След на афганской пыли

– Я весь внимание, – отозвался Лавров.

Чагин пригладил ладонью сальные волосы:

– Вы и ваши бойцы не должны поддаваться на провокации. С местными жителями необходимо вести себя уважительно и по возможности оказывать им посильную помощь, чтобы у них сложился положительный образ Российской Федерации. Я понимаю особое положение ваших людей в миссии, но вы не должны выходить за рамки своей компетенции.

– Все это понятно, инструктаж с моими людьми был произведен еще перед вылетом в Ташкент, – улыбнулся Андрей Лавров, – как командир охранения, я должен знать, где вы намерены разбить первый лагерь.

Комендант извлек из кармана сложенную вчетверо карту и показал отмеченное на ней место.

– Вот этот поселок – промежуточный пункт. Думаю, что инструкции относительно войск коалиции мы с вами получили одни и те же, но следует, как говорится, сверить часы. – Даже не дав Батяне раскрыть рта, Чагин заученно затараторил: – С военнослужащими США, Великобритании и прочих государств – участников антитеррористической коалиции вести себя предельно корректно. Если предложат помощь – не отказываться, если им потребуется наша – оказать. Кстати, они также разворачивают временные палаточные лагеря для пострадавших от землетрясения.

– Конечный пункт? – тут же спросил комбат.

– Конечная точка нашей миссии – северо-западная окраина Кабула, где и предстоит развернуть основной палаточный лагерь. Расчетное время – пять дней.

– Довольно большой срок, – произнес лейтенант Авдеев.

– Это, конечно, много, – согласился комендант Чагин, – однако руководство приняло во внимание возможные трудности… Цели понятны?

Майор-десантник кивнул.

– Тогда выполним их сообща! – по-деловому бросил комендант и отошел в глубь салона.

Лавров ухмыльнулся вслед щуплому мужику в камуфляже и опустил взгляд в пол. За всю свою службу в ВДВ он встречал много подобных типчиков, которые строят из себя крутых руководителей, хотя на самом деле не владеют ситуацией и лишь способны излагать приказы вышестоящего начальства. К тому же майор прекрасно понимал, что на самом деле комендант гуманитарной миссии, представленный ему как эмчеэсовец, – чекист. Это было видно по тому, как относятся к нему настоящие сотрудники МЧС. Ясно, что разведка не упустила случая поставить во главе миссии своего человека. Афганистан после правления талибана и последующего вторжения американцев остался для российских спецслужб зоной, практически лишенной информаторов. Но делиться своими соображениями с лейтенантом Авдеевым Батяня не спешил, понимая, что их разговор может услышать комендант, который сидел в конце салона и то и дело прикладывался к плоской фляжке. У чекиста может быть хилая комплекция, но слух всегда отменный.

– Сигаретки не найдется? – охрипшим голосом поинтересовалась у Лаврова женщина бальзаковского возраста. – Мои в багаже остались.

Ему с самого начала поездки не понравилась медик миссии Ольга Бортохова. Еще в аэропорту она запомнилась тем, что курила сигарету за сигаретой и бросала озабоченные взгляды в сторону Батяни. Конечно, если бы она была помоложе и покрасивее… Но когда на тебя запала ведьма со следами былой красоты, дымящая как паровоз, то…

– Можете сразу взять половину пачки, – прозвучало не слишком любезно, будто бы Лавров загодя страховался от подобных просьб.

«Лишь бы только отцепилась», – подумал про себя комбат, протягивая женщине несколько сигарет.

– Вижу, вы бывалый. Наверняка в Афгане воевали?

Майор не ответил, а лишь кивнул.

– Я тоже. Если хотите, во время стоянки поговорим, былое вспомним. Может, где и раньше пересекались, – прозвучало ему в затылок…

Автобус тряхнуло на выбоине, и рука медички как бы ненароком коснулась плеча Батяни. Десантник тут же кашлянул, давая понять, чтобы женщина держалась от него подальше. Однако до нее желание комбата дошло не сразу.

