Обескураженный Борис долго смотрел на телефонный аппарат. Потом вскочил и стал собираться. К счастью, на съемной квартире нашлась его старая одежда, по размеру. Борис Сергеевич натянул джинсы, футболку, куртку и выскочил за дверь.

Дедка за бабку, бабка за…

Спустя два часа он снова сидел на кухне съемной квартиры. Все было гораздо хуже, чем он мог предположить. Борис зашел в школу, где училась дочь. Подождал перемены, поискал глазами Машку, обрадовался, распахнул руки, кинулся к ней…

Как она визжала от ужаса, не передать. И кричала почти то же, что и Володя: «Ты не мой папа, ты призрак! Уйди от меня! Уйди!»

Борис краем глаза увидел, что вокруг уже столпились учителя, и на сцене уже появился школьный охранник, до того бродивший неведомо где, и предпочел сбежать, пока не поймали.

– Я для них уже мертв, – сказал он своему отражению в блестящем чайнике. – так для кого не жить такому здоровому? На кой черт я вообще выздоровел?

Отражению в чайнике было ожидаемо плевать на Борисовы переживания.

Борис подумал-подумал, встал, захватил табуретку, на которой сидел, перенес ее в комнату, поставил на середину комнаты, вышел на балкон, отвязал бельевую веревку, раздвинул шторы (а вдруг анобот будет мимо пролетать, посмотрит в окно, и тогда его труп вовремя найдут, может, даже разложиться не успеет; сам Борис Сергеевич, то есть один из его ботов, как-то случайно так обнаружил висельника. Это когда их поставили в усиление к ППС). Сделал петлю, чертыхаясь, снял люстру, приладил петлю к крюку на потолке. Спохватился, вышел в прихожую и оставил дверь открытой. Чтоб не вскрывали, все людям легче будет.

Встал на табуреточку, пробормотал:

– Да подавитесь вы все моими гробовыми, – накинул петлю на шею и соскочил с табуретки, в полете успев ее лягнуть.

Табуреточка с грохотом ударилась об пол; петля затянула шею. Борис ждал, что сейчас станет трудно, мучительно трудно дышать, что мозг взорвется, что придет адская боль, которую невозможно терпеть; но долго терпеть ее и не придется, потому что очень скоро настанет темнота, и исчезнет вообще все.

Но смерть не приходила. Борис болтался в петле посреди комнаты, ждал, но не было ни боли, ни смерти.

«Может, я уже умер?» – подумал Борис.

В этот момент в квартире наверху залаяла собака. В квартире соседей справа зашелся в истошном плаче ребенок.

«Нет, я точно не умер, – констатировал Борис Сергеевич. – После смерти, „там“, дети не кричат, собаки не лают».

Повисел в петле еще немного. Захотелось писать. Борис поднял руки, ощупал петлю. Бельевая веревка затянулась на совесть, но каким-то образом Борис мог и дышать, а значит – жить. Он попытался снять веревку с горла: одной рукой схватился за часть, которая висела на крюке, другой – попытался ослабить петлю. Ничего не выходило. Пальцы даже не могли пролезть между веревкой и шеей.

Тут до него дошло, какую идиотскую засаду приготовил сам себе. Он же неуязвим. Его нельзя убить. И самому себя тоже убить нельзя. Застрахован Аномалией от убийства с любой стороны, включая свою собственную. И теперь будет висеть здесь, под потолком, черт знает сколько, беспомощный и обгадившийся. Скорее всего, даже от голода – и то не умрет. Мобильный телефон остался на кухне. Собираясь повеситься, Борис его с собой не взял. А надо было. Потому что по своей воле к нему никто не придет.

Борис Сергеевич повисел еще. Почему-то стала затекать спина. Ноги налились тяжестью. «А может, расшатать крюк? – подумал он. – Понемногу, по миллиметру. Но хоть какой-то шанс».

И начал раскачиваться. Туда-сюда. Туда-сюда. Эх, туда-сюда…

Жаль, не удавалось достать ногами до мебели: вся она стояла вплотную к стенам. А то можно было ее уронить и так привлечь внимание соседей. Придут скандалить и заодно вынут из петли.

