Игра

7
Второй игрок

Застонав, Бретт тянется к прикроватной тумбочке. Сквозь пелену слипающимися глазами проверяет время на телефоне. Почти одиннадцать, сообщений нет. Швыряет телефон экраном вниз и снова стонет. Затем скулит. Башка раскалывается. Пробивающийся через жалюзи свет совершенно ни к чему. Он слышит в ушах невыносимо громкий шум собственного пульса.

В футболке «Рейнджерс» он скатывается с кровати и ползет в ванную, где его рвет. Желудок опустошается еще четыре раза, прежде чем рвотные позывы становятся сухими. Вчера он вырубился, не сняв контактных линз, так что еще несколько минут мучается, вынимая линзы из опухших глаз.

Весь сегодняшний день насмарку. Пока, воскресенье. На следующей неделе повезет больше.

Он находит Келли на кухне, сидящей за барной стойкой. Склонившись над своим iPad, она пьет свежесваренный латте. Келли поднимает на него взгляд и начинает хохотать.

– Давай смейся, – ворчит Бретт, заныривает в холодильник за апельсиновым соком и пьет прямо из пакета.

– Бедный малыш! – Келли подкрадывается к нему сзади, обнимает за талию и прижимается, собираясь поцеловать. Бретт резко отворачивает лицо.

– Ты не захочешь этого делать.

– Нет? – Она в шутку изображает, что ее тошнит, и отпускает его. – Тогда лучше воздержусь. Кто выиграл?

– «Рейнджерс», – не слишком уверенно отвечает он. В памяти после второго периода мало что осталось.

– Крейг наверняка чуть с ума не сошел от радости. Он что, опять был занозой в заднице?

Бретт неуверенно пожимает плечами и делает еще глоток.

Келли умная, амбициозная, иногда забавная. Природа одарила ее фигурой с аппетитными изгибами. У нее волнистые каштановые волосы и очки в роговой оправе, как у секретарши из порно. В метро как мужчины, так и женщины пялятся на ее большую грудь, не задумываясь о том, какую боль такой вес причиняет ее спине. Подростки с безопасного расстояния противоположных платформ часто кричат ей «милфа», чего она терпеть не может; она говорит, что это еще один способ назвать ее старой. Келли постоянно твердит Бретту, что он красивый, но он этого не чувствует. Никогда не чувствовал, а сейчас, когда близится сорокалетие и он уже семь месяцев не посещает спортзал, – и подавно. Келли – вторая женщина, с которой он когда-либо спал.

Бретт делает глубокий судорожный вдох.

– Слушай, насчет прошлой ночи. Я был пьян. Надрался в хлам, а ты же знаешь, как алкоголь на меня действует…

– Эй, все в порядке. Я все равно вчера была слишком уставшая. – Она сочувственно улыбается, и от этого ему становится только хуже. – Тебе просто придется сегодня остаться трезвым и вечером загладить передо мной свою вину, ладно?

– Думаю, с этим я справлюсь, – выдавливает он высокий, фальшивый смешок.

– Да? – Она делает еще один большой глоток кофе, прожигая тело Бретта взглядом, как солнечным лучом через лупу. – Не обещай того, что не сможешь выполнить, здоровяк.

Он улыбается и отворачивается к окну. На улице сегодня, похоже, похолодало. Его улыбка тает. Он вспоминает, как возвращался в Бруклин на Uber. Водитель слушал какое-то грохочущее техно, и к тому времени, как они съехали с моста, Бретт чувствовал тошноту, а ночные огни устроили вокруг него хоровод. Он помнит, как лег спать, как отбивался от Келли. Почему же не может вспомнить предыдущие часы? Там черная бездонная дыра, и где-то в этой бездне все пошло не так. Страшный разговор состоялся, он открыл Крейгу правду, но теперь это стало воспоминанием о воспоминании, превратилось в эмоции вместо реальных слов.

У него хрустнула челюсть, и под левым глазом Бретт почувствовал тупую боль. Неужели Крейг его ударил? Неужели все закончилось таким образом?

Не так. Пожалуйста, только не так.

Он все еще стоит, уставившись в сторону Проспект-парка, когда внезапно его зрение затуманивается от нахлынувшего жара. В груди появляется боль. Он уже забыл, какой сильной она может быть. Это боль одиночества и стыда.

– О, дорогой… – Келли стоит у него за плечом и поглаживает по спине. – Неужели и вправду настолько плохо?

Он смеется и вытирает слезы тыльной стороны ладони.

– Наверное. Никак не могу очухаться, как раньше.

– Тебе просто нужно поваляться на диване под какой-нибудь сериал от Netflix. Я утром сходила в магазин и купила тебе все самое необходимое: молочный коктейль, бекон, аспирин, педиалайт.

– Ты ходила в магазин? – Он шмыгает носом, как мальчишка, поцарапавший коленку. – Ты слишком добра ко мне.

– А ты просто жалеешь себя. Иди ложись. Я приготовлю тебе завтрак.

Боже, какая же она хорошая. Просто идеальная.

Переместившись на диван, Бретт оглядывает дом, который они обустраивали вместе. Их гнездышко, наполненное безделушками, рамками с фотографиями и воспоминаниями. У них прекрасный дом из коричневого кирпича, один из самых престижных домов в Бруклине. Хоть это и дуплекс, но с соседями проблем нет. Келли – аналитик, занимается подбором персонала для Microsoft и Amazon. Бретту это кажется скучным, но ей нравится, а ее зарплата позволяет ему заниматься собственной карьерой. Полгода назад ему удалось устроить Крейга к себе, однако Крейг не разделял его энтузиазма по поводу этой работы.

Бретт устраивается под двумя одеялами и решает наконец начать смотреть «Корону», хотя на самом деле он не глядит на экран дольше пяти минут. Ему хочется вспомнить, что произошло прошлой ночью, и в то же время надеется, что никогда об этом не вспомнит. Весь день он то погружается в тошнотворный сон, то выныривает из него. Обычно, особенно по воскресеньям, Крэйг почти постоянно торчит в WhatsApp, либо комментируя любые спортивные соревнования, на которые наткнется, либо присылая шизанутые ролики, которые варьируются от странной, выворачивающей желудок порнографии до несчастных случаев со смертельным исходом на производстве и жестоких казней наркокартелей. Сегодня телефон молчит, и Бретта не покидает чувство, что его бросили. Он проверяет исходящие сообщения и видит, что Крейгу ничего не отсылал, и это хоть и маленькое, но утешение. Обычно его пьяные звонки – это кошмар.

В семь вечера он все еще мается, когда Келли, свернувшаяся у него под боком, начинает поглаживать правой рукой его по бедру все выше и выше. Она не отрывает взгляда от телевизора, но Бретт чувствует жар ее плоти, когда Келли добирается до прорези в его свободных трусах. Он прочищает горло, бормочет что-то о том, что ему нужно в ванную, и уходит. На обратном пути к дивану ему удается проглотить свое первое пиво. Поначалу с трудом, но за следующие пару часов он вливает в себя еще пять бутылок. Келли наблюдает за ним, но ничего не говорит. Она такая хорошая. Всегда была такой. Она идеальная.

Позже Бретт засыпает, как только его голова касается подушки. Наступает следующий день – понедельник. Крэйг на работе так и не появляется.

8
Третий игрок

В полшестого утра во вторник Сара встает, укачивает Арчи, в темноте тихонько напевая себе под нос.

С каждым днем малыш становится все тяжелее, и колени у нее ноют от напряжения. В одной руке она держит телефон, листая соцсети. С тех пор, как она легла спать шесть часов назад, ничего особенного не опубликовали. Экран iPhone освещает пластырь с георями Disney, которым обмотан ее безымянный палец. Взгляд у Золушки надменный.

Ханна просыпается спустя несколько минут, выходит из своей спальни и, зевая, бредет к заграждению на вершине лестницы. Хозяин дома храпит. Сара ведет детей вниз и зажигает свет. В январе по утрам морозно, и ей приходится включать воду сейчас, чтобы она успела пробежать и Нил смог принять горячий душ. Со дня на день они ждут комбинированный бойлер. Они обсуждали это не один год.

Она открывает заднюю дверь, чтобы выпустить собаку, холод заставляет ее поплотнее закутаться в халат. Сара ждет, пока собака все обнюхает и опорожнит мочевой пузырь на мерзлую заросшую лужайку. Дюк возвращается в дом, а она готовит Арчи первую бутылочку, пока Ханна ноет, путаясь у нее под ногами, потому что CBeebies не начинает вещание раньше шести. Сара целует дочь в макушку и терпеливо показывает на циферблат часов, в сотый раз объясняя: когда стрелки встанут вертикальной линией, ее канал включится. Малышке эти обьяснения как об стену горох. Ханна хочет все и сразу.

Проходит чуть больше часа, и Сара слышит, как муж идет в ванную наверху под аккомпанемент ворчания и утреннего пердежа. Приняв душ и одевшись, он устраивается в гостиной с детьми, пока Сара готовит тост для него. Передавая завтрак, она смотрит на мужа с тихой завистью. Ему-то малыши всегда достаются в своем самом прилизанном виде. Даже пес сворачивается клубком у его ног.

Рассвет наступает только в половине седьмого, к этому времени Нил целует детей и уходит. Сара не помнит, когда он в последний раз целовал на прощание ее, не то чтобы ее это особенно волновало. Как все может измениться за каких-то пару лет.

После его ухода начинается второй этап привычной утренней рутины.

Уже ждет полная раковина грязной посуды, которую нужно помыть, и ковер в шерсти, который нужно пропылесосить. Дом провонял мокрой псиной вперемешку с пикшей и картошкой фри. Хорошо еще, что Арчи пока не умеет ходить, потому что одна Ханна как торнадо. Пока дети залипают в телевизор, Сара возится с домашними делами, но пальцы у нее уже подергиваются, как у наркоманки. Она скрежещет зубами, то и дело бросая взгляд на iPad на кофейном столике.

К одиннадцати нужно выгулять Дюка. Он здоровенный пес и без физической активности становится бешеным. Но даже собрать двоих детей и вывести на улицу – целое приключение. К тому же наступает время их первого дневного сна. Разумеется, Сара обожает своих детей, но их сон – единственная передышка для нее, и она не собирается ею жертвовать. Она выпускает Дюка в сад на заднем дворе, где он может побегать пять-десять минут. Дождя нет, земля кажется довольно сухой. Нет причин для беспокойства.

Сара наливает себе чашку чая и с iPad на коленях плюхается на диван. Разблокировав устройство, она еще раз маниакально проверяет соцсети, а затем приступает к делу. С хрустом размяв пальцы, открывает браузер и изучает расписание на день.

В ближайшие пять минут начинаются четыре игры по девяносто шаров. Она покупает по двадцать карточек на каждую игру, в общей сложности на два фунта. Мелочь, но это пока только разминка. С тех пор, как год назад она начала играть в онлайн-бинго, на ее счету скопился выигрыш порядка девяти тысячи фунтов. Это ее секрет. Ее игра.

В правой части веб-страницы, постоянно открытой рядом с билетами, висит чат. Игроки в течение дня меняются, но Сара всегда может рассчитывать на несколько имен. Она желает доброго утра Джилл, Мэнди, Сью, Мо и Джен, и они отвечают ей взаимностью, желая удачи, а затем возобновляют разговор о вчерашней серии «Жителей Ист-Энда». Смотрела ли ее Сара? Нет, она была слишком занята купанием собаки.

Эти незнакомцы, пожалуй, самые близкие друзья Сары, но она никогда не видела их лиц. Они могут быть где угодно, они могут быть кем угодно. В подростковом возрасте друзей у нее было столько, что не сосчитать. Но что случилось потом? Годы быстро пролетели, а друзья исчезли из ее жизни еще быстрее. И что важнее, друзья завели детей, а она нет.

В какой-то момент, лет в двадцать, Сара перешла от пьяных девичников с подружками к празднованиям дней рождения с желе и мороженым их многочисленных детей.

Вскоре даже эти приглашения перестали поступать.

Она часто представляла, как они говорят: «Бедная старушка Сара, меньше всего ей захочется приходить на праздник Фредди, когда кругом будет столько детей. Бедная старушка Сара, слыхали, она потеряла еще одного? И еще одного? Какое несчастье. Как печально».

Сейчас она переводит взгляд на Ханну, которая задремала на своем привычном месте на ковре. Ханна, первое из двух чудес, которые Нил Маллиган подарил ей, когда в ее жизни наступила самая черная полоса. Сара смотрит, как она дышит, ее долгожданная мечта, этот невероятный живой механизм, взявший начало из клетки отца и матери и с каждым днем становящийся все более самостоятельной личностью. Сара любит своего мужа – все еще, возможно, это не та любовь с букетами-поэмами, о которой грезят маленькие девочки, но все равно это оттенок любви, и за то, что он подарил ей этих детей, она будет вечно любить его.

Сара в долгу перед ним, и она с радостью возвращает этот долг.

За несколько мгновений до начала игры в бинго ей приходит уведомление о том, что продажа карточек закрыта. Вкладки четырех ее игр открыты в верхней части экрана, и она переключается между ними по мере того, как компьютерный симулятор начинает мигать цифрами с частотой один номер в секунду. Из-за этого каждая игра может длиться не более девяноста секунд и заканчивается, когда выигрышная карточка заполняется.

Сара проигрывает первые четыре игры и понуро прихлебывает чай. За несколько раундов ей удается заполнить пару рядов, и проходит еще сорок пять минут, прежде чем она получает свой первый фул-хаус за день.

– Бинго! – Она потрясает в воздухе кулаком и тут же зажимает рот рукой. Ханна зашевелилась, но вскрик заглушил телевизор. Сара глубоко вздыхает. У нее очередная победная серия, она уже чувствует это, и адреналин бурлит в венах. Ничто не заводит ее так, как это; серьезно, это лучше, чем секс. Она вместе с iPad крадется из комнаты в ванную и, закрыв дверь, садится на крышку унитаза.

Это ее излюбленное место, куда можно зайти и просто посидеть, единственное место, где можно уединиться, логово, куда Ханна не зайдет за ней и не будет задавать вопросов. Однако время имеет привычку незаметно ускользать от нее, поэтому, а еще из-за того, что произошло вчера, она ставит будильник на iPad. Двадцать минут. Дети вряд ли проснутся раньше этого времени, а входная и задняя двери заперты. Все в порядке. Все спокойно.

Но кажется, что двадцать минут пролетают за пять, будильник срабатывает вовремя и еще три раза, прежде чем Сара наконец сдается под напором его непрерывного звона, прощается с остальными дамами и выходит из игры. Ей на счет добавилось двадцать фунтов. Она терпеть не может бросать выигрышную серию, но это не конец света. Возможно, ей удастся выкроить еще после обеда полчаса, когда погуляет…

Дюк.

Вскочив на ноги, она мчится вниз по лестнице, моля Бога, чтобы сегодня он не влез в какую-нибудь дрянь, как вчера. Это последнее, что ей нужно. Пробегая мимо гостиной, Сара швыряет iPad на кухонную столешницу и распахивает заднюю дверь.

Как и следовало ожидать, Дюк торчит в дальнем углу сада, глубоко зарывшись мордой в чертовой клумбе. Сад смахивает на джунгли, но ей все равно видно его мохнатые задние лапы, торчащие из схваченных морозом сорняков.

– Дюк! Убери оттуда свою задницу!

Пес не обращает на нее внимания. Она высовывается наружу, стоя в носках на пороге и ухватившись за дверной косяк.

– Так! Похоже, он нарывается… – Немного помедлив, она произносит страшное слово: – Ванна!

Собака не двигается. Ни на дюйм.

Внутри нарастает беспокойство. С тех пор, как Дюк был щенком размером с ее ладонь, это слово неизменно вызывало ответную реакцию – немедленную реакцию, и не только тот факт, что он не среагировал, странно настораживает ее. Это его молчание. Абсолютная тишина снаружи и полная неподвижность пса, как будто она открыла дверь, за которой моментальный снимок, стоп-кадр, Вселенная, поставленная на паузу.

Внезапно что-то кажется очень, очень неправильным.

Сара проводит языком по губам и обнаруживает, что они сухие.

– …Дюк?

Она зовет его еще три раза, прежде чем понимает, что ее пес мертв.

9
Четвертый игрок

Ной сидит на карнизе, пуская дым в бодрящий вечерний воздух. Он вылез остыть совершенно голый, но это не имеет значения, потому что окно выходит на кирпичную стену соседнего дома.

Повернувшись к Софии, он наблюдает за тем, как она по-кошачьи потягивается на простынях. Даже раскрасневшаяся и вспотевшая, она выглядит потрясающе. Как всегда, Ной задается вопросом, не притворяется ли она. В ее присутствии оставаться уверенным в себе не так-то просто. Ной понимает, что в нем нет ничего такого. У него французкая фамилия и кожа пепельного оттенка от отца в сочетании с темными марокканскими глазами и черными волосами от матери. Такая комбинация делает его похожим на вампира, попавшегося в ловушку вечной унылой юности. Ему тридцать один, но выглядит он на двадцать пять, как ровесник Софии.

София, как и многие другие, приехала в Париж, чтобы сделать карьеру модели. Ной познакомился с ней год назад в ночном клубе на какой-то тусовке и пообещал ей весь мир.

Их съемная комнатка на двоих – это не весь мир.

Париж разделен на двадцать пронумерованных муниципальных районов, или округов. Ной с Софией живут на востоке восемнадцатого округа, Ла-Шапель, в районе, более известном как «маленькая Джаффна» из-за многочисленных тамильских беженцев. Если бы Ной раскинулся морской звездой поперек матраса, он, наверное, смог бы коснуться всех стен их комнаты одновременно. Их кухонный уголок – это переносная плитка в шкафу. Посуду они моют в ванной, которая достаточно просторна, чтобы они могли встать в ней вдвоем.

София вроде как не имеет ничего против. Она уверяет, что счастлива, но сколько бы раз это ни повторяла, Ной не может поверить. Он сказал ей, что унаследовал состояние от своих родителей, которое из-за каких-то бюрократических проволочек зависло между банками. Его родители ничего ему не оставляли. София никогда не просит у него денег и никогда не обвиняет его во вранье, и все же он снова и снова слышит собственную ложь, слетающую с губ, как будто если почаще повторять, она станет правдой.

Он отрывает взгляд от ее тела, но ему больше не на чем остановиться. На месте винтажных киноафиш Ноя теперь висят фотографии с последней Недели моды коллекции осень-зима. Софияв Chanel, Dior, Louis Vuitton и Lacroix. Она создает крутое портфолио. Жаль, что участие в показах не приносит особого дохода.

Она переворачивается на живот, лампа отбрасывает свет на ее ягодицы. Пролистывая соцсети на своем телефоне, София говорит ему:

– Тебе надо собираться, mon chéri. Уже почти пора.

Ной вздыхает:

– Oui, – и щелчком отправляет окурок в темноту. Он с усилием захлопывает окно, потому что рама от времени рассохлась и звуки сирен с улицы становятся тише.

С тех пор, как восемь дней назад они заказали свадьбу за 30 000 евро, мысль о том, чтобы вернуться на работу, поселила в животе у Ноя бабочек. Нездоровых бабочек с острыми, как бритва, крыльями. Снимая униформу с вешалки, ему приходится напоминать себе, ради чего все это делается. Все это ради нее.

Когда он уже наполовину одет, София, закутавшись в простыню, идет вслед за ним в тесную ванную. Она обнимает его со спины худыми руками, и Ной наблюдает в зеркале за тем, как она застегивает пуговицы на его рубашке, пряча его костлявую волосатую грудь, и как накидывает ему на шею шнурок с бейджем. Ее отражение улыбается из-за его плеча.

– Вы только посмотрите, какой у меня красавчик.

И он смотрит, стараясь не подавать виду, насколько расстроен. Черная рубашка с короткими рукавами с логотипами Hard Rock Cafe, вышитыми на обоих рукавах. Шнурок сделан в виде ремня гитары, на нем красуются три бейджа, заработанные за десять месяцев: медиатор, гитара Rickenbacker и Эйфелева башня. Зубы у него немного пожелтели от никотина, борода все время растет клочками. Он, прямо скажем, не модель.

– Что ты во мне нашла? – спрашивает он, удивляясь сам себе.

Она пробегается пальцами по его кудрявым волосам и, не колеблясь, отвечает:

– Своего жениха. Свое будущее. Своего героя.

– Героя? – повторяет Ной, но из его уст это звучит совсем не так. – Я так не считаю.

– А я считаю. Париж – опасный город для иностранки. Даже год назад я этого не понимала. Не до конца. Пока не увидела женщин на ночных улицах. Я была… – она ненадолго замолкает, только чтобы подобрать слово на английском, – …наивной. Романтичной. Ты подарил мне дом. Ты дал мне возможность сделать карьеру. Ты мой герой.

Он ворчливо не соглашается.

– Ты собираешься сегодня вечером куда-нибудь?

– Oui, – отвечает она, продолжая играть с его волосами. – Встречаюсь с Габриэлем, чтобы запланировать следующую съемку.

– С Габриэлем. – Ной замечает, как его собственное отражение передергивает в зеркале. – София, эти агенты – как летучие мыши. Они выходят только после наступления темноты.

– Ты же знаешь Габриэля, – пожимает она плечами. – Он вечно занят.

Ной кивает. Да, Габриэля он знает. Его и мужиков, подобных ему.

– Где вы встречаетесь?

– В Harry’s. Я вернусь раньше, чем ты закончишь работу.

– Бар Harry’s? – Помолчав, добавляет: – Сосредоточиться на работе будет трудно? Разве нет?

Вместо ответа она обеими руками поворачивает его к себе и нежно целует в губы.

– Я люблю вас, месье Дюран. Только вас. Не забывайте об этом.

Бабочки у него в животе устраивают бой.

– Я тоже тебя люблю.

– Я знаю. – Она отходит от него, насколько позволяет помещение, что означает на полшага, поднимает руку и принюхивается, поддразнивая его: – А теперь иди! Мне надо принять душ. Я начинаю вонять, как француз.

– Sacré bleu!^[3]– Он еще раз ее целует. – Ступай. Я позвоню после работы.

Ной выходит из ванной, чтобы София могла втиснуться в душевую кабинку, и прикрывает дверь. Он обувается, завязывает шнурки и ждет, когда вода с шумом побежит по ветхим трубам. Он выбирает самое длинное, самое неприметное зимнее пальто. Черное, с капюшоном. Пальто преступника, если таковое вообще бывает.

Затем, убедившись, что София моется и не ворвется внезапно в комнату, он протягивают руку к кондиционеру над входной дверью. Кондиционер не работал, когда они въехали. Ной открывает запылившуюся решетку, просовывает руку в дальний угол и достает небольшую тряпичную сумку.

Hard Rock Cafe располагается на Монмартре. На метро до него можно добраться за полчаса. Однако Ной не собирается пользоваться метро этим вечером.

На прошлой неделе он уволился из Hard Rock Cafe. Он сделал это втихаря и держал в тайне.

Ной возвращает решетку кондиционера на место и сметает с пола слетевшую с него пыль.

А после того, как за стенкой София начинает напевать на эстонском, он засовывает сумку с пистолетом в карман пальто и выходит на очередную долгую рабочую ночь.