Настоящий мужик. История парня из Anthrax

Глава 5
Замена старых деталей

Сидел я однажды в одном из помещений «Дома Музыки» и узнал, что Гай Сперанза ушел из группы Riot. Мне они очень нравились, и я считал, что у Гая классный голос. Я подумал, может быть, мы смогли бы его пригласить в Anthrax. Его номер дал мне Эндрю Фридман, у которого по-прежнему были большие связи, и он типа был нашим менеджером. Я позвонил, он ответил. Я спросил: «Гай?»

– Ага, а это кто?

– Эм, меня зовут Скотт, у меня есть группа, называется Anthrax.

Мы тогда еще были никем, и он спросил: «Откуда у тебя мой номер?»

Я соврал: «Ой, да лейбл дал».

– А, ну ладно…

– Я звоню тебе, потому что мы – группа, начинающая и перспективная, и у нас сейчас всякое дерьмо творится. Эндрю Фридман, игравший в Kid Creole и the Coconuts, наш менеджер…

Наплел ему кучу всякой херни. Это я всегда умел. Я сказал: «В общем, творится полное дерьмо, и нам нужен вокалист, и ты бы идеально подошел. Ты бы нас сразу в другую лигу вывел».

Гай (к сожалению, он умер в 2003 году от рака поджелудочной железы) на самом деле был очень классным, учитывая, что я, фактически откуда ни возьмись, устроил ему «холодный звонок». Он поблагодарил меня за комплимент, а потом объяснил, что ушел из Riot, потому что его достал музыкальный бизнес.

– С меня хватит. Больше никогда не буду играть в группе, – сказал он.

– Серьезно? А почему?

– Поиграешь с мое – поймешь. Я все это терпеть не мог. Сейчас я работаю дезинфектором в Бруклине и чувствую себя гораздо счастливее.

Я поблагодарил его за разговор и повесил трубку. Затем переварил его слова. Что же должно было произойти, чтобы Гай ушел из рок-группы и стал дезинфектором?

Раз уж Гай Сперанза не собирался приходить в Anthrax, я решил позвать Нила Тербина, которого знал еще со школы в Бэйсайде. Мы познакомились на уроках в телестудии, где снимали свои фильмы. Учителем был Арнольд Фридман, которого несколько лет спустя арестовали и осудили за растление несовершеннолетних. Режиссер Эндрю Ярецки снял о расследовании документальный фильм «Захват Фридманов». Забавно, что учитель по киноискусству поднял тему признанного критиками фильма. Но я не думаю, что Фридман оценил иронию. Остальной мир, возможно, знал Арнольда как извращенца, но я помню его как классного учителя. Мы с Нилом зависали в киностудии школы и играли музыку. Приносили гитары, джемовали и снимали себя. Нил был фэном UFO и знал о них абсолютно все. Еще ему нравились Judas Priest. Мы слушали множество одинаковых групп. Нил зависал в городе. Ходил в клубы CBGB’s и Great Gildersleeves, и у него в клубах были связи.

Он пел в другой группе, поэтому я к нему не сразу обратился. Услышав, что он свободен, я позвонил ему и спросил, не хочет ли он петь в Anthrax. У нас уже много чего было в процессе, чтобы привлечь его интерес, но он хотел услышать наши песни. Мы показали ему песни, над которыми работали, и он сказал: «Я не пою чужую лирику. Я пишу свою».

Мы были не против, поэтому он написал свои тексты, и некоторые из них были довольно глупыми. В песне «Солдаты Металла» был куплет со словами: «Из пушек стреляя, мы землю сотрясаем, / кромсаем, убиваем, / а не дурака валяем». Хрен с ним. В общем, было ощущение, что мы наконец-то нашли настоящего вокалиста и фронтмена. На самом же деле мы себе тот еще геморрой устроили.

Нил считал себя фронтменом и остальных слушать не собирался. Нас это не устраивало. В Anthrax царила демократия. До поры до времени я терпел его надменность и думал: «Ладно, я все понимаю. Ты нам нужен. Ты – вокалист. Но ты, сука, здесь не главный».

