Измена. Право на счастье

Глава 3

Милана

– Не отчаивайтесь. Все прошло хорошо, у вас еще есть шанс забеременеть. Медицина не стоит на месте. Постарайтесь прийти в себя. Жизнь не закончилась. Все у вас будет замечательно. У вас может и не быть резус-конфликта с малышом. Не накручивайте себя раньше времени. Восстановитесь, продолжите работать с мужем в этом направлении, и через год-полтора с кулечком в руках выйдите из этих стен.

Голос врача до сих пор звучит в голове на повторе. Его слова – скорее утешение, попытка восстановить психологическое состояние пациентки, нежели констатация фактов. Мне от них ничуть не легче. Мало кто из таких, как я, мог выносить малыша вновь, если не было идеального совпадения по группам крови.

Все рухнуло в один миг. Семья, возможность стать мамочкой, просто все. Единственное, на что сейчас хватает сил, бесцельно смотреть в стену напротив и сдерживать рвущийся наружу крик отчаяния. Хочу выпустить всю ту боль, что причиняет мне боль, ранит, заставляет гореть в отчаяние.

Я уже не плачу, нет. Слезы закончились, осталась только дыра в груди, которую хотелось чем-то заполнить. Чем угодно, лишь бы не быть в этой тишине, с катетером в руке, который мешает свернуться клубочком, прижать руки к груди и, хотя бы несколько минут пожалеть себя. Самую малость. Вот чуть-чуть.

Но в одном мне повезло, врач прав. В палате на двоих я была одна. Будь рядом будущие мамочки, трепетно гладящие животики, мне было бы значительно хуже. Никому не пожелаю оказаться на моем месте, даже врагу, но и находиться рядом со светящимися от счастья женщинами не смогла бы.

Хотя, даже если бы в палате была бы такая же, как я, потерявшая самое ценное, и в истерике, могло бы быть еще хуже. Одна, я могу держать себя в руках, но с кем-то… нет. Если бы девушка плакала, билась в истерике, меня бы прорвало. Прорвало так, что не помогло бы самое сильное успокоительное.

Я ведь так мечтала о большой и дружной семье. Мне казалось, что она у меня есть, пусть небольшая, но идеальная. Мы с Киром никогда не ссорились. За пять лет ни разу, но страсти в нашей паре было много. Малыш. Пазлы сложились. И тут его измена.

У меня почву из-под ног выбили. Лишили опоры, мечты. Всего. Нет, не хочу думать об этом. Не буду. Нельзя.

Спасибо врачу за это одиночество, так я все в себе удержу.

– Привет, – но долго наслаждаться одиночеством не вышло, в палату вошел муж.

Странно, смотрю на него, и сердце больше не сжимается в радостном предвкушении, а ведь раньше оно замирало от восторга. Вся моя жизнь сосредоточилась на нем. Но после измены, потери ребенка, все стерлось. Возможно, это защитная реакция, и пусть. Главное сейчас – сохранить себя.

Он ждет ответа, но его нет. Вместо приветствия, мне хочется скривиться, но сил почти нет. Во мне только одно желание – спать. Видимо, в утренней капельнице что-то для этого было, а сон, как известно, лучшая защита от реальности.

– Как ты себя чувствуешь? – наигранно спокойным голосом говорит муж, присаживаясь на край кушетки.

Отодвигаюсь на самый краешек. По поджатым губам понимаю, что ему это не нравится. Ничего. Мне сейчас тоже много чего не нравится. Он даже банальных фруктов не принес жене, а для мамы своей всегда половину магазина скупал, когда она попала в больницу два года назад.

– Тебя это волнует? – не могу сдержать ухмылку, но получается скверно.

Вместо пренебрежения, выходит нечто странное из-за хрипа, что вырвался вместе со словами. Сильно хочется пить, но сил дотянуться до тумбы почти не было, поэтому в горле пустыня, а теперь и подавно не буду, пока он не уйдет. Пускай кривится от неприглядного вида и ужасного голоса.

– Мил, не начинай. Я же сказал, с Кариной была ошибка, давай забудем, начнем все сначала. Просто перелистнем страницу и продолжим жить, как раньше, – он не спрашивает, утверждает.

– Нет, не будет ничего, как раньше, – качаю головой, потому что не могу согласиться, не могу поверить, что он так сказал.

