Прыжок веры
Следующие два дня я изучал рынок танцевальных и сопутствующих услуг. Оказалось, что на одном квадратном метре городской застройки столько же салонов красоты, домов высокой моды и студий танцев, сколько в Нью-Йорке прачечных. По всей видимости, грязные деньги у нас не отмывают, а сразу облагораживают. Бесконечные вереницы интернет-объявлений, расталкивая друг друга, заманивают юные дарования на первый бесплатный урок. Пришлось обзванивать знакомых, знакомых знакомых, их друзей и родственников, пока на «шестом рукопожатии» не наткнулся на самого себя как рекомендуемого эксперта. Да уж, пора составлять бизнес-план.
Озаглавив, по журналистской привычке, сей труд пафосным заголовком «Не шёлковый путь» и разукрасив его беспроигрышными банальностями: «Никогда не сдавайся», «Рвись на TV», я распечатал этот путеводитель и направился в банк опустошать казну. Один французский прозаик, страдавший по молодости неистовым романтизмом, сказал: «…Самая ангелоподобная из женщин не стоит того, во что она обходится, даже если отдаётся бескорыстно». Но ангелоподобных стриптизёрш, если верить Библии, не бывает, деньги я всё равно пропью, да и пошёл этот француз лесом.
Не желая откладывать свой великодушный жест, я созвонился с Кирой и попросил её вечером зайти. Она согласилась, предупредив, что вечером работает в стриптиз-клубе и времени у неё будет совсем немного. Так даже и лучше, не буду ходить вокруг да около.
Звонок, приветствия, лёгкий поцелуй – и мы уже сидим на кухне в ожидательной неловкости. Пьём кофе. Снова молчим. Отрепетированная речь, подчёркивающая судьбоносность момента, напрочь забыта. То ли денег стало жалко, то ли испугался прощальной развязки.
– Что-то случилось? – прорвала немую блокаду Кира.
– Что?
– Ты хотел о чём-то поговорить?
– А-а. Да. Точно.
Снова молчание. Я уткнулся в распечатанные листы бумаги, не соображая, что именно там нужно найти.
– Ты хотел мне что-то показать?
– Да, извини. Точно… Ты же помнишь наш последний разговор? Я имею в виду организацию студии танца.
– Конечно. Это же моя мечта, – Кира улыбнулась. – Но до неё ещё очень далеко.
– Понимаешь, любая девушка, проработавшая в стриптизе больше года, фактически из него не выбирается. За год она либо находит себе спонсора и живёт какое-то время как содержанка, либо стриптиз становится её образом жизни. Ночь и день окончательно меняются местами. Алкоголь, наркота сначала вызывают эйфорию, а затем психоз и увядание. И мечты так и остаются мечтами.
– Знаю, – сказала Кира, и в голосе её, к моему удивлению, не прозвучало ни грусти, ни безысходности. – Но у меня сейчас нет другого выхода.
– Никто не уладит твои проблемы. Только ты сама. Иначе они никогда не закончатся. Могу только подтолкнуть или дать пинок.
– Только попробуй, – Кира шутливо сжала кулачки.
Нет сомнений, она знала, на что подписалась и каковы перспективы её будущего. Я разложил перед Кирой листы.
– Я тут набросал план. Организация не займёт много времени, но главный вопрос – это аренда подходящего помещения. В центре ловить нечего, стоимость зашкаливает. Ты не потянешь. Окраины и пригород – тоже дорого, но посильно. Бухгалтерию можно отдать на аутсорсинг. Рекламу эффективней ограничить раздачей флаеров родителям возле школ. Вот смотри, я указал наиболее подходящие адреса, компании, телефоны. Почитай. Если будут вопросы, я постараюсь на них ответить.
Кира надолго погрузилась в чтение, я закурил. Пора совершить свой маленький прыжок веры.
– Но я хотела открыть танцкласс при школе. Аренда почасовая, и детям никуда выходить не надо.
– В школах дети либо учатся, либо бездельничают. Там даже компьютерные клубы загибаются, а за углом процветают. Я со многими людьми на эту тему разговаривал, все говорят одно и то же.
Я выложил на стол стопку новеньких купюр.
– Вот. Этого хватит на регистрацию и годовую аренду. Если за этот срок не выйдешь в плюсы, значит, уже не выплывешь. Бросай. У меня только одна просьба. Не трать деньги на другие цели. Всегда будет искушение отщипнуть на самые неотложные нужды. Воздержись. Договорились?
Кира смотрела на пачку банкнот и молчала.
– Это не в долг. Ты мне ничего не должна. Только потрать их по назначению. ОК?
И снова никакого ответа. Лицо застыло. Не было даже понятно: слышит она меня вообще или нет.
Моя голова, переполненная ожиданиями триумфа, начала трещать. Сомнения порождали каверзные вопросы, а раздражение подсказывало простые до цинизма ответы. Что я не так объяснил? Вроде же всё понятно. О чем тут ещё думать? Бери и радуйся свалившемуся счастью, пока я не передумал. Чего ей ещё надо?!
Я нервно закурил, Кира не шелохнулась. Продолжала слепо смотреть на деньги. Так, должно быть, смотрит на ароматную косточку, брошенную незнакомцем, голодная породистая псина. Сдохнет от своей благородности, но не прикоснётся.
Не выдержав бестолкового драматизма, я затушил сигарету, вложил деньги в Кирину руку и потянул за локоть.
– Тебе пора.
Кира встала и, как зомби, прошла к выходу.
Уже в дверях я снова попытался до неё достучаться.
– Ещё одна маленькая просьба.
Девушка подняла на меня отсутствующий взгляд.
– Позвони завтра, как будет время. Но если решишь, что я тебе больше не нужен, дай об этом знать. Не исчезай. Скинь хотя бы эсэмэску.
Она еле кивнула и ушла.
Что это было?
Признаться, совсем не такой реакции я ожидал. Конечно же, не как у героинь XIX века: «Она опять упала на колени, она целовала обувь и обливала её слезами, она обнимала его ноги и прижималась к ним, лепеча бессмысленные слова сквозь рыдания, исторгнутые радостью. Белокурые волосы поразительной красоты рассыпались ковром у ног этого посланника небес»32. Хрен там. Хоть бы смайлик прислала, что ли.
Роль благодетеля мне явно не удалась. Но почему такая реакция? Что это: паралич предельного отчаяния или уязвлённая гордыня в тисках нужды? Похоже, ответов на этой планете мне не найти. Отправился за ними в ближайший бар.
***
Весь выходной проторчал дома, таская за собой телефон. Никогда ещё не испытывал к нему такой привязанности. Регулярно проверял пропущенные звонки, читал рекламные сообщения, пытаясь найти в них скрытое послание от Киры. Освоил несколько приложений, утопил в унитазе, искупал в шампуне. Никто так и не позвонил. Даже Макар молчал.
В какой-то момент мне почудилось, что телефон зазвонил, выпрыгнул из рук, ударился головой об пол. Травмированный абонент поспешил скрыться с места происшествия, удалив все следы своего пребывания.
К телефону у меня противоречивые чувства. Ты мечтаешь, чтобы он заглох, но вынужден держать при себе, когда твоя карьера идёт вверх. Просишь его зазвонить, не выпуская за пределы акустического восприятия, стоит тебе оступиться на этой самой лестнице. И умоляешь это прослушивающее устройство забыть о твоём существовании, потому что единственный человек, который тебя не заблокировал, – это следователь. В настоящий же момент я практически слился с этой пластиковой железякой и готов был перехватить звонок, ещё до того, как штампованный разум обработает сигнал.
Но никто так и не позвонил.
К часу ночи, начисто потеряв терпение, я набрал телефон Киры.
«Вызываемый абонент недоступен. Ваш звонок был переадресован на голосовой почтовый ящик. Можете оставить сообщение после сигнала».
