Жить собственной, своей особой жизнью для самого себя
245. Или в жизнь претворять простую ложь, неправду;
Там повелителем на царском троне сидело Эго,
А рядом, в качестве супруги и царицы сидела Ложь:
Мир этот развернулся к ним, как Небо – к Истине и Богу.
Несправедливость утверждала здесь своими нерушимыми законами
250. Державные весы легализованной торговли самой Ошибки17,
Но взвешивания все были фальшивыми и никогда не совпадали;
Она, с её весами и мечом, всегда следила,
Чтоб ни одно кощунственное слово сомнению не подвергло
Святые для неё догматы её плохого руководства.
255. Высокими делами хвастая, везде гуляло своеволие,
И шествовала эта вольность, болтая о порядке и правах:
Но алтаря, воздвигнутого в честь Свободы, там не было;
Свободу настоящую травили там и ненавидели,
Терпимость и гармонию нельзя было нигде увидеть, поскольку группа
260. Каждая провозглашала собственный зловещий неприкрашенный закон.
Рамки учения любого раздувались при помощи библейских правил,
Или теория, которую превозносили и которой страстно поклонялись,
Сводом священного закона представлялась Небес божественных.
Формальный ритуал, в броню железную одетый,
265. Давал жестокому и грубому воинственному роду,
Наружу извлечённому из диких недр земли,
Суровую и гордую уравновешенность прямого благородства,
Гражданскую позицию неумолимую и грозную.
Но все их личные дела опровергали эту позу:
270. Сила и выгода были их Истиной и Правом,
С орлиной жадностью они терзали вожделенное добро,
Раздалбливая клювами, когтями разрывая жертву послабее.
В сладкой секретности грехов приятных
Они Природе подчинялись, а не добродетельному Богу.
275. Торговцы несознательные с комплексом противоречий -
Они свершали то, за что других гонениям подвергли б;
Когда на слабости собрата смотрели их глаза,
В них загорался гнев, негодование пылало;
Не замечающие скрытых глубоко в себе проступков,
280. Подобно дикой своре, они камнями забивали соседа, уличенного в грехе.
Свой прагматичный судия просовывал указы лживые и предлагал,
На справедливость некую ссылаясь, гораздо худшую несправедливость,
Оправдывая даже худшие дела, санкционируя всю гамму
Коммерческих эгоистичных интересов и желаний.
285. Так сохранялось равновесие, так мог мир этот жить.
Пыл фанатичный проталкивал свои безжалостные культы,
Иная вера до крови бичевалась, как ересь;
Они допрашивали, пленяли и пытали, сжигали или мучили
И принуждали душу отказаться целиком от права или умереть.
290. Религия сидела здесь на троне, запятнанном кровавыми делами,
Среди своих течений конфликтующих и сект, враждующих друг с другом.
Здесь сотни тираний и притесняли, и убивали,
Основывая свое единство на силе и обмане.
Лишь видимость по-настоящему ценилась там:
295. Циничною насмешкой был идеал;
Освистанный толпою, осмеянный умами просвещенными,
Скитался отлученным там духовный поиск -
Самообманной паутиной дум мечтателя считался он
Или безумною химерой, или фальшивкой лицемера:
300. Инстинкт его врожденный, страстный, пропущенный сквозь темные умы,
Потерян был в кругах Неведенья.
Ложное слово было там истиной, а истинное слово – ложью.
Здесь путешественник по той Дороге, что ввысь ведет -
Поскольку царства Ада стоят вокруг маршрута этого -
305. Остановиться должен или пройти это опасное пространство медленно,
С великим Именем, с молитвой на устах.
И если интуиции копьем не будет он прощупывать округу,
То может легко попасть в сеть нескончаемую лжи.
Он должен всё время видеть, что происходит за своей спиной,
310. Как тот, кто ощущает дыхание врага на шее собственной;
Иначе может предательский удар подкравшегося сзади,
Повергнуть его на землю грешную и пригвоздить к ней накрепко,
Насквозь пронзая спину Зла острым колом.
Так на дороге Вечности любой пасть может,
315. Утрачивая шанс единственный во Времени, полученный от духа,
И никакую новость ожидающие боги об этом не получат,
Отметив имя в реестре душ «пропащим» -
В том самом указателе несбывшихся надежд,
На месте с надписью «умершая, хранящаяся в памяти судьба».