В Anthrax никогда не было диктатора, но на раннем этапе я, безусловно, сделал немало, чтобы запустить этот механизм, работающий гладко и слаженно. За годы многие интересовались, почему я до сих пор являюсь основным элементом Anthrax. Хороший вопрос. Я никогда не играл на соло-гитаре и не пел. Может быть, я и не самый симпатичный участник группы,-) >. Я в Anthrax главный оратор по очень простой причине – упертый еврей. Если я что-то и унаследовал от мамы, то это умение пробиваться и добиваться своего. Когда дело касалось группы, я всегда был уверен в себе и не собирался уступать – мне было что сказать. Я всегда таким был и остался. Дэнни сколотил эту группу со мной, но он был гораздо мягче. Он был расслабленным, апатичным и несобранным. Я же, как питбуль, готов был вцепиться в глотку.

Мы во всем брали пример с Iron Maiden. Стив Харрис был фронтменом, хоть его и окружали потрясающие музыканты и вокалисты. Он сочинял лирику и большую часть музыки и принимал решения. Бля, да я жил и дышал Iron Maiden. Я хотел быть ими с 1980 по 1985 год. Что бы мы ни делали, мы брали пример с Iron Maiden, потому что они делали это лучше всех. Поэтому да, я был решительно настроен, но я был сильным лидером. Прежде чем принять любые решения относительно группы, я сначала выслушивал мнения остальных.

Нилу это не нравилось. Он хотел сам всем заправлять, поэтому у нас с ним с первых дней начались проблемы. Он почему-то обычно относился ко мне с уважением. Мы никогда не вступали в жесткий спор. Иногда он выеживался и говорил: «А че ты брата обратно в группу не позовешь, раз я тебе не нравлюсь? Давай посмотрим, на что способен Джейсон». Я просто смеялся и говорил: «Проехали, чувак».

Но Нил ко всем относился дерьмово, особенно к Лилкеру. Нил выглядел круто и был патлатым. Мы с Дэнни согласились, что Нил умел петь, чего про предыдущих участников группы мы сказать не могли. Поэтому мы Нилу многое спускали. Поначалу казалось, что он подходит группе и на демо звучал потрясно, но мы многого не замечали. Мы лишь хотели подписать контракт и гастролировать.

В сентябре 1982 года мы с Дэнни увидели листовку в Bleeker’s Bob – было написано, что 30 октября выступят Anvil, Riot и Raven. Бля! Raven приехали на концерт прямиком из Ньюкасла, Англия, и мы считали это безумием. Мы знали о них, потому что всегда искали пластинки, выпущенные на независимом лейбле. Они были очень быстрой командой НБВХМ^[33], где на басу и гитаре играли замечательные братья Галлахеры, а барабанщиком был Роб Хантер, называвший себя «Чокнутым». Чувак выступал на сцене в хоккейном вратарском шлеме и не просто так заслужил такое погоняло; бился головой в тарелки, микрофонные стойки, стены и любого, кто посмеет с ним поспорить. Потом на сцену вышли канадцы Anvil, а их фронтмен Губастик играл гитарные соляки вибратором и повлиял на прото-трэш. Черт возьми, вы, возможно, видели этот фильм^[34]. Наконец, нам нравились Riot из Нью-Йорка, которые жгли напалмом. Их второй вокалист, Ретт Форрестер, все еще был с ними. К сожалению, 22 января 1994 года в Ретта стреляли и убили, когда хотели отобрать машину, а он отказался уступать.

Концерт был приурочен к туру «Бал Башкотрясов» и проходил в Статен-Айленде в Театре Святого Георгия. Мы никогда об этом месте не слышали, но это было неважно. Мы ехали туда. Мы любили эти группы, и нам было интересно, кто о них вообще знал, что устроил им концерт. Я навел справки и узнал, что это был парень по имени Джонни Зи, продававший пластинки на блошином рынке в Нью-Джерси и, по-видимому, устраивавший группам выступления. В день концерта мы стояли в очереди, а рядом стоял парень и раздавал листовки на другие выступления Anvil и Raven. Я спросил его: «Ты Джонни Зи из магазинчика “Рок-н-ролльный рай?”», и он ответил: «Я Джонни Зи, а ты кто?» Я сказал: «Я – Скотт Ян, у меня есть группа, называется Anthrax», и вручил ему демо из пяти песен: «Howling Furies», «Evil Dreams», «Satan’s Wheels» и двумя нашими старыми темами, а еще дал ему листовку на концерт, который намечался у нас в Куинсе.

