До февраля

Глава восьмая

Наташа медленно толкала по почти пустому супермаркету почти пустую тележку: на дне скорчились обезжиренный творог, пачка молотого кофе и упаковка зеленого салата. У алкостеллажа Наташа замерла, не отрывая глаз от строя водочных бутылок, но почти силой передвинула себя к полкам с вином и задумалась.

Скучающая кассирша издали полюбовалась мизансценой, сверилась с часами в телефоне, хмыкнула и громко сообщила в пространство:

– Отпуск алкоголя прекращается в двадцать три ноль ноль!

Наташа будто не услышала.

Кассирша на тот же манер добавила:

– Местное время двадцать два пятьдесят четыре!

Наташа, покосившись на нее, выхватила из шеренги ближайшую бутылку, поставила ее в тележку и направилась к кассе, на ходу извлекая из сумочки зашумевший телефон. На экране появился мужской портрет, под ним сообщение. Наташа замерла, сосредоточенно покусывая губу.

Выпрямившаяся было кассирша опять откинулась на спинку кресла и подала сигнал скучавшему в углу охраннику. Тот посмотрел на Наташу, на часы и придвинулся поближе.

Наташа, обдумывая каждое слово, напечатала ответ, развернула тележку, вернулась к стеллажу, поставила бутылку на место и, подмигнув кассирше, нашла и вызвала номер в телефоне.

– Эль, приветик, – сказала Наташа. – Прости, что поздно, вопрос жизни и наоборот. Других не бывает, точно. Завтра полчасика для меня не найдется? Укладка, всё. У меня обстоятельства, да. Двойной счетчик. Ну прости. Ты понимаешь. А что делать. В пять? Шик. Спасибо, родная.

Она подкатила тележку к кассе и разгрузила, широко улыбаясь. Кассирша, поймав взгляд Наташи, показала глазами на стоечку с презервативами. Наташа, оглянувшись, отмахнулась со смешком:

– Первое свидание, не положено.

И добавила, понизив голос:

– У меня их склад уже. Склад!

Кассирша кивнула и сказала, метнув испепеляющий взгляд на охранника:

– Вот что им еще надо, идиотам? С вас пятьсот семьдесят пять. Оплата по карте?

Она провела платеж и вернула карту со словами:

– Пожалуйста. Удачи, подруга.

– Всем нам, – откликнулась Наташа.

Аня ахнула и, распахнув глаза, выбросила руки перед собой. Пальцы в свежих пластырях мелко дрожали в такт срывающемуся дыханию. Через несколько секунд руки опали на одеяло, легкие перестали свистеть, а сердце с пулеметного темпа перешло на автоматный.

Аня, не шевелясь, повела глазами. Она лежала в привычном, вполне удобном и совершенно безопасном кресле, разложенном в положение кровати. Комнату заливали тишина и темнота, которую чуть расталкивал лиловым огоньком телефон возле подушки: что-то несрочное в мессенджере или паблике. На полу рядом с рюкзаком приткнулся учебник литредактирования, растопыренный вложенными вместо закладки очками. Софья сопела на диване.

Аня сердито задвинула телефон под подушку, тем же движением поворачиваясь на бок, закрыла глаза и быстро уснула.

Змей, застыв перед ноутбуком, вглядывался в экран. На экране было темное мутное фото с парой едва различимых силуэтов на крыльце издательства.

Змей смотрел очень долго и совершенно неподвижно. Наконец он выпустил изо рта пар, почти невидимый в полумраке, и принялся увеличивать фото, пока расплывчатая фигурка с серым пятном вместо лица не заняла весь экран.

Змей изучал это пятно, не шевелясь и, кажется, не дыша.

Часть третья. Это про нас книжка

Глава первая

Аня затащила высокую стопку рукописей в кабинетик, водрузила ее на крайний стул в ряду уже заставленных кипами старой бумаги и чихнула. Нахмурившись, взяла верхнюю папку и некоторое время баюкала, не раскрывая и глядя не на нее, а в сторону стола. Выдохнув, будто перед нырком, она решительно хлопнула папку обратно, села за стол, выдернула верхний ящик, извлекла оттуда рукопись в голубом скоросшивателе, бережно выложила перед собой, открыла и нырнула в чтение, попутно расстегивая сапожки.