– Ну, так что? – прозвучало очень определенно.

– Пока ничего, – холодно ответил майор, – а если вам потрепаться хочется, могу порекомендовать вон того – в форме эмчеэсовца. Думаю, вы найдете с Чагиным общий язык, и не только.

Глава 2

Сильный ветер со свистом проносился в горах, прижимая к камням редкую растительность. У подножия гор громоздились обломки камней – даманы. У самого горизонта, затянутого завесой тумана, искрилась на солнце прожилка реки. Пролетавший над пустыней беркут неподвижно, словно планер, завис в воздушном потоке. Во всем чувствовалось монументальное спокойствие тысячелетий, которое не способны поколебать люди со своими войнами и желанием изменить мир на свою мерку. Казалось, время здесь остановилось.

Лишь одинокая фигура мужчины с автоматом в руках говорила о том, что в этих местах не безлюдно. За спиной талиба чернел в скале довольно больших размеров провал. При тщательной аккуратности водителя в него могла бы проехать даже легковушка. В глубине пещеры на деревянной стойке тускло поблескивало с два десятка автоматов. Тут, неподалеку от Кабула, укрывались талибы.

Неровно выбитая в камнях лестница спиралью уходила вниз, на второй ярус. Из темноты каменного коридора, разреженной сполохами огня, доносились голоса. Перед костром, на большом ковре с восточным узором сидели двое мужчин. Один из них неспешно разглаживал белую бороду, наблюдая за поднимающимися к своду просторной пещеры искрами. Второй выжидающе смотрел на него. Наконец белобородый талиб перевел взгляд на молодого соратника.

– Россия вновь решила укрепить свое влияние в Афганистане. Это наносит большой удар по нашим позициям в обществе, – громко произнес старик, – еще в восьмидесятых они были нашими самыми заклятыми врагами, а после вторжения американцев некоторые забыли об их зверствах, на них начинают смотреть, как на друзей. В поселке даже неграмотный дехканин сказал мне, что русские во время войны построили девятьсот километров дороги от Кандагара, а американцы ничего не строят.

Каждый раз, когда молодой исламист Ахмуд наведывался к своему хозяину и духовному наставнику, ему приходилось выслушивать почти одно и то же. Он уже знал каждое слово наизусть, однако показать почтенному старику, что ему это в тягость, он не мог – полевой командир талибов Абу Джи Зарак был жестоким человеком, и следовало держать с ним ухо востро. Вот и теперь молодому исламисту приходилось делать вид, что он слушает наставника с интересом.

– …Американцы сегодня, конечно, для нас большие враги, но и про русских забывать не стоит. Помни, что все они неверные, и наш с тобой долг – не допустить их возвращения на святую землю… А теперь перейдем к делу.

Молодой исламист подсел поближе к костру. В его карих глазах вспыхнули огоньки. Абу Джи Зарак продолжал:

– Границу с Узбекистаном пересекла колонна с гуманитарным грузом. Как я понимаю, русские хотят создать себе в нашей стране положительный образ. А на днях в Кабул была привезена выставка исламских духовных ценностей из России. Это возмутительно. Почему наши богатства должны находиться в руках неверных? Ты выполнил мое поручение?

Старик замолчал и посмотрел на молодого.

– Я все сделал, как вы велели. Вот!

В руках старика появился красочный каталог. Полистав его, он бросил гневный взгляд в свод пещеры.

– Что делает портрет человека на обложке?

– Это русские. Они издавали буклет, – с неприязнью произнес молодой исламист.

– Ладно, – махнул рукой старик, – сейчас лучше подумать о том, как нам избавиться от двух злейших врагов. Идеи есть?

Молодой растерянно пожал плечами.

