После переезда всей семьи в Керчь (1929 год), Лидочкина мама почти сразу устроилась на работу – в школу, деловодом (так раньше называли делопроизводителей). В её обязанности входило также «доставать» школьникам ботинки, а потом бесплатно распределять их нуждающимся. При такой (как показалось бы кому-то в наши дни – "прибыльной") работе, собственному сыну бесплатных ботинок она и не думала «распределить», поскольку считала что их семья живет лучше прочих.

Некоторое время она проработала в школе, но потом выяснилось, что для семейного бюджета гораздо лучше, если мама – неработающая домохозяйка, поскольку в домашнем хозяйстве, как и по всей стране, нужна была строжайшая, требующая разумного подхода, экономия. Кроме того, врачи обнаружили у неё полиартрит, так что, в конце концов, муж настоял на увольнении, то есть на "переводе" супруги обратно, в "домработницы".

А что вообще носили в конце 20-х годов прошлого века школьники в городе Керчь, в чём бегали во дворе, ходили по улице, в школу…?

Летом у детей обуви, как правило, не было вообще. Один раз маленькой Лидочке купили «плетенки» из мягкой соломы. Но их тоненькие, хлипкие подошвы совсем протерлись за несколько летних недель…

Первые более-менее приличные туфли появились у девочки во втором классе. Так называемые «торгсинки», больше напоминающие кеды – тряпочные туфельки с резиновой подошвой, белые, с голубым кантиком по краю, с перемычкой и прямой подошвой, надеваемые по особым случаям. "Хозяйственная девочка" изо всех сил берегла их, начищала зубным порошком – дабы сохранить их первозданную белизну. Но детские ножки так быстро вырастают из любой, даже тщательно оберегаемой обуви…

Первые "настоящие" туфли: купили в 6 классе, в Москве, куда Лида приехала в гости к самой младшей из сестер своей мамы. Туфельки были без всяких признаков каблука, светло-коричневатые, с перемычкой, из кожи или кожзаменителя.

Первое пальто: из коверкота, светло-коричневое, досталось Лидочке только в 9 классе. Для этого они с мамой несколько ночей стояли, отмечались в очереди в «швейпром»(мастерская по пошиву). В нем же 20-летняя Лида и поехала в эвакуацию осенью 1941 года. Зимнего пальто у неё не было совсем.

Первая крепдешиновая кофточка, белая: пошили на выпускной вечер. До этого девочка ходила только в скромненьких, ситцевых блузочках. Младшая мамина сестра передавала родным свои старые платья, а мама перешивала эти платья в кофточки, да и вообще все шила сама, так как готовой одежды не продавали*. Лиде же приходилось только вышивать воротнички, что, впрочем, она делала с удовольствием**. Школьной формы, в современном понятии, тоже не было.

Пальто Лидочкиного папы, хоть он и был партработником, тоже бесконечно перелицовывалось, так как пошить новое не было материальной возможности.

P.S. Всё вышеперечисленное в этой главе вспоминалось исключительно по моей просьбе – настолько эти «шмоточные» вопросы были мелки и незначительны в той жизни, что сами по себе в памяти никак не всплывали, в отличие от....

* Честно сказать, в 20-й раз посмотрев на фото к части 7, я обратила внимание на то, что у трех девочек из пяти абсолютно одинаковые свитерочки(не представляю такую ситуацию сейчас!), что означает, что готовая одежда все-таки была. Понятно, что если они пошли фотографироваться в одинаковом – значит, её было так мало, что одно наличие в гардеробе позволяло вообще не принимать во внимание, что на подружках надето точно такое же изделие. Возможно, это такая же, как и ботинки, "распределенная" одежда. Или к концу 1937 года снабжение города всё-таки начало улучшаться…

** Вышивание было бабулиным хобби в течение долгого времени, а слова «ришелье», «мулине», и с особым тщанием украшенные, маленькие наволочки и салфеточки остались мне на память.

5. Керчь. Дела сердечные

На фото: Лида в августе 1935 года, между 7 и 8 классом.

Город расположился у самого Керченского пролива, на Керченском полуострове, и в хорошую погоду, стоя на берегу, всегда можно было разглядеть противоположный берег, Кавказский – Тамань.

