И её поиски напрасные, которые хватаются за ускользающую истину,
Её надежды и взгляд унылый их, повенчанный с отчаянием,
665. Горячий пыл, что овладел всем телом её страстным,
Тревогу и восторг её томящейся груди,
И разум, который недоволен плодами этими и трудится усиленно,
И сердце, не пленившее Возлюбленного своего единственного.
Он, без сомнений, встретил в этом мире завуалированную ищущую Силу,
670. В изгнании Богиню, которая здесь строит подобие небес,
Загадочного Сфинкса с глазами, обращенными к невидимому Солнцу.
Во всех Её обличьях он ясно ощутил стоящий рядом дух:
Его пассивное присутствие являлось сильной стороной Её природы;
Лишь Он единственный реален в мире явленном,
675. Дух есть ключ жизни даже на земле,
Но от него и следа на себе весь плотный внешний мир не видит.
Его печать на действиях Её никак не обнаружить.
Пафос утраченных высот – его воззвание к нам.
Лишь иногда ухватываем мы его неясные черты,
680. Которые намеком кажутся на скрытую реальность.
Жизнь с изумлением смотрела на его туманные начала,
Что предлагали нечто невозможное для глаз людских,
Историю, которая была здесь не написана ещё.
Как это бывает с замыслом утраченным наполовину, фрагментарным,
685. Все смыслы Жизни ускользнули от глаза ищущего.
От взгляда этого обличье Жизни скрывает «я» реальное своё;
Её сокрытый смысл прописан свыше, внутри Её самой.
Та мысль, что придает Ей смысл, живет в далеком далеке;
Она не видима в произведении, законченном наполовину.
690. Напрасно мы пытаемся прочесть загадочные знаки
Или найти то слово вещее наполовину неразгаданной шарады.
Лишь в этой бо́льшей жизни таинственная мысль найдена -
Она дает в подсказку нам то разъясняющее слово,
Которое земной миф делает историей понятной.
695. Открылось что-то, наконец, что выглядело истиной.
В наполовину освещенной атмосфере рисковой тайны
Тот глаз, что видит в темноте лишь половину истины,
Какой-то образ различил посередине яркого пятна,
И, всматриваясь сквозь туман оттенков тонких,
700. Увидел он полуслепого скованного бога,
Который был озадачен миром, в котором действовал,
Однако ощущал свет некий, что душу побуждал его к движению.
Плененный странными далекими мерцаньями,
Ведомый звуком флейты Музыканта отдаленного,
705. Отыскивал он путь свой среди насмешек и призывов жизни
По указателю предметному хаоса её бесчисленных шагов
К какой-то всеобъемлющей глубокой бесконечности.
Лес её знаков теснился вкруг него:
Рискуя, он расшифровывал скачками-стрелами мышления,
710. Которые догадкой или счастливою удачей поражают цель,
Её цветные, меняющиеся раз за разом дорожные огни идеи,
Её сигналы от быстрых и изменчивых событий,
Тайные знаки её зрелищ символических,
И межевые вехи на дорогах Времени запутанных.
715. И в этой путанице её сближений и отступлений
В любую сторону она то тянет его к себе, то отвергает,
Но, даже притянув вплотную, она уходит от его объятий;
Она ведет его по всем дорогам, но нет там ни одной бесспорной.
Плененный многоголосым чудом её пения,
720. Прельщённый колдовством её причуд
И побуждаемый прикосновением её случайным с радостью и горем,
Он в ней себя теряет, но не побеждает.
Ему её глазами улыбается недолговечный рай:
Мечтает он, что красота её навечно станет принадлежать ему,
725. Мечтает он, что мастерство его претерпит все её орудия,
Мечтает он о волшебстве её груди блаженства.
И светлый манускрипт её причудливого перевода
Без всякого сомненья подлинного текста Бога
Ему поможет изучить чудесное Писание святое
730. И обрести священный ключ к неведомым блаженствам.
Но Слово Жизни скрыто в этом манускрипте,
Песнь Жизни утеряла здесь его божественную музыку.
Невидимый, плененный в доме этого звучания,
Потерянный в сверкании видений, дух
735. Прослушивает оду тысячеголосого обмана чувств – иллюзии.
Искусное переплетение волшебства, которое овладевает незаметно сердцем,
Или воспламеняющая магия, которая подкрашивает звуки и оттенки,
(Они всего лишь пробуждают трепет скоротечной благодати)
Или бродячий марш, отстуканный скитальцем Временем -
740. Всё это призывает лишь к неудовлетворенному и краткому восторгу
Или купает в упоении ума и чувств,
Но упускает ответ души, свет проливающий на это.
Невидимый стук сердца, который передает восторг сквозь слезы,
Стремление к высотам, вовеки недостижимым,
745. Желанья неосуществленного экстаз -
Отслеживают в небо устремленные, последние всхожденья гласа Жизни.
Последние воспоминания о страданиях оставили
След уходящий, сладкий о печали старой:
В жемчужины алмазной боли все Её слезы обратились,
750. А Её скорбь – в магическое завершенье песни.
Кратки Её мгновения счастья, которые касаются
Поверхностных явлений, а после ускользают или умирают:
В Её глубинах эхом повторяется воспоминание утерянное -
Принадлежат Ей и бессмертное и страстное стремление, и зов сокрытый «я»;
755. Пленник земной в том ограниченном и смертном мире -
Дух, жизнью раненый, рыдает на Её груди;
Хранящееся в памяти страдание – Её глубинный крик.
Скиталец по заброшенным, отчаянным дорогам -
По тем дорогам шумным, где глас разочарованный отброшен, -
760. Взывает к позабытому блаженству.
Блуждая по Желания кавернам, оглашенным эхом,
Он караулит призраки безжизненных надежд души
И сохраняет голоса исчезнувших реалий живыми
Иль медлит среди сладких и заблудших нот,
765. Охотясь за наслажденьем в сердце боли.
Пророческая длань уже коснулась струн космических,
И потревоженной мелодии вторжение
Кладет оттенок скрытый на внутреннюю музыку,
Которая неслышно направляет поверхностные ритмы.
770. И всё же есть радость жить, творить, и можно,
Радуясь, любить, трудиться, невзирая на паденья,
Искать, хотя всё то, что мы находим, обманывает нас,
И всё, на что мы опираемся, подводит нашу веру;
Однако что-то в глубинах этих заслуживало боли -
775. Подверженная страсти память часто бывает в огне экстаза.
Именно горе лежит в корнях у радости, ибо
Нет ничего по-настоящему напрасного из сотворенного Единым:
В сердцах наших разбитых всегда живою остается сила Бога,
И путь безумный наш всё ещё освещает звезда победы,
780. И наша смерть нам открывает доступ в новые миры.
Музыка Жизни этой приобретает звучание гимна.
Она всё наделяет красотой звучания своего;
Восторги неба шепчут Её сердцу и проходят сквозь него,
Все преходящие стремления Земли взывают Её губами и увядают.
785. Лишь только Богом данный гимн уходит от мастерства Её,
Которое пришло с Ней из Её духовного жилища,
Но встало на полпути и претерпело неудачу – тихое слово гимна,
Что пробудилось в глубоком перерыве ожидающих миров
Каким-то шепотом, повисшим среди молчания вечности.
790. Но нет ни дуновенья из небесного покоя:
Вот, интерлюдия роскошная овладевает атмосферой,
И сердце слушает, и соглашается душа,
А интерлюдия воспроизводит непродолжительную музыку,
Растрачивая вечность Времени на мимолётность.
795. Тремоло голосов часов идущих
В своем забвении скрывает высокого предназначения тему,
Которую дух самовоплотившегося «я» пришел сыграть
На грандиозных клавикордах Природы Силы.
Только могучее журчание и здесь, и там
800. Вечного Слова, Голоса блаженного
Или прикосновенье Красоты, преобразующей сердце и разум,
Сверканье странствия и зов мистический – они
Взывают к силе, сладости, которых более не слышно.
Здесь есть провал, здесь жизненная сила тормозится или угасает;
805. Сей недостаток обедняет мастерство волшебника:
Потребность эта всё остальное выставляет слабым и пустым.
