– Молодчина, Карабас-Барабас, выбрал прохладное местечко, – попытался пошутить я.
– Да ладно тебе, – вздохнула Варвара и, подойдя к Деду Морозу, запустила руку внутрь, чтобы расправить сморщенный рукав: – Тряпки нигде не числятся, давно списали, хотелось бы толкнуть, желательно все сразу и в одни руки. Цену задирать не стану. Взгляни и скажи, кому это можно втюхать?
Осмотр начал с одежды сцены. Два бархатных комплекта – один рубиновый, другой светло-кремовый были в отличном состоянии, как будто их только что привезли из театрального комбината. Костюмы хора забраковал сразу. Смутил старушечий фасон темно-синих сарафанов, а бледно-розовые блузки выглядели так, точно лет пятьдесят назад их закупили на барахолке. Примерил плащ Звездочета и, не снимая его, подошел к фольклору:
– Это, пожалуй, можно предложить Людке Первушиной. Помнишь ее? Они одно время работали с моей женой. Илона аккомпанировала народному ансамблю. Сама Людка купит едва ли, но кого-нибудь посоветует.
Варвара, сделав недовольное лицо, прошипела:
– Я же сказала: все сразу! Мне не улыбается каждый раз по новой договариваться с охраной.
– Хорошо, подумаю, – кивнул я и, сняв с себя Звездочета, вернул его на место.
– Я на тебя надеюсь, Демьян, – многозначительно сказала она и уселась на реквизиторский ящик, накрытый старенькой, ковровой скатертью, по которой когда-то гуляли олени. По крайней мере, изображение ветвистых рогов сохранилось в приличном состоянии.
Я присел напротив – на высоченную табуретку, поставив ноги на табуретку поменьше.
– Не валяй дурака, возьми стул, – поморщилась Варвара.
– Спасибо, мне так вполне удобно.
– Как хочешь, я вот о чем… – Варвара выпрямилась и посмотрела мне в глаза.
– Да понял я, понял… Правда, время сейчас не самое удачное, сама понимаешь, народ в отпусках…
– Угомонись и послушай! – Варвара прямо-таки сверлила меня взглядом: – Вечером тебе позвонит Ленька, попросит дней десять пожить на их даче. Естественно – с его мамулей, а также с Тамарой. Ты ведь с ней знаком?
– Один раз виделись в офисе.
– К тебе просьба – соглашайся. А на даче постарайся разговорить мамулю, надо выведать, где у нее схрон…
– Что у нее? – толком не расслышав последнее слово, переспросил я.
– Схрон, тайник. Тебе же Ленька говорил про чемодан?
– Наплел три короба, а то и больше. Говорил, газетные вырезки кому-то понадобились, фотографии… Мог бы придумать что-нибудь поинтереснее…
– Ты прав, – буркнула она и, усмехнувшись, тихо добавила: – В чемодане – бабки, очень большие бабки, килограмм двенадцать зеленых. Коли поможешь найти, десять тысяч твои.
– Десять тысяч долларов?
– Да, товарищ Демьянов, десять тысяч баксов!
– То есть про это утильсырье, – рассмеялся я, указывая рукой на верстаки, – можно забыть?
– Отчего же, курочка по зернышку… У меня еще два немецких, концертных баяна имеются. Тоже буду просить тебя подыскать покупателей.
– А что еще у тебя имеется? – иронично спросил я, изо всех сил стараясь скрыть накатившее на меня негодование: она что, считает меня полным идиотом?
И тут Варвара, слегка пошевелив губами и приоткрыв рот, провела языком по зубам, загадочно улыбнулась и манерно покачала головой; ее взгляд выражал игривое недоумение и любопытство:
– Можно подумать, ты не помнишь, – мелодично пропела она, включив насмешливое сопрано. Затем нарочито медленным и грациозным движением обнаженных, ровных рук поправила шляпу, повела круглыми плечами и как бы ненароком выпятила грудь. Под тонкой, шелковой тканью сарафана явно обозначились темные кружки набухших сосков. Она закинула ногу на ногу, при этом подол сарафана, точно его кто-то поддернул, пополз вверх.