Что за хрень? Перезвонил. Та же женщина настойчиво советовала оставить сообщение. Набрал ещё и ещё раз. Другие советы барышня давать отказывалась.
Не может быть, не могу поверить. Но первые сомнения уже потихоньку заползали в голову. Батарейка села, успокаивал сам себя. Или утонул в унитазе, или разбил голову. Да мало ли что могло случиться. Мог и под самосвал попасть. Сомнения сменились тревогой. Теперь точно не успокоюсь. Хотя… Время-то позднее, она, должно быть, в стриптизе и телефон отключила. Надо съездить да все выяснить.
Позвать Макара? Нет. С этим делом лучше самому разобраться, только накачу для храбрости и пойду. Стакан за стаканом не приносили ни решительности, ни успокоения. Если бы решила поблагодарить – позвонила бы. Если захотела расстаться – прислала бы эсэмэску. А так изображает из себя кота Шрёдингера. Ни жив, ни мёртв, пока не откроешь коробку. Да и хрен с ней, пусть себе торчит в этой суперпозиции, в стальной камере, если быть точным.
Однако разум не терпит неопределённости. Он умножает, складывает, сопоставляет, но неизвестные ускользают, не желая подчиняться его логике. Особенно женщины. Поэтому либо смирись с их постоянно неопределённым состоянием, либо продолжай гоняться за их тенями в тёмной комнате. Найдешь только дверь в другую тёмную комнату.
Вот интересно, а стриптизёрш можно назвать лицами с пониженной социальной ответственностью? Тогда человека без гражданства нужно называть лицом с отсутствующей социальной ответственностью. А с двойным гражданством – с двойной или повышенной ответственностью. Так, что ли? Что за сраный бюрократический сленг.
Ещё стакан таких философствований, и я сам окажусь в этой чёртовой коробке. Надо выдвигаться.
Ночь четвёртая
В стриптиз-клубах за стойкой бара, где я и остановился, занимают места либо озабоченные нищеброды, либо опоздавшие для приличия, но всё так же озабоченные нищеброды. Для подтверждения своей теории заказал самого дешёвого пойла. Опрокинул. Та же фигня. Наверно, бармен решил осчастливить, или атрофия восприятия отменила классовые различия алкоголя. Да и ладно, заказал ещё.
Из-за соседнего шумного стола, уставленного бюстами, поднялась Марго и, подставляя обслюнявленную щёчку, расплылась в приветствии.
– Какие люди!
С трудом поймав руками её лицо, я послушно нанес на её физиономию ещё один слой бесцветного грима.
– О-о-о! Да ты уже кривой, – отстраняясь, фыркнула она. – Дальше бара пройти, что ли, не смог? Пойдем, так и быть, посажу.
– Да нет. Мимоходом заскочил, – заплетающимся языком ответил я, – выпить да в туалет сходить.
– Вижу, с первой задачей ты уже справился, – с усмешкой произнесла Марго, – а что один? Где твой закадычный дружбан?
– Да бог его знает. Я за ним не слежу.
– Не понимаю, что ты в нём нашёл. Вы же такие разные. Ты бы вообще-то с ним поосторожней. Мутный он какой-то.
– Нормальный мужик. Безотказен, как автомат Калашникова. Ни в воде не горит, ни в огне не тонет.
– А ты хоть раз из Калашникова стрелял?
– Нет, – не понимаю зачем, соврал я.
– Откуда тогда знаешь?
– Так из него разве что медведи не стреляют. Тем больше по душе – подойти поближе да порвать. Только не спрашивай, стрелял ли я из медведя.
Боже, что за пургу я несу! Поморщился собственному идиотизму, замотал головой, пытаясь вернуть здравомыслие. Надо выяснить свой вопрос и сваливать.
– А что Киры не видно?
Марго изучающе на меня посмотрела, обдумывая ответ.
– Честно говоря, думала, она с тобой. Вчера шоу отыграла, собрала вещички и сбежала. Даже не попрощалась ни с кем. Охраннику только сказала, что увольняется и больше не придёт, – Марго усмехнулась, – значит, нашла себе другого папика.