В 30-х годах прошлого века Керчь делилась на 4 района: Горка (на склонах сердца Керчи – горы Митридат), Солянка (где находился судоремонтный завод), Корецкий хутор (переходил в деревню) и Центр (где и жила семья Лиды).

Весной все школьники бегали на Митридат, а когда начинали цвести тюльпаны – отправлялись пешком через степь и доходили до Азовского моря (Керчь стоит на полуострове, разделяющем Черное и Азовское море).

Через Керченский пролив ходили паромы на Кавказский берег.

Там, в Темрюке, был Лидочкин пионерский лагерь, куда она поехала после 3-го класса (кстати, проведывать ее приезжал только папа). От этого периода жизни навсегда остались в памяти обширные виноградники, полные янтарно-желтым виноградом.

В лагере Лида впервые стала свидетелем настоящей трагедии: паренёк постарше повис на дереве и зацепил сучком артерию. Девочка отчетливо видела, как с локтевой ямки у него фонтаном забила кровь. Хорошо, что вовремя подоспела медсестра: сразу, профессионально, наложила жгут и отправила пострадавшего в больницу.

С наступлением весны, на зеленых склонах Митридата разворачивалось еще одно ежегодное, традиционное действо: устраивались кулачные бои («стенка на стенку»). Начинали их дети (в качестве разрешения споров за территорию, за район), чуть не первоклассники, а заканчивали взрослые бородачи. На эти бои ходили смотреть все, кто не участвовал: кричали, «болели» по-настоящему, как на футболе.

Вечером все – «и стар и млад» – выходили на улицу.

Но появляться на чужой территории (районе) никому не рекомендовалось.

Первый поклонник у Лидочки появился в 6 классе (я думаю, что новые, «всамделишные» туфли сыграли не последнюю роль!:)) – Володя, друг брата Шурика, старше Лиды на год (в "его честь" через 7 лет будет назван её первенец).

«Ухаживание» заключалось в том, что они вместе играли в мяч и классы, стояли – разговаривали, и даже подтягивались на воротах своих домов*!

Тем временем и в школе на Лиду тоже «положили глаз» – мальчик Алёша, живший в другом районе – на Солянке. И вскоре, под предлогом «А, так ты с другого района!» Володю на Солянке изрядно поколотили.

Лидочка, крайне напуганная таким поворотом событий, стала общаться с Алешей. Как настоящий кавалер, он пригласил её покататься «на лодочке». Лодки для катания были на специальной водной станции, на бульваре (который потом превратился в Парк Культуры и Отдыха).

Однако помня о хулиганском характере Алёши, девочка поставила ему условие: «Кататься – только вместе с моей мамой!», и, как ни странно, Алёша согласился. Он сам взял на час лодку, заплатил, да еще и сам греб, а Лида с мамой сидели в лодке, как настоящие дамы. Но то ли мальчик испугался, что теперь на каждом их "свидании" будет присутствовать суровая мама, то ли была еще причина… в общем, никакого продолжения у этих "отношений" так и не получилось.

Вот такие романы среднего школьного возраста были в конце 20-х годов прошлого века :).

–

* Я все-таки думаю, что на воротах подтягивались только мальчишки :)

6. «Учебная» диета. Куда пойти учиться?

На фото: 30.10.1937 года, 10-класснице Лиде 16 лет, пора бы уже точно определиться с выбором пути в дальнейшей жизни…

Когда Лида училась в 10-м классе (1938 г), в Керчи появились первые магазины типа «Гастроном», в которых продавались совершенно немыслимые продукты: сыр «Голландский» и ветчина. Мама покупала сыр по 100 г – и только для дочки, поскольку та готовилась к экзаменам: и выпускным, в школе – и вступительным, в институте.

Вот относительно института мнения Лиды и ее мамы сильно расходились.

Мама мечтала, что ее дочка поступит обязательно в медицинский институт, поскольку врачи всегда были очень уважаемыми, хорошо обеспеченными людьми.

А у дочки было отчаянное желание поступать в Москву, в физико-математический институт, поскольку в школе у нее был прекрасный преподаватель по математике, и получала Лида по этому довольно сложному предмету одни пятерки.

Но мама привела последний аргумент: до Москвы поезд идет аж двое суток, и это просто невозможно как далеко, тогда как в Симферополь идет прямой – из Керчи, и всего 9 часов.

И это оказалось действительно очень удобно в дальнейшем: когда Лида училась в Симферополе, мама время от времени передавала ей с поездом посылки – куриную печенку с подливкой (любимое дочкино блюдо), котлетки, пирожки – и так почти все три года обучения. А Лидочкиному мужу, Виктору (поженились они только на 2-м курсе) присылали из деревни, целыми кастрюльками – котлеты, залитые топленым салом. Но к концу их третьего курса, в конкуренцию домашним вкусностям, уже открылись и кафе в Симферополе. В них можно было купить какао и к нему булочку (сверх общей нормы*). Туда ходили, когда – о чудо! – оставались деньги от стипендии. …

Школе, где училась Лида, было присвоено имя лейтенанта Шмидта (один из руководителей Севастопольского восстания 1905 года) и получали образование в ней, в основном, дети "водников".

Вот те из школьных учителей, которые навсегда остались в Лидочкиной памяти и в сердце.

Учитель математики, Виктор Ильич: мужчина средних лет, очень обаятельный – высокий, статный, седоватый, в очках, сумевший привить школьникам искреннюю любовь к такому, казалось бы, сухому предмету. Вместе с тем – очень строгий, серьезный. Немногословный и неулыбчивый. Но вот говорящий за себя факт: пять человек из класса поступили в мединститут, при конкурсе 3 человека на место, и по математике на вступительных экзаменах у всех были пятерки.

Под обаяние Виктора Ильича попадали все – и мальчики, и девочки. И все начинали учиться с удвоенным рвением, лишь бы получить заслуженное одобрение от любимого учителя. При домашнем задании 6-7 задач, школьники решали в два раза больше, причем, обменивались друг с другом задачами (а не решениями!). Дело дошло до того, что погруженной в такие заманчивые, но, порой совершенно непроходимые джунгли сего предмета, Лиде однажды приснилось решение задачи по геометрии: надо было опустить перпендикуляр, чтобы разделить треугольник, узнать длину стороны и… На следующее утро она получила очередную честную пятерку!

Еще была «немка» – «старорежимная» классная дама, в парике, высушенная годами старушечка.

Как-то раз, в самую летнюю жару, после физкультуры, мальчики остались сидеть на уроке в обыкновенных майках. Войдя в класс, «немка» аж всплеснула руками: «Вакуленко! как можно! Здесь же девочки! В майках!…».

Естественно, изобретательно-жестокие дети , прознав про парик, придумали удочку для его снятия, которую прикрепили сверху, за доской. Оказалось, что бедная старушка почти совсем лысенькая, и эти охламоны семиклассники ржали над ней без всякой жалости …

Физик: это был страшный мужик в темных очках, сухонький, невысокий. Заходил в класс молча, кивал, садился за кафедру, доставал из кармана записную книжку, проглядывал в ней свои записи (в эти моменты действительно было слышно как муха летит!), одновременно смотрел поверх очков и медленно, тяжело произносил: »Сейчас к доске пойдет… сейчас к доске пойдет … Никонова!». Класс вздыхал с облегчением – Лида отвечала весьма подробно и почти всегда – правильно . И, хотя физик спрашивал очень строго, у нее была твердая "4". Впрочем, хотя никто не любил этот предмет, из страха перед преподавателем зубрили – все.

Как– то раз, Лидочкин одноклассник (и по совместительству – воздыхатель), вышеупомянутый Леня Вакуленко, перед уроком физики захлопнул изнутри кабинет, вместе с сидящей в нем половиной класса и громко прокричал: «Кто первый откроет – тот дурак!». После этого вылез в окно, и по карнизу второго этажа, прошел в расположенную рядом пионерскую комнату (последовать за ним никто не решился). Затем отчаянный хулиган присоединился к тем, кто стоял в коридоре, и вместе с учителем пол-урока там и простоял. Все это было им задумано в качестве мести физику (хотя в результате отнюдь не физика наказали больше всех)!

Если кто-нибудь из педагогов забывал журнал в классе – как и сейчас, все скопом кидались смотреть выставленные оценки …

Уберите из общей картины жизни «следы научно-технического прогресса»: да многое было тогда – «как и сейчас».

И все-таки, многое было – совсем другим.

–

* Бабушка говорила, что у них только перед 1937 годом начали продавать хлеб без нормы. До этого – рабочим – 600/400 г, иждивенцам – по 400 г. Однако в Википедии говорится, что карточки были отменены в 1935 году. Может, бабуля запамятовала точный год, может, в разных городах отменяли по-разному, а может и Википедия «косячит» , тоже не исключено же…

7. Жизнь школьная, жизнь классная

На фото: Подружки-одноклассницы 11.10.1937 года (10 класс): Женя – крайняя слева, в верхнем ряду. Лида – крайняя справа, в нижнем ряду. Из пяти девочек – барышень! выпускниц! – трое одеты в абсолютно одинаковые свитерочки. Согласитесь, это говорит о многом, особенно если сравнивать с нашим временем, временем культа потребления…

30-е годы. Керчь.

Лишь только на горе, что зовут сердцем Керчи, по весне начинала прорастать травка, раздавалась команда: «Пошли на Митридат!» – и весь класс дружно сбегал с уроков.

Помните, каким необыкновенно прозрачным и сладким становится воздух с началом весны? А если к этому прибавляется еще и открывающийся вид на море, что неустанно нашептывает сказки о дальних берегах и невиданных, но таких желанных сердцу чудесах? Ну как, как тогда усидеть за партой, когда кажется, что и сам прорастаешь, как трава, как деревья – до самого неба?…

К этим "походам" у керченских школьников был серьезный подход: «с собой» покупали тогда, в 30-е годы прошлого века, городские булочки по 34 копейки и "подушечки" – конфеты без обёртки, по 8-50 за кило.

На вольнице ребята и девчонки с азартом прыгали, бегали, а также исследовали пещеры, которыми так богат Керченский полуостров. Среди школьников (да и не совсем школьников, и совсем не школьников) всегда находились любители искать золото – легендарные сокровища царя Митридата.

А уже когда начинали цвести тюльпаны – выходили в степь, и шли, шли, шли… аж до самого Азовского моря. Проходили мимо колхозников, сажающих помидоры – наверняка те ругались на молодых прогульщиков, но что им, молодым…

Класс Лиды, как и многие школьные классы нашего времени, состоял из нескольких «группировок»: «элита» – 11 человек, еще одна часть – девочки, которые уже встречались со взрослыми мальчиками, и последняя – «отморозки»-двоечники. Что касается Лидочки – она была в «группировке», которая выделялась тем, что дружно играла в волейбол.

С будущим своим мужем, Виктором, Лида дружила с половины 9-го класса, а после окончания школы – еще 1,5 года – они так же, «в дружбе» учились в институте (там, в общежитии, у них с самого начала, ещё до свадьбы, был общий кошелек)*.

Во внешкольное время Лидочка, как уже было сказано, увлекалась волейболом: в классной волейбольной команде было 5 девочек и 6 мальчиков (а вообще в школе волейболом занимались около 30 человек). А еще – тиром.

Стреляла она из «мелкашки», причем, довольно метко. На городских соревнованиях по стрельбе Лида заняла второе место: из 50 возможных выбила 48 (1-е место было выдано за 49, всего на 1 попадание больше!), и ей подарили авторучку.

Это был 1936 год, и эта призовая авторучка была одна-единственная во всей школе!

Военной подготовке уделяли много внимания, и во время одного такого урока в классе Лиды произошел несчастный случай.

Школьники стреляли, лежа на матах, но когда неожиданно прозвенел звонок с урока – мальчишки, как всегда, первыми «дернули» бежать. Одна из девочек, целившаяся в этот момент в мишень, не смогла задержать выстрел, и … прострелила коленку своему однокласснику. Крик, шок, боль, кровь – и всё это в школе, почти на уроке! Нетрудно представить, какая суматоха поднялась, какой разразился скандал из-за этого несчастного случая – в те годы, когда личная ответственность руководителей была максимальной! Но кто мог представить тогда, лет за 5 до начала войны – насколько изменилась, в мгновение ока, дальнейшая судьба мальчика из-за этой случайности…

Кроме волейбола и тира, солидное место в жизни Лидочки (как и у её мамы), занимали книги. В третьем классе она прочла "Войну и мир" Л.Н.Толстого, оба тома. Когда училась в пятом классе, из Москвы к ним приехал поправлять своё здоровье двоюродный брат Лёня, шестиклассник. Он ходил в библиотеку, в которой выдавали ещё дореволюционные издания журнала «Вокруг Света», и вместе с ним Лида с интересом читала эти раритеты.

На выпускном вечере Лидочка первый раз попробовала алкоголь – вино… впрочем, нет! На выпускном был уже второй раз, а впервые это произошло на несколько месяцев раньше, когда компанией встречали Новый, 1937 год, только не с вином, а с ликером. Встречали у Жени Филипповой (родители почему-то часто одевали ее как мальчишку) – самой озорной девочки в классе. Даже на фотографии, где все подружки одеты и причесаны «как приличные девочки», по-моему – это заметно. Жениной семье дали квартиру в новом доме** – сравнительно просторную, поскольку у Жени было еще две старших сестры.

Папа Жени был капитаном корабля. Во время Великой Отечественной войны его корабль подвергся бомбежке. Но умер капитан Филиппов не от шального осколка, не от прямого попадания снаряда, а от гипотермии, после слишком долгого пребывания в холодной морской воде, в попытках добраться до спасительного берега.

–

* Бабушка сказала тогда, внушительно: «Подчеркиваю – ТОЛЬКО ДРУЖИЛИ…»

** Я, в 8-летнем возрасте, ходила с бабушкой в гости в эту квартиру, выданную на 5-х человек – на улице К.Маркса, в Керчи. Двухкомнатная квартира: маленькие спальня и «зал», крохотная кладовочка, кухня, маленький коридор, туалет и ванная. Старенькая мебель – железная кровать и простенькое трюмо с платяным шкафом – в спальне; низенькая этажерка, круглый стол, покрытый скатертью, маленький шкаф с посудой – в зале. Везде накрахмаленные белоснежные салфеточки и занавесочки, под ногами – мягонькие, сверхчистенькие вязанные половички …Легкий свежий сквознячок из окон, выходящих в тихий, полных пышно цветущих клумб, двор… Идеальная чистота и порядок – как это всегда бывает там, где совсем некому сорить и разбрасывать вещи…

Дом был двухэтажный, и лестничные пролеты внутри подъезда очень впечатлили восьмилетнюю меня: в отличие от таких же наших, бетонных, они были полностью деревянными – не только перила, но и ступеньки, и пол – и все это было авторитетно-темного, почти черного цвета, и мягко поскрипывало под нашими с бабушкой шагами.

Но больше всего меня поразила сама тётя Женя – невысокая, чуть полноватая, с прямой, очень короткой прической. Красивой я тогда не могла ее назвать – ведь она ровесница моей бабушки, а где вы видели, чтоб бабушки были красавицами, так не бывает! Но черты ее лица показались мне очень приятными, как и голос – негромкий, низкий, но с искрой «колокольчика».

Она показалась мне, одновременно, и очень грустной и очень нервной, а потому мелкая я старалась вести себя тише мыши, чтобы не вызвать её недовольства. Бабушка мне потом потихоньку сказала, что это из-за того, что у тёти Жени все родные, кроме мамы, погибли в войну (муж был мичманом, и его тоже забрала война), а сама тетя Женя теперь всё время болеет.

Война… Неужели кто-то думает, что Её рубцы и отметины в сердцах когда-нибудь совсем исчезнут?

8. Крымский медицинский

На фото: г.Симферополь 1938 год. Лиде 17 лет

В том далеком 1938 году в Крымском медицинском институте имени Сталина, в г. Симферополе, было три факультета, и места для поступления распределялись среди них так: наибольшее количество – на лечебном факультете, чуть поменьше – на педиатрическом, а замыкал этот маленький "рейтинг" санитарно-гигиенический факультет*.