– Приходите ко мне в магазин и зацените, – сказал Джон. – Мы открыты по выходным.

– Ты о чем? – спросил я.

«Мы – блошиный рынок и открыты по субботам и воскресеньям». Он дал нам с Лилкером пропуск за кулисы на концерт «Бала Башкотрясов», так что удалось прийти раньше и затусить. Губастик, барабанщик Anvil Робб Рейнер, вокалист Raven и басист Джон Галлахер просто слонялись без дела. Было ощущение, что мы своего добились и стали частью близкого окружения. На самом деле нам до этого было еще ой как далеко, но в тот момент я почувствовал первую настоящую искру и уверенность в том, что Anthrax когда-нибудь обязательно проедется с гастролями по миру.

Мы с Дэнни зависали в кожаных куртках, пытаясь выглядеть крутыми и не путаться под ногами. Я принес несколько футболок Anthrax, которые мы напечатали, и отдавал их людям. Одну дал Губастику, и он, кстати говоря, надел ее за кулисами, чтобы народ о нас узнал, и это было нереально. На сцене он выступал с голым торсом в ремне из пулеметной очереди, но видеть, что Губастик действительно нас котирует – все равно что Бон Скотт спустился бы с небес, лестно мне улыбнулся и сказал: «Так держать, сынок».

На следующие выходные мы с Дэнни поехали в «Рок-н-ролльный рай» и увидели кладезь импортных металлических пластинок и настоящих раритетов. Были диски с картинками и фанзины, и один сплошной металл. С тех самых пор мы постоянно там тусовались. Приезжали по субботам и иногда оставались на ночь. Там всегда тусовалась шайка байкеров-металлистов, которые называли себя «Ополченцами из Олд-Бриджа». Вечером по субботам они закатывали крутые вечеринки дома у парня по имени Металлюга Джо. Мы приходили отрываться и спали на полу, а в воскресенье утром ехали домой. Находясь в Олд-Бридже, мы открыли для себя «Клуб 516», где каждый вторник вечером крутили металл. Группы не играли, зато был диджей, который крутил металл, и ребята приносили с собой вырезанные картонные гитары, на которых играли, воображая себя на сцене и тряся башкой под любимые песни. Выглядело по-задротски, но было дико круто. Это традиция, которая пошла из клуба Soundhouse в Лондоне, где начинали Iron Maiden, Saxon и другие группы НВБХМ. В магазине Джона был британский журнал Kerrang! – это была настоящая библия хеви-метала, где писалось все, что происходило в клубе Soundhouse.

Все это время днем я работал у отца, а вечером мы собирались с Anthrax. Каждые две недели мы с Дэнни сочиняли новую песню. Потом я тратил заработанные деньги на студию, и мы записывали песню. Мы всегда хотели пробовать что-то новое и лучшее. Мы перезаписывали свои песни, потому что хотели, чтобы они представляли нас в лучшем свете. Когда мы писали новое демо, я отдавал его Джонни. Мы уже были друзьями, потому что постоянно тусовались у него в магазине. Мы приходили, и он говорил: «О, это ребята из Anthrax, парни из Куинса!» Мы с Дэнни давали ему кассету; он слушал ее и критиковал нас. Он говорил: нам надо усердно работать. На следующий день мы возвращались и давали ему еще одну кассету, и он говорил что-то типа: «Знаете, вроде бы ничего, но вот соляк слабоват. Да и барабанщик никуда не годится».

Он ненавидел Грега Д’Анджело и считал ужасным барабанщиком. Я говорил, что Грег крут, а Джонни возражал: «Да не умеет твой Грег металл играть». Иногда мы меняли состав, следуя совету Джонни, надеясь, что выгорит пару концертов. Он еще никого не подписывал, но мы чувствовали, что с этим парнем нас ждет успех.

В субботу в конце 1982-го я приехал в «Рок-н-ролльный Рай», и Джонни сказал: «Скотт, подожди с кассетой. Смотри, что у меня есть. Это группа Metallica из Сан-Франциско. Называется “No Life ‘till Leather”, и ничего круче я в своей жизни не слышал».