Взгляд половинчатый рисует перспективу действий силы:
Глубины её помнят, для чего она пришла сюда,
Но ум уже забыл, иль, может, сердце ошибается, -
810. В бесчисленных рядах Природы потерян Бог.
В познании обрести Всезнание,
Деяньями воздвигнуть Всемогущего,
Здесь сотворить Творца и на космическую сцену вторгнуться -
Таким было тщеславное желанье сердца Силы жизни.
815. Трудясь без устали, чтоб превратить ещё далекий Абсолют
Во всё осуществляющее явленье Бога,
В прямое выражение Невыразимого,
Она хотела принести сюда блаженство силы Абсолюта,
Внести устойчивость в ритмичное движение творения
820. И обручить с небом покоя море блаженства.
Чтоб вечности огонь призвать во Время,
И сделать восторг телесный таким же ярким, как восторг души,
Она желала Землю поднять до уровня Небес
И с упоением трудилась, чтобы сравнять жизнь с Вседержителем,
825. А Вечность и первозданный Хаос примирить.
Практичность запредельной Истины её
Наполнила безмолвие призывами богов,
Но в зовах этих потерялся Глас Единого.
Ведь, за деяньями Природы таится её виденье.
830. Она взирает в небеса – на жизнь богов,
И полубог, который появляется из обезьяны,
Есть всё, на что она способна в нашей смертной жизни.
Наполовину бог, титан наполовину – её вершина:
Жизнь эта бо́льшая трепещет между небом и землею.
835. Мучительный и острый парадокс преследует её мечты:
Её сокрытая энергия невежественный мир склоняет так,
Чтобы искать то удовольствие, которое отводит её могучая рука, -
В её объятиях мир этот не может повернуться к своему источнику.
Огромна мощь её, и беспредельна обширная энергия её деяний,
840. Но где-то заблудился и потерялся их смысл.
И хоть она несёт в своей душе сокрытой закон божественный
И линию движения всего, что родилось здесь,
Всё знание её нам предстаёт частичным и незначительным намеренье;
Роскошные часы её отстукивают время на почве страстного желания.
845. Свинцовое Неведение отягощает крылья Мысли,
Её энергия нарядами такими придавливает существо,
Её деяния в темницу заключают бессмертный взгляд.
Чувство границы преследует её способности,
И удовлетворенность, и покой нигде не гарантированы здесь,
850. Ибо всей красоте и глубине её работы
Недостает той мудрости, которая свободу духу придает.
Поблекшее и старое очарование стало сейчас её лицом,
И Ашвапати пресытился курьезной и слишком скорой её ученостью;
Его широкая душа потребовала более глубокой радости.
855. Он попытался выбраться из нитей её искусных;
Но ни ворот красивых из рога или из слоновой кости,
Ни двери боковой в пределах видимости духа он не нашел -
Выхода не было из сказочного этого пространства.
Сквозь Времена должно скитаться вечно наше существо;
860. Не помогает нам и Смерть, надежды нет всё это прекратить;
Таинственная Воля принуждает нас терпеть.
Упокоение нашей жизни – в Бесконечьи;
Она не может прекратиться, её конец – Жизнь высшая.
Смерть – переход, – совсем не цель на нашем жизненном пути:
865. Глубокий древний импульс свою работу продолжает,
Влекутся наши души как будто на незримом поводке,
Несут их от рождения к рождению, от мира к миру;
После паденья тела наши деяния продлевают
Без перерыва тот вечный путь, что пройден нами.
870. У Времени нет той вершины тихой, где оно может отдохнуть.
Некий магический ручей жил-был, но моря не достиг.
И как бы далеко он ни ушел, куда б ни поворачивал,
Деяний колесо катилось вместе с ним и в то же время его опережало;
Всегда решать необходимо было дальнейшую задачу.
875. Ритм действия, зов поиска
Рос вечно в этом беспокойном мире;
Трудолюбивый рокот сердце Времени наполнил -
Были и выдумки, и суета напрасная.
Сотни дорог для жизни были выбраны впустую:
880. Однообразие, которое надело на себя тысячу разных форм,
Стараясь избежать своей излишней монотонности,
Создало нечто новое, которое таким же старым вскоре стало.
Курьезность декораций соблазнила взгляд,
А неизведанные ценности очистили от пыли старые основы,
885. Чтоб разум обмануть идеей изменения.
Картина непохожая, которая была по сути той же самой,
Возникла на космическом туманном фоне.
Совсем другой, подобный лабиринту, дом
Созданий и деяний их, явлений важных,
890. Город обмена несвободных душ,
Рынок творения и всяческих товаров Жизни
Предложен был взволнованному сердцу и уму.
Вперед ведущий, вечный марш
Прогресса по неведомой дороге совершенства
895. Дублирует круговорот, кончающийся там, где он когда-то начинался.
Каждый финальный замысел приводит к продолжению проекта.
Но всё же каждый новый такой уход последним кажется,
Священною благою вестью, предельною вершиной взгляда,
Провозглашающего панацею от всех болезней Времени
900. Или несущего мысль философскую в свой высший окончательный полет
И возвещающего громко о высочайшем сделанном открытии;
Каждая краткая идея, структура бренная
Провозглашает там бессмертие такого принципа
И право свое законное быть совершенной сутью мира,
905. Последним олицетворением истины и золотым нарядом Времени.
Но ничего из бесконечных ценностей достигнуто пока что не было:
Мир, вечно снова создаваемый и никогда не совершенный,
Всегда нагромождал попытки половинчатые друг на друга
И видел любой фрагмент извечным Целым.
910. В бесцельной возрастающей всё время сумме сотворённого
Существование казалось пустым деянием необходимости,
Борьбой упорной вечных противоположностей
В сжимающем объятьи тесно сомкнутых антагонизмов,
Игрою без развязки или какой-нибудь идеи,
915. Маршем голодных жизней без всякой цели
Или написанной на чистой ученической доске Пространства
Периодической, напрасной, конечной целью неких душ,
Надеждой неудавшейся и светом, не сиявшим никогда,
Трудом незавершенным Силы,
920. Привязанной к своим деяниям в туманной вечности.
Но нет конца, и ничего пока ещё нельзя увидеть: жизнь,
Хоть и потерпевшая крушение, должна бороться за существование;
Она всё время видит некую корону, которую не может ухватить;
Её глаза свой устремляют взгляд вне состояния её падения.
925. В её груди, и в наших тоже, еще трепещет
Тот триумф, который был когда-то, и тот, которого, уж, боле нет,
Иль из какой-то неосуществленной запредельности взывает к нам
Величие, ещё пока не достижимое для этого хромающего мира.
В той памяти, что вне нашего смертного рассудка,
930. Настойчиво хранится некая мечта о большей и счастливой атмосфере,
Благоухающей свободными сердцами любви и радости,
Нами забытыми, бессмертными во Времени утраченном.
Призрак блаженства преследует терзаемые им глубины жизни;
Ибо она ещё не забывает, хотя всё это сейчас и далеко,
935. То её царство золотой свободы и яркого желания
И счастье, силу, красоту, что ей принадлежали
В той сладости её светящегося рая,
В царстве бессмертного экстаза,
На полпути между безмолвным Богом и первозданной Бездной.
940. Сокрытым внутри самих себя храним мы это знание;
И пробудившись от призыва туманной тайны,
Встречаем мы глубокую незримую Реальность,
Которая правдивее намного, чем облик мира настоящей истины:
Нас гонит «я», которое мы отозвать сейчас не можем,
945. И движет нами Дух, которым мы должны ещё когда-то стать.
Как тот, кто царство собственной души утратил,
Мы вспоминаем некую божественную сторону рожденья нашего,
Совсем иную, чем у того несовершенного творения земного,
И в этом мире или в более божественном надеемся
950. Отвоевать у терпеливой небесной стражи всё то,
Что упустили мы из-за забывчивости нашего ума,
Естественного счастья собственного существа,
Восторга сердца нашего, который мы получили в обмен на горе,
Телесной дрожи, которую мы выменяли за простую боль,
955. Блаженства, к которому стремится наша смертная природа,
Как незаметный мотылек стремится к полыхающему свету.
Жизнь наша – марш к победе, никогда нами не выигранной.