Крюк, похоже, не хотел сдвигаться вообще. Но Борис упорно раскачивался: туда-сюда. Туда-сюда… Он добьется, Он справится.

…То, что хлопнула входная дверь, он пропустил, – сжав зубы, продолжал летать на качелях для висельника.

– Боря! – раздался из прихожей голос. – Боря, у тебя дверь открыта! Боря, ты где?

– Здесь! – хотел крикнуть Борис, но из-за пережатого веревкой горла у него получился только хрип.

– Боря, я тебе лекарство принесла, которое вчера обещала… Я захожу! – донеслось их прихожей.

В этот момент в комнату опасливо заглянула старушка, держащая в руках термос. И даже не вскрикнула, увидев раскачивающегося в петле на шее, но живого, Бориса.

Как-то сразу подобралась, отшвырнула термос, протянула руку вперед, и тут же Борис грохнулся на пол, больно ударившись ногой о лежащую табуретку. Старуха кинулась к нему, взялась за петлю, прошептала: «Не двигайся», секунда – и от петли остались только обрывки.

Борис скосил на них взгляд – петля как будто была порезана лазером.

– Борис, это ты вообще? – спросила его баб Оля. – Ты помолодел? Это как?

– Баб Оль, – прохрипел едва слышно он, – а ты не говорила, что у тебя вот такая А-способность есть… Резать… В отделе знают?

– Утаила, – коротко ответила старушка. – Меньше знают – крепче спят…

И тут же вся ее собранность куда-то улетучилась, и она сама осела на пол:

– Ой, что-то плохо мне…

Борис вскочил. Баб Оля должна была много сил потратить, мгновенно среагировав, да еще применив такую серьезную аномальную способность, как бесконтактная резка. Это очень энергозатратно, а в ее нынешнем возрасте – особенно.

– Сахар! Сейчас принесу! – прошипел он – горло все еще в себя не пришло.

Забежал в кухню, заметался и вспомнил: а сладкого-то нет. Сам вчера дареную конфету доедал. Но не доел же! Неудобно, конечно, огрызком коллегу кормить, но сейчас ситуация критическая. Не до правил хорошего тона.

– Ешь, баб Оль, – несколько секунд спустя сипел он, поддерживая баб Олину голову. – Ну жуй давай, тут сахара очень много, это классные конфеты, мы с тобой сегодня килограмм купим и все съедим. Вот молодец. Ты ешь, ешь

А он и забыл, что вчера на работе баба Оля действительно пообещала ему принести аномальное лекарство, которое не подошло ее сыну Костику. Общеукрепляющее какое-то. Дорогое. «Косте оно вообще никак, а тебе может пригодиться, – сказала она Борису. – Ты вообще прозрачный какой-то стал. Может, хоть на время полегчает».

Баба Оля служила оператором аноботов по работе с несовершеннолетними. Бывшая учительница, которой Волна отгрузила аномальную способность пророчить. Ну, как-то один выпускной класс так хорошо сыграл на ее нервах, что она не выдержала и рассказала, что их ждет. Вышло так, что половине класса из будущего радостно передавала привет система зведений, в которой когда-то служил Борис Сергеевич.

Понятное дело, дальше имели место скандал и увольнение. Баба Оля не расстроилась и пошла работать оператором анобота. Педагогическое образование у нее аннулировать никто не додумался, поэтому ее с радостью взяли в отдел по борьбе с правонарушениями несовершеннолетних. В отделе Бориса она появилась полгода назад, уже старушкой – разменяла квартиру и перешла работать на другую территорию. Жила в соседнем доме вдвоем с сыном-инвалидом, на лечение которого тратила все заработанные деньги. Но пока безрезультатно. Это все, что Борис о ней знал, – и то потому, что иногда они возвращались домой после смены на одном автобусе. Так-то баб Оля особо общительной не была.

Он наконец-то скормил бабуле остатки конфеты и вспомнил, что надо пописать. Сам себя похвалил: молодец, не успел обоссаться, качаясь в петле. Подложил коллеге подушку и помчался в туалет.