Разумеется, в душе я уже завидовал, потому что Джонни нашел какую-то новую группу, которая ему нравилась, а нас слушать не хотел. Он врубил демо Metallica, и я сидел и слушал. Я молча страдал, потому что это было круто, но в то же время мне дико понравилось. «Это просто охуительно!» – сказал я. Напомнило Motörhead с хрустящими гитарами и риффы а-ля Judas Priest и Iron Maiden. Я подумал: «О боже! Этим мы должны заниматься! Как им это удалось? Как им удалось добиться такого звучания?»

Это было на голову выше дерьмовых демо, которые мы записывали.

– Потрясающая группа. Они охренительные! – восторгался Джонни. – Я привезу их в Нью-Йорк, и мы запишем альбом!

– Серьезно? Как? У тебя же нет лейбла.

– Будет у меня лейбл, и они там будут. Я буду их менеджером.

Это было настоящее безумие, потому что Metallica были из Сан-Франциско. Я сказал: «Но ведь мы хотим записываться, и мы здесь!»

Джонни всегда был крайне честным: «Ребята, вы еще не готовы». В этом всегда была проблема. «А вот они готовы!»

Мы были опустошены. В душе мы знали, что Джонни прав и Metallica действительно очень крутые. Обратно в Куинс мы с Дэнни ехали в машине, не сказав друг другу ни слова. А что делать? Мы сочиняли крутое музло и думали, что все на мази, – а потом вдруг Джонни фактически говорит нам, что мы сраная пародия на Iron Maiden. Мы ужасно расстроились. А теперь у него была эта новая группа, которой он восхищался.

Я повернулся к Дэнни и сказал: «На хер Джонни! Ему с нами не по пути». Дэнни лишь пожал плечами. А потом я себя вдруг почувствовал супергероем и выдал: «На хер его, – снова сказал я. – Кто-то просто задрал планку, а нам надо быть лучше». Грубовато, но нам нужно было проснуться, потому что к концу 1982 года мы знали, что никакими американскими Iron Maiden мы не были. До того момента Maiden всегда были для нас особенными – во‐первых, потому что они были мегаохуительными. Даже когда у них пел Пол Ди’Анно, они были образцом для подражания. Но еще мы их уважали, потому что нам казалось, что в начале своего пути им сопутствовал успех, который нам был по силам, поэтому мы не опускали руки и шли к цели. Сначала они разогревали Judas Priest, а потом выступали хэдлайнерами. А с приходом Брюса Дикинсона стали совершенно другим зверем. За каких-то три месяца они сменили клубы в 2000 человек на аншлаговый концерт в Мэдисон-сквер-гарден. Выпустив «The Number Of The Beast», они стали недосягаемы.

По случайному совпадению мы впервые прикоснулись к великому, когда за полгода до прорыва Iron Maiden выступали в концертном театре «Северная сцена» в Лонг-Айленде. Мы с Лилкером поехали туда с моим братом и всеми нашими корешами. Один из наших знакомых работал на концерте и дал пропуски в фотопит^[35]. Толпа рубилась в первых рядах, а мы стояли в пите и наблюдали, как Maiden жгут напалмом в двух метрах от нас.

Изначально Anthrax должны были отыграть на той же площадке вместе примерно с 15 другими группами, но концерт перенесли, потому что приехали Maiden. Перед концертом мы напечатали листовки с первым логотипом Anthrax и новой датой концерта, который должен был состояться где-то через месяц. Мы просунули все эти листовки под футболки и между песнями, пока на сцене гас свет, подбрасывали их в воздух. Когда сцена снова освещалась, около Брюса Дикинсона валялась бумага. К счастью, он не видел, как мы бросали листовки, иначе бы нас, возможно, выгнали. И чудесным образом ни один охранник нас не спалил, а мы стояли и застенчиво улыбались.

Брюс посмотрел под ноги, и группа перешла к другой песне. Как только они отыграли песню, Брюс наклонился и поднял одну из наших листовок. «Кто-то бросил сюда бумагу. Наверное, хотят, чтобы я прочитал, – сказал он. – Написано, что группа Anthrax выступит здесь через месяц. Так вот почему это по сцене раскидано».

Мы ушам не могли поверить. Это был момент, как в фильме «Мир Уэйна». Вокалист нашей любимой группы только что упомянул наше имя со сцены. Мы охреневали и думали: «Твою же мать! Да на нашем концерте здесь и яблоку негде будет упасть!» Через месяц пришло от силы человек 150, хотя мест было на 2000. Но как же было круто, что Брюс Дикинсон прочел нашу листовку. Кто бы мог вообразить, что через шесть лет мы будем разогревать Iron Maiden на стадионах по всей Европе? Нам такое даже в голову прийти не могло. Мы решили, что они нам не по зубам. А тут появилась эта новая группа из Сан-Франциско, которая была с нами одного ранга. Они уже достигли того, к чему мы стремились, но были ненамного впереди нас. И звучали мы по-другому. Моя гитара звучала не так, как у Джеймса Хэтфилда. Мы играли свою музыку. В начале мы больше косили под Iron Maiden, а они – под Motörhead.

Конечно же, Metallica оказала на нас влияние. Услышав «No Life ‘till Leather», я конкретно прихуел. Но риффы и ритм у нас были совершенно разные. Можете поставить любую пластинку Anthrax, и я ни в одной песне не слышу риффы Хэтфилда. Однако мы сразу же поняли, что эти ребята очень крутые. По крайней мере, я знал, что нужно проявить упорство и вкалывать в два раза больше.

Дерьмово, что мы не смогли попробовать составить им конкуренцию, потому что пришлось менять половину состава. Берри, никогда не чувствовавший себя в Anthrax в своей тарелке, ушел, а позже сколотил группу Hittman с нашим бывшим вокалистом Джимми Кеннеди. Более значимо, что мы в итоге решили уволить Грега Д’Анджело. Я до сих пор считаю, что он был классным барабанщиком, но мы просили его сыграть на двух бочках, а он не мог. Мы с Лилкером думали: «Послушай этот чертов Motörhead. Зацени песню “Overkill”, возьми и сыграй!» Но он не мог. Не знаю, не хотел или физически ему было тяжело так манипулировать ногами. Но появился повод от него избавиться, и он ушел. Было это 7 мая 1983-го, сразу же после того, как мы выступили на разогреве у Metallica в баре «У Вилли» в Сейрвилле, Нью-Джерси. И вдруг Грег заявил: «Я ухожу. Буду играть в Cities».

Cities были перспективной группой на музыкальной сцене Нью-Йорка. У них были свои песни в стиле Van Halen, и они могли собрать клуб «ЛяМур» на тысячу человек. У них был гитарист-шреддер – крутой патлатый блондин – Стив Миронович, и выглядел он потрясающе. Басист Сал Итальяно теперь в Anvil и ни капли не изменился. Они реально были крутой группой и хотели взять Грега. Я завидовал и злился. Да, вероятно, мы бы его все равно уволили, потому что он не умел играть трэш, но мне казалось, он меня предал. «Уходишь в Cities?! Чувак, да у них нет будущего, они обычное местное дерьмо. О перспективах они не думают. Так и будут тухнуть в Нью-Йорке».

– Ну, они реально хотят видеть меня в банде и обещали мне…

– Идиот! – кричал я на него в гримерке. – Ну и вали, и играй со сраными подражателями Van Halen! Веселись!

Безусловно, эмоции взяли надо мной верх. Я завидовал, что он переходит в группу, которая круче Anthrax, и выплеснул на него весь гнев. Раньше мы с ним были довольно близки, но его уход все разрушил. Это было глупо, потому что я потерял не только барабанщика, но и друга.

Глава 6
Следи за ритмом!

Оказалось, уход Грега стал лучшим, что могло случиться с Anthrax, потому что по сей день Чарли Бенанте – лучший барабанщик, с которым я играл. У этого парня невероятная интуиция. Он может придумать ритм еще до того, как ты ему что-нибудь сыграешь. И он умеет играть в любом стиле с любыми музыкантами. Он может держать ритм так же хорошо, как Фил Радд из AC/DC, бесноваться за установкой, как Кит Мун, или играть невероятные тактовые размеры с четкостью Нила Пирта, и при этом у Чарли свой фирменный стиль. Помимо всего прочего, он совершенно спокойный парень и без понтов. Ему просто нравится играть. И он любит Anthrax так же, как и я.