Эта волна подъема существа, желающего наслажденья,
Это смятение острое неудовлетворенных сил,
960. Эти далекие массивы вперед стремящихся надежд вздымают взгляд
Обожествляющий, к той синей Пустоте, которую зовут все небом,
Взыскуя Длань златую, которая не приходила никогда,
Ища пришествие её, которого творенья все так ждут, -
Тот Вечности прекрасный Лик,
965. Который обещает появиться на дорогах Времени.
Ведь, всё ещё самим себе мы говорим, вновь разжигая веру:
«Конечно же, однажды Он придет, откликнувшись на наш призыв,
Однажды нашу жизнь создаст Он заново
И скажет нам магический рецепт покоя,
970. И в совершенство приведет систему всяких дел.
Однажды низойдет Он в нашу жизнь, на землю,
Передавая нам в руки таинство дорог извечных,
В мир низойдет, взывающий о помощи к нему,
И принесет ту истину, что сделает свободным дух,
975. И радость, которая является крещением души,
И силу, что является Любви руками распростертыми.
Однажды снимет Он свою вуаль, которая скрывает красоту, внушающую ужас,
На бьющееся сердце мира восторг опустит
И обнажит своё таинственное тело света и блаженства».
980. Сейчас же мы стремимся достичь неведомой нам цели:
Нет завершения рождения и поиска,
Нет завершения для умирания очередного и возвращения в мир этот;
Та жизнь, которая осуществляет свою цель, просит о цели более высокой,
Та жизнь, которая теряет силу и умирает, должна жить снова;
985. Она не может прекратиться, пока однажды не найдет себя.
Всё то, ради чего создали жизнь и смерть, должно быть сделано.
Но кто нам скажет, что после этой жизни существует отдых?
Быть может, покой и действие неотличимы
В груди непостижимой высочайшего блаженства Бога.
990. В высоком состоянии, в котором неведенья не существует,
Движенье каждое является волной покоя и блаженства,
Упокоением творческой недвижной силы Бога,
Деянием некой ряби в Бесконечьи,
Рождением телодвиженья Вечности.
995. Преображенья солнце однажды может воссиять,
А Ночь может раскрыть свое ядро таинственного света;
При этом парадокс стиранья и пораженья самого себя
Имеет право превратиться в самоизлучающее таинство,
Полиритмия – в радостное чудо.
1000. Тогда Бог мог бы стать здесь зримым и облик обрести;
Открылась бы и идентичность духа,
И Жизнь явила бы свой истинный бессмертный лик.
Ну, а сейчас Её судьба – бессрочный труд:
В повторной дроби всех его событий
1005. Рождение и смерть являются безостановочными точками повтора;
По-прежнему, вопроса знак стоит в конце любой законченной страницы
Каждого тома Её истории борьбы.
Хромое Да, как прежде, сквозь эпохи путешествует,
Сопровождаемое вечным Нет.
1010. Всё кажется напрасным, однако бесконечность эта является игрой.
Бесстрастно вертится катящееся вечно Колесо,
Жизнь не имеет результата, смерть не несет освобожденья.
Людское существо живет как узник самого себя,
Храня в себе своё напрасное бессмертие;
1015. И в прекращении – единственном его высвобождении – ему отказано.
Богов ошибка создала этот мир.
Иль безразличный Вечный выжидает Время.
Конец Песни шестой
Песнь седьмая
НИСХОЖДЕНИЕ В НОЧЬ
Чтоб лучше познавать мир окружающий, невозмутимым сделал
Ашвапати свой разум и от привычек жизненных освободил,
А сердце отделил от слепоты и боли, от уз невежества и власти слез
И стал искать серьезную причину несостоятельности мира этого.
5. От лика зримого Природы он отвернулся,
И взор свой устремил в Простор незримый,
В огромное неведомое Бесконечье,
Которое спит безмятежно за суетою мира сущего
И в шири своей всевечной несет ту самую вселенную,
10. В которой наши жизни являются лишь рябью существа Его.
Там все миры построены Его дыханием несознательным,
Материя и Разум – Его обличья или Его силы,
А мысли те, что пробуждаются у нас, – продукт Его видений.
Разорван был покров, скрывающий глубины сокровенные Природы,
15. Источник стойкой боли мира увидел Ашвапати,
Вход в яму черную Неведенья;
Хранимое в основах жизни зло
Подняло голову свою и посмотрело в его глаза.
На мрачной насыпи, где умирает личное Пространство,
20. Следя с застывшей кромки за всем, что существует,
Проснувшееся темное Незнание, взирая с удивлением
Пустыми, широко открытыми глазами на Время и Обличье,
Уставилось на эти изобретения живого Вакуума
И Бездну, откуда возродились начала наши.
25. А позади Неё возникла серая резная маска Ночи, которая
Всенепременно наблюдает за рождением всего, что в мире сотворено.
Могущество сокрытое, что ощущает собственную силу,
Туманное и тайное Присутствие повсюду,
Упрямая Судьба, что угрожает всем созданиям,
30. И Смерть, которую считают Жизни темным семенем,
Казалось, порождали, а после умерщвляли весь этот мир.
Затем из мрачной тайны бездн -
Из этой ввалившейся груди ужасной Маски -
Вперед выползло нечто, что оказалось бесформенною Мыслью.
35. Ко всем творениям подкралось Влияние роковое,
Чьё смертоносное касание преследовало дух бессмертный;
Этот навязчивый перст смерти возложен был на жизнь,
И болью, и ошибками, и мраком, и страданием покрыл он
Врожденное стремление души к блаженству, истине и свету.
40. Такое искажение свернуло то, что быть претендовало особым поворотом
Существа и становлением Природы истинным водителем.
Ум, сущность извращающий, работая
В любом укромном уголке осознающей жизни,
Стереотипами её же собственными исказил Истину;
45. Тюремщик мыслей, напрямую слушающий душу
И сокрушающий оттенками сомненья знание, -
Он предсказания богов оккультных захватил,
Стёр указатели паломничества Жизни
И отменил краеугольные эдикты, что были высечены Временем,
50. А на фундаменте вселенского Закона
Воздвиг опору бронзовую ошибочного руководства.
Даже Любовь и Свет, что были чарами угрозы скрытой
Заявлены не от блистательной божественной природы,
А от каких-то падших ангелов и солнц обманчивых,
55. Сами собою превратились в некую опасность и колдовство,
В сладость порочную и злонамеренное порождение небес:
Такая сила в состоянии деформировать и самые божественные действия.
Ветер печали дохнул на этот мир;
Любая мысль была блокирована ложью, любое дело
60. Было проштамповано изъяном со знаком разочарования,
А всякая высокая попытка – неудачей или тщетой успеха;
Однако же причину своего падения никто понять не мог.
Та Маска сумрачная прошептала что-то, хотя не слышно было ничего,
Но всё ж в несведущее сердце было посеяно то семя,
65. Которое ужасные плоды страдания и смерть, и беды в жизнь принесло.
Из неприветливых степей холодного Незримого
Невидимые, скрытые под серой маской Ночи,
Прибыли призрачные грозные посланники -
Захватчики из мира силы смертоносного,
70. Послы зла абсолютного.
В тиши раздались голоса невнятные,
Невидимые руки посеяли зерно фатальное,
Их формы не видно было, однако страшная работа была сделана, -
Указ суровый, написанный изогнутым округлым шрифтом,
75. Закон греха и злой судьбы на мир сей наложил.
Изменчивым унылым взглядом на Ашвапати посмотрела жизнь:
Увидел он и красоту её, и сердце, жаждущее в сущем,
Которое довольствуется счастьем крохотным
И отвечает лучам недолгим истины или любви;
80. Увидел он свет солнечный её и небо голубое вдалеке,
И зелень её листвы и ощутил оттенки и аромат цветов,
И обаяние детей, любовь друзей,
И женщин красоту, и добрые сердца мужчин,
Увидел также он и Силы грозные, что управляют настроениями её,
85. И те мучения, расставленные ею по её дорогам,
Судьбу, что поджидает незримые деяния людей,
И зло, и горе, и смерть – последний дар её.
Дыхание разочарованья и упадка, разлагающее человека,
Здесь поджидало зрелость Жизни. Оно и превратило
90. Полноценное зерно души в труху гнилую:
Поставщиком для смерти стал прогресс.