320. Спасутся только те, кто Бога в своем сердце сохранил:
Отвага – их броня, а вера – меч, им нужно только идти вперед,
Их руки должны готовы быть к сражению, глаза – искать;
Бросая дротик взгляда пред собой,
Спасутся лишь солдаты и герои войска Света.
325. Ужасную опасность оставив позади,
Свободные теперь, в спокойной чистой атмосфере
Они, в конце концов, осмелятся дышать свободно и снова улыбаться.
Они передвигаться будут под настоящим солнцем снова.
Хоть Ад о своем праве и заявляет, дух силой большей обладает.
330. Ничейную ту землю прошел без приключений Ашвапати, без борьбы;
Он послан Небесами был, его желала Бездна:
Никто ему не запрещал, никто не преграждал дорогу.
Ибо путь вниз и быстр, и легок,
И в Ночь было обращено его лицо сейчас.
335. Здесь жила темнота ещё чернее, и царство было еще хуже,
Если быть хуже может там, где всё есть зло и так предельное;
Однако зло проявленное было гораздо хуже зла сокрытого.
Здесь Истина и Бог, и Свет небесный
Иль не бывали никогда, иль не имели силы.
340. Как будто двигаясь в глубоком трансе,
Скользя в другой мир над гранью разума,
Он пересек границу, неприметный след которой
Не мог глаз различить, и лишь душа могла почувствовать.
В свирепое, вооруженное владение попал он:
345. Средь грязных стен и диких закоулков Ночи
Он ощутил себя блуждающей потерянной душой.
Вокруг него теснились серые убогие лачуги,
Граничащие с пышными дворцами извращенной Силы -
Бесчеловечные жилища, районы, населенные одними демонами.
350. Там гордость была объята убогим злом,
А нищета, преследуя величие, теснила серые
Ужасные окраины всех городов той некой жизненной мечты.
Там Жизнь продемонстрировала зрителю-душе
Зловещие глубины удивительного чуда:
355. Богиня сильная, но падшая и темная, и потерявшая надежду,
Обезображенная страшным волшебством Горгоны,
Могучая царица шлюх в притоне грязном,
Бесстыжая и голая, ликуя, подняла
Своё порочное лицо опасной красоты и обаяния страшного,
360. И вызывая панику и дрожь, притягивая к поцелую
Во впадинку своей великолепной и губительной груди,
Прельщала этой пропастью, призвав к падению духа.
Сквозь поле видения его прокручивала богиня эта,
Как в киноленте или на картинках движущихся,
365. Великолепие её кошмарных пышных прелестей.
На темном фоне мира, лишенного души,
Меж грозным светом и мрачной тенью
Она в жизнь воплотила драму горя бездн,
Записанную намертво в кричащих нервах живых созданий:
370. Эпосы ужаса, зловещего величия, кривые изваяния,
Оплёванные всеми и оцепеневшие в той жизненной грязи,
Избыток отвратительнейших форм, деяний страшных
Параличом разбили жалость в груди окаменевшей.
Здесь в шалашах греха, ночных убежищах порока
375. Модные низости телесной похоти
И грязные фантазии, что разъедают плоть,
В декоративное искусство превратили вожделенье:
Здесь обращение Природы дара в испорченное ремесло
Увековечило посаженное семя смерти существующей,
380. Налило в кубок грязный вино вакхическое,
Отдало жезл бога какому-то сатиру.
Нечистые, садистские, с гримасами тупыми
Изобретенья отвратительные, низкие и мрачные
Пришли, передаваемые связью незаметной, из бездны Ночи.
385. Искусное умение жизни этой в чудовищных делах, здесь существующих,
И нетерпимость её ко всякому естественному образу,
Чрезмерный жадный взгляд, прикованный к нескромным линиям,
Карикатурой сделали окостенелую реальность.
Парады же искусные форм искаженных и причудливых,
390. Горгульи маски непристойные, ужасные
Истерзанное чувство растоптали до состояния мучительного.