А когда вернулся, увидел, что в его комнате на полу сидит незнакомая моложавая женщина. Слегка полноватая, симпатичная даже. Только затюканная какая-то, что ли.

– Борь, – тем временем баб Олиным голосом сказала женщина. – Это что, ты меня наркотиком каким-то накормил? Сначала ты помолодел, теперь вот я вижу, что у меня руки… как новые какие-то. И шум в ушах исчез… И вижу лучше. Что за глюки?

«Конфета», – подпрыгнул Борис. «Дедуль, ты угощайся», – раздался у него в ушах голос вчерашнего бугая с вискарем.

– Это конфета, теперь я точно знаю, – сказал Борис Сергеевич. – Меня вчера алкаши в подъезде угостили конфетой. Я не хотел брать сначала, но мне ее буквально в руку вложили. Я съел, лег спать и… вот, – он как-то виновато показал на себя. – Стал таким, как раньше. От конфеты еще кусочек оставался, я остаток сейчас тебе дал. Сахара у меня дома нет.

Баб Оля (впрочем, какая «баб Оля» теперь-то) недоверчиво посмотрела на него.

– Шутишь, – произнесла она, но как-то неуверенно. И опять посмотрела на свои руки, а потом – на ноги. – Ой, я в весе прибавила… Как раньше стала…

– Сейчас зеркало тебе принесу, – пообещал Борис. Побежал в ванную, снял со стены зеркало, протянул Оле. Та глянула в него и замерла.

– А это не обман? – как будто сама себя задумчиво спросила она. – А то, может, перед смертью так у всех операторов бывает. На какое-то короткое время мы становимся такими, как были…

– Я с утра такой, – разочаровал ее Борис. – И даже повеситься пытался, как видишь. Обратно в дедушку не превратился. Да и мы бы знали, если такое бывает. Палыч-то перед смертью молодым не стал.

Оля отложила зеркало, легко поднялась с пола и потребовала у Бориса:

– Рассказывай все по порядку. И как конфету получил, и почему в петлю полез. Короче, все-все. Я умею слушать.

…Два часа спустя они уже обшарили всю квартиру, но фантика от конфеты так и не нашли.

Борис в десятый раз и уже несколько плаксиво сказал:

– Но я абсолютно точно положил этот фантик сюда, к квитанциям! Он на вот этот майский квиток лег, я заметил! И дату платежа даже увидел, краем глаза! Шестое июня! И утром этот фантик здесь лежал, он же цветной, блестящий, его издалека видно!

Оля перепроверять не стала. Она задумчиво посмотрела в стену и произнесла:

– Похоже, мы его не найдем, – повернулась к Борису и продолжила:

– Конфета съедена полностью, ее предназначение выполнено, фантик может гулять смело.

А Борис задумался о другом.

– Так что, – пробормотал он. – Тот, с вискарем, который мне эту конфету дал, знал, что делал? Поэтому мне вот так в руку буквально вложил? То есть меня ждал? Но зачем ему это? И вообще, что это за чудо-конфета?

– Вот это – самое важное, – сказала Оля абсолютно серьезным тоном. – Как ты думаешь, когда мы придем в отдел такими молодыми и расскажем, что нас от профессиональной болезни вылечила конфета, которую дал тебе какой-то алкаш ночью в подъезде, а фантик от нее неожиданно исчез, так что вообще теперь не узнать, что это за конфета, нам вообще поверят?

– Нам сразу санитарную машину вызовут, – не задумываясь, ответил Борис. – И упекут в дурдом.

И сам понял, что сказал.

– Оль, – осторожно проговорил он. – Ты соображаешь. А я тупой. Так обрадовался, что молодым стал. А о самом главном не подумал. Что делать-то теперь? На работу вообще не ходить? Прикинуться, что заболели? А сколько так мы будем прикидываться?

Коллега задумчиво постучала костяшками пальцев по кухонному столу.

– Костик мой соображает лучше меня, – ответила она. – Пойдем к нему, расскажем. Нервы у него крепкие, в обморок не упадет, когда меня увидит.