– У нас зима, – ответила Гэйли, загадочно улыбаясь. – Мое любимое время года.
Рыжие кроны деревьев вдруг начали быстро приближаться. Челнок шел на посадку. Еще минута, и окно исчезло за сдвинувшимися лепестками диафрагмы, возвращая полу прежний вид. Затем едва ощутимый толчок возвестил о конце полета.
– Добро пожаловать домой, – раздался из неоткуда голос Эргола. – Гэйли, помоги моей капсуле.
– Хорошо, – девушка подошла к развалившемуся возле пульта металлическому телу, с трудом перевернула, и открыла на его груди люк.
– Давай помогу, – встрепенулся я, увидев, как на приборную панель выползло паукообразное создание. Вспомнив, насколько долго оно перебиралось в прошлый раз, решил ускорить процесс. Я готов уже было взять его на руки, но вдруг увидел глаза Гэйли, круглые от удивления и ужаса.
– Ло-о-од! – истошно закричала она, молниеносным броском сбивая меня с ног. И в тот же миг что-то раскаленное чиркнуло по щеке, вызывая жуткую боль.
Лежа на полу, придавленный сверху стройным, но тяжелым телом девушки, попытался дотронуться до пострадавшей щеки. Ее будто жгло огнем. Когда поднес ладонь к глазам, то увидел на ней кровь.
– Сумасшедший! – вскипая от негодования, воскликнула Гэйли, продолжая восседать на мне. – Никогда! Запомни! Никогда не приближайся к капсуле ближе, чем на метр! Она же глупая машина. И Эргол тут вовсе не причем. Она просто защищает его.
– Эта штука могла меня убить? – все еще находясь в шоке, спросил я, опасливо посматривая на маленького металлического монстра. Тот все еще стоял в боевой стойке, изучая меня своими черными зрачками объективов.
– И убила бы, – проворчала Гэйли, осторожно отползая в сторону. Я облегченно вздохнул. – Не делай резких движений. Дай ей успокоиться.
Я лежал на полу до тех пор, пока жуткое создание не скрылось внутри железного тела, и то вновь поднялось на ноги, выпуская в потолок свистящую струю пара.
– Что здесь произошло? – Эргол явно был не в курсе случившегося конфликта.
– Этот безумец хотел схватить капсулу, – ответила девушка, и ткнула рукой в сочащийся дымом оплавленный след на стене.
– Действительно, безумец, – согласился Эргол. – Ну, что ж, повезло тебе, мой любознательный друг. Добро пожаловать в наш мир.
А затем Эргол разразился своим странным скрипучим смехом.
– Кан ги спот?
Я обернулся, и увидел Сата. Мальчишка тер кулаками глаза, при этом продолжая зевать. Похоже, Эрголу удалось-таки его разбудить.
– Кеунд би, Сат, – Гэйли погладила его по голове. – Стреут терг сам. Вер син дорбо?
Сат вяло кивнул и поплелся в сторону небольшой овальной двери, ведущей, скорее всего, в санузел. После того, как он скрылся, девушка посмотрела на меня серьезным взглядом, словно оценивала нанесенный капсулой ущерб. Затем цыкнула на продолжавшего хихикать Эргола. Тот замолчал.
– Надо срочно найти тебе субмар, – произнесла Гэйли, прикладывая к моей щеке прохладный металлический диск. Резко запахло озоном, и боль стала значительно меньше. – Иначе быть беде.
– Зачем мне субмар? – от неожиданности я дернулся, и щеку вновь обожгло пламя. – Ведь сказал же, что здоров. Нет у меня вашего синдрома Траума. Да и Ледник исчез.
– Дело не в этом, – девушка встряхнула диск, и снова приложила к моей ране. – Субмар нужен не только во время приступов болезни. Иногда происходят вещи гораздо хуже. И тогда он сможет тебя спасти.
– Каким образом?
– Тебе лучше не знать, – вступил в разговор Эргол. – И моли Отца, чтобы это не случилось раньше отведенного им срока.
Тем временем вновь появился Сат, и тот сразу замолчал. Почему-то он не хотел обсуждать эту тему при мальчишке, даже не смотря на то, что Сат ни слова не понимал на спиллийском.