Мир, что держался за закон сраженной смертью Искры
И холил гнилостные трупы мертвых истин, провозгласил
Все извращенные обличья истинными, новыми, свободными,
95. Отведал прелестей от зла и безобразия,
Воображающих себя гостями на пиршестве богов,
Попробовал и порчу, как острую приправу к пище.
Тьма поселилась в той тяжелой атмосфере;
Она прогнала яркую улыбку с губ Природы
100. И полностью убила в её сердце прирожденную уверенность,
Кривой взгляд страха в её глаза вложила.
То вожделение, что искажает естественное благо духа,
Сменило на искусственную добродетель и безнравственность
Открытый и спонтанный порыв души:
105. Природу огорчая ложью двойственности,
Эти двойные ценности запретную пикантность разбудили,
Зло сделав освобождением от ложного добра,
Грехом и праведностью откормилось эго,
И каждый стал там инструментом Ада.
110. На пустырях, где жизнь нисходит в Ночь,
Вдоль монотонного пути в отвергнутых нагромождениях
Были погребены простые прежние услады.
Всю славу жизни затуманили и опорочили сомнением;
Вся её прелесть завершилась стареющим лицом;
115. Вся сила подогнана была под тиранию, проклятую Богом,
А Истина – под фикцию, необходимую уму:
Охота за удачей была теперь усталою погоней;
Всё знание было обставлено сомнениями Невежества.
Увидел Ашвапати, как из сумрачного чрева этого
120. Возникли лик и тело темного Незримого,
Сокрытого за яркой внешней стороною жизни.
Опасное общенье с ним – причина нашего страдания.
Его дыхание – коварный яд в сердцах людей;
Всё зло берет своё начало с этого двусмысленного лика.
125. Опасность пропитала тотчас этот обычный воздух;
Мир этот наполнился Энергиями грозными,
Куда б ни обратил он взгляд за помощью или надеждой,
Везде: в домах, в полях, на улице, на рынке, в лагерях,
Он видел лишь брожение тайное и здесь, и там
130. Влияний воплощенных беспокойных длинноруких.
Марш обнаженных образов богини черной
Встревожил воздух грандиозным беспокойством;
Ужасные шаги приблизились, по сути, незаметно,
Пугающие образы заполонили свет виденья,
135. И мимо по дороге прошли те существа зловещие,
Чей даже взгляд бедою был:
Очарование и сладость, внезапные и странные,
Возникшие из ниоткуда лица, пленяющие глаза и губы,
Приблизились к нему под руку с красотою в качестве ловушки,
140. И каждой своей чертой они скрывали смысл смертоносный,
Ибо могли в мгновение ока опасно измениться.
Лишь он один увидел эту скрытую атаку.
Покрылось пеленою внутреннее видение,
Присутствовала сила там, которая скрывала свои ужасные шаги;
145. Всё было ложным там, хотя считало себя истинным;
Всё было там осаждено, но об осаде не подозревало,
Ибо увидеть творцов падения никто не мог.
Осознавая мудрость темную, ещё держащуюся в тайне от него,
Которая была гарантом и печатью силы этой,
150. Он шёл по следу трудноразличимому шагов каких-то жутких,
По следу, в ночь ведущему, туда, откуда этот след когда-то вышел.
Ничейной, незастроенной земли достиг он:
Любой сюда войти мог, но никто надолго там не оставался.
Это было ничейное пространство злой атмосферы,
155. И не единого на нём жилища не было – соседство было слишком близким
С мирской землей и адом, оно пространством было пограничным между ними.
Властителем Природы была там Нереальность:
Здесь, в этом месте, истинным ничто быть не могло,
Поскольку было совсем не тем, чем быть претендовало -
160. Было роскошной видимостью, оберткой лицемерной пустоты.
Однако, ничто не признавало здесь свой собственный обман -
Даже сама та Нереальность, с её двуличным сердцем:
Обширная иллюзия была законом всех явлений в этом месте;
Они существовали здесь благодаря этой иллюзии.
165. В пространстве этом бестелесное Ничто дало гарантию
Фальшивости всех форм, которые Природа эта приняла и сделала,
Чтобы они, хотя б недолго, казались всем живыми, реально существующими.