В косяк открытой двери постучала Наташа.

– Архивариус в собственном соку. Привет-привет. Ты плачешь у окна?

– Здрасьте, – сказала Аня, стараясь не смутиться. – В смысле? А надо?

– Поколенческий гэп в чистом виде, – отметила Наташа. – Ладно, и так вижу, что сильная женщина. Girl’s power! Пошли, поможешь рельсы укладывать.

Она унеслась с цоканием. Аня, недоумевая, обулась, спрятала рукопись в стол и побежала следом.

Рельсы оказались, как и положено в пределах издательства, древними газетами и листовками. Теми самыми, что Аня частично собирала с пола накануне вечером. Но их правда надо было укладывать – на широченную низкую тележку, припаркованную у входа в конференц-зал. В проем тележка никак не проходила, Наташа с Аней убедились в этом, покорячившись в попытках придать транспортному средству диагональные и иные несвойственные положения. Пришлось действовать по схеме, сработанной, по словам Наташи, еще рабами Рима: выхватывать из колонны стопу, выносить на порог и бережно укладывать на тележку. Вдвоем это вправду было и легче, и менее противно: не требовалось прижимать пыльные пачки бумаги к животу.

– Мышь попадется – не ори, – предупредила Наташа, кивая, чтобы Аня взялась за очередную кипу со своей стороны. – И я попробую сдержаться. Раз-два-а. В ночи… Санэпидстанция… Травила… Порожек, осторожно. Ставим.

Они аккуратно, без шлепка, опустили на тележку гигантскую стопу газет и пошли за новой кипой.

– Нет чтобы сперва хлам вывезти, потом травить. Или хотя бы на дам тяжесть не сваливать. Сильный пол, блин. Раз-два.

– Можно было Павла подтянуть, – предложила Аня. – Крепкий такой вроде.

– Так нет его. Все крепкие задним числом, а как переднее понадобится – оюшки, никого. Так и не послала его вчера?

– А надо было?

– Предполагалось, честно говоря, такое развитие событий, – сказала Наташа напористо. – Так, берись здесь, вместе. Раз-два-три.

– Он интересное… предложил… Ретро-криминал такой, детектив… или, как это… Процедурал.

– Ох. Пышный про-це-дурак. Кладем. Ань, ну ты же видела, как он пишет.

Аня сдаваться не собиралась.

– Видела. Скучновато, но мысли есть, это главное.

– Шпаргалка моя была, поэтому мысли, – объяснила Наташа. – А от души он, как любой криминальный репортер, приучен излагать шершавым языком релиза, «нигде не работающий ранее судимый», да еще с юморком мусорским. «Удалая парочка охотников за чужими кошельками, выходя в изрядном подпитии на большую дорогу, еще не подозревала, что не одобренные законом приключения обернутся» – ну и так далее.

– Я послежу, чтобы так не было, – сказала Аня. – И предупрежу.

Наташа вздохнула.

– Ну, сама смотри. Проще-то послать, я его с этим намерением к тебе и отправила. А ты добрая, оказывается. Вот беда-то. Но еще не поздно.

Аня, мотнув головой, упрямо добавила:

– Там же еще интересно можно отыграть: текст Павла рядом с романом из архива, там как раз криминал.

– Ух ты, – оживилась Наташа. – Не зря я в тебя сразу поверила. Нашла все-таки жемчужину.

Они плюхнули на тележку очередную кипу газет и отдышались, незаметно разминая плечи. Обе выглядели усталыми, но бодрились.

– Ну, как – жемчужину. Начало – огонь, скандинавский нуар, но как бы у нас здесь. А потом автор включает Достоевского и немножко Крестовского. Стыд и ошибок куча.

– Эх, – сказала Наташа искренне. – Автор известный вообще?

– Вряд ли. Там псевдоним, тупой. И название фейс-палм.

– Эх-эх. А «у нас здесь» – это где, в Сарасовске, в области, в России?

Аня, подумав, с сожалением сказала:

– Не уточняется. Город наш, но не наш.

Наташа сделала восхищенное лицо, Аня, хихикнув, пояснила:

– В смысле, российский, но чтоб прямо Сарасовск – не уверена. Придуманный, конечно. Местами хорошо, местами совсем буэ.

