Линетт
17.09.2019
Я не помню, в какой конкретно момент начала недолюбливать свою дочь. «Ненависть» очень грубое слово, говорящее не совсем о тех вещах. После того, как ушел Каллан, я была очень расстроена и винила ее в том, что случилось. Хотя сама прекрасно понимала, что это неправильно: в то, что я забеременела, виноваты лишь мы с Калланом.
Какой-то период времени я была даже рада тому, что все сложилось именно так. Каллан был не очень честным и не очень верным мужчиной, пусть у нас на тот момент был ребенок. Я знала, что он – вовсе не семейный человек, но и я создавать семью не собиралась.
Мы оба планировали веселиться всю свою жизнь и утопать в богатстве, ведь он был наследником крупной компании. Я была девочкой, которая просто к нему приелась, он это понимал. Но нам нравилось проводить время в компании друг друга. Казалось, он был согласен обеспечивать меня, пока я нахожусь рядом с ним.
С появлением Манара, наша жизнь немного изменилась. Теперь вместо того, чтобы проводить все свое время на яхте где-нибудь в Испании, мы тратили большую часть времени на содержание и воспитание мальчика. В какой-то момент у меня промелькнула мыль о том, что Каллан терпит нас только из-за того, что Манар – мальчик, а, стало быть, будущий наследник. Отдать ребенка в центр временного содержания 17не составило бы труда, но почему-то в момент принятия решения во мне проснулся материнский инстинкт.
Восемь лет мы жили достаточно спокойной жизнью для людей, которые не собирались становиться семьянинами. И мне казалось, что так и могло продолжаться дальше. Я не заметила, как влюбилась в жизнь, которая проходила передо мной. И так же не заметила, как по уши влюбилась в своего содержателя.
Мне было восемнадцать, когда я родила первого ребенка, и двадцать шесть – когда смогла влюбиться в его отца. Я чувствовала, что это было чем-то неправильным, ведь обычно все происходит наоборот. Но потом бросила эти размышления, сказав себе, что такая вот у нас семья. Но ее таковой было сложно назвать. Каллан продолжал вести разгульный образ жизни, считая, что ребенок ни к чему не обязывает. Я бы тоже могла так сказать, если бы дело было только в Манаре.
– Президент компании Green Shipyard сегодня передает свой пост директору, который за последние несколько лет вывел компанию на новый уровень ведения бизнеса, – говорила ведущая новостей на экране телевизора. Я выключила воду и положила грязную посуду обратно в раковину, – Квентин Райзада принял новую должность с глубоким почтением, заявив, что будет стараться еще больше на благо компании.
На экране был весьма молодой парень, возрастом Эльзы. И как такой мальчишка мог столько добиться в таком возрасте? Камера перебежала на предыдущего президента. Его волосы так посидели, и на лице появилось много морщин. Я не могла его узнать – двадцать пять лет прошло с нашей последней встречи.
– Господин Каллахан, скажите, чем займетесь после отставки? – девушка поднесла его лицу микрофон.
– Отправлюсь отдыхать в Испанию, – он улыбнулся своей теплой и морщинистой улыбкой. Пусть время и берет свое, но выглядит все же молодо ля своего возраста, – Лучшее время для поездки на яхте, не считаете?
– Ты так постарел, – я провела рукой по картинке, словно могла бы его коснуться, – Когда же ты отдыхал за эти двадцать лет? Только и слышно, что ты работаешь и работаешь.
Его взгляд был уже не тем, когда ему было двадцать пять. Это был грустный и усталый взгляд, которого я никогда не видела. С возрастом он стал краше и, вероятно, умнее. Мне хотелось бы в это верить. Новости о нем закончились, и я вернулась обратно на кухню. Прошло много лет, и я тоже не та, что была раньше. И от этого становится грустно. Казалось, что прошло от силы пару лет, но я и моргнуть не успела, как прошло больше двадцати.
Мне было двадцать шесть, когда я родила Эльзу. Каллан уже тогда начал как-то странно себя вести, словно был чем-то напуган. Я не понимаю этого страха до сих пор. Была ли причина во втором ребенке? Но у нас уже был Манар, и сложностей бы особых в воспитании не возникло. Но тогда в чем же? На этот вопрос я все еще не знаю ответа.