– Правильно, Ахмуд, ты и не должен об этом думать, ты еще молод. Твое дело – выполнять мои приказы, – ответил на свой вопрос Абу Джи Зарак, – а теперь слушай внимательно, что я тебе скажу. Я уже все подготовил, сделаем и вернемся на базу, в наш пещерный город, оставаться вблизи столицы будет опасно…

Старик подбросил в огонь сухие ветви, пламя взметнулось к самому своду, затрещали сухие сучья. Тени афганцев заплясали на стенах пещеры, превращаясь в ужасающие силуэты с вытянутыми головами и длинными руками.

* * *

Землетрясение, сотрясшее восточную часть Афганистана, оказалось столь разрушительным, что страна оказалась не в состоянии самостоятельно справиться с его последствиями. Незамедлительно запросили помощь других государств, и началась усиленная подготовка к масштабным спасательным операциям. В пострадавших от подземных толчков районах уже организовывались госпитали и пункты первой «Скорой помощи». Однако, как ни старались спасатели, счет погибшим шел уже не на сотни, а на тысячи.

Больше всех досталось Кабулу с прилегающими окрестностями, оказавшемуся вблизи эпицентра. Подземные толчки буквально стерли некоторые старые кварталы с лица земли. Давно не ремонтировавшиеся строения не выдержали подземных толчков. В один миг десятки тысяч людей лишились крова и оказались на улице.

У завалов взрослые и дети, вознося руки к небу, сквозь плач молили Аллаха о пощаде и милости. Но, что бы они ни делали, их родственников и близких было не вернуть. Несомненно, они это понимали, но человеку всегда хочется верить в чудо.

Вместе с тем столицу захлестнула волна преступности и насилия. Пользуясь ситуацией, сотни людей ринулись грабить полуразрушенные магазины. Выносили все, что попадалось под руку: телевизоры, продукты, микроволновые печи, одежду… Полиция пыталась задержать нарушителей, но, как только хватали одного, двух, вместо них появлялись другие.

Среди хаоса и разрухи, как белое пятно на черной ткани, выделялся микроавтобус одной из британских телекомпаний. Небольшая спутниковая антенна на крыше автомобиля непрерывно передавала на спутник картинку в реальном времени. И только от режиссеров в Лондоне зависело, какой из сюжетов пойдет в эфир. Оператор в желтой майке перебирал ногами, с трудом поспевая за миловидного вида репортершей. Девушка с повязанной платком головой, а иначе она рисковала нарваться на неприятности в мусульманской стране, пробиралась в самую гущу событий, чтобы сделать сенсационный репортаж. Она не обращала внимания ни на полицейских, ни на военных, ни на грабителей, выносящих драгоценности из разбитой витрины ювелирного магазина. Главное для нее было бесперебойно молоть языком. Все остальное – работа оператора.

– Просто невероятно, что творится на улицах Кабула. Вы видите, как за моей спиной преступники беспрепятственно выносят из разбитой витрины ювелирного магазина золотые и серебряные драгоценности… А, как вы думаете, что в это время делает полиция?

Девушка резко поднырнула под чью-то руку и, повернувшись к оператору боком, медленно пошла в сторону полицейской машины.

– Они просто переговариваются по рации. Наверное, беседуют со своим начальством, в то время как на их глазах совершают ограбление…

За спиной журналистки неожиданно загремело. Послышался ее испуганный крик. Первые несколько минут в воздухе висела густая пелена дыма. Слышались крики и возгласы. Было непонятно, осталась ли британка в живых. Но как только дым рассеялся, оператор вновь поймал в объектив свою напарницу. Ее волосы густо покрывала пыль, но она сделала знак, чтобы съемка продолжалась.

– Это обрушилась расколотая землетрясением стена. У меня немного заложило уши. Но, как я вижу, есть и те, кому повезло меньше.

На потрескавшемся асфальте лежал истекающий кровью мужчина. Его правая нога была неестественно вывернута. На изгибе колена торчал острый конец кости. Из раны сочилась багровая кровь. Возле пострадавшего уже собирались люди.

Девушка выключила микрофон и подозвала к себе оператора.