Башка затрещала, как будто с разбега влепили пощёчину. Я начал медленно сползать со стула.
– Эй, с тобой все в порядке?
– Да нормалёк, нормалёк, – пробормотал я, – чуток перепил.
Облокотившись на барную стойку, осушил недопитый стакан.
– Тебе что, до смерти ужраться хочется?
– А почему бы и нет?
– Ну, пока ты ещё живой, ответь-ка мне на один вопрос.
– Валяй.
– Тут на меня знакомые вышли. Говорят, на мэрию в прессе накат пошел. И статейки такие еденькие, говнистые. В разных изданиях, под разными именами, но стиль, говорят, очень уж на твой похож.
– Пусть ещё почерковедческую экспертизу снимут, долбодятлы. Плевать мне на них с высокой колокольни. У них и без меня фанатов хватает.
– Так что? Сказать, что это не ты?
– Пошли их на хер, – процедил я и по запутанной траектории направился к выходу.
До холла добрался без особых происшествий. Пару раз толкнули меня, пару раз я пытался кого-то пнуть. Уж если и научила меня чему-то подворотня, так это тому, что тебе без разговоров бьют по яйцам. В итоге оказался прижатым мордой к зеркалу. Чуть не протрезвел. Это только женщины умеют превращаться из лягушки в царевну, из лебедя в принцессу, на крайняк в полночь – в Золушку. Мужики же после двенадцати превращаются в то, что смотрело на меня из зеркала. Даже не буду описывать. Просто представьте себе человека, который вызывает у вас рвотный рефлекс. Меня тоже стошнило.
Как добрался до дома – не помню. Пришёл в себя, когда уже пытался попасть ключами в замочную скважину. Судя по исцарапанным пальцам, процесс этот был весьма трудоёмким, и мышечная память призвала на помощь отключившийся мозг. Упал на колени, упёрся лбом в дверь, она и открылась. Чудеса!
Прошёл в зал, опрокидывая вставшие на пути предметы, и рухнул на подкосившийся диван. Закурил. Какая-то сегодня херня произошла? Что-то вывернуло всё внутри. Не помню. Но чувствую – прежним мне уже не быть.
Проснулся далеко после полудня. Голова раскалывается, болит затёкшая шея, холод лихорадит тело, вызывая безудержную дрожь. Ни одеяла, ни подушки, носок и тот один. Надо идти в спальню, забраться под одеяло, отогреться. Но вместо этого лишь скрючиваюсь, поджимаю колени, пытаясь спрятать в них оледеневшие руки. Судорогой сводит лодыжки, гусиная кожа стягивает коченеющую плоть. Да что ж такое! В отчаянии причитаю, произнося бессвязные, безадресные мольбы. Уговариваю, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Но кто их услышит? Хоть заорись. Нужно вставать.
Как ржавый железный дровосек, изгнанный из волшебной страны, стал пробираться на кухню сквозь чащу срубленной мебели. Спасительный аспирин обнадёживающе зашипел в стакане воды. Бросил ещё пару таблеток. С трудом проглотил помутневшую жидкость и ринулся в спальню. Зарылся с головой в сугроб одеял и подушек, стал призывать потепление. Понемногу согрелся. Сразу захотелось курить.
Клик телефона в кармане брюк известил о получении эсэмэски. Если от Киры, один чёрт я уже всё знаю. Но всё-таки достал сообщение. Очередной застройщик объявлял о катастрофическом обвале цен. Макара на вас нет, придурки. Пора ему, действительно, позвонить, раскаяться в собственной глупости.
«Вызываемый абонент недоступен…». Да нет!
Да. «Вызываемый абонент недоступен…».
Набрал номер Киры. «Вызываемый абонент недоступен…».
Жесточайшая явственность произошедшего вызвала истерический хохот, судорожные конвульсии, пока наконец потолок не поплыл, и я вырубился.