Если сейчас вспомнить, он никогда не был спокоен. Чем бы мы ни занимались, он был очень загадочным и над чем-то долго раздумывающим. Однажды я обнаружила его в зале во мраке ночи. Он выпивал, и долго о чем-то думал. Даже когда я подошла к нему, он будто меня не заметил.
– …И тогда одной стороне не останется ничего, кроме как подчиниться, – протянул он, пытаясь что-то разглядеть в перевернутом отражении кофейного столика.
Я все еще не знаю, что он пытался там разглядеть, и кто кому собирался подчиняться. Когда я спрашивала, он пытался перевести тему разговора. И со временем я отступилась в поисках разгадки.
Через два дня после того, как мы узнали о существовании Эльзы, Каллан сказал, что не будет воспитывать этого ребенка. Я спросила, почему, но ответ был какой-то размытый.
– Я не смогу тратить свое время на еще одного ребенка. В компании сейчас проходят переговоры с Германской инвестиционной компанией, поэтому я должен отдаваться работе.
– Но ты же тратил на работу от силы часа три в день.
– Да, но мне уже тридцать три. Не думаешь, что пора браться за ум? И тебе, кстати, тоже. Что будешь делать с двумя детьми наперевес?
– Я что буду делать? А ты?
– Я говорю, у меня дела в компании.
– Но они же отпускают тебя на перерывы. Ты что, собираешься вообще с детьми не видеться?
– Посмотрим по загруженности.
– Что? Ты издеваешься надо мной? Восемь лет все было в порядке, а тут работать он начал. Думаешь, я поверю тебе?
– Придется поверить.
– И что дело только в работе?
– Нет, я устал от отцовства. Я хочу отдохнуть.
– Думаешь, я не хотела никогда отдохнуть? Думаешь, я не устала быть матерью? Я продолжаю заботиться о твоем сыне потому, что его сделали именно мы. Он не выбирал, в какой семье родиться, так почему ты не думаешь и о нем?
– Ты его мать, вот разбирайся.
– То есть сейчас ты просто нас выгоняешь? Правда?
– Принимай, как хочешь. Я дам вам денег, чтобы вы могли нормально жить хотя бы первое время.
На следующий день он перевел на мою карту два миллиона евро. Такой суммы я еще никогда не держала в своих руках. Но моя гордость была выше, поэтому эти деньги до сих пор лежат в банке на мое имя. Прошло двадцать лет, может, пора их использовать?
На мой телефон пришло сообщение от сына. С дочерью я уже некоторое время не общаюсь. И, думаю, больше никогда не смогу общаться.
Мам, я уеду на несколько недель в командировку.
Поэтому можешь меня не ждать
14:33
Хорошо. Удачной поездки
14:34
Я посмотрела на календарь. Скоро начнут желтеть листья в Испании. Стоит посмотреть на эту красоту спустя столько лет.
Я не помню, что случилось, когда начала поднимать руку на своих детей. Много раздумывала об этом, но в итоге к ответу пришла лишь недавно. Моя обида, копившаяся столько лет, выплеснулась наружу, и со временем это стало нормально выплескивать ее время от времени. А после ярких эмоциональных сбоев, наступало безразличие, которое я не могла контролировать. Поэтому не было дела до того, как живут мои дети. Я очень жалею обо всем произошедшем. Моя дочь из-за такого отношения ушла от меня. Но хоть с Манаром я попытаюсь исправить ошибки, которые допустила.
Можно ли сказать, что моя любовь к Каллану все еще не остыла? Наверное, можно. Ведь сейчас, идя вдоль набережной Барселоны, я все еще чувствую трепет к этим прекрасным местам, хоть тогда была еще совсем девчонкой. Испания – потрясающее место, я бы осталась жить здесь, если бы была такая возможность. Но придется возвращаться в прохладную и такую родную Исландию.
