В жуткой мгле снова вспыхнула надпись над храмом, на мгновение осветив безжизненных роботов у стены. Это благословение? Отец бы сказал: «Да!». Значит точно надо ждать! Сразу стало легче. У меня натянулась кожа на щеках, и губы исказило подобие ухмылки. Никогда не умел улыбаться, а он расстраивался из-за этого. Сейчас самое время плакать, а не смеяться, но кто бы знал как.
Дверь скрипнула, и я вскинул автомат. На крыльцо высунулся староста. Из-под его сапог разлетелись вихри пепла.
– Уходи, убийца! – он будто выплюнул слова. – Утром сюда придут люди из правления.
Я кивнул.
– До утра далеко. Какой у вас заряд батареи?
– Одиннадцать часов.
– Хватит! А у него?
– Меньше трёх! – зарычал староста.
– Как у меня. Всевышний решит, кто первым задохнётся.
Староста покраснел и, сжав кулаки, сделал шаг, всколыхнув очередную тучу жога.
– Ты не его сын, чёртова железяка! Ты проклятый робот-убийца. Такой же, как эти истуканы!
Я взглянул на неподвижные фигуры у стены. Они стояли здесь очень давно. В назидание живым. Чтобы помнили, как люди близки были к полному уничтожению.
– Убирайся…
– Нет!
– Ты не его сын! Ты кусок железа – ты не можешь задохнуться! Ты не человек!
Я вздрогнул и передёрнул затвор автомата, заставив его спрятаться за дверью.
Мне ли не знать, кто я такой. Помню настоящего сына моего отца – крошечный кусок мяса. Матерь умерла. Кусок мяса некому было кормить. Его нельзя было нигде оставить. Тем более одного. Поэтому, когда отец нашёл меня, придавленного рухнувшей бетонной стеной, то просто поменял программу. Заставил подчиняться. Заставил уважать себя. Заставил приглядывать за его сыном, но не смог до конца объяснить, как. Нельзя заставить заботиться по-настоящему. Во время одной стычки с грешниками с куска мяса сорвали маску. Тогда я ещё не знал, как это важно, поэтому ничего не понял, а он задохнулся.
Почему отец не разобрал меня по винтикам, не расплавил и не уничтожил, до сих пор не понимаю. Но именно тогда я перестал подчиняться и начал любить. Он тоже ко мне привык и считал своим сыном – воспитывал, защищал. Я помогал ему убивать грешников, а он рассказывал мне о боге. Мы нуждались друг в друге.
– Убирайся, ржавая уродина! – крикнул староста из-за двери.
Я щёлкнул предохранителем и положил автомат на колени. Отец хотел видеть меня человеком, но как поступил бы человек? Очень трудно разобраться в людях – документации нет, а моделей так много, что ни один робот не запомнит.
– Не могу задохнуться! – закричал я. – Он убил моего отца, но если выйдет сам, я не согрешу…
– Заткнись, заткнись! – завопил староста. – Как ты можешь согрешить, кусок чёртова металла? Адское отродье, сделанное сатаной для убийства людей.
– Отдай автомат, – сипло потребовал человек правления из-за двери.
Я покачал головой.
– Выходи!
Настоящий сын наплевал бы на запрет отца, ворвался в храм и убил его? А остальных, тех, что смеялись?
– Не могу задохнуться? А так? – крикнул я и сунул руку под куртку.
Набрал кодовый номер, открыл бронированную панель воздухозаборника на груди и выдернул фильтр. Не знаю, что такое БПК20, но так у меня точно не будет 0,003 миллиграмма кислорода. А без него настроенные процессы в системе жизнеобеспечения скоро нарушатся. Грязный воздух втянуло внутрь, и в голове заорал сигнал «Остановить подачу неочищенного газа, чтобы избежать фатальных повреждений».