Последняя ночь
Пришёл в себя, когда за окном уже темнело. Полное опустошение, никаких эмоций, никаких желаний, курить и то не хочется. Посмотрел на часы – девять вечера. Проспал целый день. Теперь всю ночь в депресняке бродить. Жизнь – бесконечная помойка. Моя квартира уж точно.
Пару часов понадобилось, чтобы навести хоть какое-то подобие порядка, отмыться и снова взгромоздиться на кровать. Мысли остановились, угрюмо избегая прошедших событий. Включил телевизор, таращился в говорящий экран, не понимая ни слова. Надо себя растормошить, а то сдохнешь и сам не поймёшь. А может быть, уже сдох? Не-е-ет. В испуге замотал головой и побежал заваривать кофе. Какая всё-таки человек жизнеохотливая скотина! Всё цепляется и цепляется даже за никчёмную жизнь.
Горячий кофеин заставил колотиться сердце и снова перелистать пролетевшие дни, как учительница заставляет нерадивого школьника повторить невыученный урок.
Кира. Жалко ли мне было денег? Наверное, нет. Их я успел оплакать ещё до того, как расстался с ними. Обида? Развели как последнего лоха? Есть, конечно. Но как очаровательно сыграно! Можно сказать, что жертва испытывала предсмертный оргазм. Поистине добродетельно. Много бы отдал, чтобы со стороны понаблюдать за этой трагикомедией. Но и это не суть. Какое-то чудовищно тягостное понимание, что мир стал другим и серые краски будут неизменно присутствовать даже в восходе солнца; что искренний порыв, на который оставалась ещё способна высохшая душа, разбился о расчётливое бездушие.
Что толку ковыряться в прошлом. Страницы не перепишешь. А будущее уже закончилось.
Я снова уснул. На этот раз пришли сны. Вязкие, тяжёлые. Как будто сумрачным мыслям уже тесно в реальном мире, и зловеще торжествующий разум в мстительном угаре перешагнул невидимую грань бытия, преследуя разгромленные чувства.
Проснулся от телефонного звонка. Долго не мог сообразить, в каком мире я нахожусь. Всё перепуталось: день и ночь, явь и сон – кругом темнота. Время – два ночи, а телефон трезвонит без умолку. Неизвестный номер. Кому я ещё мог понадобиться?
– Алё.
– Это Макар.
Вспышка ярости обожгла меня.
– Ты куда, на хер, пропал? – заорал я в трубку.
– Не кипятись, – устало ответил Макар, – раньше не мог. Целый день с ментами. Да и не знал, как сказать.
– Что случилось?
– Мы с Кирой попали в аварию. Она в реанимации.
Я сжал трубу, как спасательный трос, который вот-вот оборвётся. Стало трудно дышать. Ловя ртом воздух, слушал голос Макара.
– У Киры мать больна тяжело. Рак. Заболела, когда ещё Кира была парализована. Сначала молчала, а потом сказала дочери, потому что выхода не было. Кира думает, что это из-за неё, себя винит. Она и на ноги встала после этого. Все накопления и заработки матери ушли на лечение Киры. На себя денег уже не было. Набрали кредитов, продали машину, квартиру в центре, купили домишко в пригороде. Кира училась, подрабатывала, где могла. Перебивались. А весной у матери обострение. Кира тогда и пошла в клуб стриптизёршей.
Когда ты ей дал деньги, она уволилась с работы, промучилась остаток ночи, а утром поехала к знакомому контрабандисту и купила на все деньги несколько флакончиков жутко дорогого израильского лекарства. Можно сказать, что автомобиль среднего класса уместился в женскую косметичку. А потом позвонила мне и попросила отвезти её к матери.
Я только к вечеру освободился, и мы поехали. Кира то плакала, то смеялась, про мать рассказывала и всё просила, чтобы я тебя уговорил на неё не сердиться. Мол, доброе ты дело сделал. Потом уснула. Я даже обрадовался: дождь идёт, дорога мокрая, а она в ухо тарахтит. Расслабился, наверное, тут на дорогу этот пацан и выскочил. Я по тормозам, выкрутил руль, с дороги вынесло, машина на бок, несёт по мокрой траве. Там пенёк был. Мы в него сначала вмазались, а потом ещё в дерево.
