Сердце под ребрами ворошилось, как испуганная птица в гнезде.
<...> солнечно-ясный мирок, в котором я продолжал жить, стал мутнеть и блекнуть, и любовь моя день ото дня становилась все тревожнее и печальнее. Глаза подруги глядели уже не так и были уже не те. К ясному звуку ее голоса примешались какие-то мучающие обертона, к меду – полынь, а к вере – подозрение и ревность
А вы уверены в том, что я человек: может быть, я только так... странствующее Странно.
Да, мой милый, люди никогда не умели отличить мистерии от фокус-покуса.
Мы — люди, почувствовавшие всю тесноту жилпланетных площадей, захотевшие здесь, в малом мире, мира большего. Но в большее лишь один путь — через меньшее; в возвеличенье — сквозь умаление.
<...> пусть земля ерзает по своей орбите, как ей угодно: с меня довольно.
<...> странствия превратят вас самого, ваше «я», в некое «странно»; от смены стран вы будете страннеть, хотите вы этого или не хотите; ваши глаза, покатившись по свету, не захотят вернуться назад в старые удобные глазницы; стоит послушаться вокзальных свистков, и гармония сфер навсегда замолчит для вас; стоит растревожить кожу на подошвах ног, и она, раззудевшись, превратит вас в существо, которое никогда не возвращается.
Все железнодорожные путеводители и приводят в конце концов сюда, в странно.
<...> и я и она, мы перестали прятать друг от друга те простые, но вечные слова, которые по весне вместе с почками, зябко втиснувшимися в ветви, прорывая тусклую кожуру, лопаются и раскрываются наружу, в мир.
Многое во мне пугало ее и казалось странным, но таинственность и страх верные союзники на пути к женскому сердцу.