Неумолимая поклонница зла здешнего,
Она великой низость сделала и грязь возвысила;
Драконья мощь энергий подлых
395. И странные явленья лебезящей Силы,
Змеиное величие, что прячется в отбросах,
К мерцанию слизи притянули поклонение.
Вся та Природа, изъятая из своего каркаса и своей основы,
Была искажена до неестественного состояния:
400. Там отвращенье возбуждало вялое желание;
Агония там стала пряною приправой для блаженства,
Работу вожделенья поручили ненависти,
А пытка получила форму дружеских объятий;
Там ритуальное страданье освятило смерть,
405. А поклоненье предложили Небожественному.
Там восприятье нового искусства Ада,
Которое учило разум любить всё то, что ненавидит его душа,
Нервам дрожащим навязало преданность,
Заставив нежелающие тело вибрировать в ответ.
410. При этой власти, грязью покрывающей суть существа,
Прекрасное-любое, не в меру сладкое, не в меру гармоничное,
Лежало под запретом, а чувства сердца притупились сном,
И вместо них ценился трепет восприятий тела;
Мир изучался потоками приятных ощущений.
415. Холодный материальный интеллект был судиею здесь,
И он нуждался в плети и ощутимой встряске,
Чтоб сухость жесткая и нервы неживые могли почувствовать
Страсть некую и силу, и жизни острый край.
Такая философия предсказывала право зла,
420. Гордилась проблесками вздора декаданса18
Иль наделяла речью убедительной Силу змеиную
И знанием своим вооружала первобытную жестокость.
Согнувшись от размышлений лишь о Материи и жизни,
Подобным зверю, стоящему на задних лапах, стал разум;
425. Чтоб раскопать там истину, он в яму влез
И осветил свой поиск неровным светом подсознания.
От грязи и гниющих тайн бездонной Пропасти
Наверх поднялись загрязняющие воздух пузыри:
Они и подтвердили достоверность реальной жизни.
430. Они и составляли основу той зловонной атмосферы.
Страсть зверя дикого прокралась из тайны Ночи,
Высматривая жертву обворожительными глазками:
Вблизи от Ашвапати, как пламя с языками гневными,
Стоял в ленивой позе и смеялся экстаз животный;
435. Желаньями неистовыми, грубыми наполнен воздух был;
Сбиваясь в рой чудовищный и жаля,
С жужжанием пагубным врывались в его разум мысли, -
Они могли бы отравить небесное дыхание самой Природы -
И с неохотой заставляя подниматься веки, они терзали взгляд
440. Деяньями, что обнажают тайну Ада.
Всё то, что было там, существовало, именно, по этой схеме.
В краях тех обитало племя одержимых.
Здесь скрытая в людских глубинах сила демоническая,
Подъем которой пресекается законом человеческого сердца,
445. Страшащаяся тихого и независимого взгляда Мысли,
Способна при пожаре и землетрясении души
Подняться и, призывая ночь родную,
Свергнуть с престола разум, жизнь захватить
И пробежать копытами своими по сотрясаемой земле Природы:
450. Всё это было ужасной сутью тех существ.
Мощнейшая энергия, бог-монстр,
Для сильного жестокий, для слабого непримиримый,
Взирал на созданный им мир, безжалостный и грубый,
Глазами каменными твердо установленного замысла.
455. В нём сердце было опьянено вином ужасной жажды,
В страданиях других он ощущал волнующий восторг,
А в смерти и крушении он музыку напыщенную слышал.
Быть властелином, силой обладать было его единственное благо:
Он требовал весь мир для места жизни Зла -
460. Ужасного авторитарного господства своей команды
Над горькою судьбою живых существ.
Всё было создано по замыслу единому и выверено
Под удушающим давлением злой темной диктатуры.
На улицах, в домах, в советах местных и дворах -
465. Везде здесь Ашвапати видел тех, кто выглядел живыми существами.
Они в своих речах парили на крыльях высокой мысли,
Но приютили у себя всё то, что подло, недостойно человека
И ниже уровня любой, какой угодно низменной рептилии.
Лишь разум тот, что близок к Богу
470. И поднят до уровня небес прикосновением к Нему,
Мог только высветить своим пророческим лучом
Чудовищность природы их врожденной.
