Глава 8. Начало пути.
Сделав несколько шагов сквозь густую пелену тумана, я замер, не решаясь пересечь невидимый температурный барьер. По эту сторону все еще было лето. Зеленели высокие деревья, шелестела под ногами трава, кое-где пестрели разноцветными мазками полевые цветы. Но стоило только протянуть вперед руку, и кожи касался ледяной холод. Всего один шаг, чтобы пересечь границу, и оказаться в царстве зимы. Так просто и так легко, словно в сказке «двенадцать месяцев». Чудо, которое уже давно стало для меня обыкновенным фактом.
Холод у Ледника был особый. Он не убивал, и не вызывал обморожения. Только причинял дискомфорт, заставляя думать, что действительно вокруг стужа. На самом деле никто из «кротов» не брал с собой даже вязаной шапки, разве что зимой, когда под Курском настоящий сорокаградусный мороз. Лишний груз – лишние проблемы. Да и человек, среди жаркого лета везущий в багаже теплую одежду, непременно будет под подозрением.
– Что ты встал? – с недовольством проговорил «головастик», поправляя висевший на шее трофейный АК. – Уже немного осталось.
– Сам знаю, – беззлобно огрызнулся я, и шагнул вперед.
Холодный воздух моментально обжег легкие, вызвав приступ кашля. Хоть я и готов был к этой неприятности, даже ненадолго задержал дыхание, но каждый раз все приготовления шли насмарку, заканчиваясь одинаково: согнувшись пополам, несколько минут яростно пытался выплюнуть бронхи. Впрочем, иногда казалось, что изо рта вот-вот появится желудок. Или прямая кишка. Однако адаптация так тяжко протекала почти у каждого человека, попавшего в Ледник. Что ж, особенности нашей расы.
– Тебе нужно показаться врачу, – наставительно заявил «головастик», наблюдавший за моими мучениями. – Мне не хотелось бы в скором времени заниматься твоими похоронами.
– Не дождешься, – переводя дыхание, ответил я. Стало значительно легче дышать, но в груди все еще продолжало болеть. Отодрав от лица потрескавшиеся на псевдохолоде биополимерные накладки, засунул их в карман, чтобы потом выкинуть (в Леднике никто никогда не мусорил). Затем натянул на голову капюшон и, не обращая больше внимания на сетования спиллянина относительно моего здоровья, начал искать тайник Гамаша. Дед всегда оставлял свежие зарубки на деревьях, которые видели лишь свои. Главное, чтобы слой инея их совсем не закрыл.
Покрутившись по лесу, уже минут через пятнадцать обнаружил первую метку, а спустя еще четверть часа мы с «головастиком» вытаскивали из неглубокой ямы, прикрытой ельником, мою сумку. Все содержимое оказалось на месте. Правда, дед подбросил еще несколько банок консервов и мешок с орехами. Последнее было особенно полезным.
Продвигаясь к центру Ледника, мы с каждым шагом ощущали, как крепчает мороз. Это была иллюзия, так как даже пар изо рта не шел. Но приятного мало. «Головастик» завернулся с головой в свой истрепанный плед, и шел позади меня, волоча по земле автомат. Деревья вокруг уже походили на ледяные статуи, а почва под ногами хрустела, отслаиваясь и крошась.
Я закрепил под подбородком субмар. Затем вытянул из его корпуса два провода, заканчивающихся датчиками, и прилепил их к вискам. Почувствовав тепло моего тела, прибор тихо загудел. Спустя несколько секунд в голове раздались тонкие, будто звон хрустального колокольчика, сигналы метронома. Он звучал с периодичностью в две секунды, а это означало, что метров через двадцать можно уже открывать «ход». Главное, сейчас отогнать все негативные мысли и сосредоточиться.
Остановившись, закрыл глаза. Метроном в тот же миг замолчал, и субмар перешел в активный режим.
Хайлит, Хайлит… Какие же у меня ассоциации с этим пустынным миром? Я был там всего один раз, но этого достаточно, чтобы в подсознании навсегда остался отпечаток.
Песок… зной… палящее солнце… Нет, совсем не то. Так ничего не выйдет.
Нейронная связь с прибором была настолько чувствительна, что тот реагировал даже на случайные образы. Нужно просто вспомнить правильную ассоциативную цепочку. Нужно просто вспомнить…
Хайлит… Хайлит… Неужели за несколько лет все забылось? Да, нет же. Оно где-то внутри, в глубине памяти.
И тут образы возникли сами по себе. Я вспомнил, как отдыхал с родителями на Азовском море. Мне тогда было лет семь. Горячий песок, пляж и… сильная жажда. Очень хотелось пить, губы пересохли. Тогда впервые попробовал на вкус соленую морскую воду.
Я облизал губы, совершенно не боясь морозного воздуха. А может, наоборот, слишком горячего. С закрытыми глазами я по-прежнему видел перед собой протянувшуюся до самого горизонта водную гладь. Волн почему-то не было, и море представлялось похожим на зеркало.
В следующее мгновение я услышал, как запел субмар. Сначала тихо, на самой грани восприятия. Но с каждой секундой звук нарастал. Будто кто-то беспрестанно водил мокрым пальцем по краю тонкого хрустального бокала. Ледник слушал эту завораживающую песню, и подпевал. Звук проникал всюду, заставляя лед вокруг резонировать. Я чувствовал, как он меняет свою структуру, с едва слышным потрескиванием в его толще начал формироваться ход.
Затем я открыл глаза. Прямо передо мной в земле образовалось ровное круглое отверстие диаметром около двух метров. Сверху его затягивала зеркальная, похожая на тонкий слой ртути пленка.
– Получилось? – раздался голос «головастика». – Хайлит?
– Пока не знаю, – задумчиво проговорил я. Субмар уже начал здорово греться, обжигая шею. Его «песня» давно перешла в ультразвуковой диапазон, и человеческие уши ее перестали воспринимать. Нужно было торопиться. – Увидим на той стороне. Ну, поехали!
Обхватив руками замотанного в плед спиллянина, я шагнул вперед.
Переход всегда сопровождался сильным головокружением. Словно не в пустоту прыгаешь, а в дьявольский водоворот. Хорошо, хоть длится весь процесс считанные секунды. Потом некоторое время на восстановление вестибулярного аппарата, возможно с рвотой и, наконец, наступает та фаза, которую я называю экспресс-адаптацией. Может, она вовсе для других целей, кто знает? Но когда твое тело в течение нескольких минут словно обжигают раскаленными углями, причем не оставляя при этом никаких следов, вообразить что-то другое трудно. Не силу же воли закаляют?
На сей раз все прошло быстро и не так больно. Хотя, после долгого перерыва должен был вкусить прелести процедуры по полной программе. «Головастик» тоже отделался легким испугом, и спустя четверть часа мы уже пробирались через частоколы толстых ледяных колонн, уходящих вверх, к бледно-зеленому предрассветному небу. А может наоборот, местное солнце уже зашло, предвещая долгую ночь. Так или иначе, из Ледника нужно было поскорее выбираться. Через пару часов иллюзорный холод станет вполне настоящим. Видимо, кто-то или что-то специально таким образом подстегивает путешественников, чтобы не задерживались по прибытии.
В полумраке идти было трудно. Я постоянно спотыкался о какие-то бугры. Несколько раз чуть не разбил лоб о ледяные образования. «Головастик» шел рядом, так ни разу не запнувшись, будто видел в темноте. Я едва различал его скелетообразный силуэт на расстоянии вытянутой руки.
Мы ввалились в чужой мир так неожиданно, что у меня перехватило дыхание. Волна теплого, пропитанного запахами разложения воздуха ударила в лицо. Даже голова закружилась. А под ногами зачавкала вязкая болотистая почва.
– Это не Хайлит, – констатировал спиллянин.
– Вижу, – буркнул я. Хотя, что можно видеть в этом зеленом сумраке. Да к тому же начал сгущаться туман. И только вдалеке мерцал призрачным белым светом столб обелиска.
– Что делать будем? – не унимался «головастик».
– Чуть передохнем, и попытаемся снова, – я с сомнением оглянулся назад. – С первой попытки трудно попасть правильно. Со второго раза уж точно открою нужный ход.
– Только давай быстрее, – вздохнул мой спутник. – Не нравится мне здесь. Совсем не нравится.