– Снимешь этого бедолагу крупным планом, особое внимание удели лицу, когда его будут поднимать. Зритель должен прочувствовать боль, которую он испытывает. Потом наедешь камерой на меня, я скажу пару заключительных слов, и мы снимаемся с места.

* * *

За сутки Кабул пережил несколько толчков. Здание религиозной школы, в которой разместилась российская выставка, все это время охраняло снаружи отделение афганской армии.

Зал, где разместилась выставка исламских святынь, выглядел ужасно, будто в нем похозяйничали грабители, перевернули все вверх дном, но ничем не заинтересовались. Кресла, столы, диваны, опрокинутые пеналы с ценностями густо укрывали обвалившаяся штукатурка и осыпавшаяся побелка. Сорванные подземными толчками люстры валялись на полу. Стены и потолок уродовали длинные трещины. Среди всего этого беспорядка виднелись брошенные в панике вещи: папки, портфели, ручки, портсигары, дорогие зажигалки…

Заходить внутрь расколовшегося здания было крайне опасно. В любую секунду ослабленные землетрясением стены могли не выдержать нагрузки бетонных плит перекрытия, и тогда… Но из аварийного здания следовало вынести музейные экспонаты, потеря которых была бы невосполнима для российской коллекции мусульманских святынь. Поэтому Мариам Воронцова, директор Казанского музея, и советник по культуре в спешном порядке собирали на улице группу смельчаков, которые бы вынесли из школы-медресе исламские святыни. Однако желающих рисковать жизнью во имя манускриптов и кисв было крайне мало. Пока лишь охранники посольства и трое посетителей выставки согласились на эту опасную затею, да и то последние были не слишком тренированными преподавателями кабульского университета. А чтобы поднять и перенести один из застекленных пеналов, требовались по крайней мере трое крепких мужчин. Эвакуация заняла бы непростительно много времени. В любой момент мог последовать роковой толчок.

– Даже военные отказались заходить внутрь, – покачал головой Баренцев, – говорят, что это дело спасателей. Но освободятся те нескоро. Может, попытаемся вынести хоть какую-то часть имеющимися силами?

– Если нового толчка не последует, здание устоит, – тут же отказался от этой затеи директор Казанского музея, – а все экспонаты нам придется выносить до самой ночи.

– Кажется, я знаю, как нам собрать людей. Только присмотрите за Мишей. – Воронцова передала сына в руки советника и растворилась среди собравшихся на площади у здания школы-медресе.

– Вы куда?! – только и успел бросить вслед женщине директор музея.

Через несколько минут Мария уже стояла на крыше автобуса, держа в руках громкоговоритель. Из мегафона с треском и шипением вырывался взволнованный, тронутый дрожью голос:

– Минуту внимания, прошу минуту внимания!

Но на женщину, говорившую по-английски, никто не обращал внимания. Ее слова тонули в шуме толпы, которую интересовало лишь одно – держаться подальше от разрушавшегося у них на глазах здания. Никто не хотел оказаться рядом с ним, когда медресе превратится в кучу обломков.

На счастье Мариам, к ней на помощь пришел один из афганских военных, отрегулировавший в мегафоне громкость и посоветовавший говорить по-арабски. Все-таки большинство мусульман сносно знают этот язык. Каждый из них обязан уметь читать Коран в оригинале. Как только шипение и искажения звука пропали, слова женщины зазвучали четко и громко. Люди смолкли и устремили взгляды в ее сторону.

– Каждый, кто согласится вынести из здания экспонаты, получит от российского посольства пятьдесят долларов. – Мариам отыскала взглядом Баренцева. Тот кивнул: согласен, мол, деньги найдутся. – Повторяю. Каждый, кто…

Но повторять ей уже не пришлось. Люди облепили автобус, словно пиявки. Мариам только успевала вносить желающих в список и делить их на небольшие группки. Запись пришлось прекратить, когда набралось около пятидесяти добровольцев, готовых рискнуть жизнью ради такой значительной для Афганистана суммы денег.

– Только не спешите. Выносите пеналы с экспонатами по очереди, начиная с тех, которые у входа, – дала последние указания Мариам.

Воронцова напряженно всматривалась в распахнутую дверь, за которой скрылись добровольцы. Провались сейчас крыша – и все заживо погребенные под завалами афганцы окажутся на ее совести. И тогда она уже никогда не сможет простить себе этого. Но, к счастью, все обошлось благополучно.

Через полчаса после того, как из здания вынесли последний пенал с экспонатом, последовал еще один подземный толчок. Одна из стальных колонн стала медленно выгибаться. Рухнула кирпичная стена, обнажив каркас. От подножия во все стороны полетели мелкие осколки бетона. Было видно, как плиты крыши постепенно проседают. Вот стала гнуться вторая колонна, за ней третья, четвертая. Люди уже успели отойти на безопасное расстояние и теперь наблюдали за происходящим с центра площади.

Плиты затрещали, вздыбились железные прутья арматуры. Первым обрушился фасад. Вслед за ним рухнула крыша. Здание сложилось, как карточный домик. Над обломками поднялось большое облако пыли.

– Вот это да, могли и не успеть, – на одном дыхании произнес Баренцев.

Мариам опустилась на корточки перед сыном и вытерла платком его запачканное лицо.

– Ничего, все хорошо. Ты, главное, не смотри в ту сторону.

– Мама, отвези меня домой.

– Отвезу, сынок, отвезу, – и мать прижала к груди маленького сына.

* * *

Майор Лавров сосредоточенно всматривался в большой лист карты. Зажатый в пальцах карандаш медленно двигался по горной местности, пересекал дороги, останавливался на редких населенных пунктах, отмеченных маркером. Подробные карты ему предоставили из архива Министерства обороны РФ. Доверять им надо было с оглядкой, ведь местность и здания, нанесенные на них, отражали ситуацию почти двадцатилетней давности. С тех пор как последний советский солдат покинул Афганистан, карты этого региона не обновлялись.

– Скоро прибудем, товарищ майор? – подал голос молодой лейтенант.

– Наконец-то, – карандаш в руке Батяни уткнулся в поселок, название которого было труднопроизносимым, Аль-Молааман, – еще километров двадцать.

– Быстрее бы, – недовольно пробурчала врач Бортохова, – трясемся, тащимся, голова уже трещит.

Лавров не обратил внимания на ее замечание. За время дороги Бортохова уже успела всем изрядно поднадоесть. Даже чекист Чагин старался не смотреть в ее сторону, делая вид, что занят изучением своих бумаг.

– В свое время я была медсестрой в составе так называемого «ограниченного контингента». И чего только не насмотрелась, – словно сама с собой разговаривала Ольга Бортохова, – эти местные ублюдки столько наших ребят положили, что даже теперь хочется взять автомат и поставить их всех к стенке. А лучше бы вообще на Афганистан ядерную бомбу сбросить, тогда бы все проблемы решились сами собой…

– Давайте хоть оставшуюся дорогу проедем в тишине, – обратился к ней Батяня.

– Майор, – надменно произнесла Бортохова, – нельзя об этом молчать, сколько бы лет ни прошло. Знаешь, сколько таких, как ты, полегло на той войне? Вспомнишь их красивые мужественные лица, плакать хочется. А теперь где они? Во всем афганцы виноваты. Нужно их всех расстрелять.

– Я сам здесь воевал. На моих глазах боевые товарищи гибли. Так что не надо мне рассказывать. А всех расстрелять – это не выход. Ведь, помимо боевиков, есть и нормальные люди. По-вашему, детей и женщин к стенке поставить следует. Так?

– Все они враги. Женщины становятся шахидками. А дети, когда подрастут, берут в руки автомат и идут убивать. Я сама одного такого подростка-смертника застрелила. Можно сказать, спасла тех, кого он мог убить в будущем. Мне даже медаль «За боевые заслуги» дали! А ты меня, майор, детишками разжалобить хочешь.

– Если только «За половые заслуги» дали, – скупо уточнил Андрей Лавров, – думаешь, я не знаю, кому и за что медали давали? Ты-то и автомата в руках не держала.

Глаза Бортоховой налились кровью. Казалось, что вот-вот она набросится на Лаврова и расцарапает ему лицо. Так бы и произошло, не будь майор прав. Поэтому Ольга проглотила обиду. Отвернувшись, она закрыла глаза.

Догадавшись, что с «половыми заслугами» попал в самую точку, Лавров снова вернулся к изучению карты. Его внимание привлекло большое поле на окраине поселка Аль-Молааман. Условные обозначения, сделанные от руки, комбат расшифровал сразу же, они говорили о том, что поле заминировано.

* * *

Дважды удостоверившись в том, что все манускрипты и кисвы вынесены на улицу и ничего не пропало, Воронцова с чистой совестью вернулась в автобус. Миша сел к Мариам на колени и, прижав голову к материнской груди, сомкнул веки. Четверо российских охранников заносили в салон пеналы с экспонатами и, аккуратно составив их в проходе, заняли места.

– Поехали, – тяжело вздохнула молодая женщина.

То, что должно было стать событием в Кабуле на несколько дней, теперь казалось бессмысленно потраченным временем. В свете случившегося выставка уже никого не могла заинтересовать. Так хорошо начинавшийся день превратился в сущий кошмар. Автобус закряхтел и, коротко сигналя, стал пробираться сквозь толпу людей, скопившуюся на площади. Петр Владимирович Баренцев устало зевнул и посмотрел в окошко.

– Черт знает, что творится.

Воронцова поднесла к губам указательный палец и тихо проговорила:

– Т-ссс… Он уже спит.

Миша, словно котенок, сладко дремал на коленях у матери. По широкой улыбке, застывшей на его губах, можно было догадаться, что мальчуган видит хороший сон.

– Извините, – уже вполголоса сказал советник, – я только хотел сказать, что, как только мы приедем в посольство, я устрою вас в своем кабинете. Там есть удобный диван. Наше здание было возведено недавно, оно совсем не пострадало.

– А гостиница при посольстве?

– Ее строили в шестидесятых годах. Стена дала трещину. Теперь там небезопасно. Не хотел вас волновать раньше времени, вот и молчал. Вещи из нее уже вынесли.

– Спасибо, – поблагодарила советника Мариам, – кстати, я уже подумала над вашим предложением.

– И что вы решили? – немного удивился советник, не ожидавший, что женщина нашла время подумать и тем более принять решение, способное кардинально изменить ее будущее.

– В общем, я согласна. Хотя есть и нюансы.

– О них поговорим позже. Мне было важно услышать о принципиальном согласии.

Автобус наконец пробился сквозь толпу и начал набирать скорость. Но неожиданно с правой стороны дорогу ему подрезала полицейская машина. Водитель автобуса резко дал по тормозам и выругался.

– Это еще что такое?! – раздался возмущенный голос директора Казанского музея.

– Полицейские, чтоб их. Чуть автобус из-за них не угробил, – раздраженно бросил водитель.

Дверца машины открылась, и из нее вышел невысокого роста офицер. Он размашистым шагом приблизился к передней дверце автобуса и настойчиво постучал костяшками пальцев по стеклу.

– Что-то случилось? – приоткрыв дверь, уже примирительно спросил водитель.

Офицер покосился на российских охранников и ответил:

– Мне нужен Петр Владимирович Баренцев.

– Да, я вас слушаю! – оживился советник по культуре.

– Генеральный комиссар приказал передать его вам. – Полицейский запустил руку в нагрудный карман и вручил советнику конверт.

Не задавая лишних вопросов, Баренцев распечатал письмо с эмблемой афганской полиции.

«В связи с последствиями землетрясения криминальная обстановка в городе ухудшилась. По соображениям безопасности мои люди отконвоируют вас и ваш груз до российского посольства. Маршрут следования вашего автобуса – на их усмотрение.

Генеральный комиссар

кабульской полиции Джибул Намуддин».

Советник еще раз пробежался по тексту глазами. Было странно, что генеральный комиссар обращался к советнику письменно. Но мобильная телефонная связь в городе была повреждена, работала с перебоями, так что стоило не столько удивляться, сколько быть благодарным, что комиссар нашел время в сложной обстановке позаботиться о сохранности российской коллекции. Тем не менее советник не сразу согласился на постороннюю помощь.

– Спасибо за заботу, но у нас есть своя охрана. Думаю, вам и вашим людям хватает сейчас забот и без нас.

– Европейцам не помешает охрана из местных. Не хватает еще, чтобы российский дипломат попал в заложники. Это дословная фраза генерального комиссара.

– Мне хотелось бы услышать это от него самого.

– Телефоны не работают, – флегматично заметил офицер.

– Тогда, если вы не против, я воспользуюсь вашей рацией.

Офицер немного изменился в лице, словно удивился просьбе. Однако тут же мотнул головой и снял с пояса увесистую рацию размером в половину кирпича. Вдавил пухлую кнопку на ее корпусе. Но из динамика вырвалось лишь шипение и неразборчивая речь. Связь прервалась.

– Видимо, не может ответить. Занят.

– Без подтверждения я должен следовать инструкциям своего руководства, – заключил Баренцев и развел руками.

– Я могу связаться с его заместителем. Такой вариант вас устроит?

– Вполне.

На этот раз динамик рации отозвался. Заместитель главы кабульской полиции представился, подтвердил распоряжение комиссара и пожелал благополучно добраться до российского посольства.

Включились мигалки, взвыла сирена. Автобус поехал вслед за полицейской машиной.

– Так намного безопасней, зря вы осторожничали, – откинувшись на спинку сиденья, произнесла Воронцова.

– Офицер нервным каким-то показался.

– И есть отчего, – вздохнула Мариам, – у каждого семьи, дети. А он, наверное, даже не может узнать, что с его семьей. Скоро мы будем в посольстве.

* * *

Горный воздух опьянял своей свежестью, вызывая легкое головокружение и ощущение приятной усталости. Хотелось закрыть глаза и погрузиться в сладкий сон, забыв обо всем на свете. Но расслабиться в дороге могли себе позволить только те, чье деятельное участие в гуманитарной миссии начиналось лишь во время стоянок. Десантникам же приходилось быть настороже. Чем дальше в глубь Афганистана продвигался конвой, тем большей становилась вероятность нападения. Бойцы ни на секунду не теряли бдительности, внимательно всматриваясь в окружающие пейзажи. Только внешне здешние горы могли казаться безлюдными и умиротворенными. За большим камнем, за стволом дерева, в кустах вполне мог скрываться вооруженный до зубов талиб, заранее определивший себе удобные пути отхода. Расслабься на секунду, потеряй контроль над ситуацией – и тебя уже не будет в живых.

Обогнув выступ скалы, горный серпантин немного выпрямился. Двигатели машин заработали ровнее. Перед десантниками и эмчеэсовцами открылась панорама глубокого ущелья, на дне которого змеилась, искрясь солнечными бликами, небольшая речушка. Комбат облизнул обветренные губы и сверился с картой – поворот на поселок Аль-Молааман, определенный для первой стоянки, был всего в паре километров от того места, где они сейчас находились.

Дорога, на которую свернула колонна, оказалась очень узкой и ухабистой. Водителям пришлось снизить скорость до «черепашьей». Переваливаясь, вездеходы на базе БМП, автобусы и «КамАЗы» медленно взбирались по склону. Машины бросало из стороны в сторону, словно шлюпки во время шторма. По кузовам хлестали ветки деревьев и высокого кустарника; глаза щипала и резала пыль. Ехать по такой дороге было настоящей мукой, но другого подъезда к поселку не существовало.

Вскоре подъем закончился. Облако пыли разогнал гулявший на перевале ветер, и прямо по курсу показались плоские крыши глинобитных домов. Поселок был небольшой по местным меркам, имел всего одну широкую улицу, заканчивавшуюся площадью с мечетью. Некоторые дома были разрушены землетрясением. А на краю площади виднелась глубокая расщелина, огороженная камнями.

Напряженность почувствовалась с первых же минут, когда колонна с гуманитарной помощью въехала в Аль-Молааман. Афганцы с нескрываемым подозрением смотрели на российские триколоры и красные кресты на бортах «КамАЗов». Некоторые из жителей были вооружены автоматами Калашникова, правда, держали стволы опущенными, все-таки груз сопровождали два вездехода с вооруженными бойцами майора Лаврова.

– Приветливый народ, – криво ухмыльнулся Авдеев.

– А ты хотел, лейтенант, чтобы нас хлебом с солью встречали? – спросил майор. – Они на всех европейцев так смотрят.

Колонна остановилась на площади. Машины тут же обступила свора мальчишек-подростков: порванная одежда, перепачканные лица, босые ноги. Судя по невысокому росту и худосочным телам, жилось здесь небогато. Даже некоторые четырнадцатилетние уже имели при себе огнестрельное оружие, видимо, доставшееся им в наследство от старших братьев, отцов и дедов.

– А что я говорила, майор. Вот они: начинающие и уже состоявшиеся талибы, – вновь вставила свои «пять копеек» медик Ольга Бортохова, – подрастут немного и в горы подадутся.

Но Лавров никак не отреагировал на слова медички. У него были более важные дела, чем пытаться втолковать недалекой женщине, что сейчас русские оказались в Афганистане совсем с другой целью, чем в восьмидесятых годах, а потому к местным должны проявить другой подход. Он построил своих бойцов, прошелся взглядом по сосредоточенным лицам. Мужское население поселка сразу же оценило выправку и подготовку десантников. Стало тише. Автоматы большей частью перекочевали за спины.

– Значит так, ставлю задачу… – Майор Лавров сделал паузу.

Задача сводилась к тому, чтобы, пока эмчеэсовцы устанавливали палатки и разгружали гуманитарку, предназначенную для поселка Аль-Молааман, десантники обеспечили им охрану от любопытных. Площадь просторная, да и улица вела к ней только одна, остальное – узкие прогоны для домашнего скота, поэтому сложностей не предвиделось. Достаточно было просто выставить оцепление. Комбат посмотрел на лейтенанта Авдеева:

– Возьмешь двоих бойцов, присмотрите за вооруженными пацанами. Если станут провоцировать, ведите себя спокойно. Старайтесь не допустить столкновения.

– Есть, товарищ майор!

– Тогда приступай.

Лавров осмотрел скопившуюся на подходах к площади толпу. Людей было очень много. Майор хорошенько прокашлялся в кулак, чтобы его голос звучал громко, достал бумажку с написанным от руки текстом. Язык пушту, на котором говорит большинство афганского населения, он немного знал, во всяком случае, проговорить написанное мог вполне внятно.

– Мы из России. Приехали оказать гуманитарную помощь. Прошу вас не мешать, пока будут разгружать ящики с медикаментами и продовольствием. Как только все будет готово, я сообщу, – сделал сообщение комбат, – а пока пусть ваши старейшины определят самых нуждающихся среди тех, у кого разрушены жилища.

Обращение к афганцам на их родном языке, да еще без переводчика, немного воодушевило местных жителей, растопило недоверие к пришельцам. На настороженных и измученных лицах появились улыбки, в глазах загорелись огоньки надежды на скорую помощь. Однако не все отреагировали подобным образом. Большинство афганцев, в основном пожилых, продолжали хмуро посматривать в сторону российских десантников и эмчеэсовцев, оккупировавших главную площадь поселка. Они не верили Батяне. Для них, хорошо помнивших советских солдат, русские, или, как они привыкли их называть, «шурави», оставались заклятыми врагами.