Нас познакомил в 1983 году общий друг, Том Брауни, которого я постоянно видел на концертах. Узнав, что Грег ушел из группы, Том подошел ко мне и сказал: «Вам, ребята, нужен барабанщик? Есть у меня паренек с моего района, Чарли зовут, и он потрясающий. Все говорят, он играет на двух бочках с молниеносной скоростью».

Я спросил: «Серьезно? Быстрее Робба Рейнера из Anvil? Быстрее барабанщика Accept?» Немецкая группа Accept только выпустила альбом «Restless And Wild», и первый трек альбома, «Fast As a Shark», прилично задрал планку. Услышав его впервые, я на минуту разума лишился и подумал: «Как такое вообще возможно? Неужели я действительно это слышу?»

Конечно же, сегодня есть барабанщики, которые умеют играть еще быстрее, но тогда это было настоящей революцией в музыке. Мы позвонили Чарли, и он спросил, не хотим ли мы приехать к нему домой в Бронкс, где стояла его ударная установка. И мы с Дэнни потащились из Куинса домой к Чарли – он жил в трех- или четырехэтажном таунхаусе на две семьи. Наверху у него была маленькая комната с огромной установкой Gretsch. Там было восемь томов и куча тарелок, поэтому места для маневра за установкой в комнате не было. Мы втиснулись в комнату вместе с ним, чтобы установить свои усилители, затем мы его прослушали, хотя это скорее был офигенный джем. Мы сыграли «Invaders» и «Phantom Of The Opera» группы Iron Maiden и несколько песен Judas Priest и Motörhead, и Чарли сыграл выше всяких похвал.

Мы с Дэнни Лилкером восхищались, какой Чарли крутой и быстрый. Может быть, Чарли чересчур старался, но песни Maiden получались быстрее оригиналов и звучали почти как трэш. Затем Чарли сказал: «Вы же, ребята, не собираетесь заставлять меня играть “Fast as a Shark”?» Видимо, Том Брауни сказал Чарли, что мы в восторге от этой песни. Я ответил: «Нет, конечно. Никто, кроме Accept, не умеет ее играть. Ты можешь?»

– Ага.

Всю песню мы не знали. Я знал вступительный рифф и часть куплета, поэтому мы начали играть, и Чарли вступил на барабанах – твою же мать, он играл быстрее, чем на альбоме, играл на бочках быстрее самих Accept! Мы поиграли минуту, просто валяли дурака, а потом мы с Дэнни переглянулись и вопросов больше не возникло. Именно Чарли нам и недоставало. Теперь-то уж Джонни Зи точно в штаны наложит.

Я сказал: «Ну, чувак, хочешь играть в группе?»

– Что значит «играть в группе?» – переспросил Чарли.

– Хочешь остаться с нами и сочинять и выступать? Мы знаем парня по имени Джонни Зи…

– Да, знаю его. Видел вас, ребята, на концерте в рамках «Бала Башкотрясов». Я вас всегда вижу, парни. Дайте подумать.

Я не понимал, почему Чарли вдруг показался таким безразличным. И сказал ему: «Я считаю, у нас прекрасное взаимопонимание, и мы бы здорово сработались».

Чарли сказал, что мы тоже звучали хорошо. Потом сказал, что дружит с барабанщиком Армандом Маджиди, который в итоге стал играть в группе Sick Of It All и поиграл в хардкоровых командах Straight Ahead и Rest In Pieces. Арманд, как и мы, был из Куинса. Чарли сделал паузу и сказал, что не хочет никого из нас обидеть, но Арманд назвал нас «мажорами из Куинса, которые получают все, что захотят».

«Какого хрена, чувак? – сказал я. – По-твоему, мы похожи на мажоров из Куинса? Да я в сраной двушке живу с мамой и братом. Кто здесь богатый-то? “Получаем все что хотим?” Чувак, я весь день на работе вкалываю, а вечером лечу на репетицию».

Чарли сразу же стало стыдно. «Да и я подумал, что звучит странно, – сказал он. – И даже если это так, какая разница? Не вижу проблемы».

