Валентина сочувственно помолчала.
– Что, уже скоро? – тихо спросила она.
– Ну, собственно, – замялся было Борис, но тут же себя оборвал. Не надо киснуть и расслабляться. А тем более – давить на жалость. – Думаю, остался месяц. Пора.
– Бедный, – сказала Валентина после небольшой паузы. – Конечно, я зайду. Володя в училище уйдет, а я Машу в школу отведу и забегу. Договорились?
«Валюша, ты скоро? – послышался на том конце провода мужской голос. – Опять подружки названивают? Гони их в шею!»
Валентина что-то неразборчиво в ту сторону пробормотала.
– Хорошо, – ответил Борис. – Жду, – и повесил трубку.
Ну, значит, бывшая жена кого-то себе завела. Логично: не оставаться же бабе одной в сорок лет, да еще с двумя спиногрызами на шее. Надо, кстати, и кандидатуру ее нового обсудить. Узнать, кто такой, пробить по учетам. Пока возможности позволяют. Он Борис, уйдет, а этот новый останется – и с его детьми в том числе, между прочим. Как бы чего неожиданного не вышло.
Если Валентина зайдет после того, как отведет Машу в школу, значит, будет девять утра. Вполне, вполне. Спал Борис Сергеевич в последние месяцы совсем мало, проснуться к ее приходу – не проблема. Много раньше проснется.
Он поставил чайник, открыл быстрорастворимую лапшу, заранее положил в кружку пакетик с чаем. Дождался кипятка, заварил и то, и другое. Без аппетита расправился с лапшой, отметив, что раньше она ему казалось острой. А сейчас – какой-то безвкусной. Может, это побочный эффект усыхания?
Впрочем, не все ли теперь равно? Борис Сергеевич вымыл за собой тарелку и привычно запустил руку в вазочку для сладкого. Без сладкого нельзя; оно дает энергию. Все операторы сладкое употребляли в обязательном порядке. И надбавка у них к зарплате даже была специфическая. Кому-то молоко за вредность давали, а кому-то – сахар.
В вазочке было пусто. Конфет он в последний свой визит в магазин купить не успел: Валентина позвонила на мобильный, чтобы рассказать что-то про Машины школьные дела, отвлекла.
Хорошо, нет конфет – тогда сахар. Борис Сергеевич сунулся в другую вазочку. Надо же – и эта пуста. Какими объемами он теперь употребляет сладкое, однако.
Выйти в круглосуточный магазин? Обычные-то уже не работают. Но до него придется ползти минут пятнадцать-двадцать и столько же обратно. И лифт опять не слышно: значит, снова карабкаться по лестнице на шестой этаж. Нет. Лучше обойтись. Завтра будет небольшая слабость, но черт с ней.
И тут Борис вспомнил про презент от алкашей. Поерзал слегка на стуле, все еще сомневаясь: он же хотел выкинуть конфету в мусорку. Мало ли кто ее трогал неизвестно какими руками.
«Да она же в обертке, дурак, – укоризненно сказал ему внутренний голос. – Фантик выкинешь, естественно. А саму конфету – лопай. И никуда ходить не надо».
Борис Сергеевич быстро созрел до сделки с принципами, – очень уж сладенького хотелось – прокрался в прихожую и запустил руку в карман плаща.
Любитель вискаря не соврал: конфета действительно была вкусной, очень сладкой и очень питательной. Борис даже всю доесть не смог, оставил кусочек. Не конфета, а батончик какой-то – отвыкший от вкусов оператор анобота уловил там и орехи, и, кажется, финики. Чудо просто. Он даже обертку выкидывать не стал, а аккуратно расправил и положил на подоконник, в компанию к квитанциям за коммуналку. Надо самому таких конфет купить.
Допив чай, он дошел до спальни, лег и сразу вырубился.
Борис удивился бы, если мог: обычно-то ворочался в постели минимум полчаса, сразу заснуть не получалось. Но удивиться не успел – уже спал.
Кто последний за гробовыми?
Разбудил его настойчивый звонок в дверь. Дзынь. дзынь. И потом – дзыыыыыыыыыыыыыыыыыынь!!!!!!
Борис Сергеевич вскочил, завернулся в одеяло и побежал открывать. Кто бы это мог быть в такую рань? Может, он кого-то заливает? Трубы прорвало?
Но по пути бросил взгляд на настенные часы – стрелки показывали ровно девять. Проспал?! Он – проспал?!
– Боря, открывай, это я! – донесся из-за двери голос Валентины. – Я уже пришла!
– Иду! – крикнул Борис. Распахнул дверь.
И заметил, как Валентина мигом побледнела.
– Что? – сонно спросил он. – Что случилось? Совсем я плохой стал, да? Но ты все равно заходи, обсуждать будем…
– Ну… – Валентина поколебалась, но все-таки зашла. – Ты…
– Прости, я проспал немного, – начал оправдываться Борис Сергеевич. – Минутку, я оденусь… Проходи на кухню.
Отвернулся от бывшей жены и помчался в комнату. Схватился за брюки, засунул ногу в штанину и тут же услышал треск.
– Черт, – сказал Борис Сергеевич и бросился к шкафу. Нашел запасную пару, сел на диван, чтобы одеться не второпях, влез в штанину одной ногой, второй, только стал натягивать, – опять треск.
«Да что же это такое, совсем дерьмо начал продавать вместо одежды», – подумал он.
Схватил халат и завернулся в него. Халат запахнулся еле-еле.
«И этот успел сесть после стирки, – обозлился Борис. – так я ж его недавно купил совсем, месяца не прошло!»
Но делать нечего; в кое-как запахнутом, зато насмерть завязанном халате он пронесся мимо кухни в ванную, чтобы хотя бы почистить зубы, бросил в сторону кухни:
– Минутку, я сейчас!
Схватил щетку, выдавил на нее зубную пасту, взглянул в зеркало, отметив, что оно как будто висит уже на другом месте.
И замер, не успев донести щетку до рта. Теперь он понял, почему за пару минут успел порвать две пары брюк. Почему побледнела Валентина. Почему зеркало было не там, где он привык.
То есть оно находилось, где и всегда. Но из зеркала на него смотрел он прежний, молодой пенсионер, только что уволившийся из СИНа. Он, только в версии «три с лишним года назад».
Никаких усыханий, никаих скукоживаний. Старческие морщины на лице разгладились, пигментация ушла, рост вернулся к обычному, ну а обычной утренней слабости не наблюдалось вовсе. Действительно, а ведь с того момента, как в дверь позвонили, Борис только и делал, что бегал и прыгал. А не еле ползал, как обычно по утрам.
Борис Сергеевич отложил зубную щетку, так и не почистив зубы, и бросился в кухню.
Стоявшая у окна жена вздрогнула и обернулась. Смотрела она все так же испуганно.
– Валь, – весело крикнул Борис Сергеевич. – Мне не привиделось? Я что – действительно такой, как раньше?
Валя неуверенно помотала головой. Истолковать этот жест можно было как угодно, потому Борис повторил вопрос.
– Да, – еле слышно ответила Валя. – Да, ты сегодня… хорошо выглядишь.
Борис чуть не подпрыгнул до потолка.
– Валька! – завопил он. – Тогда это значит, что я не просто хорошо выгляжу! Я выздоровел, понимаешь? Выздоровел! То есть я не умру! Это чудо какое-то! Ну правда! Чудо!
И пустился в пляс по маленькой кухне.
Валентина не двигалась. До Бориса это дошло, он прекратил дансинг и удивленно посмотрел на стоящую перед ним женщину.
– То есть нам теперь ничего не заплатят? – жалобно произнесла бывшая жена. – Совсем ничего?
Борис оторопел. Валька точно в шоке. Тут такое творится, а она черт знает про что.
– Валя, – медленно произнес он. – Прости, но что тебе должны заплатить? Вот он – я. Здоровый теперь. Я теперь не умру. То есть умру, конечно, но точно не сейчас, а… ну, когда-нибудь потом. У детей теперь есть нормальный отец. А у тебя – муж. Я к тебе вернусь, ведь я уже не мумия, я полноценный человек. Я выздоровел. Не знаю, как, но теперь я здоров. Ну, уйду я из анотдела, обязательно уйду; ну, устроюсь куда-нибудь охранником. Опять же пенсия тюремная есть, проживем как-нибудь. Я что-нибудь придумаю.
Валентина посмотрела на него и разрыдалась.
От радости? – мелькнуло у Бориса. Нет, что-то не то. От радости так не плачут. Так ревут, когда потеряли что-то очень ценное. А может, все из-за того мужчины, чей голос вчера он слышал в телефонной трубке? Да, это осложняет дело.
– Валя, сядь, – Борис мягко усадил ее на кухонный табурет. Та послушно села, не переставая рыдать. – Почему ты плачешь? Это из-за твоего нового? Ты отвыкла от меня, а с ним не хочешь расставаться? Ну так это проблема, но ее можно решить. Кстати, кто он? Я хотел навести о нем справки. Пока работаю, это можно, потом вот будет…
Валя прекратила реветь и недоуменно посмотрела на него. Потом тихо, но отчетливо сказала:
– Ублюдок.
– Кто ублюдок? – не понял Борис Сергеевич. – Твой? Тогда зачем ты с ним…
– Ты, – тем же тоном продолжила жена. – Мы так надеялись на эти деньги! У Аркадия не хватает на персональную выставку! А он талантливый художник! Спонсоров нет, никто не хочет искусству помогать! Денег нет! Его картины сейчас совсем не продаются! В галереи не берут! Если бы за тебя деньги выплатили, нам бы на две выставки хватало! И еще осталось бы – на отдых! На заграницу! Да я никогда в жизни за границу не выезжала! Парижа даже краем глаза не видела! Аркадий говорит, что это не город, это мечта! Он там учился! А ты, а ты… Мою мечту…
И она опять зарыдала.
Борис Сергеевич не понял.
– А детям? – недоуменно спросил он. – Я думал, ты эти деньги на детей потратишь. Мы же говорили об этом. Володя после училища может пойти в институт, а там и Машка вырастет, ей тоже нужно будет…
Жена бросила на него взгляд, полный ненависти.
– Да ничего с твоими детьми и без образования не случится, – злобно сказала она. – Сами поступят, без денег, а если нет, значит, не судьба. На завод пойдут. Работать. Или в тюрьму. Сидеть. А такие, как ты, их охранять будут.
И тут до Бориса Сергеевича дошло то, что давно лежало на поверхности, и не просто лежало, а подпрыгивало и кричало: «Да посмотри же на меня, я здесь!»
– Это что, мои гробовые ты хотела потратить на… на персональную выставку своего кобеля, что ли? – деловито поинтересовался он. – То есть этот паразит сейчас живет с тобой в квартире, которую я заработал; на мои, считай, деньги – я тебе сколько отдаю? Ползарплаты? Ты ж на работу так и не устроилась? И выставку еще ему должен? Персональную? И в Париж вас свозить? На детей насрать, все вам с кобелем? Вы уже все распределили и подсчитали, баланс свели?
Валентина не ответила.
Борис за шкирку поднял жену с табурета и отбуксировал к двери.
– А я не умер, – сообщил он ей. – И не собираюсь в ближайшее время. Рано мне в эту… пирамиду Хей-Хопса. Все, пошла вон. Баланс не сошелся.
И выставил Валю из квартиры.
Посидел на кухне, задумавшись. Достал папку с документами. Как хорошо, что все бумаги хранились у него. Валя всегда говорила: «Ой, я в этом ничего не понимаю, лучше ты разберись». Развод официально они не оформляли, чтобы бывшая жена могла без проблем получить гробовые. Теперь надо разводом заняться. И, может, получится через суд забрать себе детей. Или так забрать – похоже, Вале они не особо и нужны.
Кстати, почему бы не позвонить сыну? Теперь-то можно.
Борис взялся за телефон.
– Володя, привет! – радостно сказал он. – Не хочешь куда-нибудь сходить? В кино сейчас идет что-то интересное? И я выздоровел, представляешь? Теперь можем куда угодно ходить. Или не в кино, а на водохранилище поедем?
– А вы кто? – раздался настороженный голос сына.
– Володь, ты что, – непонимающе произнес Борис. – Это же я, твой папа. Я здоров теперь, я такой же, как раньше. Я и хожу теперь хорошо. Быстро.
В последний раз он встречался с Володей три месяца назад, и сыну приходилось подлаживаться под черепашью скорость отцовского шага. Быстро ходить, а там более бегать, у Бориса Сергеевича тогда не получилось.