Честно признаться, этот мир у меня тоже симпатии не вызывал. Вокруг нас, скрытые в полумраке, летали, бегали, ползали какие-то существа, издавая при этом леденящие кровь звуки. На фоне начавшего светлеть неба носились довольно крупные тени, а в какой-то момент я заметил, как нечто огромное на миг заслонило собой светящийся обелиск. Что же это за место такое, где в нейтральной зоне кишмя кишит жизнь?
Ждать, пока взойдет солнце, я уже совсем перехотел. Надо было поскорее уходить, пока нас не учуяла какая-нибудь здоровенная тварь.
– Эй, спиллянин, – тихо позвал «головастика». Но ответа так и не последовало. – Ты где?
Всерьез забеспокоившись, я начал рыскать по сторонам. Почва под ногами ходила ходуном и, того гляди, могла затянуть трясина. А если «головастика» постигла такая участь? Хотя, он бы на помощь позвал. Трясина пожирает медленно, ей некуда торопиться.
Затем я четко услышал знакомый голос. Совсем рядом, буквально в двух шагах. Голос был запыхавшийся, но дико испуганный. А спустя несколько секунд мимо меня по направлению к Леднику шустро пронесся «головастик». Как он так быстро передвигался по болоту, да еще с тяжелым АК за спиной, я не понял. Однако потом разглядел то, что его преследовало. И тут ноги сами меня понесли. Сиганул так, что в два счета догнал спиллянина.
Я чувствовал за спиной зловонное дыхание. Сквозь шум в ушах слышал, как многочисленные лапы ломают сухие ветки и шлепают по воде.
Нырнули мы в Ледник почти синхронно. Это хорошо, что не успели далеко от него уйти. А следом за нами на лед вылетела большая чешуйчатая тварь. Ее длинное веретенообразное тело извивалось, как большая толстая гусеница. Короткие лапы судорожно дергались, а из усеянной тонкими острыми зубами пасти доносился пронзительный писк. Похоже, холод причинял ей сильную боль. Но длились мучения этого странного создания совсем недолго. Наконец оно затихло, оставшись лежать на льду темной бесформенной массой.
– Сдохло, кажется, – тяжело дыша, проговорил спиллянин. – Пойдем, посмотрим?
– Назад! – рявкнул я. – Тебе приключений мало? За каким хреном ты туда поперся?
– Нужда заставила, – признался «головастик», поправляя плед. – А что, нельзя? Терпеть должен?
– Твою-то мать! – я сплюнул себе под ноги. Спиллянин порой просто поражал своей беспечностью. Понятное дело, если бы он по-жизни таким был. Или ума прибавляется вместе с α-гармонами?
Включив субмар, я молча пошел к центру Ледника. Негативные эмоции мешали расслабиться, и в голове творилась какая-то каша. Нет, в таком состоянии далеко не уйдем. Вернее, уйдем так далеко, что потом уже вряд ли вернемся. Нужно было успокоиться.
Я сделал несколько глубоких вдохов, и вновь принялся слушать звуки метронома. Шагал вперед, и слушал. Дзынь, дзынь, – звенел в голове колокольчик. Ритм постепенно нарастал, а перед глазами уже плескалось бесконечное теплое море. Соленый ветер трепал волосы, и почему-то пахло костром.
Глава 9. Хайлит.
Когда пелена тумана рассеялась, я облегченно выдохнул. На этот раз ход оказался правильным.
Мы стояли на краю плоской скалы, чудом пробившейся сквозь толщу песка. Возможно, Ледник ее сам каким-то образом обнажил, соорудив себе надежный фундамент. Впрочем, других скальных пород, выходящих на поверхность, я в Хайлите не встречал.
Серое мутное небо давило сверху своей безысходностью. Только в зените сквозь сплошную завесу облаков светлым пятном проступало местное солнце. А вокруг, насколько хватало глаз, простиралась безжизненная серая пустыня. Создавалось впечатление, будто стоишь на дне огромной, давным-давно заброшенной кем-то печи, и под ногами тысячи, или даже миллионы тонн остывшего пепла. Только черный стержень обелиска торчал в нескольких километрах отсюда, словно ручка гигантского совка.
– Ну, и что ты здесь забыл? – поежившись, спросил я «головастика». – Ад отсюда давно уже переехал.
Но спиллянин не ответил. Он стоял неподвижно, словно к чему-то прислушивался. Плед на нем растрепался, обнажив тощие морщинистые плечи, и я заметил на одном из них тонкую лямку ремня.
– Туда, – вдруг сказал «головастик», указав пальцем в сторону обелиска. И стал спускаться со скалы.
– Ну, уж нет, – заартачился я. – Мы так не договаривались. Ты пришел туда, куда хотел. Где мой субмар?
– Немного терпения, – ответил спиллянин. Он уже спустился, и ждал меня. – Прогуляемся в одно место, а затем получишь свой субмар. Заодно поможешь.
– Место? Здесь? – усмехнулся я. – Если тебе надо начерпать песка, то зачем куда-то ходить? Бери прямо тут. Он везде одинаковый. Гарантирую, что даже мелких камней не попадется. Их просто нет. Ни больших, ни маленьких. Никаких. Только мелкий серый песок.
– Не понял, – «головастик» раздраженно фыркнул. Или чихнул? – Так тебе нужен субмар или нет?
– Нужен, – тут же признался я, и в один прыжок оказался рядом со спиллянином. Сила тяжести здесь была на треть меньше земной, что позволяло чувствовать себя настоящим атлетом.
– Тогда пошли.
«Головастик» направлялся прямо к обелиску. До сих пор была видна только верхняя часть монумента, возвышающаяся над барханами, и когда мы поднялись на один из них, я смог разглядеть обелиск полностью. Ничего особенного. Такая же конструкция, как и во всех остальных мирах: уходящий ввысь на пятнадцать метров шестигранник с неровной, будто кем-то обломанной верхушкой. И только потом я заметил инородный предмет.
У самого основания монумента едва угадывалось серое, как и все вокруг, сферическое образование, больше всего напоминавшее гигантское осиное гнездо. Интересно, что за тварь додумалась здесь обосноваться? Местной жизни быть не могло. Значит, пришлый? Так или иначе, «головастик» направлялся именно к этому жилищу и, похоже, свидание с его обитателем вполне могло состояться.
Когда до «гнезда» оставалось метров десять, из-за обелиска вдруг вышел человек с карабином. Именно человек, одетый в свободный черный комбинезон, местами запачканный серой пылью.
– Брось оружие, спиллянин, – уверенно проговорил он, поведя стволом. «Головастик» тут же сбросил с плеча АК. – И отойди в сторону.
Мне вдруг показался очень знакомым голос этого человека. Если бы не грязная копна волос, да торчащая клочьями в разные стороны борода, возможно, и узнал бы. Однако в таком облике он больше всего походил на потерпевшего крушение моряка. Да и мир вокруг был подходящий – необитаемый.
– Фёст?!
Я вздрогнул. Значит, не ошибся, и он меня знает.
– Савицкий? – вдруг мелькнула догадка.
– Фёст! Живой! – воскликнул тот, опуская ствол. – А говорили, что погиб. Правильно я не верил. Такие, как ты не умирают.
Стас Савицкий еще совсем недавно работал в лаборатории Максима Петровича. Как молодого археолога занесло сюда, одному Богу известно. Жил среди ученых, постигая новые для себя горизонты. Помогал по мере возможности, но все как-то в подсобниках ходил. А тут вдруг один, и в Хайлите…
– Савицкий, что ты здесь делаешь? – спросил я, подходя ближе.
– Работаю, Фёст, – ответил тот, вешая карабин на плечо. – По-настоящему работаю. Да что мы стоим-то?! Пошли в дом. Я чайник поставлю. Замерзли, небось, после Ледника?
– Подожди, – замер я. – Ты работаешь? Здесь?
– А что такого? – удивился Савицкий. – Пойдем, все расскажу. И спиллянина позови.
Я махнул рукой «головастику», и тот, подобрав с земли автомат, двинулся за нами.
Вход в «гнездо» Савицкого оказался вполне традиционным: лестница в три ступени, низкая дверь из хорошо подогнанных досок. Где он в Хайлите взял дерево, оставалось загадкой. Однако происхождение материала для самой постройки у меня сомнений не вызывало. Похоже, бетон на основе серого песка. Поверхность шершавая и теплая, словно нагретая солнцем. Хотя, какое тут солнце?
Внутри оказалось довольно тесно. По крайней мере, для троих. Иллюзию, что находишься внутри осиного гнезда, напрочь убивала светящаяся белым матовым светом поверхность обелиска, проступающая сквозь серые стены. Посреди помещения – низкий круглый стол из того же бетона. На столе ворох каких-то бумаг, почти полностью похоронивших под собой толстый древний ноутбук, непонятные прямоугольные емкости и остатки скудного обеда, состоявшего в основном из пищевых концентратов.
Савицкий разгреб бумаги, и под ними оказался еще и электрический чайник. Он щелкнул кнопкой, сразу послышался тихий монотонный гул.
– Ну, чего встали? – хозяин сел на пол, доставая откуда-то из-под стола набор одноразовых стаканов.
– А электричество откуда берешь? – спросил я, пытаясь проследить путь шнура от чайника. Затем сел напротив Стаса, отстегнул успевший намять шею субмар, и положил его на стол.
– От обелиска, естественно, – проговорил тот. – Он же хитрый, зараза. Из внешнего мира берет энергию, и в нейтральную зону отдает. Вот, пришлось дом со стороны зоны ставить. Подключил к нему пару конвертеров для преобразования тепла, так что с этим проблем нет.
– Да, техника в радиусе ста метров еще работает, – я скептически осмотрел помещение. – А выходишь из зоны как? Через Ледник?
– Мне незачем выходить, – ответил Савицкий, разливая кипяток по стаканам. – Все интересное тут, рядом. Чуть позже покажу, если хотите.
– Идет, – без всякого энтузиазма кивнул я, кидая в свой стакан пакетик заварки. Следом упали две ложки сахара. – Ты мне лучше скажи, чем Хайлит отличается от прочих миров? Помимо отсутствия всякой жизни, естественно. Да и ты ведь не просто так сюда пришел?
– Не просто так, – согласился Стас. – Была у меня одна теория. Впрочем, вполне успешно подтвердившаяся. Ты, наверное, хочешь от меня услышать про некую систему, которая выбирает критерии перемещения разумных существ? Что ж, она существует. Так открываются только те ходы, которые ведут в пригодные для жизни миры. Ни одной ошибки до сих пор не было…
– Слышал про эту систему, – прервал я Савицкого. – И не раз. Это многим известно. Про Хайлит что еще скажешь?
– А что Хайлит? – развел тот руками, едва не расплескав чай. – Он тоже пригоден для жизни.
– Но ее нет, – заметил я. – И неизвестно, была ли вообще когда-то. Похоже, это единственная стерильная планета из всех известных.
Савицкий таинственно прищурил глаза.
– Я так не думаю, – заговорщицки проговорил он. Затем достал пакет с сушками. – Угощайтесь. Правда, не совсем свежие. Мне продукты редко доставляют. Хорошо, хоть здесь они могут храниться очень долго.
– Так, что ты не думаешь? – в нетерпении я подался вперед. – Ты нашел живые образцы?
– Не совсем, – Стас покачал головой. – Я ведь археолог, и моя задача изучать по вещественным источникам историю цивилизаций. И я теперь могу смело заявить: Хайлит в прошлом был заселен людьми. Как тебе такое? А?
– Людьми?! – я буквально подскочил на месте. – Ты ничего не перепутал? Земля – единственная человеческая планета.
– Я знаю, что говорю, – обиделся Савицкий. – Если до сих пор они не попадались, это не исключает возможность их существования. Пойдем.
Стас встал на четвереньки, отполз от стола, и открыл в полу люк.
– Ну, смелее. Увидите все своими глазами.
Я заглянул внутрь. Вниз, вдоль светящегося тела обелиска, шел узкий ход с небрежно вырезанными в стенках ступенями. Ого! Насколько же глубоко он уходил?
Стас лихо нырнул в распахнутый люк. Я повернулся к «головастику»:
– Давай первым, спиллянин.
Но тот не двинулся с места.
– Нет, я останусь, – проговорил «головастик». – Меня мало интересует ваша история.
– Ну, как хочешь, – пожал я плечами. Поведение всегда не в меру любопытного доходяги вызывало недоумение. Значит, спиллянин здесь уже был. Не затем ли он меня сюда вел, чтобы показать открытие Савицкого? Тогда зачем ему это нужно?
Недолго думая, я начал спускаться следом за Стасом. Ход был таким тесным, даже локти не расставить. Хорошо хоть ступени глубоко прорезаны, и ноги вставали надежно. От обелиска вместе со светом исходило тепло, так что через пару минут глаза начал заливать соленый пот. Я даже пожалел, что не оставил наверху куртку.
Однако спуск продолжался недолго. Ноги вдруг потеряли опору и…
– Давай смелее! – послышался снизу голос Савицкого. – Тут невысоко.
Пришлось поверить на слово. Полет длился долю секунды. Затем несильный удар о землю, и я откатился в сторону. Встал, отряхнулся.
– Иди сюда! – голос Стаса звучал из-за светящегося основания обелиска. Оно было значительно шире остального тела, и представляло собой приплюснутую цилиндрическую тумбу. Вот, значит, откуда растет этот шпиль. Какая здесь глубина? Метров десять? Возможно, что и больше.
Я находился в довольно просторной пещере, стены которой были уже не из серого бетона, а из вполне обычных скальных пород. По центру пещеры располагался обелиск, и то, что находилось с той стороны, оставалось вне зоны видимости.
Обогнув основание монумента, я едва не наткнулся на Савицкого.
– Смотри! – с гордостью произнес он, указывая рукой куда-то вглубь вытянутой пещеры. Свет туда практически не доходил, но картину я увидел почти сразу.
На каменной стене были искусно изображены фигурки людей. Без сомнения, именно людей. Это чем-то напоминало творения художников древнего Египта, но куда более качественно исполненные, с множеством мелких деталей.
Насколько я понял, картина являла собой некую сценку из жизни… предков? Или параллельно развивавшихся братьев по крови? Кто знает, может быть Ледник появлялся на Земле и раньше, еще на заре времен. Только живых свидетельств этому не осталось.
Я подошел к картине поближе, и с упоением смотрел на идущих плотной колонной людей в белых, украшенных причудливым орнаментом тогах. Некоторые из них несли пузатые амфоры, у других в руках были предметы, очень напоминавшие древние мушкеты. И по выражениям их лиц, – а некий художник талантливо передал эмоции, – я понял, что люди эти чем-то здорово озабочены. Страх, угнетение, порой ненависть. Это что, военный поход? Или бегство? Я смотрел на них, и понимал, что нет во всей Вселенной других таких существ, как мы. Единственные, кто способен так ярко выражать свои чувства и эмоции. Даже «головастик», как бы он нам не пытался подражать, он всего лишь хорошая имитация. Превосходно сделанная, с душой, но имитация. Кривое зеркало, отражающее наше поведение, но не способное передать всю суть внутреннего мира. Ведь ни внешний облик определяет человека, и не образ мышления, а то, что мы чувствуем. И можем это выразить. Не важно как. Кто-то рисует картины, кто-то пишет стихи или книги. В каждом мазке кисти, в каждой строчке сквозят эмоции. Плохие ли, хорошие, но это эмоции настоящего человека. Поэтому я даже ни секунды не сомневался в том, кто был на самом деле создателем настенной картины.
– Таких доказательств много в Хайлите, – уверенно проговорил Савицкий, расхаживая у меня за спиной. – Просто никто раньше здесь не задерживался надолго. Пришли, посмотрели, и вернулись туда, где жизнь бьет ключом. А самое интересное можно обнаружить после песчаных бурь. Это явление редкое, но зрелищное. Вот тогда и обнажаются останки городов. Белоснежные камни, словно куски сахара. И везде яркие, не поддавшиеся времени картины. Это надо видеть! Жаль, конечно, что спустя несколько часов песок вновь забирает эту тайну, скрывая от посторонних глаз. Мне вообще порой кажется, что он живой. Ведь могут же существовать неорганические формы жизни? Могут, Фёст?
– Не знаю, – отрешенно проговорил я, не в силах оторвать взгляд от нарисованных фигурок. – Еще не сталкивался.
– Вот и я о том, – продолжал Савицкий. – Значит, есть шанс, что Хайлит кем-то или чем-то населен. Не ошибся, выходит, Ледник. Просто мы не разглядели…
Я повернулся к Стасу. На душе было так тоскливо, будто только вчера потерял кого-то из близких. Сердце щемила непонятная тревога. Неужели так на меня подействовало изображение?
– Скажи, Савицкий, – проговорил я. – Что ты чувствуешь, когда смотришь на нее? – мотнул головой в сторону картины.
– Предостережение, – коротко ответил тот. – Возможно, запечатлен один из последних моментов цивилизации. Вот только угроза не ясна. Я так и не увидел ни на одном рисунке причины их гибели. Это очень странно. Люди издревле изображают своих врагов. Схематично, абстрактно или еще в какой форме, но изображают. А здесь ничего. Ни одной зацепки.
– Действительно, странно, – я попытался припомнить скудный курс истории. Куда там. Все было тщательнейшим образом забыто. – Картина здесь одна?
– В этой пещере – да, – кивнул Савицкий.
– Тогда, пошли обратно, – я поежился, но вовсе не от холода. Перед глазами продолжали стоять лица перепуганных насмерть людей, выражающие не только страх, но и покорность судьбе. Что их сломило? Что заставило склонить головы?
Подъем занял куда больше времени. Стас, видимо привыкший к подобным упражнениям, быстро вскарабкался по металлическим скобам, вбитым в неровную поверхность стены. Затем уцепился руками за край прохода, подтянулся и исчез внутри. Я попытался проделать тоже самое, но выходило гораздо медленнее, неуклюже. И это несмотря на меньшую, чем на Земле, силу тяжести. Если бы не конец веревки, которую сбросил вниз сжалившийся надо мной Савицкий, извивался бы еще полчаса.
Вновь оказавшись в скромном жилище археолога, отдышался и стал взглядом искать «головастика». Но его нигде не было.
– Где спиллянин? – спросил я Стаса.
– Без понятия, – пожал тот плечами, сматывая кольцами веревку. – Может, на улицу вышел?
Я распахнул дверь, спустился по ступенькам. Под ногами только серый песок, на котором никогда не остаются следы. Охватившее меня смятение рвало грудь, выворачивая наружу давно затаившуюся тревогу.
Спустя три часа я окончательно понял, что «головастик» исчез. Автомат все также продолжал стоять возле двери. Рядом лежала моя сумка с аккуратно сложенным ремнем. Все вещи внутри были на месте. Но что-то изменилось. Неужели спиллянин заполнял своим присутствием эту пугающую пустоту? Что было до него? Что со мной осталось?
Я подошел к столу и увидел субмар. Он лежал на том месте, где я его оставлял. Только прибор был другой. Новый, сверкающий полированной поверхностью при свете обелиска. В нем отражалась моя фигура, искаженная, похожая на уродца. Руки словно плети, а голова как огурец.
Значит, спиллянин сдержал свое слово. Я честно заработал этот субмар. Но где же тогда мой старый?
И тут мое сердце практически остановилось. Мысль была настолько чудовищной, что могла смело граничить с безумием.
Он их поменял!
Трясущимися, непослушными пальцами быстро открыл тугую крышку на торце корпуса, и к своему великому изумлению обнаружил внутри батареи. Те самые батареи, что я у него забирал там, в грязной ленинградской квартире. Мои личные метки хорошо были видны.
Тогда как он ушел? Как?
– Твой субмар на месте? – спросил я Савицкого. Голос предательски дрожал.
– Зачем мне субмар? – неожиданно ответил тот. – Дорогая и ненужная вещь. Ведь всегда найдутся добрые люди, которые помогут пройти. Стоит только правильно попросить.
– Проклятье! – я уже ничего не понимал. Устало сел на пол, прислонился к чуть теплой стене и закрыл глаза. Савицкий еще что-то говорил, но я его не слышал. Только где-то глубоко внутри меня, медленно, неотвратимо, начал пробивать себе ход наружу настоящий неподдельный страх.