У меня рука сломана и рёбра помяты, а на Киру весь удар пришёлся. Я её еле из машины вытащил, донёс до дороги. Пацан сбежал, телефон не ловит, дорога пустая. Наконец какая-то шоха появилась. Я тормознул, чуть под колёса сам не лёг. Там дед перепуганный. Уложили Киру на заднее сиденье и погнали в райбольницу. Поставил там всех на уши. Киру сразу в операционную, меня в гипс. Короче, приезжай. Я тебе адрес и метку сейчас на вацап скину.
Макар отключился. Я разжал онемевшие пальцы, резко вскочил – голова закружилась, чуть не шлёпнулся. Спрессованный клубок событий и паранойи оглушил сознание. То, что я похоронил внутри себя, ещё боролось за свою жизнь. Так же, как и несчастная девушка. Её душа бродила между мирами.
Переведя дух, собрался с мыслями. Время третий час. Надо вызывать такси и сообщить Дарье, что завтра на работу прийти не смогу. Звонить поздно, отправил эсэмэску. Дарья перезвонила через секунду:
– Что случилось?
– Макар с Кирой на трассе в аварию попали. Сейчас в районной больнице. Поеду к ним.
Короткая пауза и ровный, безапелляционный тон.
– Буду через полчаса.
***
Дорога. Под нахрапистый рёв мотора свет неоновых фар раздвигает бесконечно глубокий занавес темноты. Тем же маршрутом, сквозь ту же вязкую стену дождя, на той же безрассудной скорости и, возможно, с тем же печальным концом. Да и чёрт с ним. Уже нет никакого желания цепляться за здравомыслие. Но какая-то сила словно сопровождает нас. Автомобиль стукается о края невидимого тоннеля, визжит от боли и взревев, снова набрасывается на тьму.
Где-то там, в самом её сердце ждут нас наши друзья. Судьба связывает людей по собственной прихоти, независимо от их мещанских или высоконравственных предпочтений. И идут они в связке, как альпинисты по гребню: сорвётся один – борются за жизнь все; обрежешь верёвку – дальше иди один.
Мы без конца слышим: люди хуже животных, не заботятся о своём потомстве, убивают ради забавы, придумывают всё более изощренные пытки. Но тогда почему в миг, когда водитель отчётливо видит перед собой приближающуюся смерть пусть даже самого никчёмного человечка, он неосознанно спасает его жизнь, но взамен – ставит на край пропасти свою и своих близких. И неважно, новичок за рулём или профи, верующий или атеист, – абсолютное большинство в этот момент отдают себя на милость Господа или судьбы, выворачивая руль. Почему отключается инстинкт самосохранения, самый главный инстинкт всех живущих на земле тварей? Можете назвать хоть одно животное, способное на такое? Я – нет.
***
У входа в больницу курил Макар. Рука в гипсе, под глазами круги. Подскочившая Дарья ощупала, оглядела.
– Напугал, зараза! – выдохнула она, – только выйди из больницы, я тебе сама руки-ноги переломаю.
– Да ладно тебе, – скривил улыбку Макар, – всё равно без меня жить не можешь.
– Хорош трепаться, – прервал я их традиционные разборки. – Как Кира?
– Пришла в себя. Врачи говорят, теперь выкарабкается.
Я выдохнул и закрыл глаза. Как хорошо, что самое страшное уже позади! Выкарабкаемся.
– Она о матери спрашивала, – добавил Макар.
– Ну, так давай звонить.
– Звонил.
– И что?
Макар смотрел в сторону и молчал. Затягивался, будто это последняя сигарета.
– Что ты завис? – заорал я, – не тяни жилы.
Макар наконец посмотрел на меня и негромко, почти виновато сказал:
– Скончалась она. Вчера ночью.