Cytaty z książki «Сказки обратимой смерти. Депрессия как целительная сила», strona 3

Я рассматриваю депрессию как своего рода благотворную регрессию, как убежище, в стенах которого можно укрыться, подобно улитке, прячущейся в раковине. И там, в недрах временного небытия, отпустить поводья жизненной колесницы, чтобы дать возможность затянуться той самой душевной трещине, которая и послужила входными воротами для депрессии

Депрессия в моем сегодняшнем понимании – это экстремальное орудие, крайняя мера спасения из безвыходного, тупикового душевного состояния (что абсолютно ясно вытекает и из сказок обратимой смерти); инструмент, вне всякого сомнения, опасный, который я ни в коем случае не посоветовала бы в качестве палочки-выручалочки. И все же я считаю,

Экклезиаст (познавший, благодаря своим женщинам, что такое цикл и цикличность) сказал: Всему (свое) время, и (свой) срок всякой вещи под небом: Время рождаться и время умирать; Время насаждать и время вырывать насаженное;

знаю глубину. Я в нее проникла Корнем. Но ты боишься глубин, А я не боюсь – я там была, я привыкла. ( Плат С . Душа ивы. Пер. Рут Файнлайт)

родилась девочка, которая была одинаково бела, красна и черна, но почему-то, на первый взгляд, совершенно произвольно, но на самом деле, как мы сможем убедиться далее, вполне преднамеренно красный и черный были проигнорированы, только белый цвет оказался соответствующим образу малышки. История, на которой выросли поколения, не озаглавлена как «Краснокровка» или «Черностволка», а известна всем под названием «Белоснежка».

Но я могу с уверенностью сказать, что глубоко внутри нас, там, где живут сказки, где дремлют архетипы, где свились в один клубок змеи жизни и смерти, именно там звучит знакомый старинный напев: Бабушка кисель варила На горушечке В черепушечке… И кто этого киселя отведает, камнем скатится в бездну страшную и встретит там чудовище самое что ни на есть чудовищное: саму себя.

она находит давно поджидающий ее нарцисс и, естественно, срывает его. Нарцисс с его дерзким тревожащим запахом, с его манящим взглядом, обращенным вовнутрь, в бесконечное «Я», увлекает нас все дальше и дальше вглубь, в зеркальный лабиринт, в стенах которого отражается бездонная вечность. Черная пустота затягивает нас – мы тонем. Стоит Персефоне сорвать нарцисс, как из недр земли возникает колесница, а в ней – Аид, властелин царства мертвых; он увозит ее в свое лишенное света логово. Даже если Персефона (которая являет собой не что иное, как позднюю версию Инанны) не совсем отдает себе отчет в том, что происходит, она в действительности самым активным образом

иглы, прялки, веретена и спицы символизируют муки юности и взросления, которые пытаются предотвратить слишком хорошие родители нашей юной принцессы.

Зелень символизирует дремучую лесную чащу, в буйной гуще которой спрятана избушка; хлеб – это основа жизни, а вино – традиционный, созданный руками человека посредник, с помощью которого он меняет свое самосознание.

Если же нам действительно пришлось пережить что-то из того, что выпало на долю наших героинь, то процесс исцеления отзовется эхом глубоко внутри нас; и, будто путешествуя во времени, будет продвигаться все глубже и глубже, пока не столкнется с нашим внутренним Я, покоящимся на глубине наших трех, пяти, семи и двенадцати лет.