– Зря стараешься! – выдавил я из себя, преодолевая учащенное дыхание. – Твои прелести меня давным-давно не впечатляют. К тому же есть Ленька, – начал задыхаться я, при этом ощущая, что с моей головой творится что-то неладное: еще несколько секунд ее ведьминских манипуляций и произойдет черт знает что!..
Слава богу, Варвара вдруг громко кашлянула, резко поднялась с ящика, отошла к дальнему верстаку и покачала указательным пальцем перед своим носом:
– Без глупостей, Демьян, и без хулиганства! Дать холодной водички?
– Не надо, – прохрипел я.
– Ты уверен, что не надо?
– Уверен.
– Тогда слушайте, товарищ Демьянов, – не без иронии поглядывая на меня, твердо заговорила она тоном старательной и стервозной учительницы, гордившейся четким произношением: – Ленькин отец, майор милиции Иван Горкин вляпался в очень нехорошую историю. На его горизонте замаячил справедливый, советский суд. Побои с нанесением тяжких физических увечий грозили очень большим сроком. Из ревности он отметелил горкомовского лектора-международника, подбивавшего клинья к его жене.
– К Раисе Тимофеевне?
– А к кому же еще? Но, представь себе, обошлось. Похлопотал земляк Ивана Степановича, тоже в милицейских погонах, служивший в столичном главке. Смекалистый подполковник отыскал темные пятна в занятной биографии лектора и предложил ему сделку: ты забираешь заявление, а мы помалкиваем. Таким образом дело замяли, но не совсем. Ивана Степановича как следует пропесочили, влепили строгача, понизили в звании и перевели в захолустный городишко на границе Ленинградской и Вологодской областей. Разумеется, Раиса с ним не поехала. Усек?
– Усек, давай дальше.
– А дальше… – Она несколько раз провела подушечками пальцев под глазами и выпрямилась: – А дальше произошло следующее: земляк зачастил в гости к Ивану Степановичу, благо не так уж далеко от Москвы, и что самое удивительное – под видом скромного, неприметного, советского гражданина. То якобы приехал на рыбалку, то за грибами, а то с лыжами подмышкой. Догадываешься, почему?
– Догадываюсь, – ответил я, мягко выражаясь, недружелюбно: – Что-то привозил?
– Не что-то, а валюту, получаемую в качестве гонораров за крышевание московских валютчиков. Понятно?
– Откуда свалилась сенсационная информация? – язвительно хохотнул я, поскольку сказанное Варварой воспринял с большим недоверием. Мне показалось, что я уже где-то слышал эту байку.
– Из достоверных источников, – жестко ответила Варвара. – Иван Степанович хранил гонорары у себя в частном доме. А через несколько лет, когда их хозяин оказался за колючкой, валюту перепрятал. Скорее всего привез мамуле. Сожительница Ивана Степановича в этом уверена.
– Это все?
– Нет, должно быть еще и золото, вероятно, монеты царской чеканки. Но их на даче нет. Ленька облазил все с металлоискателем. Думаю, надо посмотреть за забором. У них участок граничит с лесом. Если выйти из лесной калитки и пройти прямо, метров через пятнадцать наткнешься на небольшое, песчаное возвышение, а по центру углубление. Во время войны там зенитки стояли. Конечно, Ленька и там побывал, вытащил несколько мотков ржавой проволоки и алюминиевый, смятый, солдатский котелок. Но я попрошу тебя покопаться.
Я спрыгнул с табуретки и, ощущая мощный прилив злости, выпалил:
– Варвара, ты в своем уме?!. Какое к черту золото, какая валюта? Где сейчас этот земляк? Сбежал с лесоповала и прячется в Гималаях, балдеет с индейцами в джунглях Амазонки, совокупляется с проститутками в Амстердаме?..
– Нет, он в Москве, – спокойно ответила Варвара, – досрочно откинулся по состоянию здоровья. Два инфаркта плюс разного рода расстройства. Пребывает якобы в глубокой деменции. Но Тамаре показалось, он только прикидывается слабоумным. Поэтому надо действовать быстро и предельно осторожно.
– Тамаре?!. – невольно воскликнул я. – Она что, тоже в теме?
– Частично, – сдержанно ответила Варвара. – Тамара вместе с Ленькой ездила в Москву, караулила земляка во дворе неподалеку от станции метро «Профсоюзная». Престижный, между прочим, дворик – проживают в основном заслуженные пенсионеры, советская номенклатура и техническая интеллигенция. Так вот, когда земляк выполз на прогулку, она к нему подошла с вопросом: как пройти к метро. И он вполне внятно объяснил. А потом она стала нахваливать двор: мол, ухоженный, много зелени и так далее. И земляк еще несколько минут трепался о субботниках, рассказывал, как жильцы высаживали кусты и деревья. Говорил с трудом, но вполне логично.
– Тамара знает про деньги?
– Нет. Про деньги знаем только мы: Леонид, я, а теперь и ты…
– А Раиса Тимофеевна?
– Черт ее поймет! – вздохнула Варвара и, подойдя ко мне, на мгновенье прикоснулась пальцами к моей груди. – Надо постараться, Демьян, очень постараться. Второго такого шанса, наверно, уже не будет. Знаешь, сколько обломов было в моей жизни? Не сосчитать! А сейчас нутром чувствую, удача близко. Так хочется пожить по-человечески. Только бы мамуля раскололась!..
И вдруг меня осенило. Я крепко схватил Варвару за руки и, впившись взглядом в ее цыганские, горящие глаза, прошептал:
– Значит, для этого – чтобы мамуля раскололась – ты и пристроила меня к ней сиделкой?
Варвара отдернула руки и отошла в сторону:
– А я и не скрывала. Просто не было случая тебе сказать. Да и Ленька возражал. Он в людях совершенно не разбирается.
– А ты разбираешься?
– Еще как!.. Сразу поняла, кто способен задружиться с мамулей.
– А почему вы решили, что чемодан спрятан на даче?
– Больше негде. Вот увидишь – я права. Можем даже поспорить…
Повисла тягостная пауза. Варвара подошла к костюму, вероятно, Феи и принялась тщательно расправлять широкую, ажурную ленту со сверкающей волшебной палочкой. Вдруг она повернулась и, кажется, приготовилась заплакать:
– Сведения про земляка обошлись очень дорого, пришлось выходить на товарищей с Лубянки. Они справился на отлично, но Ленька остался без штанов.
– Так уж и без штанов?
– Вбухал всю заначку. Очень бы хотелось, чтобы не зря… – Варвара громко шмыгнула и, проведя ладонью под носом, вдруг нервно засмеялась: – Знаешь, о чем беспокоюсь, как бы мамуля в тебя ни влюбилась. Демьян, – взвизгнула она, – я буду ревновать!..
Короче говоря, опять случилось то, что со мной в последнее время происходило неоднократно. Отчетливо понимая, что сказанное Варварой на две трети всего лишь бредовая фантазия, я уговорил себя в нее поверить. Ну, конечно, не целиком, а фрагментами, из которых по дороге домой выстроил несколько своих собственных версий.
И в голове закрутилось: быть сыщиком, а тем более кладоискателем мне еще не доводилось. Черт возьми, это же не какая-то примитивная развлекуха, а мощная адреналиновая инъекция. И за нее еще и деньги платят. Разумеется, я имел в виду не ту баснословную и, конечно, завиральную сумму, обозначенную Варварой, а те деньги, которые платил мне Ленька за общение с его мамулей. Почему бы не порезвиться на свежем воздухе? – не шутку развеселился я. Во всяком случае, подходил к своей парадной в замечательном настроении.
И вдруг меня кто-то окликнул:
– Станислав Викторович!
Я огляделся по сторонам и далеко не сразу заметил, как от детской площадки ко мне направляется молодой человек в модной, светлой рубашке с короткими рукавами и белой, полотняной кепке, надвинутой на глаза, в одной руке он нес небольшой, черный портфель с золотистой монограммой.
– Здравствуйте, извините, что без звонка, – улыбнулся он. – Но я, честное слово, пытался. И вчера, и позавчера, но никто не взял трубку. Поэтому нагрянул на удачу. Ваша жена сказала – вы должны скоро вернуться.
Он снял кепку, и только тогда я узнал Филиппа:
– Боже мой, никак Филипп? – искренне обрадовался я.
– Здравствуйте, Станислав Викторович! Вам привет от нашего босса, и немного денег, так сказать, в счет задолженности по зарплате, – торопливо произнес он, открывая портфель. – К сожаленью, пока всего полтора миллиона в рублях. – Он извлек коричневый, полиэтиленовый пакет и сунул его мне в руки. – Остальное доставлю в конце месяца.
– Спасибо, Филипп, не ожидал, – справившись с растерянностью, произнес я.
– Ну что вы, босс свои долги никогда не забывает. Поверьте, он все помнит и мечтает с вами увидеться.
– А где он сейчас – в Америке?
– Пока да, лечится, ему сделали небольшую операцию, но дело идет на поправку.
– При случае передавайте от меня привет с пожеланиями скорейшего выздоровления.
– Спасибо, непременно. В конце июля буду у вас. Извините, надо бежать, уже опаздываю со страшной силой. До встречи!
Мы крепко пожали друг другу руки, Филипп, лихо перемахнув через ограждение детской площадки и направился к улице, а я помчался домой. Взлетев на свой третий этаж, два раза с силой нажал кнопку звонка.
– Кто? – за дверью раздался настороженный голос Илоны.
– Почтальон Печкин, принес вам перевод.
Открыв дверь, Илона сочла нужным меня отчитать:
– Что за глупости?.. У тебя разве нет ключей?.. И, вообще, к чему эти дурацкие шутки?..
– Держи, – я протянул ей мешок и вошел в прихожую. – Займись арифметикой. Надо пересчитать рубли и прикинуть, сколько это баксов.
Илона недоверчиво посмотрела на меня, заглянула в мешок, ойкнула и стремительно прошла на кухню. Из своей комнаты я слышал монотонное бормотанье, похоже, она считала вслух. А минут через пять раскрасневшаяся и сияющая от счастья вбежала ко мне:
– Думаю, это триста баксов. Откуда?..
– Филипп принес.
– Тот, который спрашивал тебя?
– Он самый. В конце июля еще принесет. Это за опус про новый институт культуры.
Неожиданно Илона чмокнула меня в щеку:
– Сбегаю в обменник. Если не возражаешь, куплю двести баксов, а на остальное наберу продуктов.
– И бутылку хорошего вина! Все-таки надо отметить!.. – произнес я, вдохновленный поцелуем, и безмерно довольный: надо же, какой удачный день.
Проводив Илону, вдруг почувствовал жуткую усталость. Ноги гудели и подкашивались. Кое-как добрался до ванной, несколько минут постоял под душем, немного полегчало. Но при этом вскоре начало клонить в сон. И я не сопротивлялся. Пройдя в комнату, плюхнулся на диван и, кажется, мгновенно уснул.
Проснулся часа через три от умопомрачительного запаха: вероятно, Илона жарит мясо, подумал я, и начал сползать с дивана, предвкушая вкуснейшую трапезу: у Илоны несомненный кулинарный талант.
Совсем некстати зазвонил телефон. Решил, что, наверно – Ленька, и поплелся в прихожую.
Но Илона меня опередила:
– Здравствуйте!.. Здравствуй… Дома, сейчас позову!..
Когда я подошел к ней, она, прикрыв трубку ладонью, восторженно прошептала:
– Это сам Павлик Фишман!
Я взял трубку:
– Привет, Паша.
– Здорово, Демьян. До тебя не дозвониться, где пропадаешь, чем занимаешься? О тебе ни слуху, ни духу. Я уж подумал, не свалил ли ты за кордон.
– Не свалил. Какие проблемы?
– Надо бы повидаться, что у тебя завтра?
– Уезжаю. Дней десять буду отсутствовать.
– Подожди… – В трубке послышался приглушенный голос Фишмана, обращенный к кому-то, кто находился с ним рядом: «он говорит, что его не будет в городе… постараюсь объяснить… ну, конечно…» – Демьян, прямо сейчас благодарить не надо!.. – весело рявкнула трубка. – Случай экстраординарный, предложение, от которого не отказываются. Появилась вакансия в региональной администрации для хорошо воспитанного и сообразительного человека. Правда, не по твоему профилю. Но какое это имеет значение. Будешь работать в экономическом блоке. Ты понимаешь, какие это девиденты? Если не понимаешь, объясню при встрече. Но завтра или, в крайнем случае, послезавтра, я должен буду тебя показать своему шефу. Говори, когда?
– Повторяю, я уезжаю.
– Демьян, ты меня услышал? На эту должность очередь, как в свое время в БДТ, на «Холстомера»…
– Извини, Паша, я – вне игры. Спасибо за предложение, будь здоров. – Положив трубку, я вдруг заметил, что Илона стоит рядом.
– Куда уезжаешь? – придирчиво спросила она.
– К Леньке на дачу, предстоит выгуливать его мать.
– Смотрю, тебе нравится эта работа, – вздохнула она с очевидной досадой: – Я все слышала. Ты понимаешь, кем стал Павлик Фишман?
– Обнаглевший помощник хамоватого депутата с длинным и пестрым криминальным шлейфом, – сказал я и попытался обнять Илону: – Пойдем ужинать.
Но она, вывернувшись, с презрением посмотрела на меня:
– И тебе не совестно? Вы же с Павликом были друзьями!
– Вот, именно, были…Тебя удивляет, что я не хочу иметь дело с проходимцем?
– Уважаемым проходимцем, – уточнила она, – который запросто может вытащить тебя из дерьма.
– Спасибо, не надо. Я уж как-нибудь сам…
– Тебе не надоело?..
– А тебе?..
– Мне?.. – Илона пожала плечами и, разведя руки, направилась в свою комнату. В дверях она остановилась: – Ешь один, я – к девочкам…
Я прошел на кухню и уселся за стол. Принялся за еду и выпивку только после того, как хлопнула входная дверь. Чего греха таить, было очень обидно: зачем она так?.. Но ел слегка переперченное жареное мясо и пил настоящий португальский портвейн с большим удовольствием.
Насытившись, опять завалился на диван и вскоре начал задремывать. Притом не один!.. Со мной была юная, смешливая Илона, одетая в моднющее, очень короткое, цветастое платье с белым остроконечным воротничком и белыми манжетами. Мы познакомились пару дней назад, и сейчас теплым, июльским вечером 1976 года шли по многолюдной улице Восстания на день рождения к ее подруге.
Но вдруг вместо Илоны рядом оказалась Варвара. Надменно поглядывая на прохожих, она неторопливо вышагивала в расклешенных, красных брюках, эффектно покачивая бедрами. Все мужчины, естественно, оборачивались. А я был вне себя:
– Без нужды больше встречаться не будем. У тебя есть муж и, по-моему, Ленька от ревности сходит с ума. Не стоит испытывать на прочность его нервную систему.
– Как скажешь, – кивнула она и внезапно исчезла.
А мы с Илоной стали подниматься по широкой, старинной лестнице с причудливыми, чугунными перилами на самый верхний этаж бывшего доходного дома, откуда доносилась джазовая вариация песенки крокодила Гены.
На лестничной площадке, возле открытой двери курили два парня. Увидев Илону, один из них, круглолицый толстячок в очках, замахал руками:
– Давай, быстрей, все изголодались!
– А поздороваться? – усмехнулась Илона. – А познакомиться с моим спутником?
– Извини, старик, – обращаясь ко мне, сказал толстячок. – Не будем комкать знакомство.
– Согласен! – Я поздоровался за руку с обоими парнями, и мы вошли в квартиру.
Пройдя по длинному коридору типичной, ленинградской коммуналки, оказались в большой, квадратной комнате с лепными потолками. Виновница торжества, окруженная гостями, дурачилась, лихо импровизирую на пианино. Но, увидев нас, она бросилась к Илоне. А ко мне подошел стройный брюнет и протянул руку:
– Павел Фишман. В этой компании чудаковатых романтиков я белая ворона по кличке Павлик.