Не раз бывало, всматриваясь в ситуации опасной
В знакомое лицо, которое он с радостью встречал
475. В надежде искренней найти в нём светлое начало,
Его предвидение, оповещенное внутренним взором духа,
Распознавало отличительную метку Ада на лике этом
Иль ощущало чувством внутренним, которое не может ошибиться,
Во внешнем, мужественном, чистом облике
480. Вампира или черта, или демона.
Царили здесь надменность холодной бессердечной силы,
Послушной, мощной, одобряемой судом Титана,
И громогласный хохот нечеловеческой жестокости,
И радость лютая от злодеяний и насилий жутких.
485. В этом обширном циничном логове зверей разумных
Напрасно было ждать любви и жалости;
Прикосновенья добродушия там не было нигде,
Там были только Сила и ее прислужники – алчность и ненависть:
Никто не помогал страдающим, никто их не спасал,
490. Никто не смел сопротивляться или просить о благородстве.
Безоговорочно вооружившись поддержкой деспотичной Силы,
Подписывая все без исключения указы этой ужасной власти,
А в качестве печати используя и кровь, и пытки,
Тьма эта провозгласила миру собственные лозунги.
495. Тупое рабское молчание утихомиривало разум.
Он только повторял заученные им уроки,
Пока, увенчанная митрой ложь, сжимающая посох пастыря
Пред распростертыми вокруг неё сердцами, на трон сажала
Учения и культы, которые готовили приход лишь смерти
500. И умерщвляли душу на жертвеннике лжи.
Там каждый был обманут или служил обману собственному;
В той душной атмосфере Истина жить не смогла б.
Убожество там верило в свой собственный успех,
А страх и слабость радовались своим глубинам жалким;
505. Основой было всё, что низко и отвратительно задумано,
Всё было серым, бедным и ничтожным,
Дышало с вялым удовлетворением своей понятной им атмосферой.
Не чувствуя стремления к освобождению божественному, -
Высокомерные, с насмешками над состояниями высокими -
510. Все эти люди бездн с презрением относились к солнцу.
Огородив себя барьерами, такая автократия не допускала свет;
С идеей неотступной быть своим серым «я», она провозгласила
Собственный стандарт роскошным уникальным образцом:
Она свой голод умиротворяла грезами грабителя;
515. Крест рабства гордо выставляя в качестве короны,
Она цеплялась за автономию зловещую и жесткую.
Её бычачья глотка ревела языком своим без всякого стыда;
Её бесстыжие, безжалостные крики, переполняющие пространство это,
И угрожающие всем, кто смел прислушиваться к истине,
520. В измученное ухо трубили о праве их исключительном;
Непротивление оглохших отдало свой голос им,
А веры этой символы хвастливые, кричавшие в ночи,
Для падшей той души, считавшейся когда-то богом,
Поддерживали эту упоённость тем самовластьем бездны.
525. Как одинокий первооткрыватель этих опасных царств,
Оберегаемых от солнца также, как термиты оберегают обиталища свои,
Подавленный, среди толпы и топота, и шума, и вспышек тьмы,
Проследуя из мрака в более глубокий и опасный мрак,
Боролся Ашвапати с силами, что вырывают свет из разума,
530. И стряхивал с себя их липкие влияния.
Вошел тотчас он в мутное, лишенное оград, пространство.
Вот, все участки эти, населенные людьми, остались позади;
Он шел между далеких берегов слабеющего перед ночью вечера.
Вокруг него взрастали изможденная духовная незавершенность,
535. Грозная пустошь, губительное одиночество,
Что разум делали незащищенным от нападения незримого,
Пустой страницей, на которой каждый, кто хотел, мог начертать
Застывшие ужасные послания без всякого контроля.
Как пятнышко, блуждающее по ведущим вниз дорогам Сумрака,
540. Среди полей пустынных и хижин, и разбросанных лачуг,
Немногочисленных кривых и призрачных деревьев
Он ощутил сознательную пустоту и чувство смерти.
Но всё ещё невидимой была там Жизнь враждебная,
Чье равновесие, похожее на смерть, сопротивляясь истине и свету,
545. Живое сделало унылой брешью в пустом ничто.
Здесь он услышал ужасающие голоса, что отреклись от жизни;
Подвергшийся атаке мыслей, которые кишели призрачными ордами,
Жертвой кричащих ярких фантомов тьмы
И подступающего со смертельной пастью страха,
550. Ведомый странной волей всё время вниз и вниз
И небом над посланьем роковой Судьбы,
Он приложил усилия, чтоб защитить свой дух от безысходности,
Но ощутил лишь ужас растущей Ночи
И Бездну, растущую пред ним, чтоб заявить права на его душу.
555. Затем жилища тех созданий и разных видов их закончились,
И одиночество окутало его своими кольцами беззвучными.
Внезапно всё пропало, как будто стерли мысль;
Дух Ашвапати стал незанятою слушающей бездной,
Лишенной даже умершей иллюзии окружья:
560. Не стало ничего, ни даже лика зла.
Он был наедине с серым питоном Ночи.
Невыразимое Ничто – немое, но сознательное, плотное,
Которое живым казалось, но не имело памяти и тела, -
Страстно желало уничтожить существо его,
565. Чтобы оно могло навечно оставаться нагим и одиноким.
Как будто попав в неосязаемые челюсти аморфной твари,
Всё существо его, охваченное чем-то вязким и уродливым, и вожделеющим,
Притянутое к какой-то черной, гигантской пасти,
Глотающему зеву, брюху судьбы гигантскому,
570. Из собственного восприятия исчезло и было перемещено
В глубины, которые желали страстно этого падения.
Бесформенная пустота сдавила мозг сопротивляющийся,
А плоть была парализована холодной и жестокой тьмой,
От мрачных, нашептанных внушений заледенело сердце;
575. Змеиной силой вытащенная из теплого жилья,
Влекомая к исчезновению в холодной пустоте,
Жизнь пуповиной нервного дыхания вцепилась в свое место;
Мрачный язык затаскивал в пасть тело Ашвапати.
Зажатое существование напряглось, чтоб выжить;
580. Убитая надежда исчезла в его душе пустой,
Умерло всё, что помогает духу на его пути -
И вера, и уничтоженная память.
Сквозь каждый ноющий и возбужденный нерв,
Оставив за собой мучительный дрожащий след,
585. Прокрался безымянный невыразимый страх.
Как подступает море к жертве, связанной и неподвижной,
Так точно подступала к Ашвапати безжалостная вечность
Нечеловеческой, невыносимой боли:
Об этом приближеньи просигналил его всегда безмолвный разум.
590. Он должен это вытерпеть, хоть отдалилась на небеса надежда;
Он должен существовать всегда без угасания в покое мертвом,
В страдающем неспешно Времени в терзаемом Пространстве,
В мучительном ничто вечного состояния его.
Безжизненная пустота была сейчас его питающею грудью,
595. А там, где некогда была сверкающая мысль,
Остались лишь неспособность ощутить и веру, и надежду,
Похожая на бледный, неподвижный призрак,
И страшное признание того, что ныне душа повержена -
Она еще бессмертна, но потеряла и божественность свою,
600. И «Я», и Бога, и те прикосновение миров, которые счастливей этого.
Но он всё претерпел, утихомирил напрасный ужас и вынес
Все удушающие кольца страдания и страха;
Затем вернулось и спокойствие, и полновластный взгляд души.
Пустому ужасу ответил спокойный Свет:
605. В нём Божество проснулось могучее, безмолвное,
Неумирающее, непреложное и не рожденное
И встретило лицом к лицу боль и опасность мира Природы этой.
Мельком взглянув на них, он подчинил себе все эти отголоски
И встретил обнаженным духом сей неприкрытый Ад.
Конец Песни седьмой
Песнь восьмая
МИР ЛЖИ, МАТЬ ЗЛА И СЫНОВЬЯ ТЬМЫ
Тогда увидел Ашвапати скрытое сердце Ночи:
Работа подсознания окостеневшего Её
Явила нескончаемую страшную Бессмысленность.
Здесь было Бесконечье, содержания лишенное, бездушное;
5. Природа, отрицающая Истину,
С хвастливой и поверхностной свободой мысли
Хотела в этом мире отменить власть Бога и царствовать одна.
Здесь не было ни Гостя божьего, ни Света души-свидетеля;
Природа создала собственный унылый мир беспомощным.
10. Её большие, но незрячие глаза присматривали за делами демонов,
Её глухие уши слушали неправду, которую произносили её немые губы;
Её огромное и ложное воображение вбирало образы обширные,
При этом глупая её чувствительность дрожала от жестокого тщеславия;
Животный принцип жизни внедряя здесь,
15. Зло и страдание чудовищную душу породили.
Бунтовщики бесформенных глубин, родившиеся здесь,
И титанические сущности, и демонические силы,
Все эго мира, терзаемые мыслью, страстной волей, вожделением,
Широкие умы и жизни, не имеющие духа внутри себя -
20. Все эти архитекторы жилища заблуждения,
Вожди вселенского невежества и беспорядка
И устроители страдания и смерти
Идеи мрачные глубокой Бездны воплотили.
Неясная субстанция спустилась в пустоту,
25. И в этой неразумной пустоте родились формы смутные, туманные.
Туманностей водовороты сошлись и создали враждебное Пространство,
В чьих черных складках Ад был представлен через Бытие.
Взгляд Ашвапати, пронзая тьму трехслойную,
Отождествил свой взор с незрячим взором этой тьмы,
30. И адаптируясь к той странной тьме, его глаза увидели
Как Нереальность сделала ту Ночь реальной и сознательной.
Неистовый, жестокий, грозный мир -
Утроба древняя грёз гибельных гигантских -
Свернулся, как личинка в темноте,
35. Которая хранит его от острых копий света звезд небесных.
Мир этот был вратами ложной Бесконечности
И принципов зловещих вечности,
И отрицания безмерного духовной сути.
Всё то, что было хоть однажды самоозарённым в духовной сфере,
40. Здесь превратилось в противоположность темную:
Существование сжалось в пустоту бесцельную,
Которая была, однако, прародителем миров;
Сознание превратилось в Несознание, которое построило вселенную
Из собственного сна фатального, мышление космическое поглощая;
45. Блаженство, чувств лишившееся и павшее в глухую кому,
Свернулось внутрь себя и в восхищенье Богом вечное
Из-за неверного, мучительного образа страдания и боли,
Прибитого со скорбью гвоздями к некому кресту,
Вколоченному в землю, немого и неживого мира,
50. Рождение в котором было болью и страданием смертельным,
Чтобы не слишком быстро всё это вновь в блаженство не превратилось.
Мышление сидело жрицей Извращенности
На черном собственном треногом троне Змея трехголового;
Читая знаками превратными писание вечное,
55. Колдунья эта вывернула наизнанку божественный характер жизни.
В проходах темных, наполненных глазами зла, светящимися вместо ламп,
И гибельными голосами, поющими с апсид речитативом
Песнь колдовскую Слова нечестивого,
В странных и мрачных, и дьявольских базиликах
60. Зловещая, проникновенная Колдунья-Посвящённая
Свершила ритуал оккультный своих Мистерий.
Страдание было там Природы ежедневной пищей,
Которая приводит к мукам и плоть, и сердце существа,
А муки были формулой блаженства,
65. Экстаз небесный имитировала боль.
Добро там – вероломный садовник Бога -
Полило добродетелью анчар – дерево мира этого -
И, осторожное во внешних действиях, словах,
Привило лицемерия цветы на зле родном.
70. Там всё высокое было слугой у низкой противоположности:
Обличия Богов поддерживали поклонение дьяволу;
Небесный лик стал маской и ловушкой Ада.
Там в этом сердце тщеславного явления,
В сведенной судорогой сердцевине чудовищного действа
75. Увидел Ашвапати смутную, огромную Фигуру,
Сидевшую верхом на Смерти, поглощающей все порождения.
Холодное застывшее лицо с ужасными и неподвижными глазами,
Трезубец страшный в руке, объятой мраком и протянутой вперед -
Она трезубцем этим во все создания вонзала одну конечную судьбу.
80. Когда существовала лишь одна Материя, в которой не было души,
А сердцем Времени была лишь пустота без духа,
Тогда впервые Жизнь прикоснулась к Бездне, чувств не имеющей;
И пробуждая пустоту бесплодную к печали и надежде,
Её луч бледный сразил бездонный Мрак,
85. В котором Бог скрыл самого себя от собственного взгляда.
Во всех явлениях Она искала истину мистическую, дремлющую,
Несказанное Слово, что вдохновляет бессознательные формы;
В его глубинах она искала невидимый Закон,
Нащупывала его Разум в подсознании туманном,
90. Сражалась, чтоб найти какой-то способ существования духа.
Совсем другой ответ пришел из Мрака этого.
В ту форму было вброшено зерно -
Какая-то неясная, немая оболочка извращенной истины,
Какой-то элемент бездушной бесконечности.
95. В Незнании – в мощнейшем эмбрионе самой Природы -
Рождение чудовищное создало себе обличие космическое.
Затем в необычайно важный и роковой момент
Какая-то персона, против желанья порожденная немою Пустотой
И выскользнувшая из Несознанья сна бесплодного,
100. Подняла угрожающую голову свою и встала против звезд;
Гигантским телом Рока своего она отгородила землю от их тепла -
Заледенели небеса от лика этого зловещего.
Возникла Сила неизвестная, восстала Воля мрачная,
Безмерная и чуждая вселенной нашей.
105. По Замыслу непостижимому, который понять никто не может,
Обширное Не-Существование одело форму на себя,
А беспредельное Неведение глубин не сознающих
Покрыло вечность их несущественностью.
Так видящую Душу сменил Ум ищущий:
110. Жизнь превратилась в смерть голодную, громадную,
Блаженство Духа заместилось вселенской болью.
Уверившись в нейтралитет закрывшего глаза на это Бога,
Сопротивление мощное отвоевало себе некое Пространство.
Правитель, властью обладающий над горем, ложью, смертью,
115. Господства своего жестокого добился;
Внося несогласованность в гармонию исходного изящества
Архитектуры плана судьбы вселенной,
Он исказил первоначальную космическую Волю
И привязал к борьбе и страшным злоключениям
120. Неспешный долгий ход развития неутомимой Силы.
Вживляя в вещество явлений заблуждение,
Из мудрого Закона он сотворил Невежество;
Он помешал прикосновенью верному сокрытого рассудка жизни,
Держал в молчании во сне Материи интуитивного проводника
125. И деформировал инстинкт животных,
И исказил гуманность человека, рожденную печалью.
Тень пала поверх Луча простого:
В пещере сердца угас Свет истины,
Который незамеченным горел в алтарной нише
130. За тихою небесной занавеской тайны,
Сопутствуя в обители той Божеству.
Так рождена была ужасная враждебная Энергия,
Что имитирует могучий образ вечной Матери
И притворяется её пресветлой вечностью
135. В Ночи своим безрадостным и искаженным силуэтом.
Сковав стремления души, взбирающейся ввысь,
Она заставила жизнь двигаться походкой медленной и нерешительной;
Тяжелая рука её, которая с Пути уводит в сторону,
Препятствует впрямую эволюции мистической:
140. Извилистую линию её ума, сбивающую с толку,
Не видят ни бессильный человек, ни Бог;
И, угнетая искру Бога внутри души,
Она давлением этим отбрасывает человека к зверю.
Однако страшным инстинктивным разумом своим
145. Она осознает, как в сердце Времени растет Единый,
И видит сквозь человеческую матрицу сияние Бессмертного.
За власть свою тревожась, исполненная яростью и страхом,
Она неутомимо рыщет вокруг любого света, лучом своим мерцающего
Сквозь темноту из одинокого жилища духа,
150. Надеясь незаметной и неистовой походкой войти
И в этой колыбели умертвить Дитя божественное.
Неисчислима сила в ней, непредсказуем её обман;
Её прикосновенье колдовское смертельно;
Она уничтожает свою жертву его же собственным восторгом,
155. И даже из Добра она сооружает крюк, чтобы тащить им в Ад.
Из-за неё мир катится к своим мучениям.
Ведь, часто странник, идущий по дороге Вечности,
Что плохо освещается сквозь облака тусклой луной Ума,
Или блуждающий окольными тропинками,
160. Иль потерявшийся в глуши, где никаких путей не видно,
Ослабевает сломленным её наскоком львиным,
Став в её страшных лапах побежденным пленным.