– Мне перед тобой, может, на колени еще упасть прикажешь? – мгновенно закипает муж. – Так не будет этого. Мне стало скучно, я устал от тебя. Дома – ты, на работе – ты. Да любой нормальный мужик взвоет. Ты мне дышать не давала спокойно. Я ведь просил тебя не работать, но ты не послушалась.

Кажется, я все же ошиблась, не все слезы выплакала. Чувствую, как кожу холодит соленая струйка. Как он может говорить подобное? Мы ведь вместе принимали решение, когда я устраивалась на работу. Это он настоял, чтобы его жена работала только с ним, либо сидела дома. Естественно, я выбрала быть с ним, потому что дома мне скучно.

А оказывается, ему нужно было, чтобы я сидела дома. Интересно, когда он начал мне изменять? С первого дня свадьбы, или хоть немного продержался? Смотрю сейчас в его глаза и боюсь разглядеть в них ответ на незаданный вопрос.

– Чтобы проще было завести любовницу на работе? – кричу, если этот всхлип можно назвать криком, от чего он кривится.

Не нравится ему мой голос, но кто из нас к этому больше руку приложил.

– Прекрати все перекладывать на меня, Мил. Это твоя вина. С первого дня нашего брака. Ты меня не слушала. Никогда. Всегда манипулировала мной. Думаешь, я слепой и не замечал? Замечал и позволял, пока ты не переходила границ.

– Ты хоть понимаешь, что сейчас говоришь? Слышишь вообще себя со стороны? Ты как о норме говоришь про другую в нашей постели! Ты сейчас просто переложил на меня ответственность. По твоей логике, если бы я сидела дома, готовила тебе ужин и единственным моим интересом стало – создать комфортную обстановку для мужа, то у нас все было бы идеально? Не было любовницы? Совсем с ума сошел? – последние слова получаются с криком.

В груди начинает жечь от горечи осознания, с кем я жила столько лет. Ему нужна была кукла, бесправная рабыня. Это очень страшно.

– Милана, прекрати передергивать! Я совсем не это имел в виду, – маска спокойствия окончательно слетает с его лица, теперь передо мной злой мужчина.

Если бы малыш был жив, то обязательно испугалась бы мужа, но сейчас мне бояться нечего, терять нечего. Отчаяние и так съедает изнутри, поэтому реакции Кирилла мне не страшны.

– Карины больше не будет в нашей жизни. Все. Точка! Мне не об этом с тобой нужно поговорить, – вскакивая с кушетки, он нависает надо мной грозовой тучей. – Прекрати меня пере…

– Нет, не прекращу.

Сжав зубы, снова перебиваю. Его давление, от которого еще секунду назад я внутренне сжималась в комочек, прорывает внутренние барьеры, и я начинаю защищаться.

– Кир, ты ужасен. Даже сейчас, зная, что со мной случилось, ты продолжаешь мне врать! Хорошо, Карины не будет, но о других ты не обещаешь, – не позволю и дальше вешать лапшу на уши. – Но и этого тебе мало. Ты во всем обвиняешь меня.

– Нет, это с тобой случилось? Как ты могла мне ничего не сказать о ребенке? Это не я, это ты убила моего сына. Ты лишила меня наследника. Не смей меня обвинять в случившемся! Я оступился, но разве это стоило жизни моего малыша? Скажи ты мне о наследнике, сейчас бы все было не так. Это ты во всем виновата!

«С пеной у рта» муж сыплет обвинениями, убивая во мне остатки всего…

Не могу поверить, что он всерьез все это говорит. Слезы душат от несправедливости. Это ведь просто не укладывается в голове. Как я могла столько лет жить с этим человеком? В чем он еще по мелочам делал меня виноватой? Да во многом. От мелочей по дому до невозможности забеременеть.

– Молчишь? Конечно, это ведь так выгодно меня козлом сделать. Не получится. Мы оба знаем кто виноват. И зная это, ты не удосужилась извиниться. Вместо этого, ты пытаешься всю вину переложить только на мои плечи. Повторюсь, ничего не выйдет. Когда вернешься домой, у нас будет серьезный разговор. Это никуда не годится. Мы о чем договаривались перед свадьбой? Забыла?

– Нет. Мы не будем разговаривать. И вспоминать ничего не будем, – приподнимаясь на кушетке, пытаюсь хоть немного занять более высокую позицию.

Лежать перед ним и плакать не хочу. И так знает слабости, куда можно ужалить побольнее. Уже наносит точечные удары.

– Что ты сказала? – муж шипит, как змея, в мою сторону.

Даже застывает, бросая зрительный вызов. Раньше я всегда тушевалась под подобным взглядом, сейчас не получится. С меня словно розовые очки сняли, или они разбились от удара об асфальт. Неважно.

Главное, что сейчас передо мной не любимый человек, ради которого я каждое утро порхала по кухне, словно бабочка, чтобы его вкусно накормить. Стриглась так, как нравится ему, красила волосы в тот цвет, который привлекал его, а не меня. Я жила им, не собой, и теперь получаю расплату.

Ненавижу! Не знаю кого: его за манипуляции, или себя за доверчивость и слепоту.

– Мне нужен развод, Кирилл. Будьте счастливы. Я не буду третьей. И тебе больше верить не смогу. Просто подай заявление, прошу. Хоть что-то сделай сам ради меня. Да ради собственной свободы. Гуляй, встречайся с кем хочешь. Я хочу тебя освободить от кабалы брака со мной. И себя, в первую очередь.

Не хочу кричать, это не поможет. Корсаков всегда от этого зверел. Не со мной, с другими. Бывало, терял контроль, и если раньше я не боялась его гнева, ведь у нас всегда был мир, то сейчас мне страшно. Настолько страшно, что мурашки по коже и капелька пота предательски катится вдоль позвоночника.

Смотрю в его глаза и вижу, как идет обратный отсчет до взрыва. В его голове произошло короткое замыкание от моего требования. Это ведь все не по его сценарию, а значит, неверно.

– Совсем с ума сошла? – на палату послышался настолько оглушающий крик, что кажется, словно стены содрогнулись, не только я.

– Нет. Давай не будем мучать друг друга, – обнимаю себя одной рукой, потому что вторую прострелило от боли, ведь катетер еще никто не убрал, и игла больно кольнула.

– Этого не будет. Ты совсем совесть потеряла. Ребенка убила, теперь и меня хочешь обанкротить? Сейчас, когда у меня крупная сделка? Когда мне нужна крепкая семья, ты так меня подставляешь?

– Просто поменяй жену. У тебя есть замена! Отпусти меня. Я ведь не нужна…

– Рот закрой, пока я не помог, – его рука зависает в воздухе надо мной.

– А-аааа, – пищу, поджав коленки к груди, потому что мне дико страшно от одной мысли, что он может ударить.

– Хватит орать, я с тобой ничего не делаю, – децибелы мужа бьют по ушам, а кажется, что по оголенным нервам.

Вздрагиваю на каждом слоге. Кажется, что, вместо языка, у него кнут, который доставляет нестерпимую боль. Господи, как я была слепа. С кем я жила?

– Еще одна такая выходка, и ты получишь по полной. Поняла меня? Никакого развода не будет. Будем дальше пытаться зачать ребенка, мне нужен наследник! От законной жены!!!

Нет. Не хочу пытаться. Не хочу ложиться с ним в одну постель, не хочу жить под одной крышей. Теперь мне будет страшно. Маски сняты, больше их никто не наденет. Как же сейчас страшно.

– Мужчина, – в палате раздается голос лечащего врача, и я поднимаю голову, прося у чужих людей защиты.

Голос сковывает, сама не понимаю почему. Казалось бы, вот она помощь, попроси, а из груди выходит лишь хрип. Нет, нельзя сдаваться. Шепчу одними губами и меня понимают.

– Вон из палаты. Здесь гинекология, женщины борются за жизнь детей или приводят их в новый мир, а вы балаган устроили. Больше вас не пустят. Зря пошел на встречу, пустив к пациентке.

– Прав не имеете. Я на вас жалобу напишу, – теперь жертвой Кира стал доктор.

Вот только последнему все равно. Он в своей стихии.

– Пишите. А сейчас вон, и забудьте про время посещения. На выписке увидитесь. Не раньше.

И в дверях появляются охранники. Тут муж пасанул, хотя за секунду до появления коренастых мужчин, хотел перейти в наступление.

– Пожалеете. Все пожалеете, – и резко поворачивается ко мне. – Особенно ты, если не передумаешь к выписке.

– Выход там.

Врач гонит его, за что я ему благодарна. Во мне лопнула пружина. Все, что держало и без того шаткую конструкцию внутреннего равновесия, окончательно разрушено.

Поэтому, когда недовольно поджав губы, муж вылетает из палаты, словно ошпаренный, сворачиваюсь в клубочек и, забыв обо всех дискомфортах, начинаю плакать.

– Не беспокойтесь. Больше он вас не потревожит. Вашей вины нет. Не слушайте подонка, – но не видя никакой реакции, он ушел, закрыв дверь, оставив меня в одиночестве.

Почти.

В сердце словно нож воткнули и прокрутили несколько раз. И так сто раз.

В голове роятся мысли, не пропуская ничего из внешнего мира. От них никуда не деться, а так хочется.

Я убила малыша.

Слова крутятся на повторе, и я думаю, что муж прав. Это я погубила крошку внутри. Надо было бежать прочь. Уходить из квартиры и бежать куда глаза глядят. Но я стояла. Ждала его оправданий, смотрела на сестру, закутанную в простынь, где-то в глубине души продолжая надеяться, что все это не правда, что мне все кажется.

И вот она, расплата за трусость, за желание верить иллюзиям.

Не рыдаю, просто плачу, смотря в стену, пока не слышу шаги и голоса. Потом скрип двери, шаги и все тот же голос врача.

– Вот ваша палата. Устраивайтесь. Завтра сделаем скрининг. Уверен, вы зря переживаете.

– Это не я, муж, – смеется женский голос, кажущийся сквозь шум в ушах, до боли знакомым. – Спасибо вам. Я к вам прихожу отдохнуть от его гиперзаботы.

Располагайтесь, знакомьтесь.

Слышатся наставления доктора, и через минуту передо мной, на соседней кушетке садится девушка с маленьким, едва заметным животиком, которую я моментально узнаю. Столько лет…

– Милана? Что с тобой? – она тоже узнает меня, и тут я начинаю рыдать в голос, отворачиваясь на спину, настолько участливо смотрят глаза напротив прямо в мою душу.

Глава 4

Милана

– Ты уверена, что хочешь к нему вернуться? – обеспокоенно спрашивает Виолетта, когда я начинаю собираться домой.

Уже прошла неделя с того дня, когда я потеряла малыша и вернула подругу. Наши пути разошлись сразу после вступительных экзаменов в институт.

Мы поступали в один ВУЗ на рестораторов, но Виолетта, как всегда, решила погулять, хорошо так погулять, прямо в ночь перед экзаменами. Я не смогла тогда бросить ее в беде, потому что дружили мы очень хорошо, и когда передавала ей листик с ответами, спалилась. Причем выгнали тогда только меня.

И нет, я совершенно не злилась на нее. Во мне нет этого. Это был мой выбор, и только мне отвечать за собственные поступки. Не знаю почему, но после того дня мы резко отдалились друг от друга. Что делала Летта – не знаю. Я спешила подготовиться к поступлению на факультет «кондитерского дела».

И вот, спустя семь лет мы нашлись.

Неделю назад я проплакала до самого вечера, пока рассказывала ей все, что со мной случилось. Мне даже стало немного легче. Но ровно до того момента, как на следующий день к ней пришел муж и окружил такой заботой, что мне стало завидно, ведь все, что сделал мой супруг – обвинил в потере ребенка меня, не себя.

Не знаю, бурчала бы я так на мужа от гиперопеки, как она, но сейчас могу сказать одно, была бы счастлива от такого отношения. Глядя на сурового большого дядьку, который носится по клинике, как угорелый, потому что ему кажется, что из окна дует, было забавно.

И нет, он её не абьюзит. Летта только глянет на него, он чуть ли не лапки поднимает в жесте «сдаюсь». Сомневаюсь, что мужчина, который дышит своей женщиной, ходит на сторону.

– У меня нет выбора, Виолетт. Совсем. Куда пойти? Это и моя квартира. При разводе поделим ее, и тогда съеду, а пока туда.

Говорю, а самой противно от собственных слов. Обстоятельства вынуждают поступать именно так. Теперь мне нужно учиться жить самой, искать новую работу. Чистая страница, хоть и черновая, ведь будущий бывший муж какое-то время будет в ней присутствовать.

– Я тебе его предложила, Милка. Почему ты не хочешь принять помощь? – она хватает меня за руку, останавливая от механических действий.

– Не могу я, пойми. Ты ведь знаешь меня, не люблю быть кому-то хоть в чем-то обязанной, – устало падаю на кушетку и зарываюсь руками в распущенные волосы.

– Да помню я это. Но ты не думала, что с этим пора что-то делать? Нет ничего страшного во взаимопомощи. Это нормальное отношение между людьми. Ты сама всем всегда помогаешь, при этом не просишь ничего взамен. Вспомни, как я поступила благодаря тебе. До сих пор помню, как меня потом твои родители прогнали и запретили приближаться к ленивой дочери, не сумевшей поступить. Дай мне возможность вернуть должок.

– Летта, нет у нас с тобой долгов. Ты была моим другом, и, если мы сможем это восстановить, будет просто шикарно. А работа и жилье, я это решу. Ты просто трубку бери, чтобы я выговориться могла, – а сама понимаю, что нервировать беременную не буду.

– Давай так, я подумаю, – бровь подруги ползет вверх от удивления. – Честно, подумаю, – скрестив пальцы за спиной, говорю эти вещи.

– Ладно. Поезжай. Мой тоже после работы приедет забирать. Все равно тебя не переубедить. Знай, что я всегда рядом и готова помочь. Предложение бессрочное. Поняла меня?

– Да.

– Пока тогда. Надеюсь, скоро встретимся, – крепко обнимает меня, и через пять минут мы окончательно прощаемся.

Господи, помоги поскорее со всем разобраться, чтобы восстановить дружбу. За неделю я поняла, что все люди в моем окружении не друзья. За все эти дни мне никто не позвонил. Вообще никто. Не представляю, что обо мне такого наговорил муж на работе, что такая тишина.

Домой еду с тяжелым сердцем. Не хочу заходить туда, куда Кир привозил другую. Противно просто. Но это необходимо. Развод будут оформлять какое-то время. Понимаю, что долго затягивать не будут, потому что нет детей, но и в тот ж день ведь не разведут, хотя бы потому, что я не отдам квартиру, а Кир так просто ее не отдаст.

А если и не Кир, то Карина точно его накрутит. Интересно, они уже съехались? Нет, не хочу думать. Сейчас приеду и узнаю. Час пути, и я стою у родной двенадцатиэтажки и поднимаюсь на лифте на нужный этаж. Достаю ключи и открываю дверь.

Бросив сумки у входа и сняв обувь, прохожу внутрь. Замечаю пыль на полках, пыльный войлок в углах. Да, я даже с работой умудрялась содержать все в чистоте. На кухню не заглядываю и иду в спальню, в которой меня постигает ужас.

В шкафу ни одной моей вещи!

– Не поняла, где все?

Выдаю вопрос вслух, потому что в голове закоротило. Чье весит в шкафу –понятно, а куда сложили мое? Мечусь по квартире, перерываю все в поисках и не нахожу. Что происходит? Застываю в коридоре, схватившись за голову. Неужели все выкинул? Бросаюсь к сумке и едва набираю ненавистный номер, когда дверь открывается и у меня подкашиваются ноги.

– А что ты здесь делаешь? Совсем совесть потеряла? Это наша квартира. Убирайся немедленно! Говорила Кирюше, надо замки поменять, как чувствовала, что ты настолько обнаглевшая тварь, что продолжишь портить нашу жизнь своим присутствием. Совсем не стыдно? Я полицию сейчас вызову! – пищит на ультразвуке Карина, держа в руках свадебное платье.

– Мне стыдно? Я к себе домой пришла вообще-то, а здесь посторонний человек. Украла ключи, распоряжается чужим имуществом. Скорее мне пора вызвать полицию, не находишь это логичным? – с трудом произношу длинную речь, хотя по факту, это всего несколько фраз.

И как хорошо, что я их сказала. Ей нечего ответить. Так и знала, что это спектакль. Знаю ее выходки и еще лучше знаю мужа. Он сказал «развода не будет», значит его не будет мирным путем. Слишком важная сделка на кону, он понимает, что пролетит, как та самая фанера, с новой женой.

Насколько знаю, там вообще в сделке задействованы восточные мужчины, но не те, у кого гаремы, а кто с одной до гроба, чтобы в жизни не происходило. Развод – пятно на репутации Кира, но мне плевать, это его проблемы. А Карина, ей плевать, лишь бы мужик с деньгами.

– В какой свой, это наше с Киром место. Неужели так ничего и не поняла? Все, развод. Тебе здесь ничего не светит. Я даже вещи выкинула, потому что от хлама нужно сразу избавляться, но ты какая-то странная. В дверь гонишь, в окно возвращаешься.

Повесив платье на крючок прихожей, продолжает играть в свою игру. Была бы первый день с ней знакомой, обязательно поверила в высокомерные нотки в голосе, но я в курсе, что это защита. Она нападает, чтобы выбить человека из колеи.

Самое страшное, родители всегда были на ее стороне. Первый блин, то есть я, у них вышел комом, они никогда не стеснялись это говорить. У них была любимица, Карина, я всегда получала по полной программе. Не прибрала в комнате, неряха, сестра – устала. У меня тройка по географии – глупая, будущая девка, что пойдет по миру с протянутой рукой, сестра с двойкой – учитель придирается и занижает оценки.

И вот таких вещей можно перечислить на пару томов. Чтобы не произошло, они на ее стороне. И про «любовь» младшенькой к Киру они знали. В ЗАГСЕ стояла с тяжелым сердцем, думала, что ворую чье-то счастье. Пять лет прошло, ответка за желание быть счастливой прилетела.

– Что-то я не помню, чтобы подписывала документов о разводе. Прописка опять же. Карин, я не знаю, за что ты меня ненавидишь, и честно, уже неинтересно, но прошу. Прекращай балаган. Если я сейчас наберу Киру, как думаешь, кого он прогонит? Ту, что может пустить его бизнес по рельсам банкротства, или ту, что на законных основаниях является признаком благонадежности, как партнера? – крутя телефон в руках, пытаюсь заставить ее уйти, но она никак не сдается.

– Он выберет ту, что поднимет его рейтинг ребенком! – резко, с триумфом выдает сестра, а во мне что-то обрывается.

Слова с трудом доходят до затуманенного рассудка. Малыш? Господи, прошу, сжалься надо мной. За что ты так жесток? Разве я не заслужила стать мамой? Я не хочу быть с Киром, но почему ей все? Не могу вдохнуть полной грудью. Горло схватила невидимая рука и душит.

Паника приходит мгновенно. Даже на тумбу опираюсь одной рукой, второй пытаюсь растереть шею, чтобы прогнать наваждение. Но ничего не выходит. Наоборот, становится еще хуже. В голове сразу картинки того дня, когда я скулила на этом самом месте, теряя свою кроху. Моего маленького. Мое сокровище.

Понимаю, что ребенок уже живет в ее животе, ни в чем не виноват, но во мне поднимается волна протеста. Почему она заслужила, а я нет?

Почему? Почему? Почему?!

И как бы Кир выкручивался, если бы мы обе были беременны?

– Ка… Каким ребенком? – заикаясь, все же спрашиваю резко охрипшим голосом, когда удается прогнать невидимую руку.

– Нашим с Кириллом, – как контрольный в голову, звучат слова сестры. – Прекрати сюда таскаться и мешать нам.

Ребенок. Она не шутит. Не знаю чей, Кирилла или еще от кого-то, это уже неважно. Мне бы обрадоваться, что теперь развод неминуем, причем скорый, но вместо этого чувствую, как по лицу скатывается одинокая слезинка. Да, одинокая, потому что запрещаю себе большее. Не перед ней показывать слабость. Итак позволила себе лишнее.

– Где мои вещи? – спрашиваю самый насущный вопрос.

Мне не выстоять эту битву. Я вернусь завтра, когда соберу себя по кусочкам. Снова. Сердце будет еще долго кровоточить, не убрать эту боль по щелчку пальцев, но хотя бы возьму себя в руки. А пока придется переехать к родителям, в старую комнату, которую переделали под домашний кинотеатр. Но где-то же мне надо жить.

– У родителей, – довольно отвечает, а я радуюсь, что не придется никуда ехать после.

Ничего не говорю. Благодарить за информацию? Не буду. Желать удачи – тем более.

Беру сумку в руки и, сняв ключи от машины со специальной вешалки, уже выхожу, как в спину летит очередная порция яда.

– Немедленно повесь обратно. Это моя машина. Хочешь, чтобы я о краже заявила? – скрестив руки на груди, думает, что сможет и здесь одержать верх.

– Желай реальное, иначе останешься, как в той сказке, у разбитого корыта. А машина моя. За мои деньги куплена, на меня оформлена. Давай, заявляй, и получишь встречный иск за клевету, – бесцветно отвечаю, потому что не чувствую в себе больше сил на спор.

– Да что ты себе позволяешь? Ребенка грабишь? Как я добираться до клиники буду?

– Мне плевать. Тебе же хватило совести убить моего ребенка, так почему я должна жалеть твоего и думать о его комфорте? Первые два года брака вообще на метро ездила, и ничего. Помолчи лучше, Карин, не нарывайся.

Больше я ее не слушаю. Хлопаю дверью и иду на парковку. Все они у меня не отнимут. Если понадобится, продам малышку, чтобы были деньги. А пока надо снять часть налички с карты, чувствую, меня ждут серьезные проблемы.

К счастью, во двор за мной никто не выбегает, поэтому спокойно завожу мотор и уезжаю. Главное – удержать состояние вакуума в голове, иначе разобьюсь. Подумаю обо всем дома. Вот только где он, дом этот? Что ждет меня на пороге родительской квартиры?

Неизвестно.

Двадцать минут в дороге, и вот он, знакомый двор, свободное место, старенький лифт и дверь, которая открывала проход туда, где, по сути, я никогда не была счастлива. Ключей нет, поэтому звоню в звонок и жду. Проходит буквально несколько секунд, за которые успеваю заломить себе руки с десяток раз. Очень страшно. Поворот ключа, и, вместо приветствия, мать выкатывает два чемодана.

– Мам, вообще-то я собиралась у вас пожить какое-то время, – слова вылетают, перемешиваясь с ее ухмылкой.

– У нас нет места, Милана. Ты взрослая девочка, выкрутишься. Грабить моего внука у тебя наглости хватило. В машине будешь ночевать. Не думала, что вырастила такую неблагодарную девку.

– Мам, ты чего? Я тоже твоя дочь, и я только что потеряла своего ребенка. Меня тебе не жаль? – слезы прорываются наружу, текут большими каплями.

Не верю, что в ней столько злобы в мою сторону. Как можно так не любить собственного ребенка? Он же твой.

– Жалеть тебя? Бог наказал, дрянь, и правильно сделал. Тогда Кирилла окрутила, себе забрала, заставив Кариночку плакать ночами в подушку. Сейчас пытаешься мужа удержать, машину воруешь. Нет там ничего твоего. Ты пять лет двоих делала несчастными. Уходи. Пока по-хорошему говорю. Уходи, сил нет на тебя смотреть. Мне еще Кариночку нужно успокоить. На маленьком плохо скажутся переживания. И машину верни.

Вытолкнув чемоданы на лестничную клетку, закрывает перед моим носом дверь.

Обнимаю себя руками. Мне холодно. На душе холодно. Что происходит? Я попала в другую реальность? Как мир мог так разрушиться? Не понимаю. Совсем недавно все было хорошо, а теперь мне ничего не остается, кроме как жить в машине.

Пожалуйста, ущипните меня кто-нибудь. Мне срочно нужно прийти в себя, пока снова не скатилась в ту бездну, где виню себя в том, что муж полез на другую.

Это не моя вина!

Я молодая, интересная, симпатичная. Да, не роковая красотка, но мужчинам нравлюсь. Так за что он так со мной? Неужели не мог поговорить, как взрослый?

– Чего застыла. Давай уже, уходи, вертихвостка.

Бурчит соседка, толкнув меня в плечо. Она всегда ходит пешком, неважно, что есть лифт. Но это мелочи. Уже все соседи считают меня дрянью.

Беру в руки ручки чемоданов и ухожу. На автомате добираюсь до машины и сажусь на водительское место. Устало кладу голову на скрещенные на руле руки и выдыхаю. Боль. Обиду. Слезы. Что мне делать? Куда идти дальше? Мне не справиться одной.

Можно строить из себя героиню, но я не всесильна, и не пробивная. Обычная. Со страхами и комплексами. Да меня факт собеседований пугает.

– Может? Да нет, не могу, – одергиваю себя, когда, откинувшись на сиденье, тянусь к телефону.

Если бы сразу, это одно, а сейчас уже неудобно. Летта уже и забыла о предложении. Уверена. Это была вежливость, не более. Или нет? Виолетта никогда не давала заднюю. Да нет, неудобно вешать на нее свои проблемы. У нее маленький.

Не могу. Или могу? Ведь она сама предложила. Нет, неудобно.

– Хватит, Мила, – кричу сама на себя и беру телефон в руки. – Не все в этом мире против тебя. Просто нажми на зеленую трубку. Это не сложно.

Говорю сама себе и боюсь. Но ведь это нормально, когда тебе помогают. Наверное. Но ведь так я перекладываю ответственность на другого, а это подло.

Звонить или нет?

Господи, помоги принять решение.