– Ну, пошли на выход, – Эргол потянул торчащий из панели управления огромный рычаг, и многочисленные огоньки на ее поверхности тот час погасли. Лампы на потолке мигнули, свет начал меркнуть, постепенно погружая помещение в полумрак. И только над круглым люком продолжал мигать тусклый сигнальный огонек.
Глава 14. О вечной жизни, страхе и боли.
В этом мире действительно была зима. Мы шли от посадочной площадки, где приземлился челнок, и по колени проваливались в глубокий рыхлый снег. Почти как на Земле, только он был янтарного цвета. И листва на деревьях оказалась вовсе не желтая, а пепельно-серая. Просто ее покрывали снежные шапки, отчего при взгляде сверху создавалась иллюзия осеннего леса. Морозный воздух обжигал ноздри, но это был настоящий холод, не такая фальшивка, как в Леднике. Моя летняя одежда от него совсем не защищала, и вскоре я начал стучать зубами.
– Пока поживешь у нас, – проговорила Гэйли, указывая рукой на стоящий впереди стеклянный прямоугольник дома. – А там уже разберемся. Места хватит.
– Эх, как дорогу-то замело, – проскрежетал идущий позади нас Эргол. Он нес на плече Сата и, судя по его бодрому шагу, снег ему трудностей не доставлял. – Отсутствовали не так уж долго, а жилье совсем запущено. Ладно, сейчас возьму лопату…
Прозрачная дверь легко поддалась под могучими железными ручищами, и мы вошли внутрь дома.
Постройка только снаружи казалась сделанной из стекла. На самом деле сквозь стены не проникало ни лучика света. Да и окна, как таковые, отсутствовали. Едва Эргол ступил на порог, вверху вспыхнули яркие лампы, тянущиеся вдоль стен стройными рядами. Затем в лицо ударила волна теплого воздуха.
– Сейчас прогреется, – сказала Гэйли, направляясь к встроенному в стену шкафу. На ходу она скинула свой комбинезон, и осталась совершенно голой. Она явно не смущалась своей наготы, да и Эргол с Сатом не обращали на нее внимания. Только я один пялился на красивое, белое как мрамор, молодое тело. Боже, она была идеальна…
– Все бы отдал, чтобы вновь побывать в душевой кабине, – всхлипнул Эргол после того, как девушка взяла полотенце и скрылась за соседней дверью. Сат тоже куда-то исчез. – Ну ничего, придет и мой день. Я еще погрею кости под лучами Каррисы.
Мы находились с Эрголом вдвоем, и это был самый подходящий момент, чтобы задать один из мучавших меня вопросов, и я задал:
– Как случилось, что ты оказался в железном теле?
Эргол минуту молчал, потом произнес:
– Меня убили, Фёст. Снесли голову «серебреной струной» еще в молодости. Это мучительно больно потерять тело, данное Отцом. Самое страшное несчастье, которое может произойти с человеком, чьи жизненные силы еще не покинули его естественным путем. Когда приходит время, то совсем не жалко… Это уже необходимость. Но только не раньше срока…
– Так значит, твой мозг успели спасти? – продолжал допытываться я, усаживаясь на стоящий посреди помещения мягкий диван. Под обивкой что-то зашевелилось, подстраивая подушки под мою фигуру.
– Нет! – неожиданно рыкнул Эргол. – Живые ткани невозможно спасти. Только эндофоллу. То, чем ты являешься на самом деле. Твое истинное Я, твою сущность.
– Мы называем это душой.
– Какая разница, как называть, – Эргол хлопнул рукой себя по груди, и это походило на удар молота о наковальню. – Суть-то не меняется, Фёст. Мы научились правильно использовать подарки Отца слишком поздно. Тысячи людей уже не вернуть никогда…
И тут Эргол вдруг задергался, в потолок ударила мощная струя пара. Спустя несколько секунд он со страшным грохотом рухнул на пол.
– Что стряслось? – Гэйли стояла на пороге душевой, полотенцем вытирая волосы. Мой взгляд уперся в ее маленькие, с темными точками сосков груди, затем скользнул по животу. Она перестала вытираться, подошла к Эрголу и открыла тот самый лючок, через который вылезала капсула. Потом посмотрела на меня.
– В чем дело, Фёст? – в ее глазах мелькнула тень тревоги. – Со мной что-то не то? Почему ты так странно смотришь?