Однако он все еще не был уверен насчет группы. Он сказал, что поджемует с нами и, может быть, отыграет несколько концертов, но желанием быть постоянным участником Anthrax он не горел. Он классно рисовал и собирался пойти на курсы черчения. Он боялся, что мама взбесится, если вместо этого он будет играть в группе.

Я решил не давить на него и не портить ситуацию. Нам нужен был Чарли, и он сказал, что сыграет с нами. Этого было достаточно. Мы вернулись и снова джемовали, и звучало очень круто. Мы сыграли еще несколько песен Maiden и Judas Priest, а также немного Black Sabbath и Motörhead. Затем он выучил наши песни, и они еще никогда не звучали так потрясающе. Но уговорить его играть в группе постоянно было непросто. Я проявил настойчивость и в итоге уломал его. Моя взяла. Я хотел такого барабанщика, и все: «Ты стучишь в Anthrax». И вот, Чарли уже наш барабанщик.

Как только он оказался в группе, мы написали «Soldiers Of Metal». Песня показывала Anthrax с новой стороны. Она была быстрее, и в ней была сумасшедшая бочка – еще ничего круче мы не играли. Оставалось найти соло-гитариста.

Джонни нам постоянно об этом твердил, и он был прав. Нам нужен был парень с огневой мощностью и сценическим обаянием.

За месяц до того, как мы уволили Боба, я познакомился с Дэнни Спитцем, но мне даже в голову не пришло пригласить его в группу. Он был наглым мелким засранцем и работал в гитарном салоне на 48-й улице под названием «Покупаем гитары». Я туда постоянно ходил, и однажды он мне сказал: «Слышал я про твою чертову группу. Я уделаю вашего соло-гитариста. Вы должны взять меня и уволить того парня». Я ему ответил: «О, чувак. Я вообще-то пришел усилитель подобрать. Мы не ищем второго гитариста». А через месяц мы его как раз уже искали. Я позвонил Спитцу. И опять же, он стал вести себя как надменный придурок, но он был милым и обаятельным парнем, совсем невысокого роста – не выше 160 см. Ниже меня. Но яйца, судя по всему, у него были огромные, раз он так себя вел, – он был чересчур в себе уверен. И играть он мог очень круто. Он умел гораздо больше, чем Грег или Боб. Помимо этого у него было свое оборудование. Это отлично, потому что мне уже надоело делиться своим дерьмом с нашими гитаристами. У меня было 12 кабинетов Marshall и несколько голов, которые я купил на деньги, заработанные у отца. Но я не мог выступать с шестью стэками, когда у Грега или Боба был всего один, особенно если они были соло-гитаристами. Поэтому всегда приходилось разделять оборудование, чего я терпеть не мог. «Это мое дерьмо, вашу мать! Идите и купите свое оборудование», – я им говорил. Грег был еще более мелочным, чем Нил, а Нил был мелочным. Грег никогда не скидывался на аренду «Дома Музыки», не платил за время в студии – он вообще ни за что не платил. И всегда ожидал, что ему заплатят за выступления и запись.

Спитц сказал мне резко и прямо, как мог сказать только он:

– Слышал, у вашего старого гитариста не было своего оборудования.

– Не было.

– Бля, вот неудачник. Сколько у тебя кабинетов?

– Двенадцать – ответил я.

– Да, у меня тоже двенадцать. Сделанные на заказ Wachuwan 4 х 12. Еще пять гитар и шесть усилителей.

Уверен, у него с оборудованием все было четко, поскольку он работал в музыкальном магазине, но и деньги у него тоже водились. Его отец был юристом, но мне было наплевать. Я был дико рад, что у Дэнни столько оборудования.

Я представил 12 кабинетов на сцене – четыре в ширину и три в высоту. Раньше так играли Manowar, и выглядело очень круто. Решив, что у Спитца такое количество оборудования, я ему сказал: «А чего бы тебе не приехать и не пройти прослушивание?»

Он сказал: «Пфф, прослушивание! Да я тебе, блядь, что хочешь сыграю. Дай мне ваши песни. Я их выучу».

Я дал ему «Across The River» и «Howling Furies», и через пару дней он мне позвонил и сказал: «Я готов. Когда встречаемся?»

Мы договорились прослушать Дэнни в «Доме Музыки». Пока он настраивал гитару и готовил оборудование, я предупредил остальных ребят, что он с характером. «Он надменный, но если закрыть на это глаза – он веселый парень», – сказал я.