– Пичалька. Привязка к месту или там к реальным событиям спасает, даже если херово написано. Ладно, раз начало хорошее, возьмем его. И финал сразу.

Аня виновато сказала:

– Я до финала не дошла. Стиль все-таки мешает, дебильный, и ошибки всё время исправить хочется. Потом, я бумажные книги для себя сто лет не читала, только учебники. Рукописи тем более.

– Привыкай. Сама выбрала.

– Ага. Он там в середке вообще Сологуба дает, но получается всё равно «Проза.ру». Очень жаль, конечно, вы правы.

– Задолбала выкать. Штрафовать начну.

Аня, снова хихикнув, поспешно кивнула. Наташа на секунду замерла и осведомилась:

– Слышь, мать, Сологуба и Крестовского же нет в школьной программе. И в программе программеров, хе-хе, тем более нет. Ты зачем их читала? И зачем с такой базой не на филфак пошла?

Аня повела плечом и с неохотой объяснила:

– Учителем не хочу, а остальная филология помирает.

– Помрешь мудрым не по годам неучем, – одобрила Наташа.

– Книжку в гроб не положишь, это моя бабушка говорила. А я думала: вот умрешь, я тебе в гроб обязательно…

Аня умолкла и заморгала, глядя в пол.

Наташа мягко сказала:

– В общем, ввязалась – добивай. Куски хорошие есть – прелестно, их и возьмем. А если Павэл-сэбя-нэ-по-товарищески нормальный лонгрид нафигачит – ох, сомневаюсь… Но ты права, они друг друга подопрут. Синергия, минус на минус и так далее. И не суетись, времени еще полно.

Глава вторая

Время тратилось удивительно быстро и бестолково.

Доверенные источники из пресс-службы УВД давно разбежались, а новая начальница – судя по голосу, инстадива, как это теперь принято в силовых ведомствах, – принялась снисходительно допытываться, есть ли у Павла Шевякова вообще опыт сотрудничества с правоохранительными органами, а потом предложила прислать по факсу официальный запрос с подписью и печатью журнала «Пламя».

Факс Паша последний раз видел лет десять назад, в существовании печати «Пламени» был совсем не уверен, а в бесполезности официальных запросов убедился еще в прошлой жизни. Отвечают на них длинными бесполезными отписками, к тому же на всякий случай жалуются начальству на непрофессионализм и наглость журналиста.

Поэтому Паша просто пошел в УВД ножками. Он рассудил, что уж поздороваться-то ни один следак, размягченный вчерашним профессиональным праздником, не откажется, тем более с корреспондентом, с которым общался сто лет назад, – а дальше уж как разговор сложится.

А он никак не сложился.

В здание Паша прошел без проблем, не пришлось даже размахивать просроченным удостоверением давно не существующей «Вечерки». Дежурный сержант за стеклом время от времени окидывал холл пронзительным взглядом, который, впрочем, не цеплялся ни за Пашу, ни за старичка и нескольких теток, подпиравших дальнюю стеночку. Теток в несколько приемов забрали с собой выскочившие из-за турникета сотрудники в штатском, старичка, пытавшегося невразумительно скандалить, осторожно вывела и отправила на такси (видимо, домой) пригожая капитанша. Место выбывших почти сразу занимали новые ходоки.

Наконец показалось знакомое лицо – с улицы, расстегивая куртку, вошел следак, который как-то слил Паше смачные подробности про тетку, зарубившую сожителя. Следака звали Русланом, фамилия вроде Бирюков или Банников, но как бы с опечаткой, сам немногим старше Паши, по итогам предыдущего взаимодействия не должен был остаться в обиде, поэтому выглядел идеальной зацепкой. За прошедшие годы Руслан особо не изменился: такой же тощий, в черных джинсах, черная же худи под темной курткой, – а хромал он, возможно, уже тогда, забылось просто.

Паша рванул навстречу ему, протягивая руку:

– Руслан, здравствуйте! С прошедшим! Я Павел Шевяков из «Вечерки», мы с вами как-то общались, если помните…

Руслан пожал руку, чуть замедлив шаг и ожидая продолжения. Павел торопливо начал:

– Я для журнала «Пламя» готовлю статью о резонансных преступлениях…

Руслан, не слушая дальше, ускорил шаг и, махнув удостоверением, проскочил сквозь турникет.

Красиво, подумал Паша, глядя ему вслед с презрением. Хоть бы звук издал, гаденыш. Чтоб тебе и на вторую ногу хромоту поймать, подумал Паша, и тут же отвлекся на вышедшего сквозь турникет подполковника, полного, седоватого и с улыбочкой. Его имени Паша не помнил в упор, но вроде встречал на пресс-конференциях и мероприятиях, которые бегал освещать.

– Здравствуйте, товарищ подполковник, – сказал он, подавая руку. – С прошедшим. Я Павел Шевяков из «Вечерки», у меня просьба к вам.

– Из «Вечерки»? – удивился подполковник, не выпуская руки. – Она же не выходит больше.

Паша смущенно засмеялся.

– Да, к сожалению, но я-то оттуда. Сейчас для журнала «Пламя» материал готовлю, во славу органов, про резонансные преступления, и большая просьба к вам…

– Это через пресс-службу, порядок такой, – сказал подполковник, по-прежнему фиксируя Пашину ладонь.

– Да она отфутболивает, вот я и решил напрямую, – признался зачем-то Паша, хотя уже понял, что толку от подполковника не будет, а вот вред – запросто.

– Понятно, – сказал подполковник, улыбнувшись пошире. – Отойдем-ка.

Он отвел Пашу, как детсадовца, за так и не выпущенную руку к застекленному сержанту, которому довольно звучно приказал:

– Моисеев, вот этого товарища запомни, пожалуйста. Журналист несуществующей газеты, сенсации ищет. Больше сюда не пускать, наглеть начнет – оформляй.

Он отпустил наконец руку Паши и сказал, улыбаясь совсем безмятежно:

– Свободны, молодой человек. Пока.

Паша посмотрел на него, на резко усилившего лицевую бдительность сержанта и сказал, вытирая ладонь о штаны:

– Вы чего ссыкливые такие стали, а? Есть что скрывать, да?

Подполковник немедленно убрал улыбку и спросил:

– Тебя прямо сейчас оформить?

А сержант вскочил и, уставившись на подполковника, поднял трубку старого телефона.

Паша, мотнув головой, быстро зашагал к выходу, чувствуя спиной взгляд двух пар глаз. Взгляд был не пугающим, просто мерзким, как пушистый налет на мусоре. А Паше даже дверью в сердцах шарахнуть не удалось: как раз для таких, похоже, случаев стоял мощный доводчик.

Отойдя от УВД подальше и с трудом успокоившись, Паша полез в записную книжку телефона, а потом и в давно забытый файл с контактами, сохранившийся, к счастью, в почте. Он набирал номер за номером – следаков, дознавателей, оперативников, помощников прокурора, от отчаяния даже фейсу одному звякнул, хотя зарекался не раз. Всё без толку: несколько абонентов оказались недоступными, остальные с разной решимостью, но отказались – рассказать, встретиться и вообще пообщаться.

Согласился только фейс, обрадовавшийся Паше как любимому кузену, но тут уже Паша сообразил, что речь пойдет совсем не о давно забытых днях, и вряд ли из этой беседы удастся когда-либо выпутаться, поэтому поспешно наврал что-то невнятное и развесистое про рекламный текст к спартакиаде военнослужащих, сумел нагнать на собеседника скуку и сумбурно распрощался, а потом на всякий случай внес номер в черный список. Так себе защитное заклинание, конечно, но других, если не бежать подальше, уже и не бывает.

По ходу бесед Паша высадил половину батареи, исшагал весь центр города, осип, порядком продрог и потерял всякую надежду. Начало смеркаться, машин прибавилось, времени не оставалось – завтра надо было ехать в район собирать материал для спецпроекта «Сарасовская елочка», затеянного мэрией в связи с неумолимым приближением новогодних праздников.

Паша давно знал Наташу и не очень ее любил, но помнил, что она держит слово, а пустобрехов не терпит. Соответственно, шанс у Пашиного текста, каким бы он ни получился, есть – особенно с учетом того, что Анька девка хоть мелкая и невзрачная, но вроде понимающая и добрая, вредничать при рассмотрении не будет, а может и помочь с редактированием. Но если текста или хотя бы его плана, способного обрасти фактурным мясом, не будет в течение дня-двух, то и шансов никаких не возникнет. Больше никогда. Придется сдыхать бессмысленным копирайтером – ну, или уходить в курьеры.

Паша почти смирился с такой перспективой и последние звонки совершал уже на автомате, бездумно повторяя ритуальные фразы – приветствия, поздравления, представления и пояснения цели, к которой стремится, – и уже безо всяких чувств жал отбой после неизбежного отлупа. Так, наверное, чувствуют себя наказанные стажеры колл-центров, банковских и бандитских, посаженные на «холодный» обзвон без какой бы то ни было перспективы отклика. И когда предпоследний, кажется, и самый, получается, мусорный звонок обернулся внезапным: «А, Павел, помню-помню, хорошая статья тогда получилась, давайте встретимся, есть что вспомнить» – от неожиданности он чуть не нажал отбой и покрылся жарким потом от ужаса в связи с этим. В коротком, но энергичном комментарии Паша чуть не пустил восторженного петуха, поэтому дальше в основном кивал, расплываясь всё сильнее.

Через пятнадцать минут он ерзал за столиком «Чайничка», изнывая от нетерпения и страха: а вдруг Бакеев не придет, или вдруг Паша его не узна́ет? Честно говоря, ни внешности Бакеева, ни обстоятельств знакомства, ни хорошей статьи, получившейся по итогам, Паша совершенно не помнил.

Бакеев пришел, Паша узнал его сразу, хотя тот сильно постарел, полысел и стал как будто ниже ростом, – и заметка тут же вспомнилась: про массовое отравление казахской якобы водкой. Ничего особенного, но хотя бы не стыдная. Для «Пламени» из этого ничего не вычмокать. Осталось надеяться, что Бакеев занимался не только паленым бухлом.

Уже через пять минут Паша спросил, едва сдерживая восторг: «Вы не против, если я записывать буду?» Бакеев кивнул и спросил с лукавой усмешкой:

– Достойная тема, считаешь?

– Не то слово, – заверил Паша.

Глава третья

– Но объемы там, конечно, – пропыхтела Аня, с подшаркиванием обходя спиной переполненную уже тележку, – просто перебрать… Жизни не хватит.

Наташа в тон ей пропыхтела:

– Так всё перебирать… и не надо… Задача – пяток непозорных выдернуть, и гори остальное… Кладем.

Они, тоненько охнув, водрузили кипу газет на холм, выросший Ане по плечи. Наташа продолжила, устало разминаясь:

– А так-то всё когда-нибудь кончается. Даже бумага. Как сейчас. Уфф. Неужто всё?

Она, пошатнувшись, заглянула в конференц-зал и негромко сообщила:

– Всё. И даже не вспотела. Ура.

Аня вяло обозначила ликование.

Наташа длинно выдохнула, заперла конференц-зал и с отвращением посмотрела на темно-серые ладони. Аня протянула ей санитайзер и крем. Обе принялись растирать руки. Наташа объяснила:

– Ремонт сделаем и нормальную постоянную редакцию здесь устроим. Спасибо, Ань. Теперь марш соцсети охмурять.

– Ы-ы, – сказала Аня, с радостным изумлением понимая, что с Наташей можно общаться легко и свободно, как с бабушкой и Софьей, а больше, пожалуй, ни с кем и никогда. – Может, еще погрузить чего?

– Молодежь любит выкладываться в ютубе и тиктоке, трындеть в телеге и мессенджерах и богически шарит в SMM, – назидательно сообщила Наташа.

– Огась. Но ой там ну-удные все… Кстати, Наташ. У нас же чисто областной проект? Из других регионов, тем более не соседних, читатели нас не интересуют? Поволжье там, Сибирь?

– Особо нет, но интернет-версия нонче поважней бумажной, а интернет один на всех. Так что грубо посылать никого не надо.

– Ы-ы, римейк.

– Ра-бо-та у вас та-ка-я, – нараспев сказала Наташа. – Первый номер спихнем – повеселее будет. Тележку старьевщики отсюда заберут, не трогай даже. Могли бы и загрузить сами, засранцы.

Она улыбнулась.

– Благодарю за службу, товарищ редактор. Ладно, я сегодня добрая: плюем на SMM. За проявленные героизм, стойкость и мужество… А, нет, девичество – так надо теперь, да? В общем, за это всё можешь пораньше свалить.

– Ага, только почитаю еще чуть-чуть.

– Маньяк, – восхитилась Наташа. – Я-то точно прямо сейчас валю. Дела, брат. А ты прямо сейчас беги в бухгалтерию, это восьмой кабинет. Там тебе объяснят, как карточку под зарплату оформить.

Аня, мгновенно просияв, хотела что-то спросить, но не решилась. Наташа сказала:

– Оклад милипизерный. Премии от тебя зависят: сданные и проработанные объемы, трафик, капитализация и другие страшные слова. Чмоке, я на телефоне.

– Спасибо, – тихо сказала Аня и часто заморгала.

Наташа, не услышав, зацокала прочь, но вдруг остановилась.

– Кстати, там рядом, в седьмом, машинистки от безделья изнывают. Можешь им эту хрень в перепечатку отдать, в телефоне читать всё удобней. И мне бы файлик скинула. Интересно же, что за шедевр нас ждал столько лет.

– Да там лучше фрагментами, я как дочитаю, выделю и отдам набирать, конечно. Целиком – ну, жалко же людей просто.

– До-обрая, – протянула Наташа и взглянула на часы в телефоне. – Умеешь заинтриговать. Пошли, посмотрим твою жемчужину.

– Можно я дочитаю сперва? – нерешительно спросила Аня. – Я прямо завтра постараюсь.

Наташа мотнула головой.

– Тут показывать надо. Не волнуйся, я быстро, мне ж бежать пора.

Пока они шли по коридору, Наташа вдруг сказала:

– Забыла тебе важную вещь объяснить. Редактор – человек, который переписывает с мудацкого на человеческий. Это не только замена ненужных слов нужными и не только выбрасывание лишних кусков. Автор, так часто бывает, сам не понимает, что написал. Он думает, что роскошный рипорт со скандального совещания принес, а там существенного только одна реплика в конце через запятую. Задача редактора – увидеть ее и заставить автора сделать новый текст из этой реплики, а старый выбросить нафиг. И ты всегда должна… Слушай, они, похоже, расплодились, пока нас не было.

Аня, сконфуженно оглядев кабинетик, вынула рукопись из ящика заваленного бумагами стола и протянула Наташе. Наташа отвернула обложку, хмыкнула над псевдонимом и принялась медленно листать.

– Я приберусь, простите, – покусав губы, обещала Аня.

– Я тебе деньги, пусть и маленькие, не за уборку платить собираюсь, а за… – рассеянно протянула Наташа и запнулась. – Вот это… Что?..

– Ну там сразу жесть, я говорила.

Наташа стремительно побледнела и замерла, не дыша. Только глаза ее раз за разом сбегали по строчкам вниз и вверх. Через несколько секунд она уронила рукопись на стол, но позы не сменила: так и стояла, уставившись на свою поднятую руку.

– Наташ, плохо? – перепугалась Аня. – Сердце, да?

Наташа вздрогнула и сделала шаг назад, потом еще один.

– Да, – сказала она. – Нет. Вспомнила просто. Шакалы, блядь. Нахер его.

– Наташа… – сказала Аня в ужасе и замолчала, потому что не понимала, как продолжить.

Наташа зажмурилась, от ресниц разлетелись крошечные капли. Она вжала пальцы в губы, будто чтобы затолкать обратно то ли слова, то ли крик, заполнивший горло, развернулась, вышла из кабинета и уцокала по коридору. Поодаль хлопнула дверь.

Аня растерянно подняла рукопись, оглядела ее и отложила. Подкралась к двери, прислушалась, замерев, и тут же поспешно отступила к столу. Дверь поодаль хлопнула снова, щелкнул замок, зацокали каблуки. Наташа в накинутом пальто и с сумочкой, не глядя на Аню, остановилась, покачиваясь, и велела:

– Нахер шакала, поняла?

Аня умоляюще спросила:

– Какого шакала, Наташ?

Наташа приоткрыла рот, захлопнула его, махнула рукой и отрезала:

– Ладно, потом. Всё потом.

Она развернулась и почти побежала к лестнице и по лестнице вниз.

Аня растерянно слушала затихающий цокот.