Я стоял, чуть ли не раскрыв рот, и чувствовал себя полным идиотом. От сладковатого аромата, исходившего от ее тела, закружилась голова. А ведь когда последний раз я был с женщиной?
– Что с Эрголом? – задал встречный вопрос, что бы хоть как-то абстрагироваться от ненужных сейчас мыслей. Что же я так смотрю на нее? А как еще может смотреть мужчина на стоящую перед ним обнаженную красивую молодую женщину?
– Все тот же синдром Траума, – махнула рукой девушка. – Проклятье Отца. От него не спасает даже железная оболочка. Эргол говорит, что причина кроется гораздо глубже, чем ошибка в генетическом коде. Да что ты на меня так глядишь?!
Я моментально отвел взгляд, чувствуя, что начинаю краснеть.
– Оденься, – посоветовал ей. – У меня на Родине не принято ходить голыми.
– А что в этом такого? – удивилась Гэйли, все же оборачивая полотенце вокруг бедер. Да уж, земная женщина закрылась бы гораздо выше талии.
– Законы этики, – ответил я. – Разнополые люди не должны видеть друг друга голыми. По крайней мере, пока не станут жить вместе.
– И что? – вновь не поняла девушка. – Мы все живем вместе, под одной крышей. Что в этом такого страшного, если у тебя красивое молодое тело? Все должны видеть эту красоту. Пусть восхищаются.
– А как же инстинкт размножения? – решил напрямую пойти я. – При виде такой вот красоты некоторые мужчины могут просто не сдержаться.
– Какой инстинкт? – приподняла бровь Гэйли. – Размножения? Ты хочешь сказать, что на Земле люди размножаются? Да еще естественным путем?
– Конечно, – кивнул я.
– С ума сойти, – заворожено прошептала она. – Эргол не поверит, когда очнется. Это же просто невероятно.
– Что здесь невероятного?
– Сам факт возможности… иметь детей, – Гэйли на миг закрыла глаза, и я было решил, что у нее тоже начался приступ. Но на сей раз обошлось.
– А как же Сат? – после ее слов мне стало жутко интересно узнать, откуда же появился мальчишка. – Он ведь ребенок.
– Ребенок, – невесело усмехнулась она, махнув рукой. – Вечный ребенок. Сат один из счастливчиков, которому досталось настоящее, хоть и незрелое тело. Представляешь, как ему Эргол завидует?
Я кивнул.
– Значит, у Эргола все-таки есть шанс обрести плоть?
– Один из миллиона, – Гэйли вытащила из шкафа легкий белый халат и накинула его на плечи. Влажное полотенце она небрежно отправила в угол комнаты. – Возвращать себе полноценные тела могут лишь Наследники. Мы об этом узнали десять лет назад, если придерживаться спиллийской шкалы времяисчисления, когда на Эфарбе случайно наткнулись на их потерпевший аварию линкор. Он был первый, и до сих пор единственный, найденный в относительно целом состоянии. Обычно Наследники сами разрушают всю свою технику, чтобы не попала в чужие руки. А тогда мы от неожиданности даже растерялись. И вот, когда проникли в один из отсеков, обнаружили внутри систему, очень похожую на инкубатор. Под стеклянными колпаками зрели наполовину сформировавшиеся тела погибших членов экипажа. Поэтому если предположить, что несчастье произошло часов пять назад, процесс воссоздания не так уж долог…
– И вы воспользовались инкубатором? – предположил я.
– Нет, на нас напали, – продолжила Гэйли. – Ведь знали, что малейшее любопытство всегда наказывается, и все равно пошли. А там – ловушка. Те, кто стоял ближе к колпакам, упали почти мгновенно, изрезанные смертоносными лучами. Среди них был и Сат. Остальным удалось спастись. Похоже, системы безопасности линкора уже не могли нормально работать. Повезло…
Я смотрел на нее, и пытался поймать случайный взгляд. Мне просто хотелось понять. Гэйли рассказывала эпизод из своей жизни, причем эпизод не самый приятный для воспоминаний. Жестокие ловушки, гибель брата… О подобном хотелось бы забыть навсегда.
