Za darmo

Времена Амирана. Книга 1: Начало

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Ушли Салам и Бунимад с женами и наиболее высокопоставленными из приближенных, ушел начальник стражи – правда, не для того, чтобы спать. Какой уж тут сон в такую ночь! Ушел оберлакей и министры двора царя Бенедикта. Ушел и сам Бенедикт, давно уже ощущавший потребность в отдыхе. Сколько они там будут ездить туда-сюда? Есть время вздремнуть пожилому человеку.

***

И уж, разумеется, никуда не ушла Принципия. Она сидела рядом с Геркуланием, положив руку ему на плечо, и смотрела ему в лицо. Лицо было бледно, черты его заострились, глаза были закрыты. Почему-то, в отличие от того, о чем Принципия читала в романах, его лицо вовсе не казалось лицом спящего человека. Отчего-то сразу было видно, что человек этот мертв.

– Ничего, – шептала Принципия, – ничего. Потерпи немного. Сейчас все пройдет. Сейчас все будет хорошо.

Ну, правда, а о чем еще можно разговаривать с мертвым?

Рядом с ней, только по другую сторону от лежащего тела, и тоже на полу устроился Ратомир. Спать ему уже не хотелось. Ушла совсем та, овладевшая было им мертвая и тупая апатия, возникшая после того, как, наконец, вбежав по бесконечным ступеням крыльца, они вломились, ворвались в этот вот громадный вестибюль. Они пришли. Они были дома. И они встали, не зная, что делать дальше. Держащие на руках Геркулания гвардейцы смотрели на него, ожидая дальнейших распоряжений. Каких? Он и сам не знал, что дальше. Все это время надо было одно – донести, дотащить его сюда. Вот, они тут, и что?..

Ратомир стоял, опустошенный и растерянный. Один из гвардейцев, старший, наверное, подошел к нему и тихо спросил:

– Может, положить его пока?..

И Ратомир кивнул, благодарный этому гвардейцу за то, что тот принял хоть какое-то решение и снял, наконец, ответственность с него, с Ратомира.

Геркулания, так и не пришедшего в сознание, положили тут, в центре этого огромного зала. Положили временно, пока не будет другого распоряжения. А оказалось, что навсегда.

И вот теперь Ратомир, тоже глядя в мертвое лицо Геркулания, опять вспоминал, как они сидели там, в этом проклятом кабаке. И как Геркуланий, доверчиво и искренне говорил ему о своей любви. Ратомир взглянул на сестру. Может, рассказать ей об этом? Или не надо? Если все получится, как обещал Пафнутий, Геркуланий сам скажет ей об этом. Если не говорил раньше… А если не получится?.. Да нет! Ну, почему не получится?! Ведь этот Пафнутий маг, настоящий маг. Как он тогда этого!..

Ратомир вспомнил, как горела голова того грабителя, как он орал и корчился, и ему даже показалось, что он снова чувствует запах горелых волос и кожи. Нет, все должно получиться! Ну, а если, вдруг, все же, нет, то тогда тем более не стоит ни о чем рассказывать.

***

Никуда не ушел и Куртифляс. Сейчас он сидел на ступеньке одной из трех парадных лестниц и с этой позиции мог обозревать все пространство вестибюля. Холодный мрамор грозил простудой прямой кишки или воспалением седалищного нерва, но Куртифляс не обращал на такие пустяки внимания. В настоящую минуту его внимание было занято группой из трех человек, один из которых спокойно лежал на спине, а двое других расположились по обе стороны от него. Он был слишком далеко, чтобы слышать, о чем там переговариваются эти двое. Но зато видел он все хорошо. А что до разговоров, то это вряд ли… Похоже, и Ратомир, и Принципия сидели молча, погруженные каждый в свои мысли.

Сейчас именно они были центром событий, именно от них исходила идея воскресить этого Геркулания. Редкий случай, когда он, Куртифляс, был совершенно ни при чем, и от него ровным счетом ничего не зависело. Во всяком случае, пока. Дальше будет видно. Вот он и смотрел.

Куртифляс привык быть в центре событий. Причем, отнюдь не сторонним наблюдателем. Да, он всего лишь шут. Да, это противно и унизительно, зато это дает такую близость к монарху, о которой не могут и мечтать самые расфуфыренные царедворцы, чуть не лопающиеся от собственной значимости и величия. Таким влиянием могут обладать только любовницы. У Бенедикта же любовниц не было, а значит, не было и конкурентов. Что же касается придворных – самые умные из них понимали, что такое есть ничтожный шут Куртифляс, по утрам приносящий в зубах тапочки Бенедикту, понимали и старались с шутом дружить, глупые же… что о них говорить? Они быстро исчезали с горизонта.

Нет, Куртифляс не вмешивался в вопросы высокой политики. Ну, уж, на фиг! Да и что она есть, собственно говоря, эта политика? Не зарься на чужое, и все будет в порядке. Своего выше крыши. А что до чужих поползновений на это самое свое, так давно уже соседи зареклись связываться с Амираном. Себе дороже. Так что, кто бы ни стоял у руля, или, вернее, не думал, что стоит, политика – какая была, такой и оставалась. И, будьте уверены – останется! Ну, а уж о том, какой кормчий достоин занимать место на капитанском мостике, а какой нет, вот тут уже начиналась сфера его, Куртифляса, интересов.

Ежеутреннее приношение тапочек должно оплачиваться. И оно, уж не сомневайтесь, оплачивалось, хотя Бенедикт по привычке и не думал чем-то одаривать верного старого шута, воспринимая его как что-то привычное и приятное, вроде тех же тапочек. Никто же не платит тапочкам? И если бы не природный ум, наблюдательность и энергия, ждала бы Куртифляса нищая старость, как любого уволенного по состоянию здоровья лакея. Но Куртифляс был прозорлив и, глядя на годы вперед, уже давно обеспечил себя соломкой в виде многочисленных счетов в разных банках, преимущественно в других странах, с более мягким, чем в Амиране, климатом.

Особенно продвинулись в этом направлении дела после бракосочетания Гармониллы, четвертой дочери многодетного Бенедикта. Браку этому предшествовало знакомство Куртифляса с будущим ее мужем – Рупшильтом, весьма влиятельным человеком, ссужавшим деньгами целые королевства. На тот момент ему уже стало тесно, а просторы Амирана манили своими сказочными богатствами, по большей части, увы, лежавшими втуне, и ждущими того, кто возьмет их в надежные хозяйские руки.

Руки Рупшильта вполне подходили для этого, а тот, в свою очередь, правильно оценил потенциальную стоимость бедного царского шута. Теперь Рупшильт при необходимости обращался напрямую, хоть и через цепочку доверенных лиц, к Куртифлясу, зачастую даже через голову Бенедикта. И, как правило, это было верное решение. Стоит ли говорить, что и сам Куртифляс не оставался в накладе?

И вот теперь происходило нечто такое, на что Куртифляс повлиять никак не мог. Не мог даже просчитать все вероятные последствия того или иного варианта развития событий. И это его начинало серьезно тревожить.

Поэтому Куртифляс был начеку.

***

А виновник того, что бессонная ночь во дворце продолжалась, уже въезжал на скупо освещенные мостовые Миранды. На сей раз он ехал уже не верхом. Нет уж, хватит! Первого в его жизни опыта верховой езды оказалось вполне достаточно. Теперь он ехал в коляске, как все приличные люди, на мягком, удобном сиденье, а рядом с ним расположился Аркан, которому велено было охранять мага. Еще двое гвардейцев скакали рядом.

Ночь уже подходила к своему неизбежному и закономерному концу. Угомонились самые запоздалые гуляки. Те из них, кто не сумел добраться до дома, спали там, докуда сумели их донести ослабевшие в неравной борьбе с притяжением земли, ноги. Честный работящий люд тоже еще досматривал последние сны. Тихи и пустынны были улицы столицы. Единственные люди, попавшиеся по пути, были такие же гвардейцы, спешившие им навстречу, туда, откуда они выехали, во дворец.