– Стас Демьянов по кличке Демьян, – усмехнулся я и, переложив цветы в другую руку, крепко стиснул его ладонь.
– Ого!.. – освободив руку, он пошевелил пальцами перед моим носом: – Буду рад, если мы сплотимся и попытаемся направить их на путь истинный.
– Истинный – это куда?..
– К праздничному столу…
И вдруг откуда-то выскочила перепуганная Раиса Тимофеевна в своем фирменном спортивном костюме:
– Станислав Викторович, вы зачем меня сюда притащили? Могли хотя бы предупредить, что идем в гости. Я бы надела платье.
– Сейчас перепрыгнем на десять лет вперед, там ваш прикид будет встречен аплодисментами.
Раиса Тимофеевна недовольно фыркнула:
– Хватит меня интриговать! Объясните толком, куда нас пригласили?
– Пойдем к Мураду. Он успешный художник, только что побывал на своей малой родине, где оформлял интерьеры нового Дворца культуры, который по замыслу руководителей республики будет их местным Дворцом Съездов. Разгуляево состоится в его мастерской…
Народу собралось тьма, спиртного – море, шум стоял невообразимый. И вдруг раздался громкий, хорошо поставленный, женский голос:
– А что здесь делает это антисемитское мурло?!.
Все разом притихли и уставились на рыжую, пьянющую артистку областного театра, которая широким, энергичным жестом указывала на обалдевшего и съежившегося от страха Павлика Фишмана.
– Гаденыша удавить мало! – крикнула она и, растопырив пальцы обеих рук, направилась его душить.
К счастью, подоспела русская жена Мурада. Она с помощью двух балетных парней, потащила артистку в коридор. Но артистка не унималась. За ту минуту, что потребовалась для ее усмирения, она успела выкрикнуть:
– Стукач!.. Подлец!.. Иуда!.. – И понесла что-то бессвязное, но ужасно гневное и оскорбительное.
Лично я не понял, что она сказала. Но мой сосед, звукорежиссер с «Ленфильма» мне растолковал:
– Она сказала, что твой кореш, – он выразительно посмотрел на Фишмана, – настрочил телегу на ее старшего брата: мол, тот окружил себя единоверцами… Не бери в голову, сейчас с благословления Горбачева все кого-нибудь обличают.
Фишман тотчас поднялся. Я, поискав глазами Раису Тимофеевну и не найдя ее, последовал за ним.
Уже на улице я спросил:
– Паша, про телегу – правда?
– Вилять не стану, – с мокрыми от слез глазами прохрипел Фишман, – но ее брат был обречен. Кадровик доложил, что он состоит в переписке с ортодоксальными евреями, посещает курсы изучения иврита, активно участвовал в ремонте синагоги. С таким досье, сам понимаешь, в нашем НПО делать нечего. Его бы по любому вышвырнули…
Вдруг из окна мастерской выглянула хихикающая Раиса Тимофеефна:
– Врет, как сивый мерин. Перед Московской олимпиадой синагогу приводили в порядок по решению государства, – крикнула она и, прыгнув вниз, стала трясти меня, дергая за плечо. – Вставайте! Телефон надрывается…
Проснувшись, я слез с дивана, глянул на часы и направился в прихожую, понимая, что это звонит Ленька. И не ошибся.
– Варвара сказала – ты в курсе наших планов, – загробным голосом произнес Ленька. – Я и сам хотел тебе рассказать, да все откладывал. Извини. Как думаешь, у нас получится?
– Буду стараться, – буркнул я и неожиданно спросил, вопрос, точно сам по себе слетел у меня с языка: – Почему земляк твоего папаши не интересуется своими деньгами?
– Ты хочешь говорить об этом по телефону?
– Мне все равно, как и что говорить, – взвился я. – Хочу всего лишь понимать…
– Извини, Демьян, не сейчас, – перебил Ленька, – завтра утром за тобой заедем.
Положив трубку, пошел на кухню – вспомнил, что в бутылке осталось немного вина.