Но я чувствовал ее внутренний восторг. Будто девушка делилась впечатлением после просмотра интересного кинофильма или сеанса компьютерного военного симулятора. Для нее жизнь была словно игра, которую всегда можно продолжить. Правда, уже в железном гробу в виде уродливого робота. И это не худший вариант, по крайней мере, с точки зрения уязвимого землянина. Наверное, нужно просто не бояться смерти, чтобы понять людей этого мира. Людей, над которыми не властна старуха с косой. Интересно, каково это – быть бессмертным?
– Уж не знаю, каким чудом, но инкубатор распознал наши капсулы, – голос Гэйли вновь ворвался в мои мысли. – Эндофоллы Сата и еще пятерых погибших оказались перемещены в новые тела. Только вот дозреть им уже не дали. Система окончательно вышла из строя. Вот так в Лапире появились первые дети.
– Каково это – быть бессмертным, Гэйли? – спросил я.
– Страшно, – ответила та. – Говорят, что бессмертному в первый раз очень страшно умирать. И очень больно.
Страшно и больно… Надо же, всего лишь мгновение, временные неприятности, а она говорит так, будто в самом деле жизнь заканчивается. И не будет никакого «после». А ведь Эргол тоже говорил, как ужасно больно потерять тело, данное Отцом. Только о какой боли он говорил? Скорее всего, дело не только в физических страданиях.
– Сколько вы живете? – решил уточнить я. – Эргол упоминал, что ваши тела все же стареют. И если взять в расчет отсутствие рождаемости, то выходит…
– Изначально нас было семьсот тысяч, – с грустью в голосе ответила Гэйли. – Осталось меньше половины. Мы слишком поздно научились быть по-настоящему бессмертными. А ресурс наших тел действительно не вечен. Отец дал нам жизнь сроком в три десятка спиллийских столетий, но, как правило, она делится на несколько отрезков памяти. Дело в том, что человеческий мозг рано или поздно очищается, сбрасывая накопленные знания и опыт. Мы не знаем, в чем причины. Возможно, сказываются частые приступы Траума. Или в самом деле Отцом была допущена какая-то ошибка, и наш срок должен быть в разы меньше. А на Терре сколько люди живут, Фёст?
Я внимательно посмотрел в ее глаза, предвкушая увидеть в них буйную реакцию на свой предстоящий ответ.
– Сто земных лет – это предел, – произнес я, с удовольствием замечая, как брови девушки поползли вверх. – Сто пятьдесят по меркам Спилла. Но до такого возраста доживают единицы. В среднем – шестьдесят-семьдесят лет. Да и то, к этим годам тело становится настолько дряхлым и больным, что все существование сводится только к ожиданию смерти.
– Это вполне нормальный естественный процесс, – отстраненно проговорила Гэйли. Она явно о чем-то думала. – В том случае, если исправно работает репродуктивный механизм. Старые должны умирать, чтобы дать дорогу новому поколению. Все правильно. Значит, все подтверждается. Мы – генетический мусор с рудиментами вместо органов размножения…
– Не смей произносить это вслух! – вдруг послышался строгий голос Эргола. Он, скрипя несмазанными суставами, тяжело поднялся на ноги. Струи пара обдали спинку дивана. – Есть закон, и не стоит его нарушать. Мы же договорились, Гэйли. Так?
– Да, – нехотя согласилась та. – Буду молчать.
– Вот и ладно, – проскрежетал Эргол, направляясь к выходу. – Будет подходящее время и место, еще вернемся к этому разговору. А сейчас отдыхайте. Я займусь расчисткой снега, а вы можете пообедать. Мне это удовольствие пока недоступно.
Выждав некоторую паузу, Эргол скрылся за дверью. Гэйли странно посмотрела на меня. Спросила:
– Ты голоден?
– Есть немного, – соврал я. На самом деле желудок уже давно изнывал от предвкушения встречи с нормальной пищей.
– Тогда, есть предложение, – встрепенулась Гэйли. – Я видела у тебя в сумке несколько круглых металлических емкостей. В них еда?
– Консервы, – кивнул я. – Не самый лучший вариант. Это провизия на экстренный случай.
– Все равно годится, – глаза девушки лихорадочно заблестели. – Приготовим обед, сочетающий твои консервы и нашу синтетику. Посмотрим, что получится.
Кухонный аппарат долго соображал, явно не желая познать натуральное, хоть и второго сорта мясо. Затем выдал в тарелку однородную серую массу. Помещение сразу наполнилось пряными ароматами восточной кухни. Если верить запаху, получилось вполне неплохо. По крайней мере, не хуже перловки с тушенкой.
Я вообще заметил, что люди в Лапире не стесняли себя маленькими индивидуальными помещениями в виде отдельных комнат. Что в челноке, что в доме было одно основное жилое пространство, включающее в себя и зону отдыха, и кухню с гостиной. Удивительно еще, что туалет и душевую по какой-то случайности отделили. Наверное, из-за амбре первого, и излишней сырости второй. В подобном образе жизни явно проглядывали тени из далекого прошлого, из первобытнообщинного строя моих земных предков. Интересно, было ли здесь нечто подобное?
Когда наша стряпня была разложена по тарелкам, и мы уже приготовились было вкусить сей кулинарный изыск, появился Сат. Вымытый, переодетый, он тщательно принюхивался, водил носом, явно соблазненный вполне аппетитными запахами.
– Конт би, Сат, – Гэйли кивнула на один из пустых стульев. После чего наполнила еще одну тарелку.
– Пар глин до самбоно? – мальчишка сел за стол. Приступил к еде, окуная пальцы в серую кашу. Столовых приборов здесь не использовали, все ели руками, предварительно вытерев их влажным полотенцем.
Я достал алюминиевую вилку с чуть погнутыми зубцами, прошедшую со мной через все радости и невзгоды долгих скитаний по чужим мирам, и под заинтересованные взгляды со стороны хозяев дома начал трапезу.
– Удобно? – немного погодя спросила девушка, косясь на диковинный предмет.
– Очень, – ответил я, продолжая поглощать пищу.
– Дашь попробовать?
Я пожал плечами, вытер вилку о полотенце, и протянул Гэйли. Та неумело взяла ее в руку, покрутила. Затем, подцепив немного каши, сунула в рот.
– Оу! – каша полетела на стол, забрызгивая всю полированную поверхность. – Больно!
Я рассмеялся. Даже не думал, что вилкой так просто уколоть себе язык. Наверное, ей стоило начинать с пластмассовых вилок для младенцев.
Вернув мне обратно столовый прибор, девушка продолжила есть традиционным способом. У нее это получалось намного удачнее.
– Кстати, Сат пригласил тебя завтра покататься с ним на самбоно, – проговорила Гэйли, когда ее пустая тарелка полетела в утилизатор. Мыть посуду в этом доме явно было не принято. – Это очень забавно. Пойдешь?
– Самбоно? – я перестал жевать. Вопрос застал меня врасплох. – Что это?
– Один из видов зимних забав, – улыбнулась девушка. – Тебе должно понравиться.
– Ну, раз должно… – я вновь пожал плечами. – Почему бы и нет? Хотя…
Я замер, уставившись на Гэйли.
– Что-то случилось? – встревожилась та.
– Как я с ним общаться буду? Он же спиллийский не знает. Так что, придется тебе составить нам компанию.
– Придется, – Гэйли тяжко вздохнула. – Тогда нужно хорошенько отдохнуть. За последние сутки совсем вымоталась. А ты как?
– Держусь пока, – соврал я. На самом деле едва держался на ногах. Сказались ли стрессы и суета последних дней, – не столь важно. Просто я готов был сейчас отдать все за теплый угол и клочок одеяла.
– Мы должны спать, – с умным видом заявила девушка, протягивая мне свернутую в рулон металлизированную ткань. Неужели постельное белье? – Пока еще можем себе это позволить.
После чего она сделала неуловимый жест рукой, и пол в трех местах начал вздуваться, постепенно принимая форму ни то расположенных в ряд лодок, ни то ванн. На вид эта «мебель» ну никак не походила на обычные в моем понимании кровати. Я быстро разделся, бросив одежду прямо на пол, осторожно лег на гладкую теплую поверхность. Анатомическое ложе быстро подстроилось под особенности моего тела, и, укрывшись легким серебристым одеялом, с блаженной улыбкой заснул.
Разбудил меня знакомый сладковатый запах. Пахло табаком. Нет, не табачным дымом, а именно влажными листьями табака. Интересно, здесь-то откуда взялась эта дрянь?
Прежде чем понять очевидный ответ на свой вопрос, я услышал голос Гэйли.
– Проснулся? – девушка крутилась вокруг кухонного синтезатора. – А я тут нашла у тебя ароматную смесь трав, и решила приготовить напиток. Ты горячим будешь или холодным?
Я едва не вывалился из своего ложа. Про американские сигареты и забыл совсем. Ну откуда девчонке знать, что их нужно курить, а не заваривать?
– И положила тебе новую одежду, – тем временем продолжала Гэйли. – Там, на диване.
– А старая где? – я придирчиво разглядывал черные брюки из плотного, похожего на вельвет материала. Футболка с рукавами и пара ботинок на толстой подошве внушали куда больше доверия.
– В утилизатор выбросила, – как ни в чем ни бывало, ответила девушка. Потом вдруг замерла. – Ой, она тебе была дорога как память?
Я только выругался про себя, и стал напяливать обновки. Хорошо хоть не носил ничего в карманах.
– Нет, просто привычная.
– Это ерунда, Фёст, – улыбнулась Гэйли. – У нас ты сможешь найти себе одежду намного лучше.
– Уже понял, – проворчал я, силясь расстегнуть хитрый замок на брюках. С пятой попытки он все же поддался.
Подойдя к столу, скептически уставился на стоявший на нем прозрачный кувшин с исходящей паром желтой жидкостью. Гэйли уже начала доставать пиалы.
– Лучше вылей это, – посоветовал я девушке.
– Тебе не нравится, как я приготовила напиток? – нахмурилась та. – Что-то не так сделала?
– «Кэмел» не заваривают, а курят, – я сел на стул.
– Курят? Это как?
– Поджигают с одного конца, и втягивают в легкие дым.
Гэйли несколько секунд пыталась осознать сказанное мной. Села напротив, отрешенным взглядом обводя помещение. Потом спросила:
– И зачем? Это такое лекарство?
– Скорее наоборот, – невесело усмехнулся я. – Легкий наркотик, от которого возникают многие болезни. В том числе и смертельные.
Лицо Гэйли побледнело.
– Зачем, Фёст? Зачем добровольно принимать яд?
– Думаю, на этот легендарный вопрос не сможет ответить ни один из миллионов курильщиков Земли. Они заложники иллюзий. Просто считай это культом Смерти.
– А почему никто не запретит курить?
– Да потому что это выгодно, – выпалил я. – Табачная индустрия – одна из самых прибыльных. На человеческой слабости у нас принято наживаться.
Меня уже понесло. Испуг и недоумение в глазах Гэйли словно заставляли подниматься из глубины души той грязи, что являлась частью моего бывшего дома. Терра? Они считают ее благодатным миром? Что ж, я покажу всю ее «благодать».
– Это просто, как дважды два, – продолжал я. – Большинство наркотических препаратов вызывают привыкание, и попавшие в эту глупую ловушку люди уже вынуждены покупать еще и еще. На этом и делают огромные деньги. К примеру, у вас есть алкоголь?
– Есть, – едва заметно кивнула девушка. – В древности использовали как антидепрессант.
– Алкоголь – один из самых страшных наркотиков, – подавшись вперед, заговорщицки произнес я. – Если им злоупотреблять, конечно. Именно в состоянии алкогольного опьянения совершается большинство ужасных преступлений. А еще он, наверное, единственный наркотик, от ломок которого можно легко умереть.
Я замолчал. Гэйли сидела с отрешенным взглядом, и мне вдруг стало стыдно, что вывалил на ни в чем не повинную девушку столько чужой грязи. Я даже не стал ее останавливать, когда она тихо встала из-за стола, взяла мою сумку, и решительно отправила в утилизатор. Затем туда же выбросила сосуд с заваренным табаком.
– Здесь все по-другому, Фёст, – вернувшись на место, проговорила Гэйли. Ее голос дрожал. – Я не хочу… Я не позволю всей этой отраве заполонить Лапир. Это чудовищно бессмысленно…
– Успокойся, – я накрыл ладонью ее руку. – Ты правильно сделала. Все правильно. Теперь можешь будить Сата. Он еще не передумал кататься на самбоно?
– Он никогда не передумает, – губы девушки тронула улыбка. – Что ж, пойду его поднимать. А ты пока приготовь что-нибудь съедобное. И безвредное.
Я покорно кивнул и приступил к изучению кухонного синтезатора. На столе передо мной лежала теперь единственная память о Земле, – старая алюминиевая вилка.