Хотела бы я сказать, что мне не хочется встречать Каллана спустя столько лет в этой стране. Но, на самом деле, я просто не знаю, как должна пройти наша встреча. Мне страшно от осознания, что снова смогу прикоснуться к нему, услышать его голос вблизи, а не с экрана телевизора. По этой причине я и поехала в Барселону, а не в такую знакомую Валенсию, в которую мы приезжали три раза в год. Большая часть воспоминаний у меня оттуда, и именно туда вход мне закрыт. Боюсь, что возвращение не приведет ни к чему хорошему.
Я шла вдоль берега, волны омывали мои ноги, и нос вдыхал свежий запах Балеарского моя. Еще очень долго я не увижу такую красоту, поэтому пытаюсь запомнить каждую деталь. Как серферы, словно птицы, летят по волнам, наслаждаясь влажностью и ярким светом от солнца. Как дети бегут друг за другом, проваливаясь в этом мягком песке. Как люди вокруг смеются и радуются чистоте жизни. Это все уже было в моей памяти, но сейчас эти воспоминания не будут запачканы выражением задумчивого лица Каллана и мыслями о том, почему это произошло со мной. Я улыбалась этим мыслям, ведь только сейчас, здесь, я смогла ощутить себя свободной от этого прошлого.
– Извините, мадам, – послышался низкий мужской голос за моей спиной.
– Да? – и только после я обернулась, и увидела мужчину, которого не собиралась здесь встречать.
Почему он здесь? На берегах Валенсии ему нравилось куда больше, чем где-либо еще. Или он, как и я, пытается сбежать от безумного прошлого, что нас связывало? Как бы то ни было, все наши действия и поступки снова привели нас друг к другу. И мы снова встретились на берегу проклятого моря.
– Ли?..
Луан
20.06.2025
Я отчетливо помню момент, когда принял Кайна своим соперником. Мне было одиннадцать, и учитель дал задание написать мелодию, над которой мы будем работать следующие несколько месяцев. Я выступил со своим «Раскаленным ветром», и чувствовал превосходство потому, что так никого больше из группы не хвалили. После выступления Кайна, я так же был поражен, как и все остальные. Я восхищался им, и считал его своим кумиром: он так молод, но достигает таких высот. В тот вечер, когда я пришел домой, мама была от этого не в восторге. «Ты позволил этому мальчишке превзойти тебя? Ты всегда был первый среди своих, ты должен стараться лучше».
После этих слов она распределила мою жизнь по часам у разных учителей, и пыталась выбить из меня первое место. Очень долго я не мог нормально спать из-за нового режима, где только и делал, что изучал теорию и принял ее на практике. На отдых времени особо и не было.
– Мам, я больше не могу! – кричал я через несколько недель такой нагрузки, – Я очень устал, мне нужен отдых!
– Если ты хочешь, чтобы это закончилось, то стань лучшим. Меньшего я от тебя не приму.
– Но я всего лишь хочу заниматься музыкой!
– Чем бы не занимался, ты должен быть лучше всех, иначе я не позволю этим заниматься.
Моя мать была строгой женщиной, которую вырастили таким же образом. Она должна была быть лучше других, чтобы за нее можно было бы гордиться. А за меня гордиться было нечем. Из-за этого я начал ненавидеть Кайна, и заодно того парня, который просто хотел заниматься музыкой. Сколько бы усилий я не прилагал, моя мать никогда не была довольна мной. Какие бы награды в конкурсах я ни приносил, и как меня ни хвалили чужие люди. Я бы переполнен обидой и болью, которую не знал, куда деть.
– Эй, Ан, мы уже выходим, – меня вывел из размышлений Ройен, взяв за плечо.
– Да, я понял.
Сегодня наступил день, когда Lilac salt, наконец, получила заслуженную популярность. Прошло семь лет, но это того стоило. А все благодаря девушке, с которой я встретился. Надеюсь, она знает о том, чего мы достигли.
Всем составом мы находили на шоу «Сегодня или никогда», в которой участвуют звезды, ставшие популярными относительно недавно и заявившие о своих способностях. Что-то вроде интервью в прямом эфире. На такие вещи обычно приглашают актеров или художников, которым нужно набрать аудиторию. Но с нами немного иначе: мы уже имеем большую аудиторию по всему миру, и это будет простое интервью.
– Ваша сирень цветет месяц, а наша сирень уже больше десяти лет. С вами программа «Сегодня или никогда», и к нам в гости пришли потрясающие Lilac salt! – мы уже сидели на своих местах, когда началось шоу. Зрители в зале начали нас приветствовать, и я почувствовал, что ради этого стоит проделывать такой длинный путь, – Расскажите нам, есть ли что-то новенькое в вашей работе? Может, вас звали в какие-то проекты?
– Если честно, я прошел пробы в сериале «Сердце моря», первая серия которого должна выйти в следующем месяце. Поэтому буду очень рад, если вы его посмотрите, – Ройен улыбнулся в камеру, и зрители завизжали.
– Поздравляю! Будем надеяться, картина выйдет удачной! – протараторил ведущий. – Так, а у кого-то другого были такие же заманчивые предложения?
– Пока у остальных все находится в строжайшей секретности, – произнес я, – Поэтому вам придется дождаться первых новостей от второй стороны.
– Очень грустно это слышать, Луан. Но, надеемся, у вас все хорошо продвигается. И так, начнем вопросы от зрителей, – перед нами загорелся экран с чатом, для зрителей, – Первый вопрос: «Как долго существует ваша группа?
– Если не считать тех семи лет, что мы наиболее известны, то лет 18. Может быть, чуть больше, – за отвечающего у нас всегда Ройен, если не начнут задавать личные вопросы.
– Ого, и где вы целых одиннадцать лет прятались?
– На малоизвестных конкурсах, на которых мы всегда проигрывали.
– Проигрывали? С таким-то талантом?
– Ну, тогда мы еще не открыли всего потенциала, который у нас был, – Ройен почесал затылок, – Кажется, это было в семнадцатом году, когда что-то изменилось.
– Что же произошло?
– Что-то изменилось в Луане. Он стал больше отдаваться музыке, и каждый раз предлагал все более безумные идеи.
– Луан, расскажи нам, что случилось с тобой в семнадцатом году? – я усмехнулся.
– Ко мне явилась муза.
– Кем же она была? – чат начал буквально разрываться от моих слов.
– Это была девушка чуть старше меня. Ее после той встречи я никогда больше не видел.
– Может, мы поможем ее найти? Уверен, наши зрители не отказали бы.
– Я не знаю даже ее имени, чтобы начать поиски. Но мне это не особо нужно.
– Как же так? Если она является для вас музой, не хочется ли вам, чтобы она появлялась чаще?
– Нет, мне достаточно было бы и того, что она знает, где я сейчас нахожусь.
Это было правдой.
– Хотите ли вы сделать обращение, если вдруг она смотрит это прямо сейчас? – камера повернулась на меня.
– Я не знаю, где ты, но, надеюсь, ты меня видишь или слышишь. Твои слова все еще здесь, – я указал пальцем на висок, – Поэтому я могу идти дальше.
– Что же, будем надеяться, что Великая Муза господина Луана услышит его обращение. А мы переходим ко второму вопросу – «Почему вы не живете в Рейкьявике?»
Если быть честным, после этого я мало слушал, о чем они разговаривали. Мне стало неинтересно, и я продолжал смотреть на экран чата, в котором не унимались люди. Я не читал этих сообщений, задумавшись о той девушке на конкурсе. Я уже и не помню место, в котором мы встретились. Не помню, когда это было и даже ее лица. Но я все еще помню ее слова, которые спасают меня каждый раз. «Твои песни полны горечи и одиночества. Попробуй использовать что-то другое» – каждый раз отдается в голове ее голос.
В какой-то момент чат резко замедлился из-за количества набираемых сообщений. И я мог даже успеть прочитать некоторые сообщения.
«Муза из «Синей Розы»: Я вижу»
Я улыбнулся этому сообщению. Почему-то был уверен, что это она. «Синяя Роза» был баром, в котором проходил конкурс групп, в котором группа Кайна заняла первое место. И я, разочарованный своим положением, встретил ее в коридоре того здания. Сейчас же его уже давно нет. Какой-то богатый человек купил землю и построил кафе. Именно по этой причине вспомнить об этом месте могли не такое большое количество человек.
Иногда ты можешь не осознавать, что незнакомец, которого ты встретил сегодня вечером, может стать чем-то важным для тебя. Незнакомцы могут так и остаться таковыми. Но иногда они могут стать в одно мгновение друзьями, с которыми ты будешь общаться всю оставшуюся жизнь. Эта девушка стала для меня стимулом двигаться дальше и не бросать музыку. Интересно, как много еще таких «незнакомцев» ходят по этой планете, не зная о том, что являются чем-то важным?
Майя
Когда люди приходят ко мне на консультации, их интересует решение разных проблем, но где-то все они соединяются. Наше начало исходит от родителей, и только благодаря или вопреки них, происходят наши изменения. У каждого разные страхи и способы защиты от внешних опасностей, но ко мне нередко приходят люди, которые пытаются защититься от самих родителей.
В день, когда Эльза вошла ко мне в кабинет, у меня пробежала мысль, что она пришла сюда из-за матери или отца. Просто, когда к тебе каждый день хотя бы один человек приходит из-за этой причины, рано или поздно начинаешь проецировать это на всех. Слова «у меня проблемы с матерью» вовсе не так глубоки, как хотелось бы слышать психотерапевту. Но у нас нет права требовать большего от человека, если он не способен сам прийти к этому решению.
Когда Эльза положила на мой стол вещи, которые являлись напоминанием о жестоком прошлом, я поняла, что дело обстоит немного сложнее. Сложность была в том, что практически на одно и тоже, Эльза реагировала по-разному, и уловить эту тонкую грань было катастрофически невозможно. Говоря об одном и том же предмете, она называет его надеждой и наказанием.
Жертвы нарциссических родителей никогда не говорят людям прямо о чем-то, что касается их прошлого. Только единицам они могут рассказать пугающие подробности, если ощущают тот комфорт и защиту, к которой так стремились все эти годы. Своих детей нарциссы приучили скрывать свои эмоции. Если ты показываешь свое недовольство или радость, которое не понравится родителю, ошибка не прощается. Ты учишься не говорить, не показывать, не рассказывать о том, что ты чувствуешь. Именно из-за этого многие дети, становясь взрослыми, почти ничего не помнят о жизни в доме. «Хорошие дочери» должны любить своих матерей, а потому они никогда об этом не расскажут.
С Эльзой я старалась говорить больше не о матери, а о ней самой потому, что это слабое место детей нарциссов. Человека нужно выводить на эмоции, знать, куда бить, но вместо этого делать этому месту укрепление. А слабое место Эльзы – ее чувства. Когда люди интересуются, что она чувствует, это погружает ее в оболочку страха, от которого она не может сбежать. Потому, что такого раньше не происходило – никто за нее не переживал. Она научилась защищаться от пуль, но когда видит цветы, не знает, что делать.
Я услышала звон моего телефона из соседней комнаты. Каждый день есть какие-то звонки: кто-то записаться на консультацию, кто-то «поинтересоваться». И я думала, что это очередной лентяй, которому жалко отдавать свои деньги. Но на экране высечено имя Эльзы.
– Алло? – произнесла я, не веря своим глазам.
– Майя… Скажите, вы свободы сейчас?
– Эльза, что у вас произошло?
– Вы нужны мне прямо сейчас, – ее голос дрогнул, – Пожалуйста… – она стала тише, и, мне казалось, что она была готова вот-вот заплакать.
– Где вы? – я тяжело вздохнула, к черту мой вечер выходного.
– В баре около 413-ой.
– Скоро буду.
Мы никогда не разговаривали по телефону – это была одна из границ, через которые переступать нельзя. Только общаясь сообщениями, Эльза могла чувствовать себя в порядке, и я не хотела рушить ее стены, которые она с таким трудом строила. Когда я встретила ее в баре, я не знала, о чем она захочет говорить. Что могло заставить ее нажать на кнопку вызова?
– Вы все-таки пришли? – спросила Эльза , когда я села около нее.
– Я не могу не прийти, когда клиент просит.
– Май, здоров! Давненько тебя здесь не видел, – к нам подошел бармен по ту сторону стойки. – Что будешь? Я угощаю!
– «Драконье сердце», – я махнула ругой, отгоняя мужчину, – А теперь иди, займись чем-нибудь. Я работаю.
– Работаешь? Здесь? – он посмотрел на Эльзу, а потом почесал голову. – Ладно, работница.
– Вы знаете этого бармена? – подала голос девушка, когда он ушел к другому концу бара.
– Я пью только здесь, – я повернулась к ней. – Так зачем вы позвали меня?
– Скажите… вы влюблялись когда-нибудь?
– Я была школьницей, поэтому да.
– Мне не с кем это обсудить, поэтому я позвала вас, – она сжала стакан с «Небесной синевой», – Как быть уверенным в чьих-то чувствах, о которых человек говорит?
– Мы не умеем читать мысли чужих людей, поэтому так важно разговаривать друг с другом. И делать свои собственные выводы, не разобравшись в ситуации, гораздо страшнее, чем сказать о своих чувствах или услышать о чужих, – бармен поставил перед Майей напиток, и та отпила горькой жидкости, провожая мужчину взглядом. – Отношения между людьми – всегда сложно. Их нельзя предсказать и нельзя получить никаких гарантий. Именно поэтому совместная ежедневная работа над ними может принести плоды.
– Но тогда как понять свои чувства к нему? Как не перепутать любовь с благодарностью?
– Почему вы должны чувствовать что-то одно?
– Что?
– Почему одно должно мешать другому? Разве благодарность не может стать ступенькой на пути к любви?
Любовь, как и все чувства, никогда не существовала просто так. Она складывается из других чувств, как пазл: искренность, честность, комфорт, преданность. Это все смешивается в безумный коктейль под названием любовь.
– Но что, ели я не чувствую того, что нужно ему?
– Дайте друг другу время.
– А если он захочет моментального ответа?
– Никто моментального ответа не захочет потому, что вероятность отказа становится выше.
Эльза смотрела на экран телефона: Шэрон звонил несколько раз. Ей хотелось отдалить момент разговора с ним. На его вопросы она не была готова отвечать, а свои вряд ли сможет задать.
– Как долго вы еще будете находиться здесь?
– Еще… еще немного. Я не готова сейчас идти домой.
– Я останусь с вами, пока вы не наберетесь смелости.
Затем я проводила ее до такси. Каждый человек рано или поздно сталкивается с трудностями. Вопрос лишь в том, справимся ли мы с ними. Сколько лет прошло? Кажется, семь. Я закурила сигарету, стоя около места, откуда уехало такси. Начался мелкий дождь, наступали холода.
– Майя? Кого я вижу! – от голоса за моей спиной у меня задрожали руки, и сигарета упала на мокрый асфальт, – Сколько лет прошло? Семь?
На меня смотрели изумрудные глаза, которые я ненавидела больше всего на свете. Эта девушка встречается только в моих самых страшных кошмарах. Триггеры у людей самые разные: начиная от вкусов и запахов и заканчивая шторами определенного цвета; мои же – глаза цвета изумруда, ее голос, ее кожа, ее постоянно улыбчивое выражение лица. Это то, от чего я никогда не смогу сбежать.
– Нака, ты разве не уехала заграницу? – мой голос не дрогнул. Я представляла этот момент сотни раз, когда засыпала. Прокручивала в голове каждую фразу, которую скажет она и, которую скажу я.
– Пару дней назад вернулась. Не ожидала, что встречу тебя, тем более у какого-то бара, – то, что может ее охарактеризовать, это насмешка. Она насмехается над всем, что ей нравится и не нравится. И я никогда не могла ее понять.
– Люди меняются, – если что-то их больно ранит, – Поэтому я не удивлена, что ты все-таки стала директором K&Y.
– Как ты это поняла?
– Ты стала еще более опасной. Ты держишь подбородок выше, чем в старшей школе, а значит еще увереннее в своих силах. Или, вернее сказать, в своих возможностях.
– А ты стала внимательной, Майи, – она улыбнулась одним уголком губ, почувствовав интерес.
– Я всегда была такой, а ты как была слеповатой, так и осталась. А еще твоя косметика не смывается от дождя, как в школе.
– Ого, дерзишь, – она подошла ко мне и опустилась к моему уху, – Мне это нравится.
Я старалась держаться. Лишь бы не оттолкнуть. Иначе она все поймет. А когда враг знает о твоей слабости, тобой становится легко манипулировать. Она подняла руку и вот-вот была готова коснуться моей щеки. Сердце не могло успокоиться, а я не знала, как поступить правильнее.
– Госпожа Директор, – сзади Наки послышался извинительный кашель, – Простите, что отвлекаю. Но нам нужно торопиться на встречу.
– Снова ты, Бенджамин, – девушка недовольно цокнула, поворачиваясь к нему, – Постоянно отвлекаешь меня от самого интересного.
– Прошу прощения, но я всего лишь работаю.
– И прекрати постоянно извиняться!
– Я вам мешаю, поэтому и извиняюсь, – это был приятный мужчина чуть старше Наки.
– Если ты будешь постоянно раздражать меня своими извинениями, я тебя уволю!
– Не уволите.
– Что?! Это еще почему?
– Потому, что никто больше не согласится работать у вас за такие гроши, – Нака была готова взорваться, но глубоко вздохнула. Казалось, они были близки.
– Майя, мне нужно идти, – она повернулась ко мне, но посмотрела на меня не как раньше. Ее взгляд был спокойным и строгим, – Но я была бы рада встретиться с тобой как-нибудь, – она щелкнула пальцами, и мужчина протянул мне визитку, – До встречи, рыбка моя, – по моей спине пробежали мурашки, – Буду ждать звонка от тебя.
Я стояла, почти не шевелясь, только руки, держащие визитку, дрожали, выдавая мой страх. Когда Нака с мужчиной перешли дорогу и скрылись за зданием торгового центра, я почувствовала, как мои ноги стали ватными. Я упала на колени, обнявшись руками – я сумела сохранить стойкость. Если испытываешь к человеку глубокую привязанность, то это, со временем, оставляет в душе глубокий след. И не важно, остались у тебя к этому человеку чувства или нет. Все остальное, мне кажется, лечится.
Вдруг я почувствовала чью-то руку на своем плече. Я подняла голову и встретилась с пшеницей. Эта девушка была так красива, что я не сразу смогла ей ответить, восхищаясь ее красотой. Ее руки были такие теплые, что вся моя дрожь куда-то прошла.
– Нет, со мной все в порядке, – я поднялась на ноги, девушка поднесла ко мне зонтик персикового цвета, – Спасибо за ваше беспокойство.
– Точно все в порядке? – она вдруг что-то заметила, и засунула руку в карман оливкового пальто, – Секунду, – она достала платок и приложила к моему лицу, – У вас тушь потекла с этой стороны.
– Спасибо, – она была так мила со мной, что я не смогла ей не улыбнуться. Она была еще девочкой, возможно, учится в старшей школе. Лишь бы ничего плохого с ней не случилось из-за ее доброты.
– Может, вам чем-то помочь? – я взяла ее платок, и повернулась к девушке боком, вытерев слезу, что выпала от облегчения. Я посмотрела на рисунок, изображенный на кусочке ткани. Красный ворон, как интересно.
– Даже если бы я и сказала, ты бы все равно не смогла ничем помочь, – я снова повернулась в ней и протянула ее вещь, – Спасибо за платок.
– Можете оставить, – она заводила рукой, вторая держала зонт, – У меня есть еще такие.
– Спасибо.
– Если я, правда, ничем не могу помочь, то тогда я оставлю вас, – она взяла меня за рукав и потянула к бару, из которого я вышла, – Но я не могу оставить вас под дождем, поэтому зайдите хотя бы под навес.
– Хорошо, – я улыбнулась ее детской наивности доброте, которую мало когда можно увидеть во взрослой жизни. Я зашла под тканевую крышу бара, а она осталась за ее пределами.
– Теперь моя совесть чиста. До свидания!
Она ушла, а я еще стояла под этим полосатым навесом, рассматривая красную птицу на платке этой милой девушки. Доброта, как многие люди могут посчитать, – врожденная черта. Но, на самом деле, быть хорошим человеком – это выбор, который делается ежедневно. Человек не может быть хорошим, не прилагая сознательных усилий. Поэтому доброта должна ценится, как золото в восьмидесятом году. Но все ею только пользуются, не понимая, что однажды люди просто перестанут делать выбор в ее пользу. И эта девушка – как символ спасения в виде доброты, которую дарит людям, должна значить гораздо больше, чем может предположить.
В следующий раз ее я увидела очень не скоро. Прошла холодная зима и наступила долгожданная весна. Я шла домой после работы, уставшая и голодная. Мне хотелось, как можно скорее прийти домой и досмотреть сериал, но сложилось все немного по-другому.
– Ну, ты чего, дорогая, мы не сделаем тебе больно, – услышала я краев уха, когда перешла дорогу на перекрестке. То, что происходило, было понятно сразу, и я резко остановилась.
– Н.. нет, прекратите! Я не хочу! – я подошла к переулку между зданиями, и увидела одного мужчину, он стоял боком ко мне.
– Ну, давай, смотри, мы будем очень нежные, – мне стало противно, и я подошла к ним.
– Эй, парни. Думаете, это сработает?
– А ты еще кто такая? – они повернулись в мою сторону, и я смогла увидеть девушку, которую они зажали в этом переулке. Эту девочку я не видела несколько месяцев, но узнала с первого взгляда. Один из них держал ее за руку, и уже почти снял с ее рубашку.
– Я ее тетя, поэтому не думайте, что я так просто вас отпущу, – я подняла телефон и показала на экране вызов 112.
– Здравствуйте, что у вас случилось? – услышала я по ту сторону линии.
– Здравствуйте, прямо на моих глазах происходит попытка изнасилования несовершеннолетней девушки , – мужчины явно напряглись, это было видно, когда они сжали руки и напрягли челюсти.
– Говорите адрес, экстренные службы уже выезжают, – сказала девушка, и парни начали выходить из переулка.
– Ладно-ладно, нас здесь не было, – когда они зашли за угол дома, и я перестала слышать ругань, то приложила телефон к уху.
– Кара, на Ганнарсбраут идут двое мужчин. У одного грязно-зеленая кепка с небольшим отверстием на лбу, у второго шрам на шее.
– Я поняла. Сейчас их возьмем, – ответила моя подруга. Она уже давно работает на телефоне спасательных служб, поэтому я считаю своим долгом рассказывать ей о преступлениях. Только так я могу хоть как-то помочь пострадавшим, как эта девушка.
Я обернулась и посмотрела на нее. Она смотрела в одну точку, и пыталась прикрыть открытые части своего тела. Я сняла с себя пиджак и надела поверх нее. Эта девочка еще какое-то время не могла говорить, поэтому я просто сидела подле нее, надеясь, что скоро она справится с переполняющим страхом. Не помню, сколько мы так просидели: двадцать минут, полчаса, а может, и час. До того, как я перешла дорогу, я только и думала о том, чтобы поесть, но сейчас голод куда-то исчез, оставив только желание помочь. Когда я подняла руку, чтобы посмотреть время на часах, то увидела, как эта девушка пыталась взяться за нее. Я взяла ее за руку, и села ближе. Она схватилась за меня, чувствуя, будто сейчас все рухнет.
– Все хорошо, – я гладила ее по голове, и крепко сжимала ее руку, – Это закончится. Твое сердце успокоится, ты сможешь это пережить, – она сделала несколько неудачных попыток что-то сказать.
– Я… я стала такой грязной…
– Что? Нет… Нет, это не так! – я села напротив нее, взяв обе руки в свои, – Ты прекрасна. Ты чертовски милая. У тебя замечательные ямочки, у тебя такая красивая и нежная кожа. Скажи мне, кем ты хочешь стать?