И в ту же минуту Спитц вошел к нам в комнату. С нами был Том Брауни, и Дэнни с чрезмерным высокомерием вытащил гитару из чехла, отвязал ремень и бросил в Тома. «Укороти-ка мне. Слишком высоко», – сказал он, будто Том был его гитарным техником, которому за это платили. «Это кто, блядь, такой?» – спросил Том.

Спитц идеально прошел прослушивание. Он знал все песни и сыграл все соло. Когда Нил ушел, Чарли сказал: «Он странноватый, но сыграл очень круто». Нил Тербин не хотел брать его в группу и, похоже, боялся, что Дэнни его сломает. Я сказал ему прямым текстом: «Короче, мы его берем».

Нил возразил: «Серьезно? Ты реально хочешь взять этого парня в группу? Больше выбрать некого?» Я сказал: «Нам сейчас нужен крутой гитарист. Мы будем записывать пластинку, а ждать нам некогда. Он в группе».

Нил ничего не мог поделать. Я был категоричен, и Нил был еще не в том положении, чтобы сказать нам: «Либо я, либо он». Хотя скоро это случится.

На следующий день я позвонил Спитцу и сказал: «Хочешь…»

Он прервал меня: «Ага. Буду играть в вашей сраной банде. Мы завоюем целый мир».

Вот таким был Дэнни. Через десять лет он ушел и начал новую карьеру, стал ремонтировать элитные часы. Но в самом начале он был серьезно настроен стать рок-звездой. Да, он мог вести себя отвратительно, но мне нравилась его позиция. Он, как и я, был голоден до успеха. Все эти клише рок-звезд меня никогда не волновали; я просто хотел сочинять музыку и выступать. Но Спитц знал, что станет «рок-звездой». И нам это было нужно, потому что Чарли был очень стеснительным – из него слова было не вытянуть. Он раскрывался только за барабанами. Нил вечно ныл по любому поводу, а Лилкер – спокойный парень и музыкальный виртуоз.

Приблизительно в то же время мы узнали, что Джонни действительно везет Metallica в Нью-Йорк – в наш район! Эти ребята, которых мы раньше никогда не встречали, ехали на нашу территорию, где мы так усердно пытались стать первыми парнями на деревне. Даже несмотря на то, что Джонни никогда не руководил группой и не выпускал альбомы, он отправил чувакам из Metallica 1600 баксов и сказал: «Приезжайте в Нью-Йорк, а я обо всем позабочусь». Он был решительно настроен стать их менеджером, основать лейбл и выпустить пластинку. Казалось, он слишком много на себя взял. Он ведь никогда ничего подобного не делал. Он доверился интуиции и действовал спонтанно. Но через несколько недель после того разговора парни из Metallica запрыгнули в фургон и поехали в Нью-Йорк. Они постоянно менялись местами: каждый сидел сначала на переднем, потом на заднем, и место было только для аппаратуры. Могу только представить, насколько «комфортной» выдалась их поездка.

Но настоящие трудности были впереди. Они в буквальном смысле ехали вслепую и всецело доверились парню, которого даже не знали – он устраивал концерты и продавал пластинки на блошином рынке. Можно ли такому верить? Это же был полнейший абсурд. Такого не должно было быть, а если бы и было, Нью-Йорк сожрал бы их с потрохами. Но это была Metallica. Они были настроены не меньше нас, и с первых дней они были классной группой. Может быть, им просто повезло, но они готовы были рискнуть, потому что хватались за любую возможность.

А Джонни был уверен. Он не знал, что делает, но, черт возьми, за базар отвечал. Пока Metallica ехала из Калифорнии в Нью-Йорк, Джонни позвонил мне и спросил: «Сможете их встретить и помочь освоиться, когда они приедут?» К тому моменту раны моего задетого самолюбия затянулись. «Конечно, а где они остановятся?»

– В «Доме Музыки». Дадим им репетиционную комнату.

– О, круто. Будут тут репетировать, – сказал я, – а жить где будут?

– В «Доме Музыки». Там и будут, – сказал Джонни, будто я не понял с первого раза. И, видимо, не понял. Там никто не жил.