Процесс поступления был много проще чем сейчас: сначала все сдавали общие экзамены, а потом абитуриентам предлагали выбрать факультет по собственному желанию. Вступительных экзаменов было четыре: русский (устный и письменный, то есть сочинение), математика и немецкий.

Надо сказать, что в Лидочкином школьном аттестате, в парадном строю среди пузатеньких, кругленьких пятерок затесалась только пара остроносых четверок: по физике (которую никто в классе не любил), и – вот невезение! – по немецкому языку. Но, видимо, Судьба уже сделала в своем реестре нужную запись, и с переводом немецкого текста на экзамене 17-летняя Лида справилась весьма успешно!

Поскольку немецкий Лиде всё равно не нравился, в институте она стала изучать английский язык. И за полтора года обучения освоила его настолько, что «Волшебную лампу Аладдина» читала свободно, с полным пониманием (точно сказать не могу, но полагаю, что все-таки это был адаптированный вариант).

Крымский мед в то время считался очень сильным институтом, поскольку половина его профессорско– преподавательского состава были евреями **. И неудивительно, что обучаться в нем желало немалое количество абитуриентов(и, соответственно, студентов) из других городов, других республик Советского союза.

Тем более, что приезжим студентам были созданы все возможные на тот момент условия для обучения: при институте наличествовал обустроенный институтский городок. Комплекс общежитий – для профессорско-преподавательского состава, студентов, семейных студентов – был дополнен необходимой инфраструктурой: ясли-сад, спортзал, столовая. И все это утопало, по-южному, в пышном благоухании бесчисленных клумб с розами – целый квартал от вокзала до Кольцевой, включая бульвар Ленина.

С самого начала Лиду поселили на первом этаже общежития для одиноких студентов, в одной комнате с еще пятью девочками. А когда она вышла замуж (в конце второго курса), то комнату в семейном общежитие, на втором этаже, ей с мужем дали только в связи с наступившей беременностью. Видимо, очень уж много было студентов, которые сочетались браком в институте. Счастливое время…

Чем же занимались в свободное от учебы время, как жили студенты-медики в конце 30-х годов прошлого века?

Без интернета и телевизора, досуг был простым и здоровым: ходили в спортзал, в кино, играли в волейбол…

Теплый климат края располагал к тому, что большую часть времени студенты проводили на улице. А однажды, 20 марта 1941 года в Симферополе обильно выпал пушистый снег. В наши дни, в таких случаях, мы обычно судачим, что погода совсем свихнулась и вот-вот начнется полный коллапс природы – то ли глобальное потепление, то ли новый ледниковый период. Но в те года мысли о подобных ужасах не посещали молодые головы, и студенты весело высыпали из "общаги" на бульвар имени Ленина, где под укутанными в белые "подушки" ёлками с детской радостью играли в снежки и обсыпали друг дружку нежданным, прощальным подарком Деда Мороза.

Столовая была не бесплатная, но очень дешевая. В зале висело огромное полотнище с лозунгом: «Аппетит приходит во время еды». Остроумной молодежи было трудно пройти мимо такого, и вскоре слово «приходит» оказалось исправлено на «проходит». Питались в столовой очень многие: только на первом курсе – 300 человек, а ведь были еще и старшие курсы. Да, родители немножко помогали всем, но именно – немножко. Вышеупомянутые котлеты с салом и жареная печенка с пирожками были – увы! – достаточно редки.

Перед стипендией, когда – классически! – денег не оставалось совсем, студенты ели хлеб с чесноком и представляли, что едят колбасу… Однако, это не было «причиной для тоски», а наоборот – поводом для шуток, поскольку в таком образе жизни у будущих советских медиков наблюдалось, практически, полное единодушие .

Один из Лидочкиных сокурсников, мальчик-белорус, был из детского дома, слать пирожки ему было некому, и потому его товарищи радушно делились с ним своими «домашними» посылками. Да и вообще невозможно представить, чтобы в «общаге» кто-то хозяйственно уплетал присланное в одну одинокую личность, не поделившись с соседями, друзьями, и просто тем, кто проходил мимо. Тем более – в те далекие времена, когда люди были куда ближе друг к другу в повседневной жизни.