Магия, взятая взаймы, добыла их из Пустоты;
Они себе присвоили и облик, и материал, которые им не принадлежали,
170. И цвет изобразили, который не могли иметь,
Отображая лишь фантом реальности.
Любой блеск радужный был яркой ложью;
Роскошному лицу была подарена воображаемая красота.
Не сохранилось ничего, на что бы можно было положиться:
175. Радость питала слезы, добро испытывало зло,
Но никогда никто от зла не получал добра:
Любовь быстро кончалась ненавистью, блаженство убивалось болью,
И в вероломство превращалась Истина, а смерть рулила жизнью.
Та Сила, что смеялась над бедами этого мира, -
180. Насмешка, соединявшая противоречья
И бросившая их в объятия друг к другу, чтоб состязаться, -
Кривила гримасу ужаса на лике Бога.
Её влиянье отчужденное воздействовало повсеместно
И оставляло на душе тот самый след раздвоенных копыт;
185. Изломанное сердце и странная унылая улыбка
Осмеивали жизнь в дурной комедии.
Оповещающая о пришествии опасной Формы,
Зловещая походка смягчала свои ужасные шаги,
Чтобы никто не мог понять происходящее или насторожиться;
190. Ничто неслышно было, пока чудовищная хватка не оказывалась рядом.
Или, наоборот, всё говорило о божественном приходе,
Пророчество витало в атмосфере, небесная надежда
Воспринималась благою вестью, смотрелась новою звездой.
Был виден Демон, облаченный в свет;
195. Казался ангелом с небес он, несущим помощь:
Неправду он вооружал Писанием Священным и Законом;
Обманывал он здравым смыслом, а душу – добродетельной трясиной,
И вёл дорогой в «небеса» к погибели.
Он щедро раздавал всем ощущенье силы и восторга,
200. И если изнутри вдруг возникало предостережение,
Он ухо утешал сладко звучащим голосом,
Или бросал ум очарованный в его же собственную западню;
Его безжалостная логика ложь представляла истиной.
Избранника ошеломляя благочестивой эрудицией,
205. Он изъяснялся тем самым гласом Бога.
Та атмосфера была напоена предательством и хитростью;
Речения об истине были уловкой здесь;
В улыбке пряталась засада, опасность прикрывалась
Безопасностью, входною дверью сделалось доверие:
210. С глазами правды, смеясь, пришла неправда;
Любой знакомец превращался во врага или шпиона здесь,
Рукопожатие таило в рукаве удар кинжала,
Объятие становилось клеткой железной Рока.
Опасность и страдания преследовали крадучись трепещущую жертву
215. И мягко говорили как с робким другом:
Атака проводилась внезапно, бешено, невидимо;
При каждом изменении страх сердце заставлял усиленно стучать,
Взывая страшным мученическим голосом;
Молил он о спасении, хотя никто не приходил.
220. Здесь все ходили очень осторожно, поскольку смерть была поблизости;
Однако эта осторожность представлялась совсем напрасной,
Ибо всё то, что всеми оберегалось, оказывалось в сетях смертельных,
А если после долгих ожиданий спасение приходило
И приносило радостную, утешающую, обезоруживающую силу,
225. Оно служило приятным переходом к судьбе гораздо худшей.
Ни передышки не было, ни места для отдыха надежного;
Никто не смел вздремнуть или на время руки опустить:
Это был мир сражений и сюрпризов всевозможных.
Любой, кто был там, жил только для самого себя;
230. Все воевали против всех, с единой ненавистью
Кидаясь на умы, искавшие каких-то высоких благ;
Изгнали истину, чтобы она не смела даже голос подавать
И ранить сердце тьмы своим сиянием,
Или чтоб не могла она нести свет знания и поносить
235. Ту неизменную анархию установившихся явлений здесь.
Затем картина изменилась, при этом сохраняя сущность страшную:
Меняя форму, жизнь осталась той же самой.
Пред Ашвапати простиралась некая столица без государства:
В ней не было правителя, лишь только конфликтующие группы.
240. Увидел в ней он город древнего Неведенья,
Который был основан на земле, не ведающей Света.
Там каждый в темноте своей блуждал поодиночке:
Согласны были все там различаться лишь в направленьях Зла,