Пугачев

2. Бегство калмыков

Первый голос

Послушайте, послушайте, послушайте.

Вам не снился тележный свист?

Нынче ночью на заре жидкой

Тридцать тысяч калмыцких кибиток

От Самары проползло на Иргис.

От российской чиновничьей неволи,

Оттого что, как куропаток, их щипали

На наших лугах,

Потянулись они в свою Монголию

Стадом деревянных черепах.

Второй голос

Только мы, только мы лишь медлим,

Словно страшен нам захлестнувший

нас шквал.

Оттого-то и шлет нам каждую неделю

Приказы свои Москва.

Оттого-то, куда бы ни шел ты,

Видишь, как под усмирителей меч

Прыгают кошками желтыми

Казацкие головы с плеч.

Кирпичников

Внимание! Внимание! Внимание!

Не будьте ж трусливы, как овцы,

Сюда едут на страшное дело вас

сманивать

Траубенберг и Тамбовцев.

Казаки

К черту! К черту предателей!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тамбовцев

Сми-ирно-о!

Сотники казачьих отрядов,

Готовьтесь в поход!

Нынче ночью, как дикие звери,

Калмыки всем скопом орд

Изменили Российской империи

И угнали с собой весь скот.

Потопленную лодку месяца

Чаган выплескивает на берег дня.

Кто любит свое отечество,

Тот должен слушать меня.

Нет, мы не можем, мы не можем,

мы не можем

Допустить сей ущерб стране.

Россия лишилась мяса и кожи,

Россия лишилась лучших коней.

Так бросимтесь же в погоню

На эту монгольскую мразь,

Пока она всеми ладонями

Китаю не предалась.

Кирпичников

Стой, атаман, довольно

Об ветер язык чесать.

За Россию нам, конешно, больно,

Оттого что нам Россия – мать.

Но мы ничуть, мы ничуть не испугались,

Что кто-то покинул наши поля,

И калмык нам не желтый заяц,

В которого можно, как в пищу, стрелять.

Он ушел, этот смуглый монголец,

Дай же Бог ему добрый путь.

Хорошо, что от наших околиц

Он без боли сумел повернуть.

Траубенберг

Что это значит?

Кирпичников

Это значит то,

Что, если б

Наши избы были на колесах,

Мы впрягли бы в них своих коней

И гужом с солончаковых плесов

Потянулись в золото степей.

Наши б кони, длинно выгнув шеи,

Стадом черных лебедей

По водам ржи

Понесли нас, буйно хорошея,

В новый край, чтоб новой жизнью жить.

Казаки

Замучили! Загрызли, прохвосты!

Тамбовцев

Казаки! Вы целовали крест!

Вы клялись…

Кирпичников

Мы клялись, мы клялись Екатерине

Быть оплотом степных границ,

Защищать эти пастбища синие

От налета разбойных птиц.

Но скажите, скажите, скажите,

Разве эти птицы не вы?

Наших пашен суровых житель

Не найдет, где прикрыть головы.

Траубенберг

Это измена!..

Связать его! Связать!

Кирпичников

Казаки, час настал!

Приветствую тебя, мятеж свирепый!

Что не могли в словах сказать уста,

Пусть пулями расскажут пистолеты.

(Стреляет.)

Траубенберг падает мертвым. Конвойные разбегаются. Казаки хватают лошадь Тамбовцева под уздцы

и стаскивают его на землю.

Голоса

Смерть! Смерть тирану!

Тамбовцев

О Господи! Ну что я сделал?

Первый голос

Мучил, злодей, три года,

Три года, как коршун белый,

Ни проезда не давал, ни прохода.

Второй голос

Откушай похлебки метелицы.

Отгулял, отстегал и отхвастал.

Третий голос

Черта ли с ним канителиться?

Четвертый голос

Повесить его – и баста!

Кирпичников

Пусть знает, пусть слышит Москва —

На расправы ее мы взбыстрим.

Это только лишь первый раскат,

Это только лишь первый выстрел.

Пусть помнит Екатерина,

Что если Россия – пруд,

То черными лягушками в тину

Пушки мечут стальную икру.

Пусть носится над страной,

Что казак не ветла на прогоне

И в луны мешок травяной

Он башку незадаром сронит.

3. Осенней ночью

Караваев

Тысячу чертей, тысячу ведьм

и тысячу дьяволов!

Экий дождь! Экий скверный дождь!

Скверный, скверный!

Словно вонючая моча волов

Льется с туч на поля и деревни.

Скверный дождь! Экий скверный дождь!

Как скелеты тощих журавлей,

Стоят ощипанные вербы,

Плавя ребер медь.

Уж золотые яйца листьев на земле

Им деревянным брюхом не согреть,

Не вывести птенцов – зеленых вербенят,

По горлу их скользнул сентябрь, как нож,

И кости крыл ломает на щебняк

Осенний дождь.

Холодный, скверный дождь!

О осень, осень!

Голые кусты,

Как оборванцы, мокнут у дорог.

В такую непогодь собаки, сжав хвосты,

Боятся головы просунуть за порог,

А тут вот стой, хоть сгинь,

Но тьму глазами ешь,

Чтоб не пробрался вражеский лазутчик.

Проклятый дождь!

Расправу за мятеж

Напоминают мне рыгающие тучи.

Скорей бы, скорей в побег, в побег

От этих кровью выдоенных стран.

С объятьями нас принимает всех

С Екатериною воюющий султан.

Уже стекается придушенная чернь

С озиркой, словно полевые мыши.

О солнце-колокол, твое тили-ли-день,

Быть может, здесь мы больше

не услышим!

Но что там? Кажется, шаги?

Шаги… Шаги…

Эй, кто идет? Кто там идет?

Пугачев

Свой… Свой…

Караваев

Кто свой?

Пугачев

Я, Емельян.

Караваев

А, Емельян, Емельян, Емельян!

Что нового в этом мире, Емельян?

Как тебе нравится этот дождь?

Пугачев

Этот дождь на счастье Богом дан,

Нам на руку, чтоб он хлестал всю ночь.

Караваев

Да, да! Я тоже так думаю, Емельян.

Славный дождь! Замечательный дождь!

Пугачев

Нынче вечером, в темноте скрываясь,

Я правительственные посты осмотрел.

Все часовые попрятались, как зайцы,

Боясь замочить шинели.

Знаешь? Эта ночь, если только мы

выступим,

Не кровью, а зарею окрасила б наши

ножи,

Всех бы солдат без единого выстрела

В сонном Яике мы могли уложить…

Завтра ж к утру будет ясная погода,

Сивым табуном проскачет хмарь.

Слушай, ведь я из простого рода

И сердцем такой же степной дикарь!

Я умею, на сутки и версты не трогаясь,

Слушать бег ветра и твари шаг,

Оттого что в груди у меня, как в берлоге,

Ворочается зверенышем теплым душа.

Мне нравится запах травы, холодом

подожженной,

И сентябрьского пистолета протяжный

свист.

Знаешь ли ты, что осенью медвежонок

Смотрит на луну,

Как на вьющийся в ветре лист?

По луне его учит мать

Мудрости своей звериной,

Чтобы смог он, дурашливый, знать

И призванье свое и имя.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .