– Пусть будет «отлично», если ты так считаешь, – снова вклинилась в сознание Амина-вторая.
– Да, спасибо, пусть будет так! И только так!
– Тут же как… На обусловленном уровне все взаимосвязано: все, что мы вкладываем в мир, неизменно возвращается к нам! Все прилетает к нам бумерангом. Ты говоришь «отлично», значит – тебе и вернется высшая отметка.
– Точно, так оно и происходит!
– Конечно, точно!
– Разве это кто-то отрицает? Я всегда придерживаюсь этого же мнения… даешь миру добро – вернется сторицей… так что…
– Вот и очень хорошо! Я – безгранично рада! Безумно рада, что у тебя все отлично! Пусть будет и дальше легко и гладко! – неожиданно хлестко оборвала Амину незнакомка, резко развернулась и пошла прочь. Амина только и успела вслед послать ей короткое: «Счастливо Вам!» – как та бесследно растворилась за ближайшими деревьями. Недоумевающая Амина не успела усмотреть, когда отстраненная «зеркальная» парочка на дальней стороне полянки разошлась, – сейчас никого не было. «Мозги совсем набекрень в последнее время!» – отрешенно подумала про себя Амина.
Солнечный блин, пульсирующий бесконечным позитивом, еще не успел подняться достаточно высоко, но его жгучие, безжалостные, всепроникающие щупальца уже нещадно обжигали землю. По бескрайне-голубому небесному полотну плыл один-единственный золотистый, кружевной облачный пухлявчик, похожий на космогоническую сонную рыбу.
Утренний жар предвещал тягостный, мучительный и неприятный день… Крохотные надоедливые мушки одна за другой так и липли на открытые части тела, – на мордочку и верхние лапки, не отставали и непримиримо тиранили. Амина без конца и края отмахивалась от нервной назойливости мелкоты.
«Достали, достали, достали! И что им от меня надо-то?» – Никак не могла взять в толк черноглазая красавица.
Возле задних лапок муравьихи прошелестел небольшой скользкий сопливо-зеленый шнурок и скрылся в густой траве.
«Ну-у-у, и где я? Где я сейчас? Что же будет дальше? Кто мне может помочь?» – одна за другой беспокойные мысли молниеносно вырастали до самых заоблачных небес и становились могучей, непреодолимой каменной стеной. «И ведь, на самом деле, не все так уж и отлично, если чистосердечно признаться себе самой!» – Амина тяжело вздохнула и вспомнила недавнюю гостью.
– Ты что-ой-то тут делашь? – неожиданно перед мечтательной Аминой вырос незнакомый муравей. Откуда он возник – Амина не смогла объяснить себе даже после его ухода. Просто вдруг молекулярно проявился, по-видимому, сняв волшебную шапку-невидимку, из нагретого лесного воздуха – как сказочный джинн. – Привет-привет, странствующий колобок! Давай-давай, рассказывай, как тут очутилась!
Первый раз в своей жизни она видела такого необычного темно-бурого великана, как ей показалось, с внушительный грузовик-многотонник. Выразительные, почти прямоугольные серо-зеленые глаза пристально смотрели на нее, внимательно изучая муравьиху, по вискам путешественника лениво сползали капельки пота. Бесконечно-длинные седоватые усики незнакомца слегка шевельнулись, похоже он не собирался никуда уходить, не получив ответа. На его безразмерной кочерыжке, как влитая, сидела белоснежная пластиковая каска, такого же цвета – комбинезон из воздушного материальчика украшенный шоколадного цвета незатейливой двойной пирамидой-эмблемой. Из-за широченного проподеума9 выпирал еще более мощный рюкзак, на который со всех сторон было понакручено бог знает чего: какие-то потертые временем, отдаленной грязно-голубой расцветки полиуретановые коврики, аккуратно упакованные фольгой прямоугольные свертки, поверх которых грустили нашлепнутые многовековые, выцветшие этикетки с напечатанными когда-то радужными штрих-кодами, парочка фонарей: один – в довольно странном, округлом корпусе, скорее всего, – водонепроницаемый, солидного вида, размером с футбольный мяч, другой – совсем миниатюрный, будто бы игрушечный, с вытянутой ребристой ручкой и приплюснутой лампой, и запасная каска, формой и цветом в точности копирующая абрикос. В правой лапке он уверенно держал небольшой топорик с зачехленным лезвием. По окраске этого самого проподеума – муравьиной спины – отмечается высокая степень родства между собой некоторых видов муравьев. Именно на этой добродушной теме «родства особей» и застопорилось дальнейшее развитие каких-либо других мыслей беременной особи. Она прекрасно понимала, что представший перед ней муравей – несколько иного, чужеродного вида, и как он себя поведет в возникшей ситуации – вот главный вопрос. Но фимиама фатальной опасности, который обычно «маячит» издалека, она не ощущала, значит все должно быть в полном порядке. Невольно озадаченная появлением гостя, муравьиха несуразно моргала, глаза ее беспокойно бегали, словно сумасшедшие белки в колесном замкнутом круге, но сама она пребывала в позе окоченевшего белого медведя.
– Э-э-эй, слышишь? Слышишь меня? Я спрашиваю, как ты тут оказа-а-ала-а-ась? – незнакомец попробовал остановить стремительно мчащийся гоночный автомобиль мыслей муравьихи на скоростном шоссе жизни, но все попытки казались наивно-безуспешными.
Он широко и мягко улыбнулся сидевшей, которая казалась беспомощно заледеневшей, и в тот же миг его арктическая каска покосилась, поехала и чуть было не упала с затылка. Беззаботная выходка «веселой белой каски» позабавила Амину и ее матовые мандибулы слегка приподнялись.
– Да, я…
– Да!
– Я тут проезжала мимо? – с хрипотцой в горле начала оправдываться Амина. – Проезжала, и вот получилось… п-п-получилось…
– В каком эн-н-нто смысле «проезжала», разрешите Вас спросить? Проезжать-то как тут? Тут со всех сторон – никак не проехать, не пройти! – бурый великан недоуменно смотрел на нее и пытался понять, про что она рассказывает, все также продолжая держать широченную добродушную улыбищу. – Ты здесь не одна, что ли?
– Почему? Одна я тут… Вроде бы одна!
– Одна или не одна, не пойму? Тебя выбросили? Что случилось-то? – бесконечные вопросы так и сыпались колючими стрелами из любопытного прохожего, а ответы? Ответы не спешили рождаться в легком молочном тумане, в коем пребывала лесная путешественница.
– В смысле? А-а-а, ну да! Вот получилось так, что меня везли в город… Во-о-от… везли в город…
– Так-так-так!
– Да-да, везли в город… А потом, кажется, что-то случилось… Что-то случилось, что-то произошло! И я совсем не помню… не помню, что произошло, – она безмятежно сложила лапки на аккуратно выпирающем петиоле – стебельке, соединяющем брюшко с грудкой, который еще недавно был совсем узким, а сейчас стал непривычно кругленьким. – Что еще рассказать? Когда мы отправились в дорогу, был вечер? Вечер же?
– Ты это меня спрашиваешь? – муравей наклонил мордочку.
– Нет, я думаю… вроде бы вечер был… я так думаю, что был вечер…
– А-а-а, ну хорошо, а дальше? Все же когда Вы, обращаюсь к Вам лично, а не ко всей компании, с кем Вы ехали, так вот, Вы лично поехали в городок или куда Вы там поехали? Куда Вы изначально направлялись? Цель была какая-то? – муравей пристально разглядывал Амину. – В каждом отдельно взятом случае, можно сказать, что практически – в каждом, любой муравей, независимо от статуса, настроения и много еще чего, каждый муравей когда отправляется куда-либо, имеет определенную цель, конечный или промежуточный пункт назначения, так сказать. В Вашем личном случае был пункт назначения?
– Да-да, правильно Вы говорите, был пункт… все Вы правильно говорите, только вот…
– Конечно же, правильно говорю. Неправильно – совершенно невозможно. Если бы было «неправильно», то я бы молчал. И-и-итак, Ваш пункт наз-на-че-ни-я…
– Пункт – это все верно, но что-то не сходится! Утро сейчас, сейчас уже у-у-утро и я ничего не пойму! Все как-то закрутилось, запуталось, завертелось… мы поехали вечером, выехали вечером, а как тут оказались, в смысле – я оказалась, уже и не помню… и где тогда все? Странно… Ничего не могу понять, что произошло! Что… – потерянная муравьиха скорострельно выпалила все предыдущее с таким прицелом, что мол: «Я вам сказала как есть, а там уж сами разбирайтесь, что с этим делать, и как с этим жить», и могла бы, казалось, дальше продолжать нескончаемо тараторить в том же духе.
– Да уж-ж-ж, и я никак не пойму, – медленно с расстановкой перебил ее незнакомец, сделав вывод, что ничего толкового от странницы не добиться. – И никаких мало-мальских следов нет ни на траве, ни вокруг поляны! Следов преступления, так сказать, нет! И это не есть хорошо! – он окинул всепроникающим взглядом ближайшие окрестности и почесал горбинку на лобной лопасти10. – Просто вообще нет ничего, удивительно! Вроде ни-че-го и ни-ко-го! Главное, надо решить, что же все-таки делать тебе, то есть, теперь уже не только тебе, а – нам, и как дальше, куда двигаться! – еле слышно монотонно затарахтел незнакомец, и чуть добавив громкости, произнес: – Тебе в любом случае надо добраться до города! Тут же тебя не оставишь! Сейчас что-нить придумам. Раз уж я тебя встретил, то надо помочь, как же без помощи ты одна-то?.. Сейчас придумам, придумам!
– Спасибо Вам, за… – снова начала было хрипеть Амина, но муравей уже спешил от нее куда-то бегом.
Глава 3
БЕЛЫЙ
Так уж складываются, словно проявляются и множатся незатейливые нетканые, суматошные узоры слепого лабиринта фатума, словно вырастают хрупкие, ажурные многоэтажные домики из легковесных спичек, простейшие, как прозрачная горная речная вода без ядовитых примесей, или узорно-замысловатые, наполненные и разбавленные всевозможными химическими бромами и магниями (тут уж не нам решать), судьбы с великого благословления звезд: жизненные пути Эйва и Ронда постоянно пересекались, а если говорить точнее, они просто всегда пролегали рядом, сочно притерлись бок о бок, и сиамскими близнецами параллельно шуровали на ручной дрезине по рельсовой колее. Можно сказать, практически, одна общая судьба (незатейливо-прямолинейно-упорядоченная) на двоих с еле-еле заметными отличиями, пятнистыми вкраплениями, но, если разбираться с дотошной скрупулезностью, то у многих рабочих особей жизненные пути-дороги параллельны относительно друг друга, словно правильно сложенные железнодорожные рельсы. Так и идут, бегут, текут, грустят и радуются, слаженно и упорно, однозвучно и бесконечно – одна возле другой (правая тянется возле левой, а левая – соседка правой), временами исчезая за легким, иногда неожиданным, поворотом событий, и снова, явственно проявляясь где-то вдали, нарастая и затухая, но не изменяясь до самого призрачного горизонта…
Эйв провел с Рондом около пятнадцати лет в одном прекрасном интернате, входившем в двадцатку лучших учебных заведений страны, – с самого рождения до выпуска в «большую жизнь», такого стандартного, такого трудового и такого безродного. Вместе с ним он успешно проходил техническую специализированную практику на протяжении одного года на крупнейшем городском учебном комбинате, по окончании которой, со звездными оценками, их беспрепятственно приняли на завод, ставшим за годы родным и любимым, вместе с ним и еще двумя десятками таких же бедолаг-товарищей, они горбатились целых три месяца, нескончаемо-длинных девяносто дней, на богом забытом урановом заводе, куда они умудрились попасть в наказание из-за нелепой оплошности старшего бригадира во время ночной смены, вместе с ним он шестой год посвящает заводу радиотехнических деталей и уверен, что будет работать с ним до конца жизни.
«А-а-а, иначе и быть не может! Это же настолько очевидно! Вместе так и будем работать и работать!» – постоянно категорически восклицал по этому поводу Эйв. Он безоглядно верил, что работа и стабильность – это самое главное в его жизни, как в судьбах миллионов и миллионов, и миллионов таких же, как и он, перепончатокрылых особей.
«Мы все рождены были для работы! Мы все – любимые дети своей необъятной страны, и любим ее безоглядно! Любим ее!» – прямо и бесповоротно гласил Устав Общества в своей первой всеустанавливающей статье, давая понять, что государственные высокопоставленные мужи искренне, то есть от всего великого своего сердца, радеют за права всех граждан, и, в первую очередь, за «всеобщее право на труд». Знать и выполнять все Уставы и Кодексы, а их набиралось что-то около двух десятков, считалось обязанностью каждого полноценного гражданина независимого Государства.
«Знаете, друзья мои, скажу так… Может и немного высокопарно, но совершенно доступно, совершенно просто, совершенно… Тяжелейшим духом всеобщей трудовой повинности проникнута вся наша жизнь, мы упахиваемся с утра и до ночи, и готовы продолжать вкалывать и вкалывать, и все это – на благо любимой Родины!» – однажды в темно-лиловый вечерний час, когда рабочий день убийственно пригвождал еще один выдохшийся цифирный значок, так, между делом, легко и философически выдал притомленный Ронд, который и не хотел произносить ничего этакого, но оно само собой родилось, выдохнулось из него вместе с усталостью, эта довольно простая, но глубокое выражение раз и навсегда мелкой занозинкой запала в сознание Эйва.
Грустный, мрачноватый, а временами и до неприличия нудный, Ски появился в А-745 два с половиной года назад, после несправедливого (как считали некоторые особи) увольнения, или как это принято называть – после «устранения», предыдущего третьего жителя квартиры, Лерца. Полное имя – Лерц А-79АК, хотя как его звали целиком, уже совершенно точно никто и не помнил. Он добросовестно оттарабанил на крупнейшем концерне радиостроения больше трех десятков лет. Законопослушный работник, передовик производства, в одно октябрьское утро непростительно простудился и после традиционного трудового ритуала, то бишь после рядового одиннадцатичасового рабочего дня, замертво слег в постель. На следующий день радостным солнечным зайчиком помаячило призрачное счастье – по внутренне-домовому графику выпало именно его домашнее дежурство, и поэтому ехать на родной завод и дарить свое драгоценное здоровье во благо механического бессердечного собрата не требовалось. Кое-как отработав по здешнему невеликому хозяйству, беспросветно квелый Лерц, собравшись со всеми неземными силами, отправился за свежим нектаром к жизненному ключику, который в то время находился почти в часе ходьбы от родного дома. Вполне прогнозируемые и неизбежные события развивались далее в жутко-активной арифметической прогрессии. Вынужденная осенняя прогулка на дико-свежем воздухе под моросящим холодным, смердящим дождиком не помогла, а только навредила больному муравью. Вернувшись с двумя десятилитровыми канистрами нектара домой, он совершенно обессиленный безнадежно завалился у самого порога квартиры, потеряв сознание.
Когда Ронд и Эйв приехали с работы, они застали бедолагу в беспомощном состоянии: болезненный жар не отпускал муравья ни на минуту, казалось, что под тонкой кожей больного пылает безумно-огненный пожар, готовый вырваться наружу. Три коротеньких дня, выделенных участковым врачом на выздоровление больной особи, ничего существенного не изменили. Дежурящий на следующий день Ронд прилежно ухаживал за собратом, распластанным на кровати, как на предсмертном одре, неприлично-высокие градусы спасительно снижались буквально на час, но, достигнув нормы, температура снова вздымалась, и неизбежно виделся только один путь: трудолюбивый Лерц свое безупречно отработал, и его, не иначе, как устранят. Именно это и произошло. По истечении трех мимолетных суток врач добросовестно зафиксировал «невыздоровление пациента и невозможность выхода на работу». Злосчастная метаплевральная железа11, отвечающая за выработку антибиотиков, которая защищает муравьев от всевозможных бактерий, была повреждена. По Кодексу о Привилегиях Лерц лишался какого-либо права на рабочее место – кому нужен больной муравей?
Эйв и Ронд попытались заступиться за товарища, написав братское прошение об отсрочке на время восстановления здоровья дополнительную объяснительную и положительную характеристику, обращая внимание руководства на значительный стаж и заслуги отличного в прошлом работника, но ничего, увы, не помогло. Приговор был безжалостным, суровым, и бесповоротным, без какого-либо апелляционного рассмотрения. Невеликое ежемесячное денежное пособие, которое полагалось к выплате при устранении с места работы первые полгода на поддержание жизнедеятельности, было ничтожно мизерным, совершенно ничтожным и совершенно мизерным, фактически хватало всего лишь на неделю…
«Ты представляешь, Ронд, месячное пособие – на неделю!» – неистово говорил Эйв своему другу. – «Как жить-то при таком раскладе? Можешь ответить на вопрос? Прямой вопрос – прямой ответ! А, ведь, ответа-то и нет! Дней-то в месяце значительно больше, чем одна короткая неделя, на которую тебе хватит этого самого пособия! Или это только так кажется? Вот такая она – реальная жизнь… Те, кто на самом верху, не понимают, как нам тут живется…»
Одним словом, при таком раскладе муравьям, живущим на пособии, приходилось голодать. А для больного Лерца недостаток еды был самым худшим лекарством. В двухнедельный срок Лерца выселили из комнаты А-745, собственности предприятия, ведь он уже не был сотрудником радиозавода. Товарищи его поддерживали, как могли, но кардинально что-то изменить, были не в силах.
Существовал еще достойный вариант решения жизненного вопроса – устроиться на работу, но найти постоянное место, да еще и с жильем, или с достойной заработной платой, чтобы хватало на оплату жилья, было нереально. Сменить профессию и попытаться зарабатывать себе на хлеб насущный каким-то другим путем, Лерц не мог в силу возраста и особенностей характера. Он всю свою жизнь отдал служению одному-единственному предприятию, и, теперь как отработанный шлак, был выброшен на помойку.
Ни Эйв, ни Ронд не знали, как сложилась дальнейшая судьба Лерца, а через месяц-другой они и вовсе не вспоминали «однополчанина»: трудовые будни отнимают все душевные силы и заставляют думать только о настоящем. Ни о дальнем прошлом, ни о ближайшем будущем – размышлять практически нет ни настроения, ни сил, ни времени, ни желания.
– Лерца с нами нет, да и, возможно, вообще нет нигде… хотя… – как-то, спустя неделю после устранения Лерца, Эйв сказал Ронду, – наш Лерц будто бы канул в далеком и невозвратном прошлом, отдав свой долг перед… – и тут Эйв замолчал, не зная перед кем надо отдавать долг, и, спустя минуту, все же решил закончить начатую тираду. – Он отдал долг, наверное, перед Государством… тут уж я не знаю.
– Да ты все правильно говоришь, старина! Правильно! – Ронд решил поддержать товарища, видя, что тот сомневается. – Жалко, что нет с нами Лерца, очень уж привыкли мы к нему.
– Жалко, точно…
– Но жизнь такова, что вчера – он, а завтра – может, и мы… никто не знает, что будет за поворотиком судьбы… всякие бывают повороты – и плавные, и резкие…
– Это точно, жизнь – она такая… хотя ведь, мы всегда слепо верим в завтрашнюю стабильность – разве не так? У нас есть работа и мы даже не задумываемся, что можем оказаться на месте Лерца…
– Не задумываемся, потому что нет времени. Просто пашем бесконечно на своем производстве и все…
Память (еще та зараза) которой свойственно быть избирательной, незаметно для друзей осторожно взяла ластик и, закрыв глаза и сердце, беспощадно затерла почти все странички о Лерце в Книге Жизни квартиры А-745. На освободившееся рабочее место из тысячи претендентов посчастливилось быть выбранному муравью по имени Ски. До того, как Ски очутился на Шестьдесят второй улице, он день и ночь смиренно тянул лямку на промышленника Пакса, младшего брата Тейка, старшим слесарем-сборщиком на конвейере автомобильного завода, и попал под масштабное, по меркам того времени, сокращение в числе еще добрых четырех сотен муравьев, которое нахлынуло холодной штормовой волной с внедрением современной, модной робототехники. Тогда, пять с лишним лет назад, подобный шаг переоборудования Паксом своего предприятия вызывал ироничные улыбки большинства магнатов, ведь содержание «живой» рабочей силы было намного дешевле, чем покупка дорогостоящего оборудования, да еще и требовались дополнительные финансовые вливания для постоянного обслуживания техники. Минуло всего два непродолжительных года, и Пакс признал свою очевидную трагическую ошибку, но потраченных вхолостую денег, естественно, уже не вернуть.
– Только тот, кто ничего не делает, не допускает ошибок! – с философским спокойствием констатировал Пакс. – И все же я уверен в том, что ближайшее будущее – за прогрессом! Наступит время всеобщей робото-жизни! Роботы заполонят наши заводы и наши дома, они не просто придут нам на помощь, а вытеснят нас отовсюду. Просто выгонят нас! Мы будем вынуждены уступить им во многих жизненных отраслях! Вот увидите, точно говорю! Это страшно звучит, но так и произойдет. Я считаю, что наш реальный мир сейчас почти готов сдаться на милость робототехнике, а что уж говорить о том, что будет через десять-двадцать-тридцать лет. Конечно, это не благо, нет, не благо, но от этого просто некуда, просто невозможно уйти. Скоро сами увидите, что говорю вам правду. Жизнь сама все расставит по местам!
На самом деле немногие муравьи верили словам Пакса, снисходительно кивая в сторону его недешевого промаха, но красавец-прогресс, на самом деле, неустанно вышагивает-бежит-торопится семимильными шагами, и тут уж вся зацепка не столько в словах какого-то там промахнувшегося в расчетах магната-промышленника, сколько в действительном, в практическом применении новых изобретений. Бесхитростные ученые с мировым именем и мозговитые чудаки-изобретатели раз от раза преподносят, закономерно или неожиданно, какие-либо сюрпризы-открытия: не только приятные и полезные в быту, но и совершенно бесполезные и, порой, даже опасные. Ведь как можно создать, например, безупречного робота-водителя? Сейчас, как раз, проводятся испытания автомобилей-беспилотников. Да, возможно научить механическое транспортное средство передвигаться согласно заданному маршруту, но ведь все жизненные коллизии невозможно учесть, внештатных ситуаций на дороге может быть сотни вариантов, и даже тысячи.
Компьютерная программа идеально считывает изменения и ошибки на дороге, всесторонне сканирует множество объектов при движении, оценивает внезапное появление пешеходов, вырабатывая и корректируя при этом алгоритм движения. Но ведь всего невозможно предусмотреть. Так, самый ординарный пример, когда рядовой робот-транспортник двигается со средней скоростью в «час пик» по намеченному маршруту по перегруженной трассе, и вдруг ни с того, ни с чего, останавливается, как вкопанный, а причина – довольно проста – впереди произошла простейшая авария. Один неосмотрительный водитель не смог вовремя сориентироваться в оживленном транспортном потоке, и его любимая машинка неожиданно воткнулась в другой автомобиль (и откуда он только вылез, черт его дери!) при перестроении на соседнюю полосу. Всё! Тупик! Стоят «мертвыми» эти, со всех сторон ругаемые, автомобильчики, которые наглухо запечатали не только полторы-две полосы, а и все движение наисложнейшей пробкой, и которую приходится объезжать, стоят авто и ждут транспортную полицию… Но поток проезжающих мимо транспортных средств нескончаем и робот будет ждать подходящий момент для проезда, но этот самый момент может наступить лишь через час, что вполне вероятно в данное время.
В повседневной жизни на месте «авто-беспилотника» девять водителей из десяти потихоньку начнут движение, эмоционально выпрашивая у коллег по дорожному движению пропустить автомобиль, и его, безусловно, пропустят из солидарности: не второй-третий, так пятый автомобилист. И таких незамысловатых ситуаций на городских дорогах – бесконечное множество. Так что, вывод вытекает один-единственный – роботы не всегда могут спасти мир! В одном точно Пакс был прав, когда говорил, что «жизнь расставит все по местам».
Все техническое оборудование, «современное и надежное», как безоговорочно говорилось в аннотации, закупленное Паксом, и выходившее из строя с завидной до неприятности стабильностью, демонтировали в одночасье и тут же направили на металлургический комбинат в Вурдекс-9, где оно обрело новую жизнь. За два следующих дня был принят новый персонал, и заскучавший было конвейер автозавода, снова задышал, забурлил, зашумел с возрождающейся силой. Из тех четырехсот муравьев, что были устранены с завода Пакса, в живых осталось около полусотни (жесткая, суровая жизнь без постоянного места работы, к сожалению, не щадила никого!): им-то и повезло – муравьев отыскали и взяли на прежнюю работу. Ски и еще двадцати высококвалифицированным специалистам при увольнении были предложены рабочие места в новом цехе на радиозаводе. Такими тропинками и привела судьба Ски в жилище А-745. Сказать, что «муравей был очень доволен, что у него есть новая работа и жилье», – это не выразить всего того вселенского счастья, безграничного счастья спасения и обретения новой жизни.
«Без труда нет никакого смысла в нашем существовании!» – такой незатейливой шаблонной фразой добродушно встретили крепкосложенного Ски новые товарищи по жилью, совсем неосознанно проверяя его ответную реакцию. Тот и не отрицал, всецело принимая философию труда и производительного времяпрепровождения. В дальнейшем за муравьем не было замечено, что он баклушничает, ленится и отлынивает от работы, болеет или выбирает трудовую операцию полегче, Ски всегда стремился выполнять поставленные руководством перед ним производственные задачи на «отлично». Может, что-то и не совсем получалось, но он отдавался рабочему процессу на все сто процентов. Ски сдружился с Эйвом и Рондом – конечно не сразу, а шаг за шагом, постепенно, так как общее хозяйство – дело очень непростое, и, чтобы найти индивидуальные подходы в решении многих вопросов, требуется достаточно долгое время. За все те два с невеликим хвостиком лет, что Ски прожил вместе с Эйвом и Рондом, он все же однажды задумывался уйти. Его давно манила профессия военного офицера, но неумолимое время шло, оно стремительно летело, а муравей все так и откладывал решение этого жизненного вопроса, и когда поступать в военное высшее заведение было уже поздно, оставалось только одно – завербоваться на контрактную службу в действующую армию. По здоровью и по физическому сложению Ски, наверняка, прошел бы соответствующую медицинскую комиссию и был бы принят в войска: таким как он, там всегда рады. Энергии у твердокаменного Ски было хоть отбавляй, за всю свою жизнь он ни разу не обращался к врачам, за исключением прививок и если не считать сломанной верхней лапки в раннем детстве, когда он неловко упал с высоченного дерева и мог переломать себе все, что угодно, но отделался лишь несложным переломом. Крепкий, хорошенько сбитый, мускулистый Ски ежедневно делал утреннюю зарядку, как, впрочем, и большинство муравьиных особей, а по вечерам, правда получалось всего раз или два в неделю, упрямо «тягал железки», качал мускулатуру гантелями в домашней обстановке, плюс практически каждый четверг – тренировки по волейболу с товарищами.
Все вроде бы подталкивало муравья к реализации военной карьеры, но каждый раз невозможно-странная, необъяснимая сила останавливала развитие мыслей Ски о смене жизненного пути, что-то не складывалось, и он всегда видел в этом некую мистическую сторону.
Но вот пару недель назад муравей снова задумался о службе в армии, он лицом к лицу столкнулся на родной лестничной площадке с соседом Ториллом, муравьем-солдатом, который ему в очередной раз предложил свою помощь в записи на контрактную службу. Ски торжественно обещал хорошенько подумать и дать ответ.