Два отряда, опознав своих, молча, жестами поприветствовали друг друга и разъехались, каждый в свою сторону. Можно было, конечно, и остановиться на минутку, переброситься парой фраз, но Аркан узнал в том, кто возглавлял встреченный ими отряд, лейтенанта Гаада – Гадюкина, проще говоря, и останавливаться не стал. Общаться с этим типом у Аркана не было никакого желания. Может быть, и напрасно. Аркан разглядел, что на запасных лошадях гадюкинского отряда кто-то сидел. Кого это они везут? Те, за кем посылали, вроде бы уже во дворце. Какой еще сюрприз приготовила им эта ночь?

Смерть Геркулания расстроила Аркана. Вряд ли теперь его ждала награда. Как бы не наоборот. С них станется!.. С больной-то головы на здоровую… Это у нас умеют, находить крайних. Теперь, правда, появилась надежда. И надежда эта была связана с этим вот, сидящим рядом. Маг – ну это надо же!.. Маг в представлении Аркана должен был выглядеть совершенно иначе. Вот, скажем, тот же султан Ахинейский, вот он вполне подошел бы на эту роль: фигура, взгляд, борода, да тюрбан его, хотя бы… А этот? Самый заурядный человек. Таких на улицах Миранды пучок за пятачок, как говорила его покойная бабушка.

***

А самого мага занимали гораздо более прагматичные вещи. Мысленно он был уже в закромах дядюшкиной аптеки и вспоминал, где что лежит и все ли из необходимого имеется в наличии.

Хорошо все же, что для проведения этого обряда не нужно ничего такого уж экстраординарного вроде растолченных камней из желчного пузыря Бохомского дракона. Вот это была бы проблема. Насколько было известно Пафнутию, последнего такого дракона извели еще в позапрошлом веке. Хорошо, что магия – это все-таки наука. Поэтому тут самое главное – разбираться в общих принципах, и тогда вполне можно одному отсутствующему ингредиенту подобрать вполне адекватную замену. Вот, скажем, в оригинальном рецепте из тетради бен Салеха требуется спиртовая вытяжка из муравьиных яиц той породы муравьев, что водятся на родине учителя. Ну и что? По справочнику аль-Катарсиса Пафнутий подобрал вполне подходящий аналог. Слава богу, такого добра, как обычные тараканы, в любом доме полно.

Надо будет не забыть, – вспомнил Пафнутий, – оставить дядюшке записку. Вот удивится старый маразматик, когда узнает, что его племянник сейчас в царском дворце.

– Эх, – задумчиво про себя вздохнул Пафнутий, – дал бы бог никогда больше сюда не возвращаться!

***

 

Многим не спалось в этот предутренний час во дворце царя Бенедикта. Ворочался в своей постели и он сам. Уставшей голове мешало никак не желавшее успокоиться сердце. Как ни укладывал Бенедикт свое большое, костлявое тело, все было как-то не так. Где-то давило, где-то чесалось. Выпить бы сейчас снотворного настоя, да нельзя. Скоро вернется этот маг, и ему снова предстоит быть там, присутствовать при этом…

При – чем? Бенедикт не слишком-то верил в удачный исход этой процедуры. И что тогда? В старые времена после этого, такого вот, с позволения сказать, мага – на кол! А сейчас? В нашу эпоху – эпоху повсеместного гуманизма и так называемой просвещенности? А годится ли в эту эпоху пользоваться такого рода услугами? Коллеги узнают – на смех подымут. А родная пресса? Удавить бы их всех!..

И Бенедикт переворачивался с правого бока на левый.

***

Ну, а Сердеция даже и не ложилась. Какой уж тут сон?

Надеюсь, – думала она, – у Шварци все получится. Дело-то, по правде говоря, пустяковое. И тогда… Нет, а Шварци-то каков?! Вот не ожидала! Ну и хорошо, на первых порах это даже к лучшему. То, что он предлагает, совсем не плохо. Для начала. А там – посмотрим!