Тот смертный, кто был однажды компаньоном священного Огня,
Тот, кто теперь стал опьяненным её дыханием горячим
165. И в разрушительную глотку её влюбился вдруг,
Тот смертный погибает и для Света, и для Бога:
Теперь Противник их – Природа, что враждебна Силе-Матери, -
Руководит и его разумом, и сердцем.
«Я» жизни инструменты собственные отдает Титану
170. И представителям враждебным, демоническим,
Которые сверх меры превозносят и искажают земное естество:
Замаскированный предатель становится проводником идей;
Его искусный шепот пораженца умерщвляет веру,
А, сообщающее по секрету, засевшее в груди
175. Обманчивое вдохновение, ужасное и темное,
Божественный порядок подменяет новым, темным.
Затем высоты духа окружает молчаливость,
Бог удаляется из скрытого святилища,
Пустой, холодной становится Невесты19 комната,
180. Теперь уже не виден золотистый Ореол,
И больше не сияет духовный чистый луч,
И навсегда смолкает тайный Голос.
И в это время Ангел на Дозорной Башне
Вычеркивает чьё-то имя в регистрационной книге;
185. То пламя, что трепетало в Небесах, погаснув, опадает;
Эпос души кончается крушением.
Трагична смерть духовная,
Когда уходит элемент божественный,
А тело с разумом живут лишь только для того, чтоб умереть.
190. Дух допускает ужасные последствия, -
Ведь, существуют тонкие Энергии с чудовищными свойствами,
Что под покровами Неведения скрывают суть свою.
Потомки бездн, агенты темной Силы,
Покой нетерпящие и ненавидящие свет,
195. Подделываясь под мышленье Друга и Руководителя,
Противясь в сердце вечной Воле, -
Они скрывают оккультного Поэта, ведущего к вершинам.
Из путеводных нитей Его мудрости они сплетают нам оковы;
Ключами убеждения они замкнули двери Бога
200. И Милость неустанную Его блокируют своим законом.
Вдоль всех дорог Природы они установили свои посты
И перехватывают караваны Света,
И вмешиваются они везде, где Боги действуют.
Хомут наложен на затуманенное сердце мира,
205. Его биеньям недоступно небесное Блаженство,
Закрытые границы светлого Разума
Блокируют подходы тонкие Огня божественного.
Всё время кажется, что побеждают Авантюристы темные;
Они Природу наводняют зла институтами
210. И в пораженья превращают победы Истины,
Законы вечные провозглашают лживыми,
Играют в кости колдовские изменчивой Судьбы;
Они уже проникли в храмы мира и незаконно захватили их престолы.
С презрением глядя на тающие шансы всех Богов,
215. Они творение объявляют своею покоренной вотчиной
И сами себя зовут железными Богами Времени.
Иллюзий, масок знатоки,
Изобретатели падений и страданий земной Природы -
Они уже соорудили алтари победоносной Ночи
220. В храме для плоти человеческой земного срока жизни.
В пустых пределах, где Огонь священный не горит,
За алтарем в мистическом обряде,
Лицом к завесе тусклой, проникнуть сквозь которую никто не может,
Жрец в митре речитативом исполняет свой мрачный гимн
225. И призывает в грудь свою ужасные присутствия:
Своим молитвам приписывая Имя, перед которым благоговеют,
Он монотонно распевает слова каких-то текстов колдовских
И призывает действо приобщения, причастие невидимое,
Пока всё зло жестокое, которое мир мучает,
230. Не будет перемешено меж фимиамом и бормотанием молитвы этой
И полностью готово в кубке пенном сердец людских,
И опрокинуто во всех, излившись как священное вино.
Эти жрецы руководят и правят, присваивая имена божественные.
Противники Всевышнего – они пришли сюда
235. Из их миров мысли и силы, не имеющих души,
Чтобы нести вражду космическому плану.
Ночь – их пристанище и стратегическая база.
И укрываясь от Ока просветленного и от Меча пылающего,
Они живут в тяжелых бастионах тьмы без опасений,
240. В тиши, в уединенности, лишенной солнца: