотря на попытки выбросить зеленоглазку из головы, вернуть мир на круги своя – притихший мобильник продолжит тревожить мысли и всегда будет под рукой.

В больницу Вася пришёл мрачнее грозовой тучи и в тот же вечер узнал, что его выписали. Отправили на лечение домой с указанием каждые две недели навещать врача.

Жена встретила мужа в привычной манере: недосолённым борщом и парой ласковых. Оскорбления его не удивили и не шокировали – ничего нового. Он снова окунулся в привычную атмосферу из уничижительных намёков, упрёков и нескрываемого презрения. То, что с этим жить вполне можно, подтверждали прошедшие после штампа в паспорте десять лет.

Заряд выпавшего из чёрной «мазды» сотового неумолимо иссякал. Интереса ради Сомов попробовал взбодрить аккумулятор зарядным устройством от мобильника с похожим разъёмом, но ничего не вышло: телефон для контакта с внеземным нуждался во внеземных же аксессуарах. Только где их возьмёшь?

Может, оно и к лучшему, думал Сомов. Когда «Сименс» умрёт – умрут тайные желания, что все эти годы мешали наслаждаться жизнью. Может, не такая уж она серая и никчёмная? Может, у него просто фантазии чересчур яркие, да требования завышены? Проще надо быть, сговорчивее, принимать то, что есть, а не грезить невозможным.

В тот полдень, когда после длительного перерыва позвонила Аня и спутала все планы, он вяло хлебал месиво, которое Марго чересчур оптимистично называла щами, и слушал новую теорию, почему они до сих пор бездетны, из-за чего жене неудобно смотреть в глаза окружающим.

Во всём виноват он – кто ж ещё? Виноват несмотря на то, что в медицинском центре проблемы обнаружили только у супруги. Дескать, будь на месте Васи Сомова настоящий мужчина, то, как пишут умные люди в интернете, чакры Маргариты Павловны вошли бы в резонанс с мужским Чи (или Пи), и тогда через механизмы эфирной достройки дефектных клеток проблем с зачатием не было бы никаких. Ну, а так как Вася – мужчина не настоящий, то ни о каком резонансе с достройкой не стоит и мечтать. Ясно как белый день: Васино Пи (или Чи) или недоразвито, или отсутствует с рождения.

При таком раскладе долго игнорировать оживший в штанах сотовый Сомов не мог. Бредни жены опостылели совершенно. Лучше пусть Анин призрак, осколок похороненных надежд, терзает душу, чем слушать такую ересь. Соврав, что суп очень вкусный, «но что-то живот крутит и нужно глотнуть свежего воздуху» Вася оставил Маргариту Павловну в компании настоящих мужчин из бразильского сериала, который так кстати запустили телевизионщики. Ящик на время вырвал непутёвого мужа из области её внимания и подарил шанс на разговор без лишних ушей.

Он знал, что история с Румянцевой не завершена. Знал, что, как минимум, будет ещё один звонок и заготовил целую лекцию: о том, как неэтично призракам мучить живых, покойся с миром, всего хорошего, я тебя никогда не забуду и так далее. Но едва он вышел на балкон и поднёс сотовый к голове, как Аня перехватила инициативу – не дала даже слова вставить.

– Вася, во-первых, прости, что в прошлый раз бросила тебя, не сказав прощай – прошу не держи зла. Всё-таки, ты меня очень уж шокировал необычным рассказом. Нужно было в себя прийти и кое-что обдумать, – живо начала покойница. – Во-вторых… Ты сказал, что когда был в моей квартире, то видел диплом с конкурса чтецов, так?

– Так…

– Попробуй вспомнить: со стены ты его снял, а потом на газетном столике оставил?

– Эээ, да. Откуда…

– Откуда знаю? Сразу после последнего нашего разговора я зашла в гостиную и обнаружила, что диплом, который годами висел на одном и том же месте – смотрит на меня со стола!

– Очень странно…

– А хочешь расскажу кое-что ещё более странное?

– Попробуй.

– Я решила разобраться с твоим ДТП. Воскресила для этого старые связи, запросила информацию из прокуратуры, поговорила с журналистами, которые ведут криминальную хронику в местных СМИ. И, не поверишь – нашла упоминание о том, что в ночь на второе марта пьяный в зюзю водитель «мазды» протаранил автобусную остановку на Колесовой…

– Вот это новость! Интересно только, почему мне в полиции такой «футбол» устроили: не было, дескать, никакого наезда и так далее! Неужели, сынка влиятельных родителей покрывают?

– А вот и нет. Дальше – больше, Вася. Про сбитого, да и был ли он вообще – неизвестно ничего. Кровь на месте ДТП упоминается, конечно. По основной версии, вся она принадлежит водителю.