А Урлах-то, Урлах!.. Да-а… Это надо же, так все обгадить! Нет, только самой. И в первую очередь переговорить с отцом. Уговорить его, заручиться его согласием, иначе… Надо чтобы он тоже поехал в Эрогению. Там само его присутствие заткнет рты всем, кто будет проталкивать всякие альтернативные варианты. Никаких вариантов! Вот законный правопреемник. Точка! А Урлах – что, Урлах? – пусть теперь молчит и улыбается. Это он сможет. За него будем говорить мы с отцом. Этого довольно. Может, еще и Шварци взять с собой? В качестве дополнительного аргумента? Да нет, пожалуй не стоит. Он там начнет приставать, об этом непременно кто-нибудь пронюхает… Ни к чему нам такое сейчас. Пусть пошлет кого-нибудь из своих, кто поближе к трону. И присутствие свое обозначит, и вреда никакого.

– Ладно, где же он там? – И она нетерпеливо посмотрела на дверь, которая все не отворялась.

7

Осторожно и не торопясь, обходя деревья и ведя за собой своего верного коня, Шварцебаппер пробирался по дворцовому парку. Каждый раз, прежде чем сделать очередной шаг, он ногой ощупывал то место, куда ее предстоит поставить. Облака скрыли ночное светило, и теперь, в этой тьме ничего не стоило попасть ногой в какую-нибудь ямку. И как потом, с вывихнутой ногой, прикажете прыгать? Нет, уж лучше не спешить.

Ямок, правда, пока не попадалось. Даже мусора не было. Хорошо ухоженный парк, видно, что садовники стараются, но береженного бог бережет.

Вот так, шаг за шагом, по коротко стриженой траве с изредка попадавшимися и тихо хрустящими под ногами сучками, Шварцебаппер добрался до цели.

Ограда дворцового парка представляла собой высокое, в два человеческих роста, сооружение. Через равные расстояния шли кирпичные столбы, соединенные между собой красивой железной решеткой, основу которой составляли вертикальные пики с острыми, покрытыми бронзовой краской наконечниками. Не дай бог за такую зацепиться. Лучше сразу прыгать подальше.

Шварцебаппер прислушался. Где там его соратники? Подошли уже к ограде? Может быть, кто-нибудь уже преодолел ее? Так ничего и не услышав, он вдел ногу в стремя и привычно забросил себя в седло. Не зря ли он приказал рассредоточиться? Как-то неуютно одному. Но, с другой стороны, группа людей скорее привлечет к себе внимание. И тут вдруг неприятная мысль совсем некстати посетила его голову, испортив настроение. А назад-то как? Туда-то – ладно! Встал на коня, залез на эту кирпичную тумбу… Трудно, конечно. Особенно ему. Все же он уже не так молод, и отяжелел за последнее время изрядно. Но, все же… Должно получиться! А оттуда?

Да о чем я?! – решение пришло в голову неожиданно, как лунный луч, пробившийся сквозь завесу облаков, и сразу на душе стало веселее. – У тех же тоже есть лошади! Вот с них и – обратно! А тут уж… Тут найдем своих, поставим в конюшню и – все!

Шварцебаппер направил коня к кирпичному столбу и остановил рядом с ним. Умное животное будет стоять спокойно, в этом Шварцебаппер был уверен. Конь не подведет. Самому бы… Придерживаясь за надежную кирпичную стену столба он встал ногами на седло. Теперь верхушка столба была у него на уровне груди. Она оказалась не плоской. Это была четырехгранная пирамида. Правда угол наклона ее граней был очень небольшим, но все же ноге стоять на такой поверхности будет неудобно. Вот же, гадство! Но не отступать же теперь.

И Шварцебаппер, слегка подпрыгнув и опершись вытянутыми руками о верхнюю поверхность столба, стал подтягивать одну ногу, намереваясь встать на колено.

Вышло! Подошвы, слегка скользя по наклонным плоскостям, стояли, однако, на вершине, а сам Шварцебаппер с колотящимся сердцем смотрел вниз. Земли было не видно. Что там? Оставалось положиться на везение и счастье, помогающее храбрым.

***

Царский дворец был очень, очень стар. Но и он стоял тут не вечно. Были времена, когда и Амирана-то никакого еще не было, а были отдельные небольшие княжества, непрерывно воевавшие друг с другом. Тогда, в те веселые времена, на месте нынешнего дворца, огородившего себя от прочего мира пусть и высокой, но все же чисто декоративной оградой, стоял замок. И, естественно, шла вокруг этого замка стена. Настоящая, каменная, высотой раза в два больше нынешней ограды, поставленной на ее месте. Ну, а вокруг стены, как это и положено было в то время, шел ров, наполненный водой.

Ров был сделан на совесть, как впрочем, и сама стена, и замок. Он был глубоким, со стенками, выложенными кирпичом, чтобы не осыпались, а вода бралась из ключей.

По мере того, как княжество, центром которого был этот замок, присоединяло к себе соседние, военно-оборонительное значение замка все больше падало. Да так и сошло на нет. И снесли надежное, но угрюмое фортификационное сооружение, чтобы на его месте построить комфортабельную резиденцию владыки бурно растущего государства, названного впоследствии Амираном. И стену снесли. А ров – оставили. Он не мешал, зато давал дополнительную защиту. От чего? Да мало ли…

Ну, а потом и ров стал вроде как не нужен. Рядом с ажурной оградой он смотрелся нелепым анахронизмом. Его попробовали было засыпать, но выяснилось, что тут нужна такая пропасть земли, которую ведь нужно где-то выкопать, перевезти, а потом снова высыпать в это бездонное чрево. Да ну его к лешему!.. Проблему решили просто: бросили поперек рва деревянные балки, на них уложили настил из досок, и укрыли все это дерном, чтобы не портить окружающий пейзаж.

И было это давно, очень давно. А дерево – это не камень, и даже не железо, хотя, говорят, и растет где-то железное дерево. Доски потихоньку гнили, жучок-древоточец подтачивал по своему обыкновению несущие балки. Но, поскольку до сей поры никто не покушался на то, чтобы залезть во дворец через ограду, или вылезти из него, то и оставался этот, покрытый зеленой травкой и кустиками, давно всеми забытый настил, нетронутым.

***

Нырять головой вниз с непривычки всегда тяжело. Это, наверное, знает и может подтвердить на собственном опыте всякий, кому приходилось это проделывать. Прыгать же ногами вперед – это ничего. Это психологически как-то легче. Шварцебаппер сделал глубокий вдох, зажмурился, как делал это когда-то в детстве, прыгая с высокого пирса в воду голубой бухты близ летней резиденции своих родителей, и прыгнул. Правой рукой он при этом довольно нелепо взмахнул в воздухе, а левой придерживал болтающийся на боку меч.

Земля встретила грузное тело прыгуна на удивление мягко. Удивиться, однако, этому обстоятельству Шварцебаппер не успел. Столь приветливо встретившая его земля почему-то расступилась, раздался треск и полет продолжился.

Достигнув дна, Шварцебаппер не сумел сохранить вертикальное положение и повалился на спину. И если бы не вода, которой он чуть было не захлебнулся, он мог бы основательно приложиться затылком. Но такой беды не случилось, и Шварцебаппер, повозившись, поднялся на ноги, плюясь попавшей в рот влагой и изумленно таращась во тьму. Если бы славный король Арбокора был человеком верующим, он мог бы решить, что убился, и теперь находится где-то в преддверии преисподней. Но рациональный ум просвещенного монарха подсказал ему, что он провалился в какую-то яму. И, стало быть, теперь из нее надо как-то выбираться.

***

Держась рукой за скользкую, влажную, покрытую какой-то противной слизью стену, по колено в воде Шварцебаппер шел вперед. Тьма была абсолютной. Развести огонь было нечем – все промокло. Оставалось одно – двигаться на ощупь, надеясь на то, что выход из этой ловушки все-таки где-то да есть. А потом, когда выхода так и не найдется, а силы будут на исходе, лечь и умереть. Учитывая, что ложиться пришлось бы в холодную и, вдобавок, вонючую воду, этого очень не хотелось. И Шварцебаппер брел, шаря по гладкой осклизлой стене.

Похоже, впереди послышался какой-то звук. Король прислушался. Да, точно. Может быть, это кто-то из его людей. Кто-то тоже попал сюда и теперь так же, как и он, ищет выход.

– Э-э-й! – Крикнул Шварцебаппер. Он не боялся, что его может услышать кто-то посторонний. А вот найти кого-то из своих, пусть даже одного, это было бы здорово!

Шум вроде бы усилился. Радостное предчувствие согрело душу пленника подземелья. И вдруг жуткий вопль раздался с той стороны, откуда слышался обнадеживающий шум. Голос кричавшего был вполне человеческий, мужской и в нем был ужас. Шварцебаппер остановился. Сердце стукнуло с такой силой, что его качнуло. Он стоял, покрываясь мурашками и слепо пялясь в темноту. Вопль ослабевал, удаляясь, а потом и вовсе стих. Идти дальше в ту сторону вдруг резко расхотелось.

Шварцебаппер отлепился от стены. Она как-то перестала казаться ему тем, за что стоит держаться в этой жизни. Эта стена вела явно куда-то не туда. К черту, к черту!.. Он отвернулся от нее и двинулся прочь, преодолевая ногами сопротивление воды и оскальзываясь на неровном дне. Руки его были вытянуты перед собой, чтобы встретить препятствие, буде таковое возникнет у него на пути. И скоро руки, и правда, ощутили его – препятствие.

Такая же точно стена. Вот же, черт побери! А, впрочем, чего он ожидал? Нащупать лестницу наверх, туда, прочь из этой темницы? И Шварцебаппер пошел уже вдоль этой стены, но, на сей раз, в противоположном направлении.

Надо отдать должное королям Арбокора. Мужество и упорство – это у них было в крови. Дрались они всегда до последнего. Из всей вереницы своих пращуров Шварцебаппер не знал ни одного, который бы сдался неприятелю. История таких случаев не сохранила. Нынешний король, потомок столь славных предков, был ничуть не хуже. Сдаваться он не собирался. И, видимо поняв, что дальше испытывать этого человека не стоит, что все с ним ясно, судьба улыбнулась ему и протянула руку.

Какое-то дерево, выросшее рядом со рвом, своими корнями выворотило кирпичи и выпростало эти корни наружу. И вот теперь, похоже, они могли помочь Шварцебапперу. Лестница наверх? Так вот же она! Толстые, надежные корневища тоже были покрыты чем-то скользким, но, если как следует ухватиться… Вцепившись в одно из них, Шварцебаппер заелозил подошвами сапог по осклизлому кирпичу стены, одновременно подтягиваясь. Надежда придала ему сил. Держась правой, он вытянул вверх левую руку, нащупал там следующую ступеньку-корневище и, кряхтя, начал вытаскивать себя вверх, навстречу небу, солнцу, жизни наконец.

Однако… Похоже на то, что то, что было принято нами за дружескую улыбку, на самом деле являлось саркастической усмешкой. Да, тому, что мы называем судьбой, свойственны иногда и жестокие шутки.

Несмотря на то, что приходилось выкладывать все силы на этот подъем, слух Шварцебаппера остался столь же острым и, хоть и через собственное пыхтенье, но что-то он все же услышал. Он повернул голову и глянул назад. Назад и уже немного вниз. Он не упал только потому, что его просто парализовало и вцепившиеся в корни руки не разжались. Но даже этот паралич, этот мгновенный ступор, не смог удержать отчаянный вопль, непроизвольно вырвавшийся из его груди.

Из кромешной тьмы на него выплывало нечто. Тускло светящееся в темноте, ничего при этом не освещая, это порождение мрака почти не имело формы. Оно медленно приближалось к висящему на стене, вытягивая вперед, по направлению к своей жертве, какое-то подобие щупалец. Эти щупальца все время двигались. Они переплетались, казалось, проходя одна через другую, потом разбегались в стороны, открывая то, что находилось там, откуда они росли. Какое-то подобие уродливой головы с темными провалами глазниц, в глубине которых светились и двигались яркие красноватые – то ли точки, то ли искры.

Опасность действует на людей по разному. Это было замечено еще в глубокой древности. Кого-то опасность лишает сил, а кому-то она сил придает. Шварцебаппер был из числа последних. Паралич прошел, сменившись полным отключением сознательного начала. Тело, управляемое инстинктом, вырвалось на свободу и, безжалостно сжигая последние силы, поспешило к спасению. Двигаясь с ловкостью насекомого, бегущего по стене, Шварцебаппер за несколько секунд достиг верха рва и уперся головой в доски. В другой момент это привело бы его в отчаянье, но сейчас он даже не обратил на это внимания. Тело, его могучее тело, подгоняемое страхом, решало само и само же действовало.

 

Предоставив держаться левой руке, правая, сжавшись в кулак, ударила вверх. Там что-то треснуло. И, похоже, это были не кости, потому что тут же последовал следующий удар, а за ним еще и еще. Ослабленная гниением древесина поддавалась. То, что чуть не привело Шварцебаппера к гибели, теперь дарило ему спасение. Еще один удар, и рука оказалась снаружи. Оставалась самая малость – расширить отверстие и – на волю!

***

Любой, ставший невольным свидетелем этого зрелища, если и не умер бы от ужаса, то уж заикой бы стал наверняка. И, заикаясь, рассказывал бы потом всем желающим, как ночью, возле ограды дворца, раздались страшные звуки, доносившиеся из-под земли – звуки глухих ударов. А потом что-то затрещало и оттуда, оттуда же, все из-под той же земли, вдруг взметнулась сжатая в кулак рука. А следом за ней – издающая глухие стоны голова, с которой осыпались комки земли, вторая рука, плечи…

Я думаю, что если бы и правда кому-то выпало бы счастье лицезреть этот момент, то дальше ему рассказывать было бы нечего, потому что дальше любой нормальный человек с диким воплем бросился бы прочь, и, разумеется, не смог бы увидеть все происходившее там в дальнейшем. Я, разумеется, имею в виду честного рассказчика, Потому что рассказчик нечестный присочинил бы, как вылезшее из-под земли чудовище с бешеным ревом бросилось за ним, и как ему, рассказчику, пришлось вступить с ним в схватку и сражаться до тех пор, пока упырь, видя, что не на того нарвался, не убежал прочь и не залез обратно, под землю, где ему и место.

Но так уж получилось, что никто в этот момент не оказался рядом, и поэтому, в отсутствие свидетелей, просто поверьте на слово: Шварцебаппер, вырвавшийся из подземелья, и вправду был страшен и похож на вышедшего на охоту вурдалака. Дико озираясь, он вскочил на ноги и бросился прочь от этого проклятого места. Порванный в клочья черный плащ напоминал крылья громадного нетопыря. Шляпу он потерял, и его длинные спутанные волосы космами болтались вокруг головы. Сиплое, с подвыванием дыхание и меч, зажатый в правой руке, которым он размахивал, словно отгоняя мух, делали его портрет еще более выразительным.

Наконец, выбившись из сил и видя, что подземный ужас, похоже, там и остался – в подземелье, Шварцебаппер остановился, загнанно дыша. Потом упал ничком на траву и уставился вверх, в начинающее предутренне сереть небо. Он был жив. Чистый ночной ветерок овевал его разгоряченное лицо. Вокруг был нормальный, привычный, добрый старый мир, и бездонное небо сверху. А ведь он чуть было не лишился всего этого. Ах, как же это славно – жить!..

Да, кто бы спорил. Жить – хорошо! Жаль, что хорошего в этой жизни слишком мало. Вот и сейчас: стоило Шварцебапперу расслабиться и выпить глоток воздуха свободы, как следом за этим пришло понимание всего происходящего. И от этого понимания бедному королю захотелось или завыть, или спрятаться снова под землю. Там хорошо, там ты умрешь, и никто не узнает. Никакого позора! А сейчас?!. Где его бойцы? Где его верные товарищи? Никого… Он один. И что дальше? А как же то, зачем они пошли на все это? Где этот проклятый маг, из-за которого погибли славные гвардейцы и чуть было не погиб он сам? Может быть, он уже во дворце, и творит там свои мерзкие чудеса? Может быть и Геркуланий снова жив? И все их с Сердецией планы – того?..

– Ну, и куда мне теперь? – Думал Шварцебаппер. – Во дворец? Представляю себе… Вот это будет чудо! Вот это будет позор. Как я буду объяснять там такое свое появление?

Он посмотрел на меч, который до сих пор так и сжимал в руке.

– Зарезаться, что ли?..

Что же, это тоже выход. Найдут мертвое тело короля Арбакора, пронзенное его собственным мечом. Пусть потом ломают головы…

С такими мыслями Шварцебаппер двинулся вперед. Прочь от дворцовой ограды. Туда, где, как ему казалось, должна проходить дорога. Там он сориентируется и пойдет ближе к воротам. Может быть – а вдруг! – он встретит кого-то из своих. Может, кому-то тоже повезло. А нет – там видно будет.

***

Он брел по дороге, когда сзади раздался звук. Шварцебаппер нервно оглянулся. Звук стал громче. Копыта стучали по мощеному тракту. Кто-то ехал сюда. Кто-то нагонял его.

Он отошел на обочину и встал, пристально вглядываясь в сумерки. Неужели… Господи, сделай так, чтобы он не опоздал! Чтобы это везли этого чертова колдуна, и тогда – пусть он один! – он нападет на них. И пусть его убьют, это стократ лучше, чем самому… И в тысячу раз – чем вот таким жалким помоечным котом проситься там, у ворот, чтобы его пропустили во дворец.

***

Отряд лейтенанта Гаада в количестве пяти гвардейцев и двух приблудных полицейских спокойно и без приключений выехал из города и теперь приближался к дворцу. Полицейские ездить верхом, как выяснилось, не умели и это сильно сдерживало отряд, вынужденный приноравливаться к манере езды несчастных стражей городского порядка.

Капралу с Сидоровым было и правда нелегко. Им все время казалось, что они вот-вот свалятся, и они судорожно сжимали коленями лошадиные бока, отчего очень скоро заболели непривычные к таким упражнениям мышцы. Болел зад, болела спина из-за стремления пригнуться, прижаться теснее к лошадиной шее. А еще их мучили сомнения в разумности всего происходящего.

То, что казалось столь очевидным там, во дворике «Хмельного Зайца», теперь представлялось достаточно сомнительным. Дерево еще это… Но об этом уж они будут молчать. Как рыба об лед! Но все остальное… А что если там никого не найдут? Мало ли по какой причине мог убегать тот тип. Они его и в лицо-то не видели, и опознать не смогут. С кого шкуру спустят, если и правда там устроят облаву и никого не найдут? Капрал поежился. Понятно, что есть сержант. Все-таки быть начальством не всегда хорошо. Иногда быть простым капралом гораздо лучше. Но вряд ли и его, всего лишь капрала, начальство обойдет вниманием. Даже этому вот, – капрал взглянул в сторону трусившего рядом Сидорова, – даже этому достанется. Хотя чего с него взять?

Сидоров тоже за время их долгого пути начал сомневаться в успехе мероприятия, но гораздо больше его волновало то, что вот прямо сейчас он окажется в царском дворце, попасть куда он даже никогда и не мечтал. Вот будет потом о чем рассказать ребятам в казарме. И он заранее предвкушал то, с каким вниманием и восторгом его будут слушать. А может быть даже, его рассказ заинтересует Эллочку из их служебного буфета. И, может быть, тогда…

Погрузившись в мечты, Сидоров не заметил, как впереди идущая лошадь остановилась, и чуть не наехал на ее зад. Там, впереди что-то происходило.

***

Воодушевленный и полный мрачной решимости, Шварцебаппер широким строевым шагом пошел навстречу противнику. Меч он убрал в ножны. Меч не палка, чтобы держать его в руках во время марша. Выхватить его он всегда успеет.

Шварцебаппер не строил планов атаки и не прикидывал, как лучше повести себя, сблизившись с неприятелем. Он шел не сражаться, он шел умирать, хорошо бы перед смертью убив этого колдуна. Но и это его интересовало постольку-поскольку, что ему до того – осуществятся честолюбивые планы его хитроумной любовницы или нет. Сейчас его в схватке поразят мечом, и станет ему все